Все они солдаты... Киноповесть. Гл. 38

      КИНОПОВЕСТЬ  "ВСЕ  ОНИ  СОЛДАТЫ..." 

      38.
      ПЕНЗЕНСКАЯ    ГУБЕРНИЯ.    УЕЗДНЫЙ    ГОРОДОК.    ТРАКТИР.
      ВТОРАЯ  ПОЛОВИНА  CЛЕДУЮЩЕГО  ДНЯ.  БЛИЖЕ  К  ВЕЧЕРУ.



      
      Мы  в  обычном  трактире  маленького  уездного  городка,  в  довольно  большом  зале,  в  котором  есть  и  свободные  столы.
      Осматриваемся.
      Народу  немного,  но  и  немало.
      Пьяных  особо  не  наблюдается,  хотя,  конечно,  есть  и  таковые.  Но  бутылки  стоят  далеко  не  на  всех  столах. В  основном,  здесь  простолюдины,  пришедшие  поесть,  отдохнуть  и  согреться.
      Половые  на  подносах,  не  торопясь,  разносят  еду,  уносят  грязную  посуду.
     Особой  суеты  нет,  как  нет  и  сильного  шума,  пьяных  песен.  Только  характерный  звон  посуды  и  негромкий  гул  голосов...
      
      ... За  одним  из  столов  мы  обнаруживаем  наших  старых  знакомцев : студента  Сидора  Харитоновича  Наливайко  и  семинариста   Митрофана  Кузьмича  Страстотерпова. Они  сидят  за  столом  лицом  к  залу,  опираясь  спинами  о  стену  позади  себя.  Но  головы  наших  героев  сейчас  чаще  мы  видим  опущенными,  чем  повёрнутыми  лицами  к  сидящим  в  зале  людям.
      Молодые люди  нервно курят.
      Перед  ними -- пепельница,  самовар,  стаканы  с  чаем,  небольшое  блюдо  с  кренделями,  тарелки,  заварочный  чайник,  сахарница,  чайные  ложки… А  на  тарелках  перед  каждым  лежит  раз-другой  надкушенный  крендель.
      Но  парни  не  едят.  Они  напряжены  и  даже  почти  не  разговаривают.
      Перед  молодыми  людьми  горит  в  подсвечнике  свеча,  которая  не  столько  их  освещает,  сколько  оживляет  их  тоскливые  физиономии,  бегающими  весёлыми  тенями...
 
      ... недалеко  от  этих  наших   знакомцев  в  более   затемненной  части  трактирного  зала,  за  столом,  на  котором  даже  нет  свечи,  обращаем  внимание  на   двух  извозчиков.  Те  едят  щи  и  тихо  беседуют. Перед  каждым  из  них  по  миске  со  щами,  а  между  --  тарелка  с  ломтями  чёрного  хлеба  и  большой,  разрезанной  на  четыре  части,  луковицей…
       Только,  подойдя  совсем   вплотную  и  приглядевшись,  замечаем,  что  эти  гости  на  самом  деле  не  едят,  а  активно  носят  ко  рту  пустые  ложки,  что  количество  еды  в  их  тарелках  не  уменьшается.  Заинтригованные,  мы  рассматриваем  странных   "едоков"  и  с  большим  трудом  узнаём  в  них  полковника  Велесова  и  поручика  Лелина.
      Оказывается,  не  случайно  они  не  поставили  свечи  на  стол  и  сели  в  так  плохо  освещаемый  угол!  Не  подойди  мы  настолько  близко  и  не  наклонись,  вглядываясь  в  их  лица,  ни  за  что  не  признали  бы  в  этих  простолюдинах  наших  главных  героев,  как  и  не  заметили  бы,  что  процесс  еды  они  только  имитируют.
      Лелин  тихонько  Велесову:
      --  Напряжены,  неестественны,  явно  волнуются.  Невозможно  этого  не  заметить.
      --  Ты  прав.  Но  это  можно  объяснить  тем,  что  не  выполнили  задания,  не  организовали  бунта…
      --  Надеюсь,  ожидаемый  нами  гость,  тоже  так  «прочтёт»  их  напряженное  состояние…
      --  Кажется,  он,  смотри…
      
      ... Теперь  всё  наше  внимание  сосредотачивается  на  мужиковатой  неуклюжей  фигуре  простолюдина,  подошедшего  к  столу  молодых  людей.
      Он  наклонился  и  что-то  им  сказал.
      Те  ответили.
      Мужчина,  не  торопясь,  уселся  за  их  стол,  кликнул  полового,  заказал  еду.  Тот  кивнул  и  отошел.  Гость,  повернувшись  к  молодым  людям,  указал  рукой  на  студента  и,  похоже,  задал  вопрос.  В  ответ  студент  оживился,  стал  говорить.
      Пришедший  периодически  прерывает  этот  рассказ,  обращаясь  с  вопросами  к  семинаристу,  и,  только  получив  у  того  ответ  на  свой  вопрос,  разрешает  студенту  продолжить  монолог.
      Но  обстановка  за  столом,  кажется,  разрядилась.
      Молодые  люди  стали  вести  себя  заметно  более  спокойно  и  естественно.
      Подошёл  половой. 
      Он  принёс  полуштоф  водки,  три  рюмки,  тарелку  жареного  картофеля,  маленькую  мисочку  с  солёными  огурцами  и  несколько  крупных  ломтей  чёрного  хлеба  на  небольшой  тарелке,  вилку,  нож.
      Гость  водку  пить  не  стал,  студенту  и  семинаристу  выпить  тоже  не  предложил,  а  с  аппетитом  принялся  за  еду.
      Молодые  люди,  уже  совершенно  успокоившись,  стали  пить  свой  чай,  и  есть  крендели,  отвечая  на  какие-то  вопросы  пришедшего.
      Велесов  с  Лелиным,  переглянулись  с  сидящим  у  выхода  из  трактира  мужиком.  Повинуясь  движению  бровей  полковника,  тот  встал  и  вышел  вон.  Но  ненадолго.  Вскоре  вернулся.  Кивнув  полковнику  и  поручику,  снова  сел  на  своё  место.
      Почти  сразу  же  после  возвращения  мужика,  в  зал  ввалилась   небольшая  группа  новых  гостей,  состоящая  из  четверых пьяных  крестьян.  Они  уселись  практически  напротив  стола,  занимаемого  студентом,  семинаристом  и  их  гостем,  и  подняли  невообразимый  гвалт,  требуя  то  свечу,  то  еды,  то  водки,  то  квасу,  то  пива…
      К  тому  же,  один  из  них,  совершенно  лишённый  голоса  и  слуха,  всё  пытался  затянуть  песню  «Вдоль  по  Питерской…»,  но  сотоварищи  его  одёргивали…  Он  умолкал,  но,  к  сожалению,  ненадолго…
      Наконец,  встреча  молодых  людей  с  Крестьянином,  кажется,  стала  подходить  к  концу.
      Тот  доел,  утёрся  носовым  платком  и  стал,  опустив  руки  на  колени   для  чего-то  протирать  принесённые  половым  рюмки  всё  тем  же  самым  носовым  платком.  Делал  это,  явно,  автоматически,  о  чем-то  задумавшись.
      Протертые  рюмки  уже  стояли  перед  ним  на  столе,  заслоняемые  от  молодых  людей  самоваром,  а  гость  всё  еще  раздумывал.
      Потом  он  вздохнул  и  начал  что-то  быстро  и  горячо  говорить  молодёжи.
      Те  слушали  внимательно  и  кивали.
      Наконец,  Крестьянин  достал  из  кармана  блокнот  и  карандаш,  что-то  недолго  писал  в  блокноте,  вырвал   исписанный  лист  и  протянул  его  студенту.
      У  молодых  людей  лица  просияли  счастьем.
      Студент,  прочитав  написанное,  опять  счастливо  улыбнувшись,  аккуратно  сложил  листок  и  бережно  положил  его  в  нагрудный  карман  верхнего  платья.
      А  гость,  наконец-то,  к  этому  времени  разлил  водку,  протянул  две  рюмки  ребятам,  взял  в  руки  свою, приветственно  её  поднял, что-то  сказал.
      Молодые  люди  засмеялись  и  радостно  ответили.
      Крестьянин  чокнулся  с  молодёжью,  быстро  вместе  с  ними  выпил  и,  простившись  кивком  головы,  сразу  же  торопливо  встал  из-за  стола  и  направился  к  выходу  из  трактира...
      
      ... вслед  за  ним  покинул  трактир  и  сидевший  у  двери  мужик,  тот,  что  ранее  переглядывался  с  Лелиным  и  Велесовым.
      Молодые  люди  остались  сидеть  за  столом.
      Странно,  но  они  почему-то  опять  загрустили,  оперлись  спинами  о  стену,  перестали  есть,  опустили  руки  и  головы.
      Поручик  и  полковник,  переглянувшись  с  певцом  из  пьяного  коллектива  четверых  крестьян,  подозвали  полового,  что-то  ему  сказали  и,  бросив  на  столешницу  несколько  монет,  вышли  из  трактира.   
      Половой  же,  обнаружив,  что  прозевал  уход  Крестьянина,  подбежал  к  сидящим  за  столом  молодым  людям  и  стал  им  что-то  говорить,  указывая  на  место, где  сидел Крестьянин.  Вероятно,  требовал  платы  за  съеденное  и  недопитый  полуштоф  водки.
       Но  молодые  люди  на  его  речи  совершенно  не  реагировали,  даже  не  сменили  позы,  в  которой  сидели  и  не  подняли  голов.
      Рассерженный  слуга  потряс  за  плечо  семинариста…
      И …тот  упал  на  пол…
      Не  поняв,  в  чём  дело,  половой  слегка  толкнул  студента,  пытаясь  привлечь  к  себе  его  внимание,  но  и  тот  молчаливо  последовал  примеру  своего  товарища...
      
      ... слуга  затравленно  оглянулся,  но,  обнаружив,  что  инцидент  остался  незамеченным,  быстро  выскочил  из  трактира...   
      
      ... сразу  следом  за  ним,  бросив  монеты  на  стол,  буквально  выбежали  все  четверо  «пьяных»  крестьян,  возглавляемых  "певцом".  .