В танкисты за шесть месяцев -10 окончание

НАЧАЛО НОВОГО.

Мой дембельский приказ, этот долгожданный Приказ Министра Обороны СССР вышел 27 сентября 1984 года. Это был один из последних приказов министра обороны Устинова, поскольку менее чем через три месяца Устинов умер.
Дорога домой началась 5 ноября. Когда мне вечером выдали на руки документы и я получил окончательное подтверждение, что еду домой, то поначалу я даже не знал, с чего мне начать. И хотя этого дня я ждал два года, этот день наступил неожиданно.
До утреннего автобуса на Мурманск было почти 12 часов и эта ночь была самой длинной ночью в моей жизни. Вещи были собраны, с сослуживцами попрощался, в основном я был готов к отбытию, но спать в эту ночь не мог - по всему телу была непонятная дрожь. Немного после полуночи я встал с кровати и пошел в каптёрку, ключи от которой пока ещё были у меня и заварил себе чай. Но даже чай не помог. Ко мне присоеденился один парень из Латвии, которому до отьезда домой оставались ещё пара дней, и предложил мне сигарету.
Я не был курящим. Последнюю свою сигарету я выкурил в возрасте 14-и лет, 1 октября 1978 года, когда решил начать здоровый образ жизни. Поэтому в армии пауз на перекуры у меня не было (иногда эти перекуры могли растянуться на полчаса). Латыш предложил мне самые крутые папиросы Советского Союза - Беломорканал. Естественно они были без фильтра: в народной среде ходили разговоры, что одна такая папироса убивает лошадь. Мысли о курящей лошади казались идиотскими, но предостерегали держаться подальше от табака.
Я взял папиросу, прикурил и в несколько затяжек выкурил. Взял вторую, третью, четвёртую, пятую, шестую. Я выкурил подряд полпачки, пока не почувствовал, что перед глазами всё начало дрожать. Я допил свой чай и пошел спать. И после этого на больше не выкурил ни одной сигареты.
Утром на автобусе я отправился в Мурманск, оттуда поездом на Ленинград куда прибыл 8 ноября. А 10 ноября уже встал на учёт в военкомат Октябрьского района города Таллина. Два года прошли. Круг завершен.
Прибытие домой в ноябре было относительно ранним временем, поскольку свободно могло случиться и так, что демобилизовавшиеся на основании сентябрьского приказа военнослужащие, могли отправиться домой почти под наступление Нового года. Мне, паре латышей и одному русскому повезло, поскольку мы завершили свою дембельскую работу, которая была уже указана выше, постройка бани. Нам сказали, что как только баня будет построена, то нас в воинской части долго задерживать не будут. И поскольку мы свою работу сделали быстро, то в начале ноября нас отпустили домой. Мне же повезло избежать ещё двух дел из за раннего отьезда.
Когда вышел приказ Министра Обороны, то командир роты обратился комне с предложением остаться на сверхсрочную службу. Он мотивировал это тем, что поскольку я был старшим сержантом, то стану сразу прапорщиком и смогу выйти на пенсию намного раньше, чем обычно, поскольку для 30-и летнего служебного стажа надо отслужить за Полярным кругом всего 15 лет. Если бы я согласился, то теоретически в 1999 году я мог бы уже быть пенсионером. Но я вежливо отказался от этого предложения обосоновав это тем, что после армейской службы я хочу продолжить своё образование в университете. Учёба в университете была моим главным аргументом. Капитан Богунов не был самым ярким офицером в нашей части, но умел ценить образование. Для меня же самым главным аргументом было то, что слово "прапорщик" у меня ассоциировалось с маленьким, круглым гагаузом Капсамуном и я не хотел никаким образом себе такую же судьбу, как у него.
Ну а чтобы учёба в университете мне давалась более легко, мне предолжили стать кандидатом в члены КПСС. Он этого предложения почти не было возможности отказаться, но поскольку мы свою дембельскую работу закончили рано, то долго задерживать в части нес не стали и поэтому вступление в кандидаты члена КПСС благополучно пролетело мимо. Если бы это случилось, то от вступления в ряды КПСС меня бы уже ничего не спасло, поскольку до принятия декларации о независимости Верховным Советом ЭССР оставалось ещё четыре года, и коммунистическая партия действовала активно даже ещё несколько лет после принятия документа о независимости. Принадлежность к коммунистической партии отавило бы пятно на всю жизнь, но я спасся от "партийной карьеры".

Маленкое отступление: тут автор явно лукавит. Если помотреть на нынешний состав политической элиты Эстонии, то большинство членов этой элиты являлись в прошлом активными функционерами КПСС. И никому это не помешало перекраситься в другой цвет и сделать себе неплохую карьеру после обретения независимости. Даже второй президент Эстонии, Арнольд Рюйтель, в советское время был самой большой партийной бонзой в ЭССР, занимая пост Председателя Верховного Совета ЭССР, где он проявлял небывалую коммунистическую активность, за что был даже награждён орденом Ленина. И даже такие люди умудрялись заявлять, что они вступали в КПСС, чтобы разваливать партию изнутри. Человек, который сейчас выдвигает свою кандидатуру на пост президента Эстонии, в советское время также был активным партийным функционером, занимая различные посты в райкомах КПСС. Так что зря автор так сокрушается. Любое пятноможно замазать необходимым цветом. (переводчик).
Продолжим :))
В поезде, по дороге домой, в голове всё перемешалось. То, что происходило, казалось таким безумным, таким абсурдным и бессмысленным, что иногда было чувство, как будто ничего прошедшего в действительности не было, был только какой то шизофренический сон. Но стук колёс и парадная форма морского пехотинца, которую мне удалось скомплектировать передь отьездом, возвращали меня назад в действительность. Это был далеко не сон. Всё это случилось со мной абсолютно реально. Также сознание отказывалось воспринимать и то, что этот театр абсурда закончился, два года, которые по уходу в армию казались вечностью, прошли. Я очередной раз поймал себя на том,что думаю о всём произошедшем на русском языке. За прошедшие два года эстонский язык пропал куда то глубоко в подкорке, так глубоко, что мысли и сновидения были на русском языке. Конечно - я читал некоторые книги на эстонском языке и далеко не только историю КПсс. Из дома мне присылали книги, друзья присылали журналы. Почти два года со мной была постоянно небольшая книга стихов Йоела Санга, вступительный стих которой очень хорошо подходил для ледяного Кольского полуострова: "На морском льду, на вершине мира, где любой искатель правды стареет раньше времени....".
Я чувствовал, что я действительно постарел, хотя мне было всего 20. Я устал. Я думал,могут ли в последующей жизни произойти события, кторые заставят меня удивиться или выбьют меня из колеи. За два года я видел столько дикости, дурости и бессмыслия. Но не только это. Я видел дружбу, научился делиться последним сухарём с теми, кто при виде куска хлеба начинали плакать. Я узнал, как много хорошего и как много плохого может быть в человеке. Я научился прощать, что на самом деле совсем не просто. Намного легче жить по кодексу Хаммурапи, известным тем, что "око за око, зуб за зуб" и по которому других возвращают то, что делали со мной. Я же отказался от этого.
За два года я прошёл быстрый курс жизни, но не поняв того,что мне делать с приобретённым опытом. Когда я обдумывал то,кто я стал за эти два года - победителем или проигравшим, я решив, что в любом случае я стал победителем. Да, с одной стороны я потерял два года жизни, которые ничем невозможно вернуть. Я абсолютно уверен, что эти года можно было дома провести гораздо веселее работая, занимаясь спортом, учась в университете, нормально питаясь и с нормальным сном. Также я потерял достаточно много в здоровье - это было далеко не то, каким я был до армейской службы. О проблемах со здоровьем, которые вылезли только годы спустя и причиной которых было нахождение рядом с атомной электростанцией и загрязнённая природа, во время пути домой я не знал ничего.
Но далее, когда я начал подсчитывать плюсы и минусы, то нашел и много позитивного. Я приобрёл богатый запас опыта и что с того, что было много неприятного  - каждый опыт имеет значение. Я знал, что на Западе люди платят большие суммы,чтобы пойти на пару недель на курсы по выживанию. Я же прошёл двухгодичные курсы по выживанию абсолютно бесплатно, более того, мне платили за это сначала семь, а потом 17 рублей в месяц. Так что курсы по выживанию были удачными, потому что несмотря ни на что, я выжил. Что ещё можно желать молодому человеку?
К положительной части опыта, естественно, относится и то, что почти два года я мог ездить на танке. Нельзя не сказать, что это было моё любимое занятие. Когда то мне нравилось мальчишкой гонять на своём мопеде по деревенским дорогам, но езда на танке это нечто совсем другое - по сравнением с этим мопед был просто жалким инструментом.
В морской пехоте, и это несмотря на то, что в военной части 99729 был полный советский бардак, я приобрёл опыт во многих сферах, которые одним или другим боком были связаны с деятельностью десантных войск. В заключение я подитожил: всё было хорошо и теперь надо дальше жить.
Я сел в поезд и стал обдумывать и то, что я первым сделаю, когда приеду домой.
Конечно я помнил и о банке варенья, которую я поставил в холодильник перед уходом в армию и надеялся, что банка всё ещё меня ждёт. Также я мечтал, что по приезду домой возьму с книжной полки первую попавшуюся книгу и начну её читать. Всё равно какую книгу, главное, чтобы книга была на эстонском языке. Я мечтал и о том, что пойду в Старый город и буду там гулять часами, вспоминая, как выглядит мой родной город. Особо интересовало меня, что стало с церковью Нигулисте, башня которой обвалилась впоследствии пожара в октябре 1982 года.
Мечтал я и о том, что начну говорить с людьми на эстонском языке. Скажу им что нибудь и они на это не будут выкатывать глаза, как будто видят инопланетянина, а поймут меня. И если захотят, даже ответят. Всё равно что, главное, чтобы это было на эстонском языке.
И чем ближе поезд был к Таллину, тем больше я понимал, что это более не моя проблема, как механик Былинкин сможет завести танк номер 514, который многие месяцы был моим домом, в 30-и градусный мороз. Должен ли он уже в три часа ночи идти греть танк или он пойдёт в гараж в четыре утра. Я ещё и поэтому не волновался, что Былинкин уже стал "стариком", который свободно мог отправить молодого в три часа ночи для того, чтобы нагреть танк.
Больше мне не надо было отдавать приказания на русском языке и исполнять приказания, отданные на русском языке. Больше не надо было, стоя на тумбочке в казарме, орать громким голосом, когда в казарму заходил офицер: "Дежурный по роте, на выход!". Больше не надо было петь строевую песню про смелых танкистов, которые быстрее ветра насутся на врага, не надо было поднимать на утренней зарядке металлические траки и не надо было нестись по утрам в танкистских сапогах по дороге Печенга - Мурманск, продуваемым до костей холодным ветром. Больше не надо было жалеть голодных "бичей", которые неслись в столовой за каждой упавшей коркой хлеба, не надо было по утрам отбивать до ровного квадрата кровать, не надо было тайком жарить чаек на костре, убитых большим половником за свинарником, не утешать с играющим гормоном солдат, химия организма которых не поддавалась влиянию даже армейского киселя.
Когда я вышел из поезда на Балтийском вокзале, то увидел, что в Эстонии тоже зима, но это нельзя было даже сравнить с зимой на Кольском полуострове. Несмотря на минусовую температуру шапки и перчатки мне были не нужны, поскольку я привык к более суровым условиям. Придя домой я снял шинель, скинул сапоги и первым делом пошел к холодильнику. Клубничное варенье было на месте. Я был за это благодарен родителям и своим братьям-сёстрам. Открыл банку, мама в то же время нарезала булку. Так я сидел, ел булку и варенье, настоящую булку, не какой нибудь белый хлеб. Я был дома.
То самое клубничное варенье, которое кончилось за десять минут, было одним из тех вещей, которые помогли мне пережить самые трудные времена. Когда была особо противная минута, я просто выключал себя и представлял, чо я уже дома, сижу за кухонным столом и ем булку с вареньем. Это мне помогало. И это хорошо, что в нашей семье был порядок, когда при готовке варенья ложили немного больше сахара, чем это было надо по рецепту. Это мне нравилось.
В следующие дни я навещал друзей. Немного праздновали, но здоровье от этого, к счастью или нет, не пострадало. Друг Айвар, которого забрали в армию со мной в одно время, уже давно был дома. Он служил в танковых войсках, получил травму и по решению медицинской комиссии был отправлен домой. Сейчас он учился в педагогическом институте на учителя эстонского языка и литературы. Пару раз я ходил с Айваром на занятия - так, из любопытства.
Поначалу я планировал после армии годик отдохнуть и только потом пойти учиться. Но внезапно появилась мысль: а если попробовать продолжить учёбу сразу? Из за суставов продолжать обучение на факультете физкультуры я не мог, но филология казалась мне разумной альтернативой. На тот момент я особо не задумывался, что на самом деле значит учиться на учителя эстонского языка и хочу ли я на самом деле преподавать эстонский язык в школе. На то время за два армейских года мой эстонский язык настолько замедлился, что говорить на русском языке я мог достаточно быстрее, чем на эстонском. На эстонском языке я говорил с интонациями командира танка и жутким русским акцентом, который давал повод для шуток многим, которые слушали мои выступления на первом году обучения в университете. Может быть и поэтому меня отправили на республиканские соревнования по оратрскому искусству, где в финале моим соперником был ныне известный Индрек Таранд.
На самом делев университете мне ещё нравилось то, что Айвар называл солнечной стороной студенческой жизни. На языковых факультетах училось большое количество красивых девушек, а молодых людей были всего единицы. Поэтому мужчины были в цене.
Я пошел изучать обстановку в институт. Был конец ноября и студенты, начавшие всентябре, уже почти три месяца упорно учились и впереди уже маячила первая экзаменационная сессия. Я ходил из кабинета в кабинет, пока кто то из работников не направил меня в деканат языкового факультета. В то время деканом был Август Ундуск, который, к сожалению, в 2012 году ушёл из жизни. Ундуск внимательно меня выслушал и сказал, что поскольку недавно была открыта новая специальность - учитель эстонского языка и литературы для школ с русским языком обучения, то он не против, если я пойду туда учиться. Он смог получить у ректора Рейна Виркуса разрешение на экстренную сдачу экзаменов для моего перевода с факультета физкультуры на языковой факультет, что означало для меня сдачу новых вступительных экзаменов. Всё получалось неожиданно легко, я должен был только учить и сдавать экзамены, всё остальное было сделано за меня. За пару недель я смог справиться и с экзаменами и в середине декабрка, благодаря отличным организационным способностям Ундуска, я стал настоящим студентом филологического факультета.
Поскольку первая экзаменационная сессия первого курса уже почти началась, то догоняя по учёбе однокурсников мне пришлось изрядно попотеть, но это было мелочью по сравнению с прошедшими двумя годами армии. Я учился настолько много, насколько мог и сдал свою первую студенческую сессию.
Посещение института в первые учебные месяцы были для меня совсем не легки. Перемена климата плохо повлияла на мои суставы и иногда по утрам приходилось глотать целую горсть обезбаливающих, чтобы вообще встать с кровати. Но постепенно ситуация стала улучшаться и это ещё благодаря врачу, который лечил студентов в институте и который выписал мне противовоспалительные препараты.
Однокурсники, в основном девушки, интересовались, не боюсь ли я провалиться на экзамене. Я отвечал, что нет. Они спрашивали, не не боюсь ли я профессора Мати Хинта, котоый читает савый ужасный предмет в мире - введение в языковую филологию. Если в институте никого другого не боялись, то имена двух профессоров вызывали трепет у всех студентов. Это были профессор Мати Хинт со своей языковой филологией и профессор Лембит Андресен с историей педагогики. Я могу ответить, положа руку на сердце, что никого из них не боялся. Я даже не понимал, а почему я должен их бояться? Что они мне могут сделать по сравнению с тем, что я пережил за последние два года? Будут задавать трудные вопросы? Пускай задают, это же их задача. Провалят на экзамене? Пускай. Будем пробовать ещё и ещё. Может исключат из института? Исключат, значит исключат, это же не конец сцета. Я знал, что в жизни важнее то, например, что я живой. Может быть в то время я казался моим однокурсникам слишком наивным, для некоторых даже слишком любопытным. Некоторые однокурсники до сих пор вспоминают, как внезапно среди зимы на курсе появился какая то фигура, которая постоянно улыбалась.  А что делать? Мне было просто хорошо. Да, для полной правды надо признать, что первые несколько месяцев после возвращения из армии одной из причин моей постоянной улыбки на лице могло быть то, что во время перерыва на обед к гороховому супу я выпивал рюмочку "Вана Таллина", в употреблении которого я никогда не дойду до высшего мастерства прапорщика Капсамуна.
Хорошее настроение у меня было ещё по одной причине. Из за той самой книги, которую я взял с собой в армию, из за написаной "немецкими буквами" истории КПСС, которую за два года я, как минимум, дважды внимательно прочитал. И когда выяснилось, что преподаватель истории КПСС Велло Тоом говорит в микрофон на лекции то, что написано в книге слово в слово, то я решил, что на эти лекции я могу не ходить. Я рехил, что вместо этого я могу сделать что нибудь более полезное, например встретиться с друзьями за обедом или просто погулять по городу. Это было более приятное занятие.
Поскольку со мной в одно время учился в институте знаменитый сейчас профессор мартин Эхала, который боролся в студенческом самоуправлении за то, чтобы ввели для студентов свободное посещение лекций, то в этой части я был с ним абсолютно единодушен и с энтузиазмом применял право не ходить на лекции, в которых не было никакого смысла. Но экзамены я сдавал хорошо, даже несмотря на это, поскольку всевозможные конгрессы, пленумы и тезисы, не говоря уже о Зиновьеве, Каменеве и спорах Сталина с Троцким и Бухариным, марксизм-ленинизм и все их основы были для меня ясны, как чистая вода.
Проблемы с суставами и другие проблемы со здоровьем, в которых можно обвинять и армейский кисель и загрязнённую атомной станцией природу Кольского полуострова, сопровождали меня ещё в течении многих лет. Примерно два раза в году, весной и осенью, суставы на пальцах рук опухали и начинали болезненно и неприятно скрипеть. Ещё в 1991 году, через семь лет после армейской службы, я постоянно натирал их спортивными крмами и мазями и использовал различные компрессы из народной медицины от которых, к сожалению, никакого толка не было. И тогда я встретился с лекарем Владиславом в Йыхви, под руководством которого я выздоровел.
Лечение началось с полного десятидневного поста во время которого можно было употреблять только воду. Поскольку пост пришёлся на время заготовки варенья, то в то лето мы сварили десятки банок варенья и не одного раза я не попробывал или ягоду или готовое варенье. На третью голодную ночь я уже видел во сне булочки с кремом, на на последних ночах всегда снился хлеб. Вслед за постом начались два года полного вегетарианства. При этом надо было белки и углеводы принимать отдельно, чередую их при каждом приёме пищи. В течении всего этого времени надо было делать разнообразные процедуры, очищающие организм. небольшие суставы после этого пришли в порядок. Но с бегом надо было ещё обождать, но на 40 день рождения я с удовлетворением признал, что здоровье снова в порядке.
По части красивых девушек мой друг Айвар говорил сущую правду. В ту же самую зиму 1984 года, когда я из танка пересел за институтскую парту, на втором этаже нашего института я встретил свою будущую (и сегодняшнюю) жену Реет, которая училась на отделении английской филологии. Несмотря на то, что большая часть её однокурсниц выражала ей глубокое сочувствие, поскольку она начала встречаться с мужчиной-филологом ( мужчину-филолога в то время сравнивали с природной катастрофой), в 1986 году мы поженились. Первый ребёнок родился в 1993 году и второй в 1995 году. Я верю, что без вредного воздействия на моё здоровье Кольского полуострова наши дети появились бы в нашей семье на семь лет раньше. 13 августа 2011 года мы отметили свою 25 годовщину, серебрянную свадьбу. Точно так, как мы поженились 25 лет назад, также мы отметили и юбилей в Хаапсалу. Мы гуляли по берегу моря, кушали дешёвые пирожки с мясом, купили детям банку мёда в день празднования праздника Белой Дамы и уехали обратно домой.

В ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

Позже я задумывался, что могло бы со мной стать, если бы всё пошло по другому. Что бы случилось или что бы осталось неслучившимся, если бы осенью 1982 года со мной не встретились товарищи в серых костюмах? Или что бы было после того, если бы я принял их "дружеское" предложение о сотрудничестве? Удалось бы мне избежать призыва в армию или я бы попал служить в более лёгкое место? Кто или где был бы я сейчас, если бы меня не забрали в армию и я бы закончил факультет физкультуры и стал учителем?
Но точно из меня бы не получился учитель эстонского языка и литературы в средней школе Кадрина в 1988 году. И я также бы не преподавал финский язык в той же школе, в которую я попал на работу после окончания института. Несомненно я бы не поехал стипендиатом Совета Министров северных стран в 1993 году в университет Юваскюля учить финский язык, литературу и культуру и я никогда бы не написал свою первую книгу - учебник финского языка для средней школы.
И не случилось бы того, что министр культуры и образования Пеетер Крейцберг в 1995 году пригласил меня на работу в Языковую Инспекцию, в которой я работаю и по сей день. Осталась бы незащищённая докторская работа по языковой политике и остались бы ненаписанными многие статьи по той же теме. И почти с уверенностью можно сказать, что остались бы ненаписанными детские книги, если бы я стал учителем физкультуры. Может бы и не было бы у меня семьи той, которая есть сейчас. Вся моя жизнь могла бы сложиться совсем по другому.
Только в отношении тех двух потерянных годов были мысли, что было бы лучше, если бы их не было, это были действительно ужасные года, несмотря даже на то, что на втором году появились некоторые интересы и увлечения. С другой стороны я не могу себе представить, что моя жизнь могла бы быть другой, не такой как сейчас.
Два года службы в Советской Армии закрыли передо мной несколько дверей, в которые в моей будущей жизни я должен был войти. В то же время после службы в армии открылись новые двери,о которых до службы в армии я даже и не подозревал. И уже за это я благодарен тем двух годам службы. И радость от того, что я остался живой, идёт со мной по жизни и в сегодняшних днях. Это чувство заставляет особо ценить те самые два года, поскольку без них я бы не умел ценить это чувство.

КОНЕЦ.



Вот и всё, мои дорогие читатели. Я закончил перевод ещё одной книги.  Можно во многом не соглашаться с автором книги, но это его личное мнение, а я только постарался донести его до большей аудитории, которую несомненно даёт русский язык. Автор книги до сих пор является директором Языковой Инспекции, задачей которой состоит борьба с русским языком в Эстонии. При этом на засилие других языков не обращают внимания, главное, чтобы русского не было. И сначала прочитав, а потом и переведя эту книгу, я увидел в ней зачатки той ненависит к языку, которая сейчас пропитала всю Языковую Инспекцию, или как её у нас называют, Инквизицию.
Всем спасибо!! И, возможно, когда нибудь я найду ещё одну подходящую и интересную мне книгу и сяду за новый перевод.

До встречи на страницах!!
С уважением.
Марк Дрейк, непрофессиональный переводчик :))