Анчутка, или Не суй другим свою нечисть!

     Прабабка была женщина весёлая. Шаловливую, непоседливую девчушку окрестила Анчуткой, бесёнком звала. В ту пору Бога не было. Ну то есть Бог этого, может, и не знал, зато все умные люди знали это доподлинно. Распоследний деревенский дурачок, и тот знал, и ежели крестился, то по дурости.
     Анютка в город свое прозвище не брала, просто в голову не приходило. Анчуткой бывала только летом в деревне, где прабабка крепкой рукой вела хозяйство.

     Прошло время. Выросла Анютка. Сперва стала Аней, потом Анной Ивановной. За то время много чего случиться успело. Как-то незаметно и Бог появился.
     Анюткина личная жизнь была неровная. Первый муж ее с ребенком бросил (дело житейское!), второй помер раньше срока, но потом нашелся хороший человек. Немножко нудный, набожный, но зато видный из себя, и с зарплатой, с машиной, с жильем.
     Сама не заметила Анютка, как стала во всем на него похожей. Оно ведь как – с размаху чувствительно, а под кожу можно и потихоньку, помаленьку залезть. Года с ним не прошло, а уж поминала Анютка Бога почём зря, на каждом слове. Мужа не только на людях, но и дома уважительно звала Пантелеичем.

     Ну и так вот поехали они к прабабке в деревню.

     Оценил Пантелеич крепкий прабабкин дом, пышный сад, палисадник в цвету. А тут и сама хозяйка выбежала на крыльцо.
     - Анчутка моя! Анчутка приехала! Дай-кось обниму!!!
     Пантелеича передёрнуло, но смолчал. Прабабка его приняла радушно, родню собрала за стол, зятьком величать стала. Ну а Анютку, само собой, Анчуткой. Видела ли, не видела, как зятька передёргивает, но виду не подавала.
     Так прожили они три дня в отпуску.
     А как-то под вечер идёт прабабка в дом через задние сени, и слышит разговор. Голос ровный, нудный, назидательный, будто кто проповедь читает. Зятёк! А дверь задняя неплотно прикрывалась, со щеколдой только. Слышно.
     - Она-то всё ведает – деревенская, целую жизнь тут прожила. Это ты не ведаешь, что творишь, Анна. Тем прозвищем нечестивым она к тебе злых, подлых бесов приваживает, они кругом тебя ходят, дурные дела творят! Едем, говорю, отсюда, и грех твой невольный отмолим поскорей!

     Прабабка и ушла из сеней на двор. Вскоре возвращается. Руку за спиной держит, за подолом не видно. И в горницу, прямо к правнучке.
     - Ты кины американские видала? Там хорошему человеку пистолетик подсунут, али дурь-дурнину... энту... наркоту – и за решётку, вроде виноватый он. Так-то можно и бесов подсунуть, и будем мы с тобой всю жизнь виноватые. Да и какая это жизнь, ежели виноват не виноват - а отмаливай! Ты и так наполовину старуха, старей меня, а будешь и вовсе! Не бери ты от него, Анчутка, не перенимай! Оно же всё из нас, из людей, растёт. У каждого свои бесы. Наши-то с тобой веселые и добрые бесенята, вот пусть такими и останутся.
     После повернулась к зятьку, который выпрямился весь, нос задрал, глазами бегает. Не терпится ему своё слово веское произнести. Обошла его прабабка, достала руку из-за спины – в ней крапивы охапка. Ладонью своей мозолистой, корявой, держала ее крепко за колючие стебли.
     И как начнет зятька хлестать, по голым-то ногам под короткими городскими портками!
     - Не суй другим свою нечисть! Не суй! Не суй!
     А крапива в сухое время ох ядрёная! Стал из зятьковых ног сплошной волдырь. Поскакал он к машине быстрей кенгуру, только все орал «за мной!» да «за мной!»
     Только никто не поскакал за ним. Кому надо туда, где бесы злые и подлые?