О кокетстве

В "Невыносимой легкости бытия" Милан Кундера говорит о кокетстве, как о невысказанном приглашении к близости. Как бы не завершенном приглашении. Где еще не сказано ни "нет" ни "да". Мне кажется, что в наше время кокетство, как таковое уже давно утеряло свое первоначальное значение. И обрело некий свободный и легкий стиль, повседневного упражнения личности. Став само в себе содержанием. Как, например актерский этюд или шествие манекенщицы по подиуму. Она несет на себе красивую одежду и показывает ее нам. Мир моды уже давно обрел самостоятельные  театрализованные черты. Многие из нас смотрят на одежду и на образ модели на подиуме, как на спектакль или картину. И при этом качают головой - "Нет, это театр. Это совсем не то, что я стану одевать каждый день, сегодня или завтра".  Но то, что несет на себе модель и то, как она это делает призвано совершить лишь одно - "Нравится". Нравится нам. С другой стороны кокетство как раз именно то, что употребляется нами каждый из дней. И таким образом оно еще более упраздняется в своей сути.  Представьте себе вызывающий наряд, но по всему достаточно рядовой.  К примеру, очень короткую юбку и алую блузу с открытыми плечами на любой женщине. И что скажут многие из мужчин, иди она вечером так по бульвару? Вызывающе, значит призывно. Призывно значит доступно. А значит, возможно, и скорее всего это женщина легкодоступна. Легкого поведения или вовсе принадлежит к числу древней из профессий. И, конечно же, будут не правы. Такой наряд сегодня может одеть кто угодно. Школьница, продавщица, библиотекарша, домохозяйка и даже женщина, давно перешагнувшая средний возраст. И такой наряд сам по себе несет лишь один призыв - "Нравится". Давно и прочно утеряв смысл призыва эротического. Как нравится нам цветок на клумбе. Призыв растворился в массах. Кому нравится? В лучшем из случаев женщина несет этот призыв кому-то одному, кому-то своему, тайному, плотно засевшему в ее сознании. В большинстве же случаев это лишь буднично-размытое - "Я нравлюсь".  А еще точнее "Я нравлюсь себе в зеркале".  А значит это вещь в себе. Как и кокетство, давно утерявшее изначальный смысл призыва.  Так и эта одежда, которую можно сегодня увидеть на любой среднестатистической женщине. Ни то ни другое, ни к чему в результате не призывает и ни о чем не говорит нам кроме как - "Я хочу нравиться". Ведь и человек, упражняющийся в компании других людей в остроумии, в большинстве из случаев не преследует каких-то интимно-эротических целей. Но цель у него изначально все та же - "Нравится". В какой-то момент даже это всё теряет свой первоначальный смысл. Женщина утром сонно протягивает руку, берет привычную одежду, и почти не задумываясь, что на ней одето, идет по своим обычным делам. Это становится привычкой.  И в этой силе привычке тонет даже сам призыв - "Нравится".  Он умирает в ней, ведомой лишь силой привычных действий. Таким образом, и кокетство становится естественным как дыхание, как сама жизнь, как общие будни. И кто тогда может расценить это как призыв хоть к чему либо? Человек, расценивающий такой наряд и такое поведение, как недвусмысленный призыв к  интимно-эротическому сближению очень легко может попасть в глупое и неприятное положение, столкнувшись с резким неприятием своих действий. Так как подобная одежда, как и кокетство, давно и прочно утеряли свои позиции и свою первоначальную суть. В лучшем из случаев оставив за собой право некого театрализованного действа , цель которого - "Нравится" и смысл которого призывает нас дать лестную оценку. И не более того. И кто сегодня сможет повторить за Кундерой, что кокетство это негласный и неясный, незавершенный эротический призыв, а не детская игрушка в руках взрослых людей привносящих долю театрализованности в свою повседневную жизнь.