нам нужен кислород. 36

Сегодня ему снова приснилась Октания. Как странно, что она снова вспомнилась ему словно старое второстепенное событие, давно потерявшееся в коридорах памяти. С тех пор как он в последний раз прослушал запись с ее голосом, он ни разу не думал о ней. Паралюш встал с постели и подошел к маленькому иллюминатору в стене, чтобы взглянуть на внешний мир, который мало изменился за истекший сол. Ни одного строения, ни одного человека вокруг. Бескрайняя пустыня барханов и расселин, освещенная ранним утренним солнцем. Хотя у него не было часов, он мог без труда определять время суток. Иллюминаторы палат, в одной из которых содержался Паралюш, намеренно выходили на внешнюю сторону Первой базы, а не во двор. Столь удручающий пейзаж должен был вселять чувство страха перед попыткой побега. Эвальд всегда считал глупой подобную архитектурно-психологическую затею, поскольку без скафандра на Марсе далеко не убежишь. Оставался еще вариант с подземными коридорами, но об их существовании знали не многие среди тех, кто оказывался в стенах Пятого блока. Разве что несчастный Уорвик и он сам.
Паралюш находился в обычном для него состоянии уравновешенной меланхолии. Еще планируя побег, он ожидал подобного исхода. Во время бегства все шло по плану, поэтому он был уверен, что после поимки его скоро посадят в аварийную капсулу и отправят на Землю. Дальнейшее развитие событий представлялось ему уже смутно. Суд, тюремное заключение? Эти слова казались ему такими же странными ,как и свобода. Что он будет делать с ней? У него нет ни дома, ни родных, ни друзей, его выучили только на одну профессию – астронавт. Что он будет делать на Земле? Как он найдет Октанию? Пока на все его вопросы находился лишь один ответ – ждать. Паралюш умел это как никто другой.
Он отошел от иллюминатора и начал мерить комнату шагами. Это единственное активное занятие, которое он мог себе позволить. Никаких шахмат, никаких тренировок, никакого чтения. Неожиданно правое колено пронзило словно острой спицей. Паралюш, приволакивая ногу, добрался до постели, находившейся в противоположном конце комнаты, и с трудом сел. Мужчина попытался отвлечься и убрать из сознания мысль о боли, но выходило плохо. Путешествие по узким каменистым туннелям не прошло даром. Видимо, после него воспаление усилилось. «Укол обезболивающего не помешал бы». Паралюш собрался позвать медбрата, но тут же передумал из-за страха разрушить собственный план. Он лег и усилием воли подтянул ногу на кровать.
Врачи начнут обследование, возьмут анализы и, вполне возможно, его полет на Землю будет отложен на неопределенное время. Раньше обмануть медиков ему удавалось благодаря помощи профессора Лучинского, снабжавшего его нужными медикаментами. Теперь просить помощи было не у кого. Возможно, он израсходовал не весь запас, и последняя доза обезболивающего осталась в его комнате в спальном блоке Корпуса, но туда он попадет не скоро, поэтому оставалось заняться медитативными техниками. Паралюш расслабил мышцы лица, затем всего тела, его дыханием стало глубоким и ровным, а мысли одна за другой покидали сознание. Какое-то время ему удавалось сохранять состояние полного расслабления, но память снова решила поиграть с ним. Ему вспомнился далекий эпизод из детства. Картинки одна за другой стали быстро проноситься перед его взором.
- Ты не можешь быть идеальным. Невозможно. Этого нельзя допустить. - Профессор Рофаль все время что-то бормотал себе под нос, внимательно изучая медицинские документы. Паралюш сидел за столом напротив учителя и читал энциклопедию. «Как странно. Не могу вспомнить ее название. В детстве я безумно любил книги и помнил название всех». Детские ноги, хотя  и большого взрослого размера, беззаботно болтались в воздухе. Украдкой мальчик поглядывал на взрослого. Рофаль еще раз задержал взгляд документах, но, в конце концов, отбросил их, встал из-за стола и поманил мальчика за собой. Паралюш, предвкушая что-то интересное, захлопнул книгу, и с радостью пошел вслед за учителем. Как он и ожидал, они направились в домашнюю обсерваторию, как ее называл Рофаль. Небольшой овальный кабинет, потолок которого представлял собой большой иллюминатор из специального состава, благодаря которому он увеличивал изображение словно линза. Через него можно было легко изучать звездную карту, сделать снимок и даже запись любого небесного светила. Учитель говорил, что этот своеобразный телескоп не такой мощный, как на Земле, но его главным преимуществом было нахождение на Марсе. Паралюш мог часами разглядывать яркие точки и слушать истории учителя. Сейчас он не помнил и половины всех рассказов, но тот злополучный поход в обсерваторию запомнился ему навсегда. В тот раз он встал на стул, чтобы дотянуться до верхней полки и достать запись какого-то астрономического явления. «Полет кометы, но не помню названия. Странно, что с моей памятью?». Он оступился и упал, больно ударив колено. Он не заплакал, а всего лишь повернул голову к учителю, прося о помощи, и застыл от удивления. Он явственно увидел, как на лице Рофаля промелькнула тень леденящего душу ужаса, через несколько секунд сменившаяся озабоченностью из-за случившегося. Рофаль на руках принес мальчика в лабораторию, чтобы осмотреть колено, и даже сделал ему укол. Боль прошла, и этот эпизод на какое-то время забылся. Через несколько недель у него резко поднялась температура, его знобило, и мучили кошмары. В минуты облегчения состояния  он мог только открыть глаза и обвести взглядом палату, на большее ему не хватало сил. Однажды, в одну из таких минут просветления, он невольно подслушал спор учителя с профессором Лучинским, стоявших рядом с его кроватью.  Последний гневно ругался и постоянно спрашивал, зачем Рофаль что-то сделал, обвинял его в бесчеловечности и бездушии. Больше о днях болезни Паралюш ничего не помнил. Еще через несколько месяцев травма снова дала о себе знать. С тех пор Паралюшу  пришлось научиться справляться с болью и скрывать ее от других. Лишь в  последнюю пару лет ему понадобилось серьезное медикаментозное вмешательство. Что вызвало тот ужас учителя, он не узнал, но иногда ему казалось, что то событие имело роковые последствия для них обоих. С того момента Рофаль внутренне изменился, хотя внешне его дружба с мальчиком осталась такой же.
После выздоровления жизнь пошла по обычному расписанию: занятия науками, спорт, чтение, наблюдение за звездами. Особенно Паралюш полюбил прогулки по Марсу ночью или ранним утром, когда никто не мог увидеть его. По словам учителя, восходы и закаты на Марсе были столь же прекрасными и впечатляющими, как и на Земле, даже несмотря на путаницу в цветах. В такие минуты любой человек мог ощутить себя важной частью вселенной. После смерти учителя красота и гармония планеты померкли перед горем и отчаянием, захватившим Паралюша. Он не только лишился лучшего друга и учителя, но и узнал тайну своего рождения. Он перестал ощущать себя частью мира, в котором жил, и представил, как на него будут смотреть другие, узнав, кем он являлся на самом деле. С тех самых пор в нем поселилось тайное желание изменить свою жизнь.