Возвращение за горизонт истины

          (Продолжение "За горизонтом истины")         

                1

    Я возвращался в свой мир, в мир человечества.
    Я возвращался вопреки всем канонам, всем законам физики. Я плавно медленно устремлялся вниз. Без технических приспособлений, без ничего. Приближался плавно медленно, но верно вниз на поверхность родного мира, который я покинул когда-то, от которого забрала она когда-то. Будто невидимый лифт, как и тогда, был в моём распоряжении. И будто был я в стеклянной шахте, ведущей вниз прямо вертикально.
    Я смотрел с высоты на поверхность, на территорию, куда я и войду. Там не мела позёмка, не закрутила метель. Как тогда.
    Я возвращался на территорию Пространства, где и родился. Но в каком течении реки Времени?
    Здесь я оставил биографию, как эхо, как незримый след. Но есть ли продолжение – это возвращение?
    Она сейчас не рядом со мной.

    Не было никаких приспособлений. Не были задействованы воздушно-реактивный двигатель ВРД, жидкостно-реактивный двигатель ЖРД, ракетный двигатель твёрдого топлива РДТТ, плазменные и ионные электрореактивные двигатели, водородный ЖРД. Не было намёка и на возможные двигатели будущего: ядерный ракетный двигатель, прямоточный термоядерный двигатель, фотонная ракета на основе аннигиляции, формирующая электронное зеркало.
    И, всё же, был намёк. На ум приходил двигатель от непостижимого, вот такая возможность или невозможность физического или не физического, материального или нематериального явления. Но когда взойдёт человечество на вершину этой технико-технологической или же, суть волшебной истины? Через сколько веков, а то и тысячелетий?

    Может быть, круг, такое наивысшее инженерное, конструкторское решение, вырабатывал по особенной, наивысшей технологии неведомую, неизведанную гравитационную энергию, непознанную, таинственную энергию антигравитации, сверхсовершенную по уникальности своей энергию, изменяющую само пространство, что позволит достичь сверхсветовых скоростей, помноженных во много, много раз. И тогда встанут как на ладони любые точки территории пространства Вселенной, и тогда станут доступны любые пределы необъятности пространства Вселенной.Но как прознать об истине Мультиверса?

     Я возвращался с каким-то пренебрежением к гравитации и законам физики, без всякой параболической траектории, и только вниз, плавно медленно, но верно.
    Но как я уходил, покидал свой мир? Помнил, вспоминал…
    Промозглый ветер добирал до костей. Тогда.
    Ненастная погода была в тот вечер, перед темнотой наступающей ночи. Сила сумерек. На той улице властвовал всё более и более ветер, что усиливался холодом, промозглостью. Я заострил тогда взор. И вскоре заметил то, что показалось мне очень и очень странным. Метрах в двадцати от меня, при свете тусклых фонарей, в одном месте осенние листья тополей не шевелились, оставаясь в покое, тогда как кругом мело, да так, что эти самые листья подпрыгивали от сильного ветра и уносились куда-то вдаль. Но в этом месте они лежали как в тихую безветренную погоду. «Что за коллизия?» – тогда такая первая мысль, пришедшая на ум, лишь усилила моё любопытство к такому интересному явлению, что происходило на обыкновенной городской улице под этим ветром ненастной погоды. Эти листья осени должны были давно улететь, раствориться во мраке. Но они были, они лежали, как, ни в чём не бывало, не смотря на этот ветер, что становился всё сильнее и сильнее. И тут любопытство моё погнало меня к этому месту. Подошёл я очень близко. Всё так, как и есть. Кругом, гонимые ветром, проносились, пролетали листья, а эти продолжали покоиться на сыром асфальте потому, что пригнало тучи, и заморосил понемногу тихий дождь. Но там было сухо. Сухо и спокойно! И это было всего лишь в метре от меня. Дул в спину ветер, промозглый, но он сейчас не мешал мне задуматься, напрячь все знания, что были в моём багаже.

    Есть в мире нашей обыденности много неизвестного, таинственного, что бередят умы человеческие…
  «Бермудский треугольник», «абсолютная чёрная темнота», «белесые облачка», «белый туман», «кротовая нора», «червячный переход», «пространственно-временная воронка», «пространственно-временные червоточины», «гравитационно-замочная скважина», «природа пятого измерения»…
    Многое из-за горизонта истины, как и этот круг.

    Промозглый ветер, добиравший до костей, тогда не мешал мне думать, разглядывать этот феномен, что раскинулся передо мной. Листья на сухом асфальте, а это было видно на глаз, не развевались на ветру, не собирались укатываться, улетать, и не доносились сюда брызги заморосившего дождя на ветру. Это была площадь в круг диаметром примерно в два метра. Это была особенная площадь круга, обособленная от ветра, непогоды, всего внешнего мира. Это была особенная территория, не подчинявшаяся никаким законам физики доступных истин. Она вызывала во мне интерес, повышенный интерес. Какая же высота? Я смотрел далеко, далеко вверх, во мрак, навеянный тучами. Там скрылись мерцающие звёзды. А затем вновь обращал внимание на круг. Затем провёл рукой по воздуху над данной территорией. Понять определённо ещё не мог, но, всё же, доходило до меня, что там не так, как здесь. Искушение оказаться там, превышало во мне все допустимые нормы внутреннего порядка. Я не стал долго раздумывать, я решил.
    Я вошёл тогда в этот круг.
    Тепло ощутил я сразу, и это была аномалия. Но не только. Редкие прохожие не натыкались на меня. Они с точностью обходили это место, не замечая сами этого, как будто что-то или кто-то аккуратно проводил по определённому маршруту мимо меня. Я был как будто за невидимой стеной, что, наверное, так и было. Здесь было сухо, не было ветра, наступающего дождя, здесь было тепло. Наваждение!

    Вспомни, вспоминай. Как было тогда, что было тогда.
    Раз в двадцать пять тысяч шестьсот лет! И только мы, поколения, живущие на втором десятке третьего тысячелетия, поколения начала первой половины двадцать первого века становились тогда свидетелями этого грандиозного космического явления. В историческом сознании человечества это происходило впервые и только впервые. И только через двадцать пять тысяч шестьсот лет будет следующий «великий парад» планет и этот просветный галактический луч. Каким будет человечество? Немыслимое, невообразимое будущее! Но все эти мысли улетучились в силу данного обстоятельства. На смену положительным эмоциям пришло и властно заняло место в душе единственное состояние, знаменующее чувство тревоги. И виной всему этому был взгляд. В который раз.

    Я остановился в порывах ветра. Я оглянулся, я обернулся.
    Посреди пустынной улицы ночи, где порыв северного ветра возвещал лишь ненастье, под светом ясной луны и далёких звёзд, готовых уйти за покров чёрных туч, стояла она.
    Тогда мела метель, зазывая пургу. Но будет ли так? Снежинки под резким порывом ветра появились внезапно и закружились вокруг. Скоро всё успокоится, успокоится, уступая плавному, чарующему ходу этих снежинок, создающих саму, рисующих саму тихую зимнюю сказку.
    Было необыкновенно, невероятно, и сама вот эта ирреальность данного события состояла в том, что посреди пустынной улицы стояла девушка в летнем платье. Ну, точно так, как тогда, на той полянке из камней, плит, валунов посреди тайги.

    Мост памяти – пройдись по нему, очутись.
    До мига того удивительного я осматривался. Моё ощущение неизвестного оказалось тогда не напрасным. Там, на краю, немного наискосок, но впереди стоял кто-то. Так как солнце уже давно спряталось за деревья, а то и за горизонт, и потому смеркалось тогда. Не медведь, это стало ясно сразу. Человек. «Наверное, кто-то из наших» - подумал я тогда и направился к нему. Я был тогда в кедраче в первый раз, и был среди всех самым младшим. Я был ещё подростком тогда. Шёл тогда четырнадцатый год. Но кто это мог быть? И в такое время? Но ноги мои, независимо от воли моей, продолжали свой мерный ход, так и толкая к нему, к чужому, к неизвестности. Вот уже его контур, само очертание чужого. Кто он? Ясно одно, что один в такое время, в таком месте может быть человек бесстрашный. Но не только. А один ли он. Но подсказывало что-то мне изнутри, что одни мы здесь. Я – совсем подросток, шёл к нему, полным готовности всего наихудшего, полным готовности на бой, ибо заиграла во мне кровь улицы, где я оттачивал своё мастерство. Но почему? Я мог закричать, позвать своих. Да и сердце не было таким уж спокойным. Но я шёл. Молча переступая с камня на камень. Что за эмоциональный настрой посетил меня? Откуда взялось это? А расстояние между нами всё сокращалось. По мере приближения, по мере наступления всё более отчётливого очертания чужого я обнаружил…  Никогда я не испытывал такого удивления, как вот в этот миг своей, ещё совсем юной, жизни. Передо мной стоял человек, но не мужского происхождения. То была женского происхождения, а ещё точнее девушка совсем юного возраста. Но, всё же, она была старше меня. На несколько лет уж точно. Восемнадцать, двадцать? Но, где-то так. Я шёл, не замечая камни, но точно ступая на них. Взгляд же мой был устремлён на неё, только на неё. Исчезло само собой тревожное биение сердца, уступив удивлению, большому удивлению и любопытству. Но почему? Откуда? Да и одежда на ней какая-то странная. О-о! Был ли у меня когда-нибудь такой момент, такой миг, что удостаивал меня сейчас в настоящее время вот эта невероятная действительность? Она улыбалась. И было такое в этой улыбке, что заставило моё сердце забиться как-то по иному, что никогда я прежде не испытывал. Что это? Приходилось слышать, приходилось смотреть в кино, но вот это происходило со мной впервые за мою ещё короткую жизнь. Она была красива, и красота эта была подчёркнутой, да так, что не скроешь. Не утаишь. И всё в ней было правильной, даже чересчур правильной, формы, что невольно подходило само понимание, само осознание идеала. Но не только. Ибо я видел не только всё в целом, но и глаза. И это было чудо! Доброта искренняя и что-то ещё, что заставило так забиться сердце. Неужели такое возможно? И в первый раз. И так оглушительно. Понимал как-то, что взгляд такой предназначен мне. Я терял голову, потерял. Я был где-то в пространстве особенном, и внимание было приковано только к ней. Я стоял, наверное, полным истуканом, неподвижно, не чувствуя ничего.

    Так было тогда.
    А сейчас! А сейчас наступал торжественный момент, когда мои ноги соприкоснутся с поверхностью моего мира. И он наступил.
    Пришёл, вернулся, как будто и сошёл с эскалатора.
    Вот она –  реальность моего мира! Резкий порыв колючего ветра обдал меня,  напоминая злорадно: «Ага, вернулся, так знай, куда вернулся».
    Чёрный снег при свете тусклых ночных фонарей показался мне обыденной серостью, какой и была, наверное, большая часть моей биографии. Будто из дворца в лачугу. Таковым представился на первый взгляд контуры моего родного города. Родного города, то в этом не сомневался. Сюда и должен вернуться, и больше никуда. И та же унылая улица, такая, как и покидал когда-то.

    Редкие пешеходы, редкие автомобили проявлялись смутно, что и не разглядеть какой они марки в ветреной ночи на унылой окраине города. Знал точно, что на этой окраине, как и тогда.
    Шёл медленно, оглядывая новую реальность, когда-то родную реальность, когда и услышал позади, близко совсем, чьи-то голоса, добрые голоса и такой же добрый смех, звонкий смех. Оглядываться не стал.

    Две девушки и парень обходили меня, не обращая на меня никакого внимания. Хотя, одна из девушек и оглянулась быстро, но разве темнота от тусклых фонарей даст разглядеть красоту, если она имеет место быть.
    Добрый смех сделал своё дело и потому осмелился спросить:
  - Вы, не скажете, какое сегодня число.
  - Двадцать второе… – не оборачиваясь, ответила та девушка, что и обернулась мигом раньше.
    Двадцать второе?! Неужели всего лишь сутки после вечности. Ведь покидал-то двадцать первого. Но почему тогда чёрный снег, тогда двадцать первого падал обильный снег на и так снежную улицу? Потому и набрался нахальства, и спросил ещё раз:
  - А месяц какой?
    Вот уж этот вопрос заставил обернуться их всех разом и при смутном свете как-то попытаться разглядеть меня.
  - Ты что, парень, с похмелья? – задавал мне вопрос парень, возраста совсем юного.
  - И всё же… – настойчиво и твёрдо повторил я, как бы стараясь как никогда вникнуть в истину.
  - Март месяц, – ответила миролюбиво всё та же девушка, что и обернулась тогда.
  - А год? – продолжал всё так же я, выставляясь перед ними идиотом беспримерного порядка.
  - 2036… – ответила миролюбиво всё та же девушка, что и обернулась тогда.
    Вот так да! Вот тут-то я замедлил шаг, темпом отставая от них. Конечно, стоило это изумления. Да ещё как! Но ведь и год-то для планеты Земля особенный. Да ещё как!
    Потому что этот год и есть год космического события.
 
                2

    Промозглый ветер между тем жестоко, хлёстко добирал меня. И был я совсем, как будто, комнатный и потому беспомощный. Но не реалии неудобств родного мира молнией отобразились в мозгу вот такой памятью, а вот то, что и случилось со мной тогда, когда и вошёл в первый раз в этот круг. Не та необыкновенность, когда и оказался, будто отрезанным от мира всего, но прежде от этой уж слишком ненастной погоды, бушевавшей тогда на улице, с её начинающим моросящим дождём и вот таким же ветром, что гнал по сырому асфальту опавшие листья осени. Другое. А именно внезапный синдром саванта, которого у меня прежде и не было в никаком проявлении. Вот и сейчас, слово к слову, буква к букве укладывались в голове стройными рядами в один такой текст, но точнее, отрывок из этого текста, который написал космолог Валерий Дёмин, который и прочитал в интернете, как раз перед тем, как отправиться в неизвестность.

  «Современные авторы пытаются подкрепить гипотетические предположения разными научными аргументами. Например, такими. Человеческое существо совершенно не приспособлено к существованию в земных условиях. С самого своего рождения. Математический анализ ситуации приводит к мысли, что если бы сила тяжести на Земле составляла 0,6 от существующей, то человек подобно кошке или собаке, мог бы падать сколько угодно, не причиняя себе заметных травм, не говоря уже о переломе костей! Значит на ТОЙ планете-прародительнице, откуда предположительно когда-то переселились наши прапредки, было планетарное тяготение 0,6 от земного?...  Явно этот мир нам чужд: не здесь мы появились, не здесь сформировались и не здесь приобрели необыкновенно мощный мыслительный аппарат, который, как уверяют учёные, используем всего лишь на 10 процентов. Не может мать-природа быть столь нерациональной, столь расточительной, награждая человека разумом, который он в состоянии использовать со столь низким КПД. Возможно, при иных условиях, свойственных материальной среде, человечество смогло бы более эффективно реализовать свои умственные способности. И тогда вся жизнь могла бы быть несоизмеримо богаче, сложнее, ярче. Неспроста, видимо, пришельцы, гуманоиды, энлонавты, как угодно их назовите – так выгодно отличаются от землян, прежде всего, широтой мышления и глубиной познания. Видимо, их эволюционный процесс не был искусственно нарушен, их семя не было пересажено в малопригодную почву, и потому их всходы не захирели, не задохнулись в инородной среде. Узнает ли человечество когда-нибудь, где находится и как называется та планета, где все жизненные параметры отвечают его биологической и психической сущности, где они благотворны и естественны, где его жизнь не ограничивалась бы шестью-восемью десятками лет, а была бы несравненно дольше и продуктивней?  …  Человек единственный, кто вынужден «рядиться в чужие шкуры». Он не защищён от суровой природы Земли ни чешуёй, ни густым мехом, ни толстой кожей со слоем жира. Нет другого такого существа на нашей планете, столь уязвимого и зависимого от климатических условий и капризов погоды. Лишившись одежды, человек неминуемо, на большей части территории Земли, обречён на гибель через самое короткое время. Не могла Природа, если она мать-родительница, быть столь безжалостной к своему творению. Свидетельство тому все жизненные твари, обитающие от глубин океана до вершин Гималаев. Все они в данных им условиях существования чувствуют себя вполне нормально. Только человек испытывает массу неудобств, обречён на лишения и невзгоды, а порой ощущает враждебность среды обитания». 

  «Тайны Вселенной» – так и называется статья космолога Валерия Дёмина, отрывок из которой влетел вихрем в голову и засел вот так, что и вызвал вот этот савантизм от ветра холодного, пронизывающего. И точно, вот та чёрная кошка пересекла только что дорогу. Ей хоть бы что этот холод, этот ветер, и шубы никакой не надо. Своя согреет. А хотя, пересекла-то дорогу чёрная кошка,  а не какая другая. Суеверный человек так и свернёт в сторону. Но суеверен ли я? Но ладно бы пересекла, но ведь оглянулась в мою сторону. Притом блеснули недобрым огоньком зелёные глазищи. И я ответил тем же, пытаясь будто разглядеть кошачью душу. Ох, ощерилась и быстренько пустилась наутёк. Так-то. 

    До сих пор обитает вот такая буланая кошка – предок домашних кошек, разнообразных по форме и размерам до пестроты да по всему миру, родина  которой степи, кустарники, саванна Африки и Аравии. Последнее животное, прирученное человеком. Ох, и долго же длилось это приручение, дольше всех. После неё за последние четыре тысячи лет человек не приручил ни одно животное. Куницы, норки, песцы, соболи на звероводческой ферме – звери в неволе. И дрессированные тигры, медведи, дельфины и им подобные из когорты талантливых артистов цирка – звери в неволе. Скажут – слон. Но если и так, то уж они-то и приручены пораньше этой кошки. А она, вот эта кошка, заключив союз с человеком, распространилась по миру, по моему родному миру быстро. В Египте возвели вы ранг священного животного. Хотя, в Европе, от тёплых берегов Португалии до холодных северных берегов Скандинавии, в эпоху мрачного средневековья вплоть до эры Возрождения и началось преследование, да такое, что и не позавидовать всем остальным существам. Благодарить им всегда эпоху Возрождения, когда вот всесильные властители планеты, носители разума – венца природы в Европе и взялись за ум, преподнеся миру «Джоконду», статую Давида, телескоп и начало истоков современной науки. Вот тогда и началась их постепенная реабилитация., вернув симпатию и расположение хозяев планеты, да ещё такое, что впору удивиться. Сам кардинал Ришелье являлся поклонником кошек, а швейцарец Готфрид Минд, прозванный «кошачьим Рафаэлем», рисовал только кошек.  Художника привлекла не только, как считал он, очарованная от природы внешность, но и вот этот внутренний, утончённый и дикий духовный мир любимцев. Тот-то вот эта чёрная кошка и уловила своим утончённым духом во мне что-то такое, что и обернулась недобрыми зелёными глазищами. Видать, есть у них свой третий глаз, ещё как. Не за своего приняла. Так я ж, всего лишь, и отсутствовал определённое время.

    А парень и две девушки, тем временем, всё удалялись, увеличивая расстояние между нами. Но вот одна из девушек оглянулась. И насколько я понимал в данную минуту, это та, что и оглядывалась совсем недавно, ибо другая шла под ручку с этим парнем, который и упрекнул меня вот в таком похмелье.
    Ветер между тем крепчал. Ох, как неласково встретил меня родной мир.

    Они объявились неожиданно. Тёмные тени в свете тусклых ночных фонарей. Они предстали перед этой троицей, что составляли вот эти две девушки и парень. И не надо было обладать особенной дальнозоркостью, таким особенным нюхом, что вот это сообщество чёрных фигур несут в и так пространство промозглых ветров ауру такого же оттенка, суть самой мрачности. И потому настроил слух, и ещё другое, чтобы уловить их замысел. Ох, и в 2036 году творятся дела под шлейфом зла, к каким и отнесётся без всяких оговорок грабёж посреди бела дня и тёмной ночи.

   Дрогнула уже знакомая мне троица.  Вот она – предопределённость злого рока, к которому и шла по жизни эта троица, разными путями, но объединившись вместе именно в эту ночь жестоких ветров, что и пронесутся невольными свидетелями чёрного злодеяния, да и только.
   Конечно, это случай, ибо кто же будет вот так  и ждать кого-то преднамеренно в такую ночь ненастной погоды. Конечно же, аура аурой, но погода не при чём, ибо она и есть погода. Но вот этот случай, как случайность или предопределённость? Как знать.
    Чёрные фигуры выдвинулись угрожающе зловеще, что и не жди никакой пощады. Но каково же троице, чьи сердца ударились в бешеный темп, что страх сковал и душу, и разум?

  - Эй, курить, не найдётся… оглох что ли? – зловеще приказной тон, далёкий от всякой просьбы, вероятнее всего, предназначался этому парню, который совсем недавно взял, да уличил меня в похмелье.
    Конечно, никто и не подумает, что у этой группы во множественном числе, да и не найдётся ни одной сигаретки. Да полны карманы. Куда уж говорить. Но вот она – агрессивность, неизменный спутник человеческой души ещё с незапамятных времён, когда и удосужился его носитель подобрать палку, дабы сбить какой-нибудь вкусный ананас, до которого не дотянуться. Вот так-то. А на дворе, как я и понимаю со слов троицы – 2036 год. Двадцать первый век начала третьего тысячелетия на полном скаку. Но куда уж там. Где-то, наверное, прорвало невероятным скачком интеллектуальной мысли, таким взлётом научного, технико-технологического порядка. А вот здесь, на тёмной улице пятиэтажек, и всё тех же деревянных бараков будет прогуливаться на взлёте всякий мат и всякое, всякое сопутствующее, как и во многих, многих местах уникальной планеты, на самом деле уникальной.

    Пока я прикасался вот к такой философии, ситуация тем временем принимала совсем уж скверный оборот угрожающего оттенка.
    Скопление множественных теней смыкало круг нависшим роком самой худшей, наихудшей предопределённости. На отдельно взятом пространстве в данной линии истечения реки-времени запахло зловеще истинно ароматом крови.

                3

    От памяти к памяти. Мне шёл тогда девятнадцатый год. Тогда тоже задувал прескверно промозглый ветер, когда в осеннюю ночь вышел один против многих, вышел с одной надеждой на отчаянность рассудка или же отсутствие его, на вот такой взлёт, неимоверный взлёт истерзанной до этого момента психики. От памяти к памяти.

    Тогда дыхнуло прохладой осени. Они стояли неподвижно и смотрели на меня. Не могли не понять моё состояние. И потому теснее сомкнули они свои ряды.
  - Один на один! Я буду убивать! Уйду на тот свет, возьму любого из вас! – голос мой тогда под влиянием такого психического транса, обрёл отчётливо ясную твёрдость и приказной тон, которые я не испытывал никогда. Какое там один на один. Ряды их сомкнулись ещё теснее. Дело касалось каждого из них. Но не всё просто. У одного из них появилось подобие железного прута. Да откуда у него это?! Скорее всего, для казни. Момент истины был прекрасен и трагичен одновременно. В воздухе запахло трупом, и точно моим. Но я, всей сутью своей, был далеко, далеко от этой истины.

     Дальше произошло такое, что трудно поддаётся разуму. Но это случилось так неожиданно и необыкновенно тогда в той прохладе осенней ночи. Исказились в гримасе угнетающего страха, такого адского ужаса лица недавних вершителей судеб. И этот невероятный миг украсился тем, что некоторые всесильные властители пустились наутёк, а более слабые попадали в обморок. Но что это?!

    Я чувствовал, всем нутром своим чувствовал какую-то невидимую силу, что пронеслась мимо меня таинственная неизвестность и хлынула всей гигантской мощью на моих врагов. И шла она, эта волна невиданной силы оттуда, из-за спины, потому я не видел, не мог видеть. Невольно, но, всё же, я оглянулся. Никого и ничего. Но так длилось недолго. Там, в чёрной темноте был кто-то. И этот неведомый кто, мой спаситель, я опять же чувствовал это нутром своим, вот такой неожиданной интуицией своей, шёл ко мне навстречу, выступая медленно из этой чёрной темноты. Наконец-то, при свете тусклого ночного фонаря стал отчётливо выделяться его контур, его облик.

    Она была такой же, как тогда, в тайге, на той поляне из больших камней, плит, валунов. Разве что, одежда была другая. Лёгкая курточка в этой прохладе осенней ночи также выглядела странно. Но глаза её не искрились, не излучали как тогда какой-то изначальный свет доброты, и, может, кокетство, всё же, присущее красоте. Огни высокого интеллекта мог бы разглядеть я в них, но они не блистали. Сама задумчивость. Но ведь и ситуация была совсем не та, как тогда, когда я совсем мальчишкой, пацаном, просто так прогуливался по той каменистой поляне посреди тайги. Перед ней стоял солдат, пытавшийся на гражданке поступить на физический факультет престижного вуза, но потерпевший неудачу. Перед ней стоял солдат, который, может быть, и был на взлёте, в таком высоком полёте духа, но чуть не лишился рассудка в силу обстоятельств такого психического состояния, такого психологического настроя. Перед ней стоял солдат, стоявший только что на пороге момента истины, острого, как наконечник копья, как лезвие бритвы.

    Как бывает часто в плане физиологическом, психологическом, что резкая смена эмоционального состояния, особенно после сильного стресса, сопровождается таким ослаблением всех функций организма. Особенно такое состояние внезапно наступившей расслабленности отдавалось в ногах, готовых всего несколько мгновений назад к яростной борьбе, к самым скоростным движениям, к самому активному проявлению их в разных ситуационных позициях драки не на жизнь, а на смерть. Они стали в данный миг будто ватными, и слегка подкашивались. Нет, опустошённости в душе не было, было другое. Сдавило что-то в глазах, идущее от сердца каким-то горьким проявлением. Наворачивались слёзы, накрывая взгляд такой пеленой, а затем катились медленно по щеке. Но неужели наступила слабость душевная? Отчего же были эти слёзы?
  - Ты не видение. Ты не видение. Галлюцинация не может сниться во сне, – говорил я тихо.

    Она молчала, повернувшись немного в сторону. Профиль её лица всё так же излучал красоту в этом бледном свете ночного фонаря, при котором едва заметные снежинки напоминали серебристую пыль. Сияние, само сияние в ночи. И был вечен этот миг! Но так ли это? Понимал я, понимал, что она спасла меня только что от верной смерти. Но как?!
  - Почему? Почему? – задавал я вопрос сквозь слёзы, что витал в душе моей все эти годы, в надежде получить ответ.
    Случайно ли, скорее нет, но в руке её заметил я предмет, напоминавший собой такой круглый фонарик небольшого размера. И сразу же осенила меня догадка в том, что это было оружие. Та невидимая волна невиданной силы, что ощущал я за спиной и потому не видел, обволакивая, прошла мимо и устремилась на моих врагов. Она пронзила их в глаза, навела смятение и ужас каждому в мозг, в сердце, в душу. Но есть ли такое оружие?

    Она обернулась ко мне. Всё та же задумчивость, но далёкая, далёкая от грусти. Какие думы, какая философия? Читал в глазах её какое-то намерение, устремлений к какой-то цели. Читал, но не знал, не понимал. Она же тем временем взяла кисть моей руки и ладонью приложила к своей ладони. И почувствовал я всем существом своим вот это нежное прикосновение её пальцев. Такое не может быть видением. Удивительная метаморфоза происходила со мной в эту ночь. Это было мой второе превращение. Ибо в первом превращении я был недалёк от сути дьявольской души, в которой кипела, клокотала неуемная ярость от обжигающего огня психологического настроя. Казалось, что за спиной моей вырастают невидимые крылья от прикосновения этого, от влияния, от вдохновения, от силы любви, от данного мига и ринусь я в неудержимый полёт по самому высокому небу, окутанный в ореол истинного счастья. Как далека была сейчас вдохновенная от дыхания, от прикосновения прекрасного моя душа от того духа, что метался мгновения назад. И так захотелось, чтобы миг этот превратился в вечность. Но будет ли так? Она повернулась и пошла прочь, как тогда, чтобы удалиться из этого мира, исчезнуть, раствориться в пространстве, как тогда. Я стоял, не в силах остановить её. На границе света ночного фонаря и тьмы чёрной ночи она обернулась. И я вновь увидел то, что видел когда то там, на той поляне посреди тайги. В глазах её заблистали те же огни, делая светлым её поистине неземную красоту. И увидел я сейчас, и понимал, что в этот миг прохлады осенней ночи мы с ней. Я и она, примерно, одного возраста.
  - Придёт время, узнаешь вторую книгу… – сказала она.
    Сам тембр голоса её, завораживающая мелодичность была под стать её красоте. Такой искренней, истинной, как и тогда, на той поляне посреди тайги. Хрустальный звук. В армии, где только и слышен тон приказа или разное разнообразие фольклорной речи на всякий лад, где кот-то, да и старается козырнуть, выделиться из всей массы, это, прозвучавшее из уст её. было здесь неестественным, это было сродни чистому роднику земли посреди мутной воды искусственного водоёма. Сама музыка высокой природы!
    Она исчезла за границей света ночного фонаря и тьмы чёрной осенней ночи. Так и растворилась в пространстве…
    В ту прохладную осеннюю ночь, спасая меня, она держала в ладони, в прикосновении нежных пальцев, оружие, внешностью своей напоминавшее маленький круглый фонарик.

    Резкий порыв ветра разом погасил воспоминание о той осенней ночи, о той второй встрече. И разом реальность бытия обрела грозную отчётливость, в пространстве которой, в постыло ветреном воздухе которой оглашались воинственные говоры, может и не кличи, суть которых была ясна для меня. Но для этой троицы всё это принимало, что, ни на есть, самое трагическое обозначение. Круг из бравых ночных молодцов сужался, чтобы раздавить, уничтожить духовно, ограбить материально, да и другие весьма тяжёлые последствия ожидали бы их неотвратимо, если бы не одно, но…

    Для них, для будущих жертв и для этих хищников ночи я не существовал, хотя бы потому, что мой силуэт не отображался в поле их видимости. Что ж, пусть будет так, и даже это лучше, ибо я войду, обязательно войду в это пространство, войду с тем оружием, которым когда-то она меня и спасла. А пока я невидим в раскосых тенях уж слишком тусклых ночных фонарей.
    Кистью правой руки ощущаю тепло корпуса предмета, формой столь похожего на маленький круглый фонарик. Но это не то, совершенно и далеко не то, и не свет ударит снопом в полумрак агрессивного пространства. Другое, другое…
    Тепло моего тела передаёт мою мысленную волю в таинственно волшебную суть необыкновенного предмета…
    Невидимая сила нахлынула всей гигантской мощью на оппонентов, каковыми и явились ночные отморозки. Они подпали под власть моего таинственного оружия, что завоевала мгновенной молнией невиданной силы всё пространство на своём пути.

    Направленно обострённый «дрессированный» инфразвук, способный снести разум. 6 Гц – суть наполненной меланхолии, что укачает подобно болезни морской. Возможно, инфразвук – всплеск проявлений энергии инфернальных миров, свершил выброс негатива самого разного рода…
    Но был ли инфразвук в интервале от 6 до 9 Гц, мерзким звоном отдающий по альфе ритму мозга, что возьмёт, да оцепенеет до самых глубин само надёжно, не надёжно укрытое подсознание, что заиндевеет и хилая интуиция на неведомых территориях вот такой страшно таинственной частоты 7 Гц? И думать, не думать, что был ли хлёстко нокаутирующий удар по сути самой святой, не святой вот этих отморозков, которые совсем недавно готовы были себя с высоким мнением причислить к «венцу природы». Ох-хо-хо! Или же превратились в совершенно примитивные, без аналитики и логики, и всяких творческих озарений, существа, сердца которых и сковал ледяным панцирем мерзкий холод ужасающего страха? Как и есть.
     Но было ли это синонимом некоего секретного оружия на Земле, основанном то ли на электромагнитном излучении особого диапазона, то ли ещё на чём-то, связанном с физикой электромагнетизма или же особенной акустики, что и наведёт ужас в психическом плане, парализует действия, воздействует деструктивно, разрушающе на живую силу противника?

    Казалось, свет светлой ауры разразился над этим уж слишком бледно мертвенным пространством в сиянии тусклости ночных фонарей.
    Кто-то из нападавших попадал в обморок, ну а кто посильнее, хотя какая сила, побежал, не сказать во всю прыть, но импульсивно судорожно, лишь бы удалиться, навсегда удалиться от мерзости таинственного бытия, что разверзлась неожиданно, да обрушила с напором вот эту липкую слизь невесть откуда взявшегося страха. Не дано им, знать…

    Как в тот раз в той осенней ночи во время второй встречи. И также привёл в чувство лежавших на земле, ещё совсем стылой от прошедшей зимы.
    Но, очухались. Какая уж там агрессивность, когда главарей и след простыл, хотя это вряд ли имело значение. Остаточный принцип «дрессированного» инфразвука продолжал бушевать в совсем не буйных головах и сердцах продрогших. Тоже удалиться опрометчиво и навсегда от этого места таинственной сути. Да пусть будет так!
    Благодарные лица всей троицы отливались в этом свете сумрачных фонарей. И парень туда же. А что? Как есть, так есть. Видать, унялась спесивость высокомерия. Что ж, скинем на молодость. Ну, да ладно. Но и неподдельному изумлению имело место быть наряду и с этим выражением. Откуда знать? И не увидимся никогда.

                4   

     Пошёл я неспешно к остановке, ибо места эти, сами улицы унылых домов были мне, всё же, знакомы. И шёл бы один в своих раздумьях, среди которых лидером выделялось, выпиралось вот это яркое впечатление по самым свежим следам от эффекта, необыкновенного эффекта моего оружия, до создания которого вряд ли дошли в этом 2036 году. В году, которого я не знаю, совсем не знаю. А пока он встретил меня стылыми сумерками приходящей весны.

    Позади нарастали звуки быстрых шагов, которые вот так и определил мой слух. Стоило обернуться, что я и сделал. О-о! Так это же одна из этой троицы, и если приглядеться точно, то это та самая, что и ответила тогда, и оглянулась тогда. И куда ж она?
  - Ты на остановку? – спрашивала она, как бы упреждая мой немой вопрос, но обращаясь при этом на ты, хотя, привыкнуть надо мне, ещё как привыкнуть, что я далеко не в солидном возрасте инженера предпенсионного возраста, а тот, именно тот, когда и был таким в ту осеннюю ночь, в время той второй встречи, когда и был вручён мне дар.
  - На остановку, – потому и кивнул я просто в ответ.
  - И я туда…
  - Так, а ты же, – я тоже переходил на ты, ибо молода она, ещё как, молода.
  - Я провожала…
  - Как?
  - Она – моя двоюродная сестра, а он…, сами понимаете.
  - Понимаю, но…
  - Они младше меня.
  - А-а…

    Они младше её. Так, а ты…  при свете мерцающих фонарей на вот таком близком расстоянии не трудно было разглядеть на новоявленную, неожиданную спутницу по тихой, именно тихой улице всё тех же серых домов.
    Стоило причислить её к красавицам. Может, не все согласились бы со мной. Но в этом тусклом свете я увидел что-то такое чистое в этом облике, который и не блистал бы броскостью, вот таким навязчивым эффектом, что взыграется от самой игры могущественной косметики. Нет, в этой именно чистоте увидел я именно красоту, которую и уважал всегда. Но, конечно же, не сравнить с той, к которой и пронёс всю жизнь ту самую первую любовь с первого раза. Но это была совсем другая история, от которой и веет совсем другим ветром неземного порядка.

    Дальше как будто прошли молча. До остановки оставалось немного.
    Микрик, сплошь набитый, проехал мимо, не сбавив скорости. Ох, когда же следующий? С непривычки, связанной с долгой разлукой в не одно десятилетие, климат родного края начинал меня доставать. А ведь раньше-то такое было совсем нипочём.
  - Вряд ли мы сядем в микрик, – вот так утверждающе заявила новоявленная спутница.
 - Почему? – таким коротким вопросом и мог я выразить некоторое удивление.
 - А ты не слышал? – и она, кажется, выражала удивление.
 - А что? Я недавно приехал… – постарался быстренько поправить ситуацию, в которой мог бы запросто выглядеть таким несведущим или ещё каким-то.
  - Теракт был…
  - Как?
  - В трамвае.
  - А-а

    Вот оно что. И то не видно трамваев. Ох-хо-хо. И надо же, прибыть в 2036 году и застать, всё, то же, но теперь и в родном городе, где подобных отвратительных штук никогда не бывало. В новостях и фигурировали только дальние, дальние края. Тогда. А как было бы, если прибудь я, допустим, в 2136 году? Далеко я не предсказатель.
  - А что, теракты часто бывают? А то я долгое время не был в родном городе… – вот так старался выяснить ситуацию, вот такое положение дел я, именно я, именно отсутствовавший не одно десятилетие не то, что в родном краю, даже в родном мире.
  - Нет, это впервые. Но город взбудоражен. А ты что, учишься в другом городе? – успевала и объяснять, и спрашивать она.
    В ответ лишь кивнул. Какая там истина, когда это и есть настоящая ложь. Давным-давно я отучился, хотя, и в этом есть доля истины, в другом городе.

    Вот тебе и 2036 год, вот тебе и будущее. Никак светлым не назовёшь. И та же улица. Ничего не изменилось на ней.
  - Я вызову такси, – говорила она тем временем, но вскинув таки вопросительный взгляд, в глазах которых и прочитал некоторое сожаление, может быть, за целый её город, который так и встретил меня после долгой разлуки.
    Так, а что сожалеть-то, когда чуть не ограбили. Как есть, так есть.

    Она достала мобильник, который тут же стал объектом моего пристального внимания. Корпус, как корпус. Так же нажимает на кнопки цифр, так же ждёт и говорит так же, вызывая такси. Но дальше имело место быть и удивлению, и предположению того, что так и должно, наконец-то, быть. Потому что я знаю про это.
    Она звонила матери. Да ладно звонила. Но вот после звонка, да и случилось это.
    В тусклом свете тусклой улицы загоралась таким волшебным цветком, таким обтекающим феерическим светом вот эта самая голограмма, в которой отчётливо различался силуэт, точнее бюст женщины, которая и приходилась матерью вот этой неожиданной спутницы. О-о! Наконец-то вижу 2036 год, наконец-то ощущаю будущее, ибо память и держала всегда то, что в реальности этой давно ушедшее безвозвратно прошлое, именно прошлое. Что ж, надо привыкать к будущему как к самой действительности настоящего, вот к такой реалии бытия. Как и есть.

    Мгновенный мост воздвигся, унеся меня в ту пору, когда и был совсем подростком.
    Она тогда протянула вперёд правую руку с распростёртой ладонью. А на ладони замечал отчётливо маленький предмет, отливающий серебристым цветом. Было ли это коробкой? Наверное, да. Но не квадратной, а прямоугольной. «Что это?» – невольно так и выдохнул я вопрос, что и было к месту тогда в тот миг. «Мобильная связь…» – ответила она. Неожиданно завораживающая мелодия голоса оказалась под стать её красоте, такой искренней, истинной. И всё это происходило со мной в первый раз. Тогда. И в первый раз я познавал кокетливость глаз, самого тона голоса. А в тот миг так и протекал своим ходом, своим течением и имело продолжение. «Но не только мобильная связь…» – объясняла она мне тем же тоном, вгоняя и вгоняя меня в какое-то неимоверное состояние. О-о, какое чудо, какое волшебство! И невольно понимал я в тот миг, что это только начало, только подступ к чему-то ещё такому, немыслимому, невообразимому, и что изойдёт оно вот из этой маленькой коробки, которую она почему-то называла мобильной связью.

    Медленно испускалось, поднимаясь всё выше и выше, свечение, обрамлённое спектром различного цвета. Приходилось ли мне в начале семидесятых годов двадцатого века понимать про голографическое изображение. Наверное, всё же будучи тогда ещё школьником, приходилось мне как-то слышать про это, но не видеть никогда. Передо мной развёртывалась трёхмерная картина, такая голограмма, такое парио, образуя комбинацию полос и интерференционных колец, несущих информацию о фазе и амплитуде волн света, заключённых между инфракрасными и ультрафиолетовыми излучениями электромагнитной волны. Но разве мог такое я знать тогда, тем более начинающий лишь только изучать физику, и, в общем-то, на весьма посредственном уровне в тот период биографии. А тогда передо мной разворачивалась невероятная картина (само волшебство), живая картина, такое целое кино. Но то, что видел я там, ввергало меня в настоящее изумление, в настоящий шок…

    Такое я видел тогда, в семидесятых годах двадцатого века. Тогда и было феерически необыкновенным то явление, которое сейчас я наблюдал во второй раз, совершенно таки спокойно, без всякой тени изумления, но с пониманием того, что свершилось это, что достигли вот такого уровня технико-технологического развития. Но и тогда, когда я покидал свой мир в ту ночь парада внутренних планет, в ту ночь просветного галактического луча от центра Галактики, от чёрной дыры, вот это самое развитие мобильной связи, вот этих самих носителей, передатчиков стояло на довольно высоком уровне.

    Всё та же комбинация полос и интерференционных колец, образующих трёхмерную картину отчётливо объёмной голограммы, распустившейся вот так цветисто феерическим цветком посреди унылой улицы тусклых фонарей. Но ведь отнюдь не волшебство, когда на дворе и есть 2036 год.
    Поговорив с матерью, (контур её в таком подробном выражении прослеживался весьма отчётливо во всей обтекаемости вот такой игры света) успокоив, она выключила мобильник, который в ту пору начала века, однако, и не был в разработках передовой инженерной мысли, хотя, может, и велись секретно интенсивные лабораторные работы ведущих фирм. Когда и покидал родной мир.  Откуда знать, когда и отсутствовал довольно долго. Но, конечно, вот именно сейчас и есть другое…

    А такси тем временем прикатил, не заставив долго ждать, вот таким выражением дорогостоящей иномарки. Что ж, в пору экстремального события самый комфортабельно удобный вид общественного транспорта и становился самым востребованным. Хотя, и микрики забиты сплошь.

    Стоило мне обратить внимание на каждого человека моего мира. Так, наверное, и будет на первых порах. Таксист оказался довольно дородного телосложения, склонный к полноте, больше от природного предназначения. Но и холёное лицо с нескрываемым оттенком высокомерия что ли, говорило ясно неприкрыто о самой его духовной сущности. Ну да ладно. Его дело. Нам бы доехать, а у меня в кармане и ни гроша, на что как-то туманно постарался намекнуть новоявленной спутнице. Хотя, что мне транспорт в силу известных мне причин. Но девушка эта, кажется, и поняла сразу и кивнула, мол, не стоит это никакого переживания. Вот так и оказался я в просторном салоне шикарной иномарки, но впереди, рядом с водителем, тогда как она устроилась позади.

    И покатил нас такси плавно и быстро от унылости серых кварталов к тем территориям города, где и должна присутствовать современная цивилизация. В скором времени её дыхание не замедлило сказаться, уж говоря образно, вот такими огнями рампы, как, бы предваряя что-то такое из таинственно волшебного. И с каждой минутой вот это ожидание обтекалось в реальность того, что и должно было быть реалией будущего. Конечно, для меня и только меня. Хотя, я вернулся из мира совсем удивительного и невероятного, что и не повернётся вздумать разум на сравнение. Но, как знать…

    А тем временем таксист пальцем коснулся лобового стекла и мгновением спустя вспыхнул цветистым огнём небольшой экран на ненавязчивой стороне, немного сбоку от переднего обзора. Удивляться не стоило мне, потому что и читал я про это в интернете. Тогда подобное фигурировало как заготовка, как изобретение недалёкого будущего. А я и находился в данный миг в этом самом недалёком будущем, куда и попал не из летаргического сна, а оттуда, что никто и ни за что не догадается, а научные центры ещё и поставят под сомнение. Но я и не был никогда учёным, а всего лишь простым инженером навсегда. Да и что мне мнение или там неверие, сомнение людей, наделённых, не наделённых учёной степенью.   
    Гибкий жидко-кристаллиечский плёночный экран отображал, несомненно, карту города, вот такие улицы, площади, проспекты, переулки, посреди которых продвигалась шустро красная мигающая точка, что могла обозначить лишь одно – нас в этом такси, само такси. 

  - А новости можно посмотреть? – вот так и спросил, надеясь, не надеясь на положительный ответ от таксиста, на лице котором как-то и выражалось это самое очертание какого-то сноба.   
    Ничего. Он тут же, с видом полноправного хозяина сего заведения на колёсах, что и есть на самом деле, так прикоснулся небрежно лобового стекла в определённом месте, и карта города сменилась, скорее, одним из множественных каналов, в чём я был уверен, где и шли новости, представляющие для меня самый наибольший интерес.

   «…Наконец-то пришли в единство современная концепция о процессе ядерного синтеза, технологические возможности и практическое использование ядерного синтеза в силу революционных новых конструкционных материалов для экспериментального реактора управляемого термоядерного синтеза. И потому открывается прямой путь к промышленному использованию термоядерного синтеза. И потому не далёк тот день, когда наступит долгожданный момент дейтериево-дейтериевой реакции второго поколения реакторов. И вот тогда можно будет уверенно заявить о том, что человек открыл новую эру, эру неисчерпаемости энергии, основанной на водороде, на элементе, самом распространённом во Вселенной…» – приятно мелодичный женский голос с некоторым придыханием, придающим скорее какое-то лишь прикосновение к таинственности сопряжённое и с торжественностью, вот так и выразил эту новость.

     Как понимал я, передавали сюжет прямо с места Международного термоядерного реактора, что находилась в исследовательском центре Кадараш в Сен-Поль-ле-Дюране на юге Франции, что в шестидесяти километрах от Марселя. Воздух Лазурного Берега. Начинали, когда я был, но построили, когда я отсутствовал. Однако, много, очень много интересного я пропустил. Хорошо, что застал эту новость, как раз в яблочко. Уж про всякие теракты, перевороты, избрания, переизбрания президентов всегда успею узнать. Не смотря на революционный прорыв в энергетике, да и в других областях, человечество, к величайшему сожалению, нутром да сутью своей и не изменилось. Ну, а вот эта новость, и есть новость самого наиважнейшего порядка именно для людей технико-технологического склада ума. Себя, простого инженера я тоже мог бы причислить к ним. Хотя, имею ли право причислить себя к какой-то категории граждан планеты. Как знать…

    С помощью нового свойства памяти придётся вспомнить то, что когда-то прочитал в википедии интернета, проявить элементы савантизма: «С помощью вычислений можно провести оценку, что напёрсток, наполненный дейтерием, производит энергию, эквивалентную 20 тоннам угля. Озеро среднего размера в состоянии обеспечить любую страну энергией на сотни лет».
    В 1956 году началось международное сотрудничество физиков атомщиков во время посещения Британского ядерного центра «Харуэлл», где наш великий соотечественник Игорь Курчатов и высказал предложение о международном сотрудничестве учёных в области управляемого термоядерного синтеза. Прошло ровно 80 лет и вот результат. Можно ли назвать это одной из грандиозных целей планеты? Что ж, 21 век берёт разбег.

    Ну, а как же обстоит дело с другим революционным прорывом? Высокотемпературная сверхпроводимость при комнатной температуре. Есть ли подсказка в голограмме мобильника этой девушки? И немного скосил глаза в её сторону. Она, как и я, была весь внимание, (о-о, это о многом говорило) так и сосредоточенная на жидко-кристаллическом плёночном мониторе, размещённом удобно на лобовом стекле истинно продвинутой иномарки.
    На этом и закончился заключительный сюжет, и пошла вездесущая реклама.  Конечно, стоило смотреть рекламу, но меня занимало уже другое, а именно то, что простиралось, творилось вне пределов такси, шикарной иномарки. И стоило это внимательных взоров, стоило, особенно для меня.

    Ох, обворожительный фейерверк ошеломительно чарующих неновых огней очарованно навязчивых, ненавязчивых реклам! О, какая территория! Я узнавал и не узнавал улицы, проспекты родного города. Очутись сразу здесь, то мог бы и представить какой-нибудь кусочек Токио или же Сингапура, или же ещё какого-нибудь продвинуто передового города. Разве что, отсутствие небоскрёбов поставило бы под сомнение. Но, и всё равно…, ух и ох, что значит – отсутствовать почти четверть века. Вот оно – дыхание 2036 года!

    Любование будущим будет иметь продолжение, но в другом качестве, в качестве пешехода, ибо мы и приехали туда, куда и ехала вот эта девушка, ещё незнакомка.
    Она протягивала, видимо, положенную купюру, когда таксист и сказал, но таким небрежно заносчивым тоном, что и вскрыло наизусть его затаённую, не затаённую внутреннюю сущность:
  - Ты сколько мне суёшь-то… –  пока ещё не на вершине гнева и назвал он совсем  хреновым тоном определённую сумму, от которой глаза девушки чуть не сверкнули во лбу и от удивления, показалось, и от некоторого, но негодования.
  - Но ведь вчера же было… – вот так и заикнулась она.
  - Вчера, это вчера, сегодня, это сегодня, – как безапелляционный вердикт, потому и не суйся со своей справедливостью или ещё каким-нибудь критерием морали.
  - Но неужели вот так из-за теракта, из-за человеческих бед стоило повышать цены, – продолжала эта девушка соваться упрямо с гуманной справедливостью со своей колокольни, вот с таким критерием морали, с чем, в общем-то, я и был согласен, а ведь когда-то и было так, ох, как недалеко ушли в этом плане.

    Вот тут-то гнев водителя шикарной иномарки, приспособленной под такси, не взобрался, истинно взлетел на саму вершину. И поневоле я приготовил ещё один дар от той осенней ночи, что и в эти доли секунды бытового, не бытового экстрима память и чирканула искромётной молнией.
    Никто тогда не видел её, не имел такой возможности в силу фактора воздействия её оружия. Все были под властью страха или рядом с ней. Она молчала, повернувшись немного в сторону. Профиль её лица всё так же излучал красоту в этом бледном свете ночного фонаря, при котором едва заметные снежинки напоминали блестящую серебристую пыль. Сияние, само сияние в ночи. И был бы вечен этот миг! Но так ли это? Она обернулась ко мне. Всё та же задумчивость, но далёкая, далёкая от грусти. Какие думы, какая философия? Она тогда взяла кисть моей руки и ладонью приложила к своей ладони. И почувствовал я тогда всем существом своим вот это нежное прикосновение её пальцев. Теперь-то уж я знал беспрекословно точно, что это было не видение, не галлюцинация. Призрак не мог быть источником тепла и нежности, что почувствовал я от прикосновения её пальцев. Это становилось важно для меня, подкрепляя тот переломный момент, что случился тогда на той поляне посреди тайги. Она не была призраком, потому что на ладони моей осталось небольшое пятно, как признак встречи, как печать её прикосновения. Оно так и было долгое время непонятным для меня, окутанным за пеленой, за завесой тайны. Багровое пятно.

    Теперь-то уж я знаю, хорошо знаю её бесценный дар от той осенней ночи. Когда надо, он может стать бесподобно мощным оружием, которое всегда со мной.
    А тем временем ситуация, над которой так и завихрилась гнетуще темноватой пеленой недобрая аура, продолжала своё развитие. Девушка, казалось, немного съёжилась, под напором вот такого недоброго взгляда, который на меня почему-то не обращался, может и оттого, что и понимал он нутром своим, такой коммерческой составляющей, что вот она-то и является плательщиком, хотя, и меня-то не смущался он. Кто я перед ним? Юнец – одним словом, студент какой-нибудь.
    А девушка тем временем доставала из дамской сумочки … блокнот, что приводило меня в некоторое удивление. А я подумал, было, кошелёк. И водитель тоже. Но он, в отличие от меня, и не вздумал удивляться. Видимо, пелена, опять же, коммерческого гнева заслонила…
    А девушка тем временем отрывала листок от блокнота и подавала… водителю.
    И видел ли это я в таком пылу, на столь шатком гребне нежданной заострённости сознания, всего разума? Простиралась ли реющей волной другая суть бытия? И накрывалась ли инеем неведомо незримых субстанций само узкое пространство в пределах этой роскошной иномарки, внутри такой утончённости салона от шикарного дизайна?

    Воздушный мост от мозга к мозгу. Но я в стороне. И доверится доверчивый, и возьмёт за руку, и поведёт в долину, за ту исконность, за тот горизонт событий. Но неужели снизошла на неё истина высокого предназначения? Как знать…
    Удивление моё резко возросло в разы, во многие разы. Вот так на моих глазах и разворачивался знаменитый приём Вольфа Мессинга, такого виртуозного волшебника в этом деле.  А водитель? Что водитель, он так и брал степенно важно и упрятывал вот этот листочек, такую драгоценную купюру, в передний карман. Вот так да! И кто на вершине? Ох-хо-хо!
    Девушка лишь взглянула мельком, лишь на миг, и поняла, что я-то и нахожусь вне территории её доподлинно всесильного приёма. И, кажется, не замедлила сделать  вывод.
    А что же я? А мной, всей сутью моей, вот так и заправила загадка, которую и загадала эта теперь уж точно таинственно невероятная незнакомка.
      
                5

    Продолжение следует...

                Ноябрь 2012 г. - май 2013 г.