На волосок от смерти

          
     Успешно закончив подготовительное отделение, я стал студентом филологического факультета. Тихая  студенческая жизнь длилась недолго: четырнадцатого  сентября наш курс сняли с занятий и отправили в колхоз на уборку свеклы. Наш отряд состоял из пятидесяти студентов и одного преподавателя  — невысокого мужчины тридцати лет, кандидата наук, эрудита, весельчака, которого звали Андреем Валерьевичем Кожиным.

       «Икарус» привез нас в Журавки — живописную деревушку, заросшую тополями, кленами и липами. Нас расселили по крестьянским избам. Ребята (десять человек) поделились на две группы: одна поселилась  к «бабе Моте», другая —  к Антонине Ивановне.  Я постарался попасть в группу, где был Андрей Валерьевич:   мне хотелось поговорить с ним о литературе, о писателях,  узнать о том, как стать преподавателем.
     Начались трудовые будни. Днем мы работали в поле. Вечером каждый из нас развлекался как мог. Я читал книги, привезенные из города. Но чтение не доставляло мне большой радости:  Антонина Ивановна нервничала из-за того, что сгорает много электричества.
    После ужина мы, студенты, иногда заходили в клуб. В  фойе местные ребята, всегда пьяные, играли в бильярд. Это было их единственное развлечение. К студенткам они стеснялись подходить, а местные девушки в клуб никогда не заходили. Говорили, что в деревне их вообще не осталось.

     Среди завсегдатаев клуба выделялся высокий широкоплечий гигант лет тридцати с угрюмым выражением лица, с огромными кулаками, носивший черную теплую куртку.  Он напоминал мне страшного хищного зверя. У него было какое-то имя, но я мысленно называл его  Гарри. Тогда он только что вышел из мест не столь отдаленных и страдал ностальгией.
   - Назад к ребятам хочу! - ревел он, когда напивался самогона.
   Поведение Гарри меня сильно беспокоило, тревожило. «Вряд ли я смогу оказать ему достойное сопротивление, если вдруг он набросится на меня или на наших девчонок», - думал я.
    Опасным был и другой обитатель деревни — призывник Сережа, высокий, узкоплечий, длиннорукий парнишка восемнадцати лет, который получил повестку из военкомата и, прощаясь с гражданской жизнью, куражился, придирался к студенткам.
- Милиция таких не забирает, - объяснили нам. - А то военкомат план по набору не выполнит.
    В сущности, он был не злым человеком, но местный обычай требовал, чтобы  перед уходом в армию он  совершил что-нибудь криминальное.
     Держась подальше от бильярдного стола, мы проходили в комнату завклуба Леши, невысокого, приятного парня, который хоть и бросил учебу в просветучилище, на баяне играл виртуозно. Я тоже владел инструментом, но моя игра отличалась от его игры так же, как чириканье воробья отличается от соловьиного пения.
- И с таким талантом ты получаешь только семьдесят  рублей, - возмущался я.
       Лешка охотно играл для нас на баяне, предлагал и мне поиграть, но я, стесняясь мастера, отказывался. 
     Однажды, в конце ноября (уже выпал легкий снежок, дороги подморозило) наши однокурсницы пригласили меня и моего товарища  Володю Тимохина, чупатого, чернявого  парня, с орлиным носом, похожего на деревенского ухаря, на день рождения Нади Агатовой — стройной жгучей брюнетки с овечьими глазами и двумя верхними золотыми зубами.  Золотые зубы очень шли к ее смуглому узкому лицу, и, чтобы все могли их видеть, она часто   смеялась.
     Вместе с нею я учился на подготовительном отделении. Надя не отличалась ни способностями, ни трудолюбием.   Нередко   Гришина, женщина властная, энергичная, острая на язык, преподававшая у нас русскую литературу, выслушав ответ Агатовой,  говорила с досадой:
- Бред сивой кобылы.
    Иногда она называла Надю бестолковой овцой. Я вступался за Агатову, хотя, конечно, понимал, что мнение преподавательницы содержит зерно истины. 
     Мы с Володей принесли бутылку портвейна. Девчонки усадили нас за стол, на котором разместилась закуска: картофельное пюре, тушенка, соленые огурцы.
   Я разлил портвейн по  семи  стаканам.   Выпили, закусили и заговорили о житье-бытье.
- Долго ли нам еще здесь торчать? - сказала Нина Дронова, маленькая смешливая, девушка с носом, напоминавшем морковку.
- Не известно, - проговорила Надя Шаталова, скромная, круглолицая, привлекательная девушка, в которую одно время я был влюблен. - Снег уже выпал. Какая там свекла!
- А все равно держат! - возмутилась Агатова и вдруг громко захохотала.
  Около часа мы говорили о нашей жизни. Беспричинный смех опьяневшей Агатовой вносил некоторый диссонанс в наше общение. Чтобы не мешать хозяевам дома, мы все вместе отправились в клуб.
    - Может, фильм покажут, может, танцы будут, - предположила Агатова.
   Вдруг она поскользнулась на льду, пошатнулась и, чтобы не упасть, вцепилась в руку Тимохина.
 Когда мы подошли к клубу, уже стемнело.  Зашли в фойе. Возле бильярдного стола, столпилось человек 15 местных (некоторые пришли из соседних сел):  была суббота. Игроки вперили в нас свои пристальные взгляды.    
     Я чувствовал себя напряженно. Агатова чему-то громко засмеялась.
- Эй ты, лярва, чего ржешь? - грубым оскорбительным  тоном  проговорил новобранец.
 Я понимал, что  он провоцирует нас на конфликт. Я весь сжался в комок.   «Хоть бы промолчала, - подумал я об однокурснице. Но Агатова была не из тех, кто молча сносит оскорбления.
- Сам ты это слово, - буркнула  она.
«Что она делает, дура, - подумал я. - Зачем дает ему повод затеять драку?»
     Мы пошли в комнату завклуба. Мои спутники вели себя так, будто ничего не произошло. У меня же на душе кошки скреблись. Я не сомневался, что новобранец нападет на Агатову, и нам с Тимохиным придется ее защищать.  К нему подключатся остальные местные.  А что мы можем сделать против пятнадцати  человек!
 Лешка, как и другие местные, был навеселе.
 - Сегодня играть будешь? - спросил я его.
- Нет, - ответил он. - Танцев не будет.
- Жаль. Музыку охота послушать.
     По правде сказать, теперь меня мало интересовали танцы. У меня было одно желание — выбраться из волчьего логова живым и невредимым.
    Мы пошли к выходу. Снова оказались в фойе. Игра в бильярд прекратилась. Новобранец ненавидящим взглядом смотрел на Агатову. Мы вышли из клуба.  У входа в клуб горел фонарь.
  Со стороны столовой доносились веселые девичьи голоса. Это наши однокурсницы, отужинав в столовой, шли к клубу.
 Вдруг вслед за нами из клуба выскочил новобранец (я ждал этого) и догнал Агатову. Я оказался позади него.
 - Ты что сказала? - взвинченно, с угрозой проговорил он. 
- То же самое, что и ты.
- Повтори.
- Это ты повтори!
- Сучка!
- Сам ты это слово. Новобранец размахнулся, еще б немного и последовал бы удар, но я перехватил его руку, схватив ее за кисть. Я попытался его утихомирить.
- Ну,  зачем, зачем ты с девчонкой связываешься. Ты же парень, - говорил я миролюбивым, примиряющим тоном.
- Ладно, - взвинчиваясь, проговорил новобранец, сверкнув глазами. Его лицо излучало решимость и угрозу. Он бросился в клуб. Я знал, что он направился за подкреплением.
  К нам подошли однокурсники: целая толпа девчонок и двое ребят: Володька Краснорудский - высокий, улыбчивый,  скромный, как девушка, и Володька  Дубов —  невысокий, кряжистый,  мрачноватый парень, самый старший из нас.
- Ну что, в клуб пойдем? Танцы будут? - спросила Люська  Зерова, красивая, сексапильная,  разбитная девушка, крутившая романы сразу с двумя парнями нашего курса — с Сережей Доманским и Сережей Митичем.
- Нет, - ответила Агатова. - Лешка сказал, что не будут.
      Мне было не до танцев. Мне хотелось одного: поскорее унести ноги. В клубе и возле него было заметно движение. Местные готовились к нападению. «Достанется, конечно, мне, - думал я, переполняемый страхом и тревогой. - Ведь это я схватил за руку новобранца».
    Я шепнул Тимохину:
   - Давай убежим. Посмотри, нас бить собираются.
   - А как же мы девчонок бросим . - На лице Тимохина появилось выражение негодования.
    Мне стало стыдно за свою минутную слабость. Чтобы оправдаться, я проговорил:
   - Им не девчонки нужны, а мы. Ну да ладно, остаемся.
«Что ж, придется стоять до конца, - подумал я. - Другого выхода нет».
     Толпа студентов направилась вниз. Я шел впереди всех: хотелось скорее выйти из опасной зоны. Я с трудом подавлял в себе желание побежать. Кроме меня и Тимохина, никто не знал о неизбежном нападении: те, кто пришел из столовой, не знали об инциденте, а те, кто был с нами в клубе, наивно полагали, что он уже исчерпан.
    Вдруг сзади послышался топот, раздались грубые голоса:
- Стойте, стойте, козлы.
 У меня снова появилось желание дать стрекача, но я не мог бросить своих товарищей, не мог покрыть себя позором.
     Толпа местных настигла нас возле конторы, находившейся в метрах пятидесяти от клуба. Мы остановились.
  - Что вам надо? - услышал я возмущенный звонкий голос Ясеневой.
  - Где черненький? - услышал я рев Гарри. - Он ударил Витьку. Я ему шею сверну.
    Черненьким был я: у меня была черная фуфайка, черная шапка и черные волосы.
   Мне снова захотелось спастись бегством, но воля оказалась сильнее страха. Я стоял за спинами девушек. Меня искали.
   - А! Это ты черненький? - прорычал голос Гарри.
  Раздался громкий звон пощечины.
- Ну что вам надо? - услышал я глухой возмущенный голос Володьки Дубова.
   Я понял, что Гарри ударил его.
- Что вы делаете? - громко возмутилась Зерова.
«Товарищей бьют, - подумал я и почувствовал прилив мужества. -  Что ж, драться так драться». Я представил, как будет проходить сражение: мы вчетвером  стоим плечом к плечу, на нас нападает толпа, но мы стоим  на смерть, никто не трусит, наши удары точны,  враги падают на землю;   в конце концов нас сбивают с ног, возможно, убивают, но мы до конца выполнили свой долг.
     Какая-то неведомая сила повлекла меня вперед, к врагам. Я вышел из-за спин девушек.
 - Вот он! - крикнул призывник и, приблизившись ко мне, занес руку для удара.
    Но я опередил его и ударил его в подбородок. Тот растянулся на земле.
      Я думал, что теперь начнется настоящая драка, но драки не получилось.  Ситуация мгновенно изменилась. Кто-то ударил меня в лицо,  и мое тело распростерлось на земле. Раздался душераздирающий, полный ужаса женский крик. Своей пронзительностью выделялся голос Зеровой.
 Я услышал обиженный жалобно лающий голос Тимохина:
- За что, мужики? Ну,  смотрите!
     Он размахнулся и почему-то ударил кулаком по деревянному щиту — доске объявлений.
     Я видел, как разбегаются девчонки, ребята, как мелькают пятки Дубова, Тимохина. Я тоже хотел убежать, я тоже хотел спастись. Но, видно, не судьба. Когда я вскочил на ноги, последовал новый удар, и я снова растянулся на земле. Я снова попытался встать, но Гарри мощными руками схватил меня за ступню и стал выкручивать ногу.
   - Убью, - ревел он.
    Видимо, он решил использовать шанс снова вернуться в зону к своим товарищам, о которых он так тосковал.
   Мое тело вращалось вокруг своей оси, а разъяренные крепкие парни ногами били меня по голове, животу, по лицу. Я пытался вырваться: схватился за штакетник, а затем, перебирая руками,    я поднялся до самого верха забора. Но Гарри не выпускал из рук мои ноги. Последовал сильный удар ногой, и я упал на землю, ударившись головой  о землю. Сознания, однако, не потерял: удар смягчила кроличья шапка.
  Среди нападавших я увидел Лешку-завклуба, который со злобой , яростно бил меня ногой. «И этот здесь, - мелькнуло у меня в голове. - А ведь я восхищался его игрой».
   Мне удалось встать на ноги. Я еще надеялся вырваться из рук врагов, убежать. Но меня окружала целая толпа.  Удары продолжали сыпаться на меня. Шапка, спасительница, слетела с головы,  фуфайка оказалась на голове. Я перестал видеть мир. Это рассмешило моих мучителей. И вдруг пришло осознание того, что мне не вырваться, что пришла моя смерть. «Остальные все убежали, а я один должен умереть», - пришла мне в голову горькая мысль. 
- За что вы меня убиваете? - услышал я свой отчаянный крик. - Что я вам сделал?!
 По толпе прокатился смешок.
 Меня продолжали бить — одни кулаками, другие ногами.  «Хоть бы поскорее убили, - подумал я. - Устал».
И тут в моей голове стали вспыхивать картины: в гостиной нашего дома стоит гроб, рядом горит свеча, я мертвый лежу в гробу,  а моя мать, опухшая от горя и слез сидит у изголовья. Мне нестерпимо стало жаль мать: "Девять лет назад отца похоронила, а теперь хоронит меня».
      Меня продолжали бить, но я не чувствовал боли. Моя плоть по инерции, рефлекторно продолжала сопротивляться, но душа уже смирилась с неизбежной  гибелью.
      И вдруг в голову мне пришла спасительная мысль: «Притворюсь, что я мертвый».
   После очередного удара по голове я упал на землю и затих. Мое тело перестало реагировать на удары. Местные остановились. Наступило напряженное молчание. Без шапки, без фуфайки я лежал на холодной земле. Глаза мои были закрыты. Мои мучители отошли к конторе, которая теперь находилась в метрах сорока от меня. Они о чем-то переговаривались между собой. В их голосах слышалась нотки растерянности и страха. Конечно, они хотели меня избить как следует, но в их планы не входило убийство.
 Я приоткрыл глаза. Возле меня остались одни только местные ребятишки, которые с любопытством смотрели на меня, «убитого». «Пора», - подумал я.
 Я вскочил на ноги и бросился по тропинке вниз. Я боялся, что местные погонятся за мною, чтобы добить, но они только улюлюкали. Голоса их были радостными.
 - Шапку возьми, - услышал я фамильярно-доброжелательный голос Гарри.
Какая там шапка! Не оглядываясь, я несся по тропинке вниз оврага — подальше от рокового места.
       Минут через пятнадцать я подбежал к своему дому. Возле него собрались все  однокурсники. Были в толпе и  ребята, которых возле клуба не было, - здоровяк Коля  Гудов, хитрюга Саша Шило, комсомольский лидер Сергей Доманский, донжуан Сережа Митич, начинающий журналист Сашка Валуев. Они  были навеселе.
   Я коротко ответил на их вопросы, прошел в дом, не умываясь и не раздеваясь, лег на постель. Мое тело трясло. Меня бросало в жар.    
   Меня о чем-то спросил Кожин. У него был немного растерянный вид, но совершенно не вмешивался в события.
   Через час в дом ввалились ребята.
  - Коль. Иди мы там хмыря поймали, - сказал Шило.
  Я вышел на улицу. Ребята окружили новобранца (он жил по соседству с нами). У того был затравленный вид.
   - Бей его, Коля! - сказал Шило.
   - Давай один на один, - крикнул мне новобранец. Глаза его горели от отчаяния и страха.
  После того, как меня полчаса били ногами,  у меня не было сил драться. Но самое неприятное: мне не хватало решимости ударить затравленного   человека.  Это моя ахиллесова пята.
   - Один на один? - сказал я с возмущением. - А почему возле клуба ты не захотел драться со мною один на один? Толпу привел. Драться я с тобой не буду. Пусть с вами завтра милиция разбирается! 
    Я вернулся домой, лег на постель. Слышал, как с улицы доносятся шум, крики. Вскоре в дом зашли ребята.
  - Коля!  Мы его ногами немного попинали, - сказал  Саня Шило.
    Ночь прошла в полубредовом состоянии. Но утром я встал, умылся, оделся. У меня болели бока, нога,  все лицо было побито, но травм, опасных для жизни не было. 
    Мои товарищи отправлялись в поле. Я, конечно, мог остаться дома. Но я решил идти вместе со всеми. Я боялся, что местные придут, когда я буду один, и меня добьют.
  Превозмогая боль, слабость, я  вместе со всеми пошел на работу.

  Вечером приехал участковый - молодой человек лет тридцати. Я рассказал ему, как было дело. Я был в ярости. Мне хотелось всех обидчиков посадить на скамью подсудимых.
  В лицо я знал только троих.
  - Всю кашу заварил новобранец, - сказал я. - Он провокатор.   
  - Баранова нельзя, - сказал участковый. - Его на днях в армию забирают. Военкомат нам не позволит.
  - Баянист,  был. Бил ногами. Я думал, что он серьезный мужик. На баяне хорошо играет.   А он оказался подлецом.
  - Михаила не будем трогать, - участковый поморщился. - Он завклубом.  На нем вся культура в деревне держится.
   - Еще этот был... недавно освободился.
   - Дронов? -  Вот его мы накажем. Посадим на пятнадцать суток.
   - Нет, под суд его! - сказал я гневно, вспомнив, как он пытался вывернуть мне ногу.
   - Под суд не получится. Это дело сложное.  Это ж надо вас сейчас на экспертизу везти в Везельск. Вы готовы ее проходить?
   Я заколебался. Ехать в Везельск, ходить по врачам не хотелось.
  - Да и кроме того, ваши ребята  вчера сами избили Баранова, - продолжал участковый. -  Этот факт неизбежно всплывет в ходе расследования.  Баранов может выдвинуть против вас встречный иск. Ваши однокурсники могут пострадать. Я Вам как юрист  говорю: лучше всего будет посадить Дронова  на пятнадцать суток.
   Составили заявление, в котором указали, что накануне гражданин Дронов матерился в клубе. Документ подписали все однокурсники, и Гарри на пятнадцать дней исчез из деревни.
  После этого эпизода местные нас больше не трогали. А Коля Гудов и его компания даже пили с ними самогон.