Одиночество сука

Единица гордилась своей стройной фигурой, длинными ногами, мальчишескими бедрами, так выгодно отличающими ее от округлых форм Пятерки и Тройки. Она гордилась тем, что стоит первой в ряду остальных цифр, но больше всего она гордилась своим первородством. Из-за всего этого она ходила всегда с высоко поднятой головой и вздернутым вверх носом.
Однако, все, чем она так гордилась, вызывало у ее собратьев только раздражение.
- Выскочка! – шипела ей вслед Пятерка. – Нашла, чем гордиться. Подумаешь, первая. Я бы тоже так смогла. Просто, она первая выскочила. Могла бы и потерпеть из скромности. Нет, всегда лезет вперед. Зато меня в школе всегда ставят ученикам за лучший и правильный ответ. Ею же оценивают только недоумков.
И она смешно упирала руки в свои круглые бока.
- Да-да, - вторила ей Тройка. – Взгляните, какая она тощая! В чем только душа держится. Подует легкий ветерок, и от нее останутся только одни воспоминания. А главное, освободится ее первое место. Нечего постоянно сидеть на диете – это вредно и для здоровья, и для окружающих!
Она победно завершила свою тираду и положила в рот очередную конфету.
- А чем это вредно для окружающих? – спросила Двойка, меланхолически жуя свой бесконечный бутерброд.
- Меня раздражает, что у нее такая тонкая талия, - ответила Тройка и вытащила из необъятного кармана круглую печенюшку. – Когда я раздражаюсь, у меня повышается давление, а это очень вредно. У меня может случиться апо - апокалиптический удар.
Она с трудом выговорила сложное слово, недавно прочитанное ею в медицинской книжке, найденной в комнате Пятерки, к которой она забрела в поисках чего-нибудь жевательного между обедом и ужином. 
- Нашла из-за чего переживать, - фыркнула Двойка. – Единица такая прямая и плоская, что глазу не за что зацепиться – ни тебе ни выпуклости, ни впуклости. Нет у нее ни моей лебединой шеи, ни твоих крутых бедер. Одна прямая тоска. И ходит как будто аршин проглотила, прямо как солдат на плацу. Ее скорее пожалеть надо.
Закончила свою тираду Двойка, но ее жалость была похожа больше на злорадство.
Так они обсуждали Единицу почти каждый день, отводя душу в едких эпитетах, за которыми сталась скрыть свое бессилие перед сложившейся ситуацией, которую никак не могли принять, но и изменить которую было не в их силах.
Единица, интуитивно чувствовавшая неприязнь своих собратьев, не могла понять истоки такого отношения к себе. Она со всеми была ровна, никого не выделяла, никого не хвалила, но и никогда не ругала, всегда старалась прийти на помощь. Ее замкнутость и легкая отстраненность, которую все принимали за гордыню, на самом деле была следствием ее некоторой неуверенности в себе и боязни показаться докучливой.
Получался замкнутый круг – чем больше о ней судачили, тем выше она задирала нос и выпрямляла и так слишком ровную спину. Но чем прямее она ходила, тем больше над ней надсмехались. Единица даже приобрела огромные солнцезащитные очки, чтобы окружающие не видели боль в ее глазах, остальные же восприняли это за проявление высокомерия и придумали прозвище «Велоница», объединив в одном слове сочетание – велосипед, который напоминали злополучные очки и ее имя.
Бедная Единица познала все муки непонимания, зависти, остракизма и, в конце концов, одиночества. Она пыталась успокоить себя, что слово «одиночество» происходит от ее номинала, что когда ведут счет, то произносят не «единица, двойка, тройка, …», а «один, два, три и т. д.», поэтому вполне допустимо, что ей вечно сопутствует одиночество. Объяснить-то можно все, но от этого на душе легче не становилось. В последнее время за ней стали замечать, что она что-то тихонько напевает, и если кто-нибудь при этом прислушался, то смог бы услышать знаменитую песенку «Одиночество – сука».

Мероприятие, посвященное очередной дате существования цифрового сообщества являлось официальным, поэтому на него приглашались все, в том числе и Единица, обязанная по своему статусу Первой открывать бал. Но как это выполнить, когда остальные цифры демонстративно ее игнорировали. Шестерка и девятка с первой минуты, как материя и антиматерия притянулись друг к другу, сплелись в таком тесном объятии, что нельзя было различить, где кончается один и начинается другой. Они всем твердили, что они близнецы наоборот и, наконец, каждый обрел свою половину. Разделить их теперь не представлялось никакой возможности.
Восьмерка вдруг громогласно объявила, что она послужила вдохновением для автора символа бесконечности, а так как бесконечность – это все-таки бесконечность, а не какая-то единица, символизирующая начало, поэтому все привилегии должны перейти именно к ней, как к началу, не имеющему конца, вместо Единицы, которая является просто началом, без уточнения. Окружившие ее цифры кивали согласно головами. В философский спор никто вступить не захотел, так как среди них любителей философии никогда не было. Некоторые потихоньку даже потирали руки, злорадствуя, что выскочке скоро придет конец.
К кому бы не подходила Единица, чтобы пригласить на первый танец, все тут же отворачивались и принимались или рыться в сумочке, ища в ней то, чего там никогда не было, так как она была такой крохотной, что в ней мог поместиться только носовой платок, или оживленно беседовать с соседкой, решая мировые проблемы, которые никак нельзя было прервать ради какого-то танца, или делали такой задумчивый вид, что просто неудобно было его нарушить.
Единица, от отчаяния готовая расплакаться, еле сдерживалась, настолько патовым было ее положение, вдруг почувствовала, что кто-то тронул ее за плечо. Она резко повернулась и увидела перед собой Нолика.
- Р-разрешите Вас пригласить, - слегка заикаясь произнес он и покраснел от своей храбрости.
В любое другое время Единица даже не обратила бы на него внимания – кто он, и кто она. Никакого равенства. Она – первая, Единица, а он – Ноль, пустое место. У него даже номинала не было. Но в это раз она отмахнулась от этих снобистских размышлений, мило улыбнулась в ответ и протянула руку. 
А Нолик крепкой рукой подхватил Единицу и уверенно закружил ее в танце. Он оказался хорошим танцором и великолепным рассказчиком. Единица легко скользила по паркету, подчиняясь умелому партнеру, то и дело в ответ на его шутки откидывая голову и заливаясь веселым смехом, который легким облачком поднимался над их головами к потолку, летел в разные стороны и достигая стен, отражался от них, рассыпаясь миллионами серебряных колокольчиков, отчего присутствующие настороженно оглядывались, ища источник веселья. И даже новоиспеченные «сиамские близнецы», Шестерка с Девяткой, на мгновение оторвались друг от друга, чтобы понять, кому еще так хорошо в зале. А им действительно было хорошо вдвоем.
С этого вечера Единица с Ноликом стали неразлучны. Нолик оказался отличным собеседником, прекрасно разбиравшемся кроме математики во многих науках. Единица и подумать не могла, что этот толстячок, которого она всегда считала за пустое место, обладал если не энциклопедическими, то вполне приличными знаниями по биологии и химии, физике и истории, живописи и литературе. Он знал много стихотворений и с удовольствием декламировал их подруге, постепенно приобщив ее к мировой поэзии. Суховатая Единица до этого не интересовалась миром искусства, предпочитая гармонию цифр, а тут новый друг открыл перед ней бесконечные просторы нового мира, наполненного божественными звуками.
Со стороны их пара выглядела несколько комично – высокая сухопарая Единица в длинной узкой юбке, еще больше подчеркивающей ее худобу, вышагивала впереди, а за ней семенил низенький кругленький Нолик, в обязательном льняном костюме ядовито-зеленого или ярко оранжевого цвета и обмахивался соломенной шляпой. Единица все никак не могла взять в толк, как он при своем тонком вкусе и аристократических манерах одевался в такие кричащие цвета. Лично она предпочитала пастельные тона. Однако, все ее попытки переубедить его поменять гардероб натыкались на вежливый, но твердый отказ с его стороны. Однажды Нолик все-таки признался ей, что таким способом пытался привлечь к себе внимание, доказать окружающим, что ноль не пустое место, не отсутствие цифры, а тоже цифра.
Теперь уже Единица не была одинока. Рядом с ней всегда находился ее верный спутник. Ее статус тоже изменился – если раньше она была хоть и первая, но по номиналу самая младшая, то теперь вдвоем с ним она стала старшей в первой десятке, открывая второй. Нолика в среде цифр немного побаивались, потому что любое число, умноженное на него, само превращалось в ноль. Еще хуже обстояло дело с делением: если Нолик располагался в качестве делимого, то результат был тот же самый – ноль, но если он перемещался в делитель, то число, затеявшее с ним операция отправлялось прямиком в бесконечность, и оттуда ему возврат домой никак не светил.
Так что благодаря Нолику отношение к Единице тоже слегка изменилось. Если о ней судачили, то так, что эти сплетни до нее больше не доходили. И при встрече цифры уже не отворачивались, делая вид «не вижу», а даже изображали на лице какое-то подобие улыбки.
Как-то сидя в кафе и болтая о том о сем, Единица и Нолик поразились, что они раньше не замечали друг друга, хотя многое указывало на то, что им судьбой предназначено быть вместе.
- Представляешь, я только сейчас вспомнил – любое число в нулевой степени равно единице. Как это мы раньше не замечали? Ведь это знак свыше. надо же быть такими слепцами! – воскликнул Нолик.
- Да, - согласилась Единица. – Сколько же мы времени потеряли.
И они поклялись никогда не расставаться.
Но Единица не была бы Единицей, если бы она так просто отказалась от своего первенства в тандеме. Хоть и изредка, но она подчеркивала, что она первая, а Нолик только благодаря ей получил какой-то номинал. Добродушный Нолик долго терпел ее заносчивость, но и он в одно прекрасное утро, не говоря ни слова, исчез из их домика.
Единице одна проснулась в пустой кровати. Дом тоже был пуст. Их маленький уютный домик сразу превратился в огромны домище, в котором нигде не было верного Нолика. Поначалу Единица успокаивала себя, что у Нолика появились срочные дела, и он скоро вернется. Но дни проходили за днями, а он не появлялся. Ее верные доброжелатели донесли, что Нолик связался с каким-то Крестиком и все время проводит в азартных играх, что он носит только дорогие серые костюмы и даже пару раз его видели в модных джинсах с дырками на коленях, которые едва сходились на его круглом животике.
Одиночество опять пробралось в дом к Единице, и своей мохнатой лапой сжало ей горло. Если раньше до знакомства с Ноликом она тоже была одинока, то теперь, познав радость общения с дорогим другом, так легко привыкнув к счастливой совместной жизни, потеряв ее, никак не хотела вновь опускаться в пучину нового одиночества. Единица перестала наряжаться, прекратила выходить из дома. Она сутками сидела в любимом кресле Нолика, тупо уставившись в одну, только ей различимую точку и, как мантру, повторяла: «Только бы он вернулся, только бы он вернулся…»
И он вернулся. Тихо открыл калитку, и так же не спеша вошел в дом, как будто покинул его каких-то полчаса назад. Нолик слегка похудел. На нем были надеты незнакомые ей джинсы с прорехами, из которые торчали его круглые колени и волосатые ноги, бежево-голубая клетчатая рубашка тоже была новой. В руках Нолик держал маленькую запятую.
 - Взгляни, какая миленькая, -  и как ни в чем не бывало протянул ее Единице.
Она благодарно взглянула ему в глаза и тихо улыбнулась.
Так они стояли, держась за руки и улыбались друг другу – Нолик и Единица, а между ними маленькая запятая. Единице было все равно, что она стоит после Нолика, что ее номинал уменьшился в десять раз. Она была счастлива, что она не одна, что ее одиночество закончилось, что рядом ее друг. И все равно, кто из них первый – он или она, главное – они вместе.
Через несколько дней Нолик сказал, что они переезжают в другой город. На немой вопрос Единицы он пояснил:
- Это сюрприз. Тебе там понравится. Ничего не бери, у нас все будет новое. Мы начинаем новую жизнь.
Единица без лишних слов встала и последовала за Ноликом.
Они пришли в город с названием Двоичная система на закате дня, когда солнце красным цветом окрасило черепичные крыши двух-трехэтажных зданий, окруженных зелеными деревьями. Единице показалась, что она попала к родным – на улицах находились только единицы и нолики.
- Да, - подтвердил ее догадку спутник. – Здесь живут только единицы и нули, потому что любое число можно представить как набор единиц и нулей. Теперь ты никогда не будешь одинока. Здесь все – твои друзья.

Эта история не про укрощение строптивой. Ту историю написал Шекспир. Да и Единица не была строптивой, она просто была не совсем такой, как все. Это же сказка про одиночество, которое можно преодолеть только с помощью друзей.