Старая изба

Тучи на небе сгущались, Ветер начинал свирепствовать в кронах деревьев. Они тряслись, преклонялись перед силой природы. Ветер начинал бушевать потихоньку. Вначале тихий, спокойный, просто тревожил листочки. Потом резкий порыв зашатал небольшие кусты, и листья уже испуганно зашептали. Потом ветер усилился, стал гнуть их к земле, а кроны встревожено взмолили о пощаде, стонали. Ветер не унимался. Полетели уже первые сухие сучья, что давно уже хотели упасть, ждали только своего часа. Этот ветер и принес огромные свинцовые тучи. Они огромными створками сходились с разных сторон и постепенно закрывали голубое небо, закрывали солнце, которое уже скатилось к закату. Время было уже к вечеру, становилось темно, сумерки накрывали полами своего пальто землю, а тучи добавляли еще большего мрака и серости. Они сомкнулись прямо над нами, отрезав весь свет. Будто мы обречены, навсегда остаться под этим потолком, обречены, не видеть свет.

Мы понимали, скоро пойдет дождь, даже нет, не дождь, а ливень, гроза. Мы понимали это и поэтому ускорили шаг. Мы шли уже полдня. По нашим расчетам впереди должна быть деревня, может там получится у кого-то переждать грозу. Мы на это надеялись, именно поэтому не разбивали лагерь и не ставили палатки. Мы шли молча. Усталость брала свое, да еще и рюкзаки оттягивали плечи. Говорить не хотелось. Лишь бы успеть спрятаться. Не попасть в дождь.

А уже начало моргать. Где-то у горизонта сверкали грозы. Одна за другой, по очереди. Но так ярко и явно. Только гром еще не долетал. Терялся где-то в дороге и рассеивался по лесу. Мы видели лишь яркие вспышки света. И то вдалеке, да и за спиной.

Но через полчаса тучи сгустились на столько, что казались уже черными. И уже не сумерки, нет, уже ночь начинала вступать в свои права. Уже чернота спадала на наши плечи. Становилось все труднее разглядеть дорогу, еще и кусты, и ветки мешали идти. Легко можно было заблудиться в таком густом и темном лесу.

Сверкнула молния. До нас на этот раз долетел обрывок грома. Не сильный, далекий, но уже явственно стучащий в спину. Уже предупреждавший о том, что на пороге незваный гость. Не самый лучший гость.

-Надо поторопиться, - сказала Инна.

-Согласен! – ответил я.

-Ребята, - начал Фадей. – Я думаю надо остановиться. Разбить палатку. Мы не успеем. А так, может получиться спрятаться.

-Ты что? – брови Инны взлетели вверх. – Снесет палатку к чертям собачьим!

Ветер уже ощутимо трепал нас по лицу и дергал одежду. Тянул за полы курток, метал волосы со страшной силой. Молнии сверкали одна за другой, с перерывом в несколько секунд. Только гром пока долетал редко, но если долетал, то гремел уже, как хозяин на своей кухне гремит посудой, звонко и нагло.

-Нам надо что-то получше, чем палатка! – сказал я.

Фадей лишь посмотрел на меня, но продолжил идти дальше. Темнота было уже хоть глаз коли. Мы шли, чуть ли не на ощупь. Только в минуты сверкания молнии можно было что-то разглядеть. Гром уже не переставал гудеть над нами, словно реактивный двигатель. А ветер… ветер бил нам в лицо, оттеснял назад, не давал проходу. Он шумел так сильно, что не уступал грому.

-Я уже не могу идти! – голос Инны сорвался на визг. – Я не вижу ни чего.

-Надо торопиться! – Фадей глянул на меня, я видел как он повернул голову в мою сторону, но лица я уже разглядеть не мог, только когда молния свернула, я увидел это лицо, но он уже смотрел вперед.

На лицо упала первая капля. Я поднял голову на небо. Не видно ровным счетом ни чего. Только еще одна капля прилетела в глаз, из-за этого пришлось его чесать, после чего заплясали цветные огоньки. Еще одна капля. И еще. Еще.

-Мы не успеваем! – сказал Фадей. – Я же говорил.

Мы не успевали. Он был прав. Но останавливаться было нельзя. Мы ускорились. Сверкнула молния, прогремел жуткий раскат грома. Ветер завывал, как будто ему было ужасно больно. Но среди этого шума, мне показалось, что я услышал треск сучьев, но не со стороны ребята, а в другой, где ни кого быть не должно. Но ребята шли молча, поэтому я подумал, что мне показалось.

Дождь уже начал моросить, капельки падали на лицо, на одежду. Но пока не могли намочить. Поэтому мы упорно шли и шли, в надежде, что успеем. Но молния и гром не унимались, а ветер уже разбушевался на столько, что приходилось прилагать усилия, что бы идти прямо.

-Что будем делать? – спросила Инна.

-Надо разбивать палатку, - сказал Фадей и остановился.  – Выхода нет. Сейчас ливанет.

Я понимал, что он был прав. Я тоже остановился, рядом со мной Инна. Я понимал, что Фадей прав. Но в палатке сидеть в ливень не хотелось. Я начал озираться. По-моему опять услышал треск сучьев. А может это ветер. Молнии освещали лес вокруг, а потом топили во мраке. Я смотрел вокруг. И вдруг. Мне показалось, я увидел свет. Легкий желтый свет впереди. Я всмотрелся. Да. Это был свет. Свет лампы. Слабый. Но свет.

-Гляньте! – сказал я, показав рукой в то место. – Там свет. Глядите. Мы можем успеть.

Они повернули голову в том направлении.

-Да! – сказала Инна. – Я вижу. Идем. Мы успеем.

У Фадея не было выбора, и сам он тоже понимал, что в домике лучше, чем в палатке. Мы двинулись в сторону света.

Но внезапно налетел сильнейший порыв ветра, сверкнула молния, и гром сопроводил плевок дождя нам в лицо. Он налетел просто мгновенно. Раз. И уже лило как из ведра. Волосы вымокли в миг. Вода капала с челки в глаза. Приходилось постоянно вытирать. Одежда начала липнуть к телу. Мы бежали. Держались за руки, чтобы не потеряться. Неслись через лес. Обдирали лица о сучьи. Ливень все расходился, каплями резал по лицу. Гром гремел прямо над нами, а молнии освещали так ярко, что на секунду казалось, что наступил день, только свет был не желтый, а белый, бледный, мертвый.

Мы бежали вперед. На желтый свет из окна. Вот уже в свете молний проглянула старая халупа, в которой светилось одно оконце. Мы прорезали стену воды.

Выбежали на небольшую поляну перед домом, все мокрые. Я за несколько секунд попытался разглядеть дом. Покосившаяся крыша, проваленная на веранде. Старые доски, уже начинали подгнивать. Залетев под козырек, стали стучать по деревянной двери. Гром саданул за спиной, молния, ветер шумел, даже ревел. Дождь выбивал ужасную дробь. А дверь все не открывали. Мы долбились как сумасшедшие, пока нам, наконец, не открыл старик. Он пустил нас без лишних слов. А мы ввалились внутрь.

Старик был одет в темные шерстяные брюки. Шерстяной свитер, с непонятными вышитыми зигзагами. Его волосы уже проредила седина, и ласина уже растянулась почти до темечка. У него был крючковатый, выдающийся вперед нос, маленькие шустрые глазки, а тонкие губы еле прикрывали остатки зубов. Старик улыбался нам. Его добродушный взгляд сразу же располагал к себе.

-Раздевайтесь скорее! – сказал он нам. – Сырые вещи сюда положите! А сами к печке давайте дуйте! А я положу вещи посушить.

Этот домик представлял собой всего одну комнату. Прямо напротив двери, в углу стояла большая печь. Рядом с ней в другом углу деревянный стол и две табуретки. Еще в одном углу деревянная кровать, со старым тонким матрацем, и потрепанной подушкой, пуховым одеялом. В четвертом углу стоял здоровый шкаф, с резными дверьми. Посередине лежал старый ковер, который раньше вешали на стены.

-Вам теплые и сухие вещи нужны? – спросил дед.

-Нет, не стоит! У нас все есть, - ответил Фадей. – Спасибо, что пустили.

-Да не за что ребятки! Не за что!

-Я Инна! – сказала девушка, - Это Фадей и Вилен.

-А я дед Саша! – ответил он и отправился на кровать. – Переодевайтесь.

Мы мигом скинули сырые вещи. Накинули сухие, благо рюкзаки были не промокаемые. Но все равно холод пробирал до костей. Мы сели на печку. Втроем, тесня друг друга, укутались в теплое одеяло, что отдал дед Саша. Мы грелись от печи, укутанные в одеяло и друг от друга. Дед лежал на кровати.

-Люблю я вот так, в своей избушке, в такую погоду. Поваляться, - сказал дед Саша.

В одном окне стекло было разбито. Не было маленького кусочка. Ветер завывал в том месте, ужасно свистя, все порывался задуть свечу, что стояла на столе, поэтому свет в том угле колыхался, но над нами висел керосиновый фонарь, так что света было предостаточно.

-Кушать хотите? – спросил дед. – Я тут днем испек лепешки хлебные.

Дед встал, взял со стола укрытую полотенцем тарелку, дал ее нам:

-Угощайтесь, не бойтесь.

-Спасибо! – ответили мы в один голос и стали есть лепешки.

-У меня бабка-то померла три года назад, - сказал дед  с тоской. – Мы раньше вдвоем сюда ездили отдыхать каждый год. Теперь вот один. Как память. Езжу сюда.

-А у вас тут не электричества, ни воды? – спросила Инна.

-И туалет на улице! – засмеялся дед. – Дорого сюда такие вещи проводить. Из деревни провода тянуть надо, да и рыть траншеи, что бы трубы прокладывать. Мы тут как в старинку. А что? Нам хорошо было. Отдыхали, так сказать, от цивилизации. А вы-то куда?

-А мы дед Саша, - начал Фадей. – Решили пешком попутешествовать. Палатку взяли и пошли. Да вот не ожидали такой погоды, испугались в палатке ютиться.

-Твоя правда! – сказал дед. – Там ливень-то… а ветер то! Ух, вас бы потрепало. Ни че! Ночку переждете, а там и гроза кончится.

Но ливень не собирался кончаться. Он остервенело лупил по стеклам, гром выдавливал их напором, и лишь молния продолжала спокойно сверкать. Мы разговорились с этим дедом. Обо всем говорили. Хороший оказался дед Саша. Много чего поведал нам. И вот, уже разморенные на печи, да рассказами, мы захотели спать. Глаза начали слипаться, а мысли куда-то улетучиваться. Но внезапно за стеной послышался странный стук. Это не был ветер, на гром тоже было не похоже. Дед Саша тут же вскочил, мы замерли на печи, как и сидели. Тишина повисла в воздухе, каждый прислушивался.

-Что это было? – спросила Инна, не выдержав напряженного молчания.

-Тш!- шикнул дед, продолжив вслушиваться.

-Это не гром! – прошептал я

Все мы замерли в ожидании, повторится ли звук. Тут я почему-то вспомнил те шорохи в лесу, которые я списал на ветер, и от этого стало не по себе.

Внезапно за стеной отчетливо стал слышен стук. Так могли стучать по дереву, но не по стене.

-С этой стороны у меня еще одно крыльцо, только без входа, раньше был, потом я его заделал, крыльцо переносил, а старое решил оставить, пусть будет! Вот там полы деревянные. По ним ходит будто кто, - шептал дед. – Видит, свет горит, а не заходит. Не к добру видать!

Инна прижалась к Фадею. А я слез с печи и подошел к деду.

-Может, свет притушим? – спросил я.

Дед потихоньку потушил керосиновую лампу, так, что горела слабо только свеча, и та, в страхе дрожала, обдуваемая ветром. В доме заметно потемнело. Только угол, где стоял стол, еще выделялся в темноте. Но дед потушил и свечу. Мы все замерли. Тишина стояла гробовая. Слышно было только шум ветра, что свистел еще и в дырке в окне, да как дождь барабанил по крыше  окнам, вперемешку с громом.

Но внезапно звук повторился, уже ближе к входной двери. Дед подскочил к ней и задвинул щеколду. Опять тишина. Лишь воет ветер, да дождь шумит и гром взрывается, а молнии сверкают часто.

-Кто там? – Инна начинала паниковать.

-Тсс! – Фадей заткнул ей рот рукой.

Дед стоял у двери. Я посреди комнаты. А ребята сидели на печи, под пуховым одеялом. Но кто был снаружи? Стук повторился. На этот раз, почти у самой двери. И опять тишина. Дождь, ветер, гром. И кто спокойно в такую погоду разгуливает?

Дед поглядел на меня. Его глаза были настолько широки, что я не мог себе представить. Хорошо Инна не видела этого.

Внезапно дверь дернули. Раз. Тишина. Еще раз. Без стука. Без возгласов. Просто молча дернули еще раз. Я услышал, как Инна промычала сквозь руку Фадея. Я едва сдерживался сам. Дед стоял у двери. Ее дернули еще раз. Затем резкие стуки по стене, как будто кто-то бежит по ней. Я упал на пол. На печке тоже послышалось какое-то шуршание.

Дед подошел к окну. Приник к стеклу, посмотрел в одну сторону, в другую, пытаясь что-то рассмотреть, но тщетно. Тогда он подошел к огромному шкафу, открыл его. Достал ружье.

-Пацан! – сказал он мне. – Я выхожу наружу, посмотреть что там. Закроешь за мной дверь. Когда я приду, постучу три раза. Скажу это я, дед Саша. Понял?

-Не уходите, - шептала с печки Инна, но дед, наверное, не услышал или пропустил мимо ушей.

Он открыл дверь, выпрыгнул на улицу. Я тут же запер ее за ним, и отпрыгнул к ребятам на печь. На улице все было тихо, не считая дождя, ветра и грома.

-Кто здесь? – послышался крик деда.

Потом опять тишина.

-Здесь есть кто? – кричал дед, но уже дальше.

Я подошел к окошку. Припал к стеклу.

-Эй! – я увидел деда метрах в пятидесяти впереди, с ружьем наперевес, когда сверкнула молния. – Кто здесь?

Я стоял у окна. Ребята сидели на печи.

-Что там? – спросил Фадей.

-Пока ни чего! – ответил я.

Внезапно молния опять осветила поляну, и я увидел, как к деду что-то ползет. Потом опять мрак, резкий и необычайно громкий удар грома, и сквозь него дикий вопль деда. Вопль боли, обреченности, так кричит зверь, на последнем своем издыхании. Я метнулся к кровати, ребята уже оказались там, мы забились под нее, дрожали всем телом.

Тишина.

Только дождь барабанил по дереву. Ветер рвал кроны, свистел в дырке, гром пробивался сквозь крышу. И тишина. Деда больше не было слышно. Воплей тоже. Мы лежали не дышав. Тряслись всем телом.

 Внезапно дверь опять дернули. Так же как и в тот раз. Тихо. В начале раз. Тишина. Потом еще раз.

Мы сбились в одну кучу, прижались друг к другу. Мы не знали что делать. Дверь дернули еще. Потом опять кто-то будто пробежался по стене. И тишина. Это было ужасно.

Мы тряслись под кроватью около часа, боялись высунуться. Но больше такого не повторялось. Только продолжала сверкать молния, гром продолжал молотить нам в крышу, дождик норовил выбить стекла, да ветер, все не мог угомониться в дырке в окне, все свистел. А мы сидели под кроватью. Обнявшись втроем. Тряслись от страха, ждали, когда же кончится ночь. Полночи пролежав в обнимку, боясь произнести хоть слово, вслушиваясь в малейшие шорохи. Мы уснули под утро. Ни чего не происходило, усталость взяла свое. Мы уснули, но проснулись довольно рано. Сразу же схватили свои вещи. Пролазили все окна. Вроде все было спокойно.

Мы аккуратно вышли из избушки. Все было тихо. Только сырая земля и ветки, лежавшие на ней, напоминали о вчерашнем урагане. Мы аккуратно друг за другом вышли на поляну, хотя торопились поскорее убраться отсюда.

Я шел последним. Я смотрел. Пытался найти тело деда. Но единственное что я увидел, это его ботинок, а рядом ружье. Деда и след простыл.

Но теперь меня больше пугало, сможем ли выбраться мы!