Дорога домой

 

    Терзаемый невыносимой скукой, тоской,  одиночеством, два года я  жил за колючей проволокой.  Не было дня, чтобы я не думал о  свободе.  Мне казалось,  что я просто сойду с ума от восторга, от счастья, если   обрету ее вновь.
     «Дембель» казался мне нереальным, призрачным, и все-таки пришло время, когда священный долг гражданина мною был выполнен, и я мог отправляться домой.
    Меня томила жажда познания, мне хотелось увидеть весь мир, все большие города страны,   поэтому я  попросил штабных работников проезд  на родину оформить мне  через Киев, о котором я был наслышан как об очень красивом городе.
 
    Двадцать девятого мая полковой автобус привез меня на железнодорожную  станцию  небольшого белорусского поселка. Офицер и оставшиеся «дембеля» поехали  дальше,  а я один остался стоять на пустынном перроне, освещенном ярким  солнцем.  В первый раз за два года я был совершенно один. Теперь мне никому не нужно было подчиняться.    Теперь я   мог жить так, как хотел,  идти или ехать  туда, куда хотел.
     Я покопался в себе, в своих ощущениях.   Настроение у меня  было бодрое, но бурных эмоций – радости, восторга, которые бы угрожали моему рассудку, и в помине не было, что меня удивило.
   
    Через полчаса я сел в поезд, и он на всех парах помчал меня в Киев.
    За окном мелькали телеграфные столбы,  маленькие болотца. Но они мало меня интересовали.  Я  с жадностью смотрел на людей, особенно на девушек.  Два года я вращался только  в кругу военнослужащих,  и теперь мне было интересно наблюдать, как ведут себя обычные  люди, во что они одеты, о чем говорят.  Люди ели, пили лимонад, разговаривали о пустяках.
   Ко мне подсел усатый парень лет двадцати семи, который отслужил еще лет пять назад. Поговорив с ним об армии, о службе, мы сходили в тамбур  покурить. Когда вернулись на свои места, я увидел, что напротив меня сидит девушка лет девятнадцати, невысокая, хрупкая,  миловидная, сероглазая,  в легком  платье.
Мы познакомились. Люда оказалась доверчивой девушкой. Когда стемнело, она рассказала историю своей любви, которая, впрочем, была далека от завершения. Во время рассказа ее мягкий голос звучал тихо, проникновенно.
  Она познакомилась с Анатолием на маслозаводе, где они оба работали. Она по-настоящему полюбила его, а его чувства к ней были неопределенными. Он испытывал к ней скорее симпатию, чем любовь.  Они    расстались, но она продолжала его любить,   много думала о нем и надеялась, что когда-нибудь он  вернется к ней.
  Когда я слушал ее рассказ, в моей груди что-то трепетало, щемило. На меня нашло какое-то наваждение.  Я не мог оторвать от нее своего взгляда. Мне хотелось, чтобы она любила меня, переживала из-за меня, а не из-за какого-то Анатолия.
  Когда поезд прибыл в Киев, девушка растворилась в толпе, и наваждение рассеялось.
   
    Была теплая ночь. Переночевать мне было негде. Да я и не хотел спать. Впервые в жизни я был в большом городе, мне не терпелось  поскорее его увидеть. Я оставил свой «дембельский» чемоданчик в камере хранения и пошел побродить  по ночным улицам, освещенным светом фонарей.  Город казался мне каким-то необыкновенным, таинственным. Иногда я останавливался и читал вывески на зданиях. Попадались магазины, музеи, различные учреждения. Через час я пошел в обратном направлении.
   Вдруг из темноты вынырнул силуэт невысокого мужчины. Поравнявшись со мной, мужчина резко остановился. Я внутренне напрягся: «Что за человек? Что ему надо от меня?»
  - Вы не знаете, скока время? -  услышал я его сдавленный напряженный  голос.
  Я посмотрел на часы и ответил:
  - Два часа.
  - А! Солдат, - проговорил встречный, успокаиваясь. -  А я думал, мусор.
   Напряжение  пошло на убыль.
  Мы вдвоем пошли по улице в сторону вокзала.
 - Дембельнулся? – спросил он.
- Да, вчера, - ответил я.
- Я тоже служил…
   И тут  из его уст в адрес «коммуняк», которые заставили его служить себе, посыпалась страшная нецензурная брань. Мне стало не по себе. «Кто он такой?» - подумал я. Снова возникло внутреннее напряжение.
   Когда мы вошли в освещенную фонарями зону, я смог рассмотреть его  лицо –  оно напомнило мне мордочку летучей мыши.
   Когда я из разговора узнал, что он провел  в лагерях в общей сложности лет десять, меня охватил настоящий страх.  «Прирежет еще», - промелькнуло у меня в голове.
 
   Но мой ночной спутник был настроен благожелательно по отношению ко мне. Он поделился со мной  переживаниями:
  - Был сейчас у одной лярвы. Полночи проеб..ла мне мозги, но так и  не дала.   
  Он выругался матом.
   - А кто она такая? Знакомая? – поинтересовался я.
   -  Да нет. ****ь. За деньги хотел…
   - А сколько это стоит?
   - Двадцать пять рублей, если, конечно, молодая…
    Я вспомнил, что у меня в дембельском чемодане лежит сотня, и подумал, что  услуги этой «лярвы»  мне вполне доступны.
   - Недорого, - сказал я.
   - А что ей трудно, что ли? За час – двадцать пять рублей.
   Мы уже подходили к вокзалу, когда увидели, как навстречу нам  идет женщина лет тридцати пяти- сорока, с распущенными волосами, в декольтированном платье. По асфальту ритмично, громко стучали ее каблучки. Когда она приблизилась, я увидел, что она  роскошна, привлекательна,  свежа,  ухожена.
  Когда она поравнялась с нами, мой спутник сделал шаг в ее сторону.
  -Дамочка! Вас можно напрокат? – спросил он сдавленным голосом.
  Женщина отшатнулась от него. На ее лице отразились страх и возмущение. «Неужели он не видит, что она совсем не  похожа на ****ь», - промелькнуло у меня в голове.
   Я почувствовал, как от стыда заполыхали мои щеки.
  Женщина ничего не сказала моему ночному спутнику. Дробно застучали ее каблучки. Ее роскошное тело быстро удалялось от нас.
    Я боялся, что мой спутник начнет преследовать женщину. Мне не хотелось драться с ним, не хотелось напороться на его нож, который наверняка был припрятан в его кармане.   Он выругался матом, и мы продолжили путь к вокзалу.
  Дошли до перекрестка.
  - Ну ладно, - сказал мне мой спутник, - мне налево.
  Он свернул в сторону и исчез в темноте. Оставшись  один, я почувствовал облегчение.
  Когда я зашел на вокзал, было уже три часа. Зал ожидания был до предела заполнен спящими людьми.   Когда место освободилось, я занял его и продремал до утра.

  Утром я снова отправился в город. Мне хотелось посетить музеи, Киево-печерскую лавру, да и сам город увидеть при дневном свете.
   Я шел по тротуару. Мимо меня сновали люди. Меня поразило обилие красивых девушек.  Ни в одном городе, в котором я бывал позднее, я не видел такого огромного количества красивых девушек, как в Киеве.  По всей вероятности, именно Киеву надо отдать пальму первенства  по числу  красавиц.
    Еще во время службы в армии я поставил перед собой задачу – научиться знакомиться с девушками на городских улицах. Я решил, что пришло время попрактиковаться.
  Я увидел, что навстречу мне идет хрупкая, необыкновенно  красивая девушка лет девятнадцати, с  интеллектуальным лицом.
  - Извините, девушка, - обратился я к ней, - Вы не знаете, как добраться до Киево-Печерской лавры?
  Она остановилась и подробно, обстоятельно ответила на мой вопрос. Более того, она  вызвалась проводить меня до остановки троллейбуса, откуда я мог начать свой путь к лавре.
 Как она была прелестна! Как мне хотелось, чтобы она стала моей девушкой, моей подругой.
   Во время движения по улице  я преодолел свою природную застенчивость и завязал с нею    разговор.
  - Вас как зовут? – спросил я.
  - Люда, - ответила она. Я заметил, что у нее  серьезный сосредоточенный вид.
  - Вы учитесь?
  - Да, в политехническом.
  - На каком курсе?
  - Заканчиваю первый. А вы отслужили?
  - Да. Еду домой. По пути заехал в ваш город. Вижу, что слухи о его красоте нисколько не преувеличены. Вы сами коренная киевлянка?
  - Да.
  - Приятно, наверное, жить в таком замечательном  городе.
 - Да, неплохо.
   Я искоса посматривал на свою спутницу, и мое сердце трепетало от любви.
  Дошли до остановки. Я поблагодарил Люду за помощь. Просить у нее адрес я не стал.   Мне показалось, что  просьба покажется ей неуместной. В Киеве своих парубков хватает!
  Она исчезла, а я еще минут десять находился в состоянии прострации.
  «Надо заняться совершенствованием, - подумал я. – Чтобы быть достойным таких девушек, нужно стать физически сильным, нужно хорошо одеться, нужно стать яркой личностью».
    Троллейбус довез меня до лавры.
   Меня поразили святые мощи, лежавшие в миниатюрных гробах под стеклом. Они были   слишком  маленькие.  «Неужели раньше люди были такие низкорослые?  Неужели мощи могли пролежать здесь десятки веков?» - думал я.
   У меня возникло подозрение, что это   манекены.  Стеснение помешало мне задать вопрос кому-нибудь из стоявших рядом людей. Лишь спустя много лет я узнал, что мощи  святых были настоящие.

    После посещения лавры я отправился в драматический театр. Я  подошел к  афише.
   Дневных спектаклей не было, а на вечерний я не мог пойти, так как из-за усталости и недосыпания я не смог бы провести на вокзале вторую ночь. 
   
   Рядом со мной  остановилась красивая девушка    в белой кофточке с украинским орнаментом, с прелестной грудью, тонкой талией.  Она внимательно читала афишу. По ее интеллектуальному взгляду можно было без труда определить, что она заядлая театралка. Мое сердце затрепетало, а в животе защемило. Я решил  обогатить свой  опыт знакомства с хорошенькими девушками.
  - Извините, - обратился я к ней. – Вы не знаете, где находятся музеи?
  - А какой музей вас интересует?
  - Все без исключения, - ответил я. – Просто мне хотелось бы посмотреть все интересное, что есть в Киеве. Я здесь проездом.
  - Недалеко отсюда есть музей истории, - сказала она. – Пойдемте. Я покажу. Я как раз иду в ту сторону.
   Девушка  пошла по улице. Я последовал за нею.
 - Вы в отпуск едете  или уволились? – спросила она приветливым тоном.
 - Уволился, - сказал я и почувствовал, как от радости екнуло мое сердце. – В Киев я давно мечтал попасть. Еще за год до увольнения я решил, что поеду через ваш город, хотя это не самый короткий путь к дому.
  - Еще не разочаровались? – спросила она, улыбнувшись.
  - Что вы! Очень красивый город. И люди здесь такие культурные, приветливые!
  - А вы откуда? – спросила она.
  Я ответил. Мы познакомились. Мою спутницу звали Таней. Мы пошли по улице.   
  Навстречу шла небольшая группка молоденьких девушек.   Таня поздоровалась с ними. Те, посмотрев на нас,   захихикали, прикрывая рты ладонями и отворачивая от нас свои физиономии.  Таня смутилась, покраснела.  Я, конечно, сразу догадался, что девушки смеются над нею из-за того, что она идет рядом с солдатом. Они решили, что у нас роман.
  Когда девушки исчезли за нашими спинами, мы  продолжили говорить, но наш разговор утратил былую  непринужденность и естественность.
   Возле музея  мы остановились. Мне было стыдно перед девушкой: из-за меня она стала предметом насмешек. Я поблагодарил ее за помощь.  Чем я мог компенсировать моральный ущерб, который невольно нанес ей? Комплиментом. Я сказал:
  - Таня! После знакомства с вами я еще больше полюбил Киев.
  Она улыбнулась, поблагодарила меня за комплимент, и мы навсегда расстались с нею.

  В музее было больше макетов, чем настоящих исторических предметов. Я долго смотрел на макет древнего Киева, окруженного высокой стеной, и представлял, как  дружинники, горожане отбивали атаки врагов. Минут на двадцать я мысленно переместился   в другую эпоху.
  Но более сильное впечатление, чем экспонаты, на меня произвел  сотрудник  музея – мужчина лет двадцати семи, высокий,  широкоплечий, с длинными волосами, с умным, веселым, интеллигентным лицом, которого я увидел в зале, заполненном манекенами динозавров. Особую интеллектуальность и загадочность ему придавала длинная пышная русая борода. Как мне хотелось познакомиться, пообщаться с ним,  стать его другом!   Правда, спустя много лет  я сделал открытие: борода не всегда является признаком глубокой натуры, нередко  бородачи  бывают  поверхностными и примитивными людьми. Но в то время киевский бородач потряс мое воображение. «Это лучший экспонат музея», - отметил я про себя.
 После посещения музея я побывал  на Крещатике, где полюбовался пирамидальными тополями.
      Блуждания по городу меня утомили.  Я вернулся на вокзал, сел на скамейку отдохнуть.
 
   Ко мне подошел мужчина лет шестидесяти, высокий, широкий в плечах, седой,   слабый.
  - Домой едешь? Из армии возвращаешься? -  спросил он меня. Я заметил, что дыхание у него тяжелое, прерывистое.
  - Да.
   Он сел рядом со мной.
  - Меня зовут Сергей Иванович. Я майор медицинской службы. На пенсии. Вот, посмотри. -  Он достал из бокового кармана потрепанного старого пиджака книжечку, открыл ее. – Смотри. Это удостоверение.
    Признаться, меня удивило, что этот немощный человек в потрепанном пиджаке, разбитых туфлях еще недавно был военным. «Ну, всякое бывает», - подумал я.
     Я бегло взглянул на документ, но вчитываться не стал. Я не понимал, зачем он предъявил его мне.  Какая мне разница, был ли он майором или нет.
  - Слушай! Пива хочешь? – спросил он.
Я неопределенно пожал плечами. Признаться, в то время я не любил пиво. Но, чтобы не обидеть пожилого человека, майора в отставке, который, как я думал, хотел угостить меня пивом, я не стал об этом говорить вслух. «Почему бы не  поддержать компанию? - подумал я. – Выпью бутылку».
   Я даже решил отказаться от угощения и за свою бутылку заплатить свои деньги.
  - Пойдем в пивнушку, - предложил он.
 Пришли. Я занял очередь. Очередь продвигалась быстро.  Сергей Иванович  держался от очереди на некотором расстоянии. У меня возникло подозрение, что он не только не собирается платить за меня, но и за себя. Когда очередь подошла, он сказал мне коротко:
    - Возьми и мне одну бутылочку, - и пошел за столик.
   Я догадался, что мой новый знакомый – мелкий жулик, мошенник, но уже не мог изменить навязанный им мне сценарий.
   Я купил две бутылки. Сел за столик. Одну бутылку подвинул ему, другую оставил себе. Майор торопливо открыл ее, налил в стакан.  Пальцы у него у него  дрожали. «Возможно, и удостоверение у него липовое, - подумал я, наливая себе в стакан пиво.  – Вот почему он так демонстративно мне его показывал».
  Выпив стакан пива, майор без всякой связи с  темой нашего разговора заговорил  о гомосексуалистах.  В то время у меня были о них  поверхностные представления: мне было только известно, что    есть люди, которые испытывают влечение к людям  своего пола, и в народе их называют педиками или педарасами.
  - Ты знаешь, что гомосексуалистами были многие известные люди, - говорил майор. -  Например, композитор Чайковский был гомосексуалистом. Да что там Чайковский! Великие полководцы  Александр Македонский и  Цезарь были гомосексуалистами.
   - Не может быть, - вырвалось у меня.
  Он стал меня убеждать, что говорит правду.
  О своей половой ориентации он прямо не говорил,  но из контекста нашего разговора   вытекало, что он тоже относится к плеяде этих выдающихся людей.
   Выпив пиво, мы вышли на улицу.
  - А ты, наверное, жениться собираешься? – спросил он. – Член, наверное, стоит, как кол!
   Глаза у него сально блестели.  И тут он с неожиданной для задыхающегося пожилого человека прытью схватил меня за детородные органы и крепко сдавил их.  Меня пронзила сильная боль (потом   у меня долго болели "яички").  Моя рука машинально резко оттолкнула его руку.
   В тот момент я расценил поступок  майора как неудачную шутку пожилого человека. Лишь много лет спустя, когда я больше узнал о гомосексуалистах,  я понял, что это была попытка получить  сексуальное наслаждение.
    После посещения пивной мой новый знакомый  стал вызывать у меня антипатию, и я поторопился расстаться с ним.
   Через час я увидел, как он сидит возле другого солдата, что-то говорит ему, показывает красную книжечку - "удостоверение". Я понял, что он наметил новую жертву.
 Вокзал был переполнен  «дембелями». Я разговорился с одним из них.
   - А я видел тебя в буфете – со стариком. Есть же хорошие люди, которые нас, солдат,   пивом угощают, - сказал он.
   Мне стыдно признаться товарищу, что это не старик меня, а я его угощал пивом.
  Я ничего не имею против людей с нетрадиционной ориентацией, но киевского майора-гомосексуалиста вспоминаю с ненавистью и отвращением.
  Поезд отправился в начале десятого вечера.
  Я ехал в плацкартном вагоне. В одном «купе» со мной ехал «дембель» - симпатичный, доброжелательный парень, с голубыми глазами, прямым носом,  с белокурыми волосами. Его звали  Сергеем. Он сразу расположил меня  тем, что на груди у него, как и у меня,  было немного значков.  Эта деталь  говорила о том, что он не пытается незаслуженными знаками армейской доблести пустить пыль в глаза гражданским людям, не пытается выдать себя за того, кем не является, как это делают большинство дембелей, цепляющие значки, которые не заслужили.
  Он был задумчив, печален.
  - Вот такая судьба: брат поехал к матери в Ворошиловград, а я еду в Тулу к отцу.
   Его взволнованный голос, интонация свидетельствовали  о его глубоких переживаниях.
  - Почему так? – спросил я.
  - Родители развелись пять лет назад, - рассказывал Сергей. – Брат остался с матерью, а я с отцом. А в армии вместе служили – в одной роте.
   На его глазах блестели слезы. Все пассажиры, сидевшие в «купе», внимательно  слушали его рассказ и сочувствовали ему.
   - А как  вы оказались в одной роте? – поинтересовался я. – Вы же жили в разных городах.
  - Мы близнецы. Попросились.
  Меня удивило, что после развода родителей он остался с отцом, а не с матерью.
  - Сергей, а ты сам решил с отцом остаться или суд решил?
  - Сам. Брат выбрал мать. Не бросать же отца одного!  Два года мы жили с братом вместе, а теперь пути снова разошлись…
  Он замолчал. На лице его застыло выражение задумчивости и печали.
    Жара стояла страшная. Всех томила жажда.
  - Выпить бы сейчас лимонаду, - проговорил Сергей.
   Я решил, что под лимонадом он подразумевает вино.  Мне  и в голову не могло прийти, что в состоянии шока, в каком находился Сергей, расставшийся с любимым братом, он собирается  пить лимонад, а не алкогольный напиток. Конечно же, ему, по моим представлениям, нужно было залечить рану души.
    Хотя еще в казарме я решил  не  обезьянничать  и в поезде не пить алкогольные напитки, как это делают другие дембеля,  я  решил сделать исключение.     Мне захотелось сделать  приятное Сергею.
 Было уже темно, когда я пришел к проводнице.
   - У Вас вино есть? – спросил я.
   - Есть, - ответила она приглушенным шепотом.
  Я протянул ей пятирублевую ассигнацию (мельче денег не было). Она дала мне «противотанковую» бутылку вермута. Я знал, что в магазине она стоит рубль семьдесят. Ну, понятно, ей навар нужен. И все же я надеялся, что она даст мне сдачу рубля два. Но проводница медлила. Я сделал вид, что и не ждал сдачи. Поблагодарив женщину, я вернулся в свое «купе».
  - Взял бутылку, - сказал я Сергею.
  Увидев вино, он поморщился:
 - Я лимонаду хочу.
 - Ну, раз уж взял, давай выпьем.
 - Нет, не охота. Жарко.
  Я предложил другим соседям, сидевшим в нашем купе, составить мне компанию, но все отказались.
  Меня тоже донимала жара, но  раз уж бутылка была взята, деньги заплачены, то я решил пить один. Конечно, вино можно было выпить на следующий день. Но ведь за ночь она обесценится.  До чего же противен был вермут -  мутный, тяжелый, горький. Но за час бутылка опустела, и я отнес ее в мусорный ящик.
   Люди стали  укладываться спать. Перед тем, как забраться на свою полку, я попросил проводницу разбудить меня в Курске, который я тоже хотел изучить.   
   В вагоне потушили свет.
   Я долго не мог заснуть. Сергей же, как и я занимавший верхнюю полку, несмотря на переживания,  заснул быстро. Правда, из его уст вырывались какие-то нечленораздельные звуки: видимо, и  во сне он сокрушался о своей  горемычной судьбе, разлучившей его с любимым братом.

  Вся ночь прошла в бредовом состоянии. Мне тошнило. Мое тело  то поднимало вверх, то с силой опускало вниз. Заснул только к утру.
  Когда проводница разбудила меня, на улице было уже светло.
  - К Курску подъезжаем, - сказала мне женщина.
   Я встал, вытащил свой чемоданчик.  Голова кружилась. Меня шатало из стороны в сторону. Соседи смотрели на меня сочувственно и проследили за тем, чтобы я ничего не забыл. Подали фуражку, которая лежала на самой верхней полке.
   Поезд остановился, и я, простившись со своими спутниками, вышел из вагона.   
   Тошнота усиливалась с каждой минутой.
   Я проходил мимо точки, где торговали мороженым.  Мне захотелось холодного. Казалось, от мороженого станет легче. Я купил  две порции  и сразу их съел. Облегчение не наступило. Наоборот, меня так сильно стало мутить, что еще б немного, и я бы стал блевать прямо на тротуар. Я стремглав бросился в туалет.
     После того, как мой желудок очистился, мне стало легче. Но я чувствовал себя слабым и больным.  Я понял, что изучать Курск я не в состоянии. Я сел в поезд и поехал назад, в Везельск. Из Везельска автобус довез меня до Губина.

 Уже наступили сумерки, когда я подходил к своему дому. Меня переполняли противоречивые чувства – радость, волнение, неловкость.     Более всего я боялся, что мать, увидев меня,  начнет громко рыдать.
   Открыл калитку, постучал в окно.
  - Кто там? – услышал я глухой голос матери.
   - Это я, Коля. Из армии пришел.
  Дверь открылась. Показалась мать – постаревшая, почерневшая, с синими кругами под глазами. На глазах ее блестели слезы. Но, слава богу, обошлось без рыданий.
   Я поцеловал ее в щеку, и мы зашли в дом.