Покойник

                ПОКОЙНИК




С утра по деревне поползла чёрная весть. От калитки к калитке, будто почтальон с сумкой стучалась она в дома.
– Ванька Зуев помер.
Хозяйки выходили из калиток, собирались в кучки и переваривали это известие.
– Вчерась на кладбище он ко всем на могилки приходил и поминал, куда только влезало столько водки. «Троица», положено угощать, вот он и наугощался.
– А не откажешь, на поминках не положено отказывать.
– Ему и не привыкать пить, сколько его знаю, всё пьёт, никак не напьётся.
– Вот и напился, там-то не нальют, небось.
– Не вредный был мужик, пьющий только, а кто сейчас не пьёт?
– Вредный, не вредный, а в работе не очень расторопный, пока не накричишь, с места не сойдёт.
– Все мужики такие, не расторопятся. А бутылку покажи, сразу и дело делаться начинает.
Старухи собрались у ворот Маньки Рассказовой, она и нашла покойника.
– Вчерась уже в сумерки, смотрю, еле ползёт домой, дополз до топчана, что у него под навесом стоит, прямо снопом упал на него и затих, - говорила Манька, оглядывая всех значимым взглядом. – Ну упал и пусть себе спит, я домой отправилась. А сегодня утром я пошла управляться со скотиной, смотрю через забор, а он, как лежал вчерась, так и лежит. Во двор зашла к нему, а он хоть бы тебе шевельнулся, или чего там ещё, так нет. Прислушалась, а не слышно, как он дышит, я его палкой за ногу тронула, не шевелится, я сильней толкнула, он, как лежал, так лежит.
– А чего палкой?
– Так страшно, вдруг он мёртвый, - сказала Манька.
– А как ты определила, что он уже, это самое, того?
– Так ещё раз ногу толкнула, а она возьми и упади с топчана, а Ванька никак не реагирует, что тут подумаешь?
– Верно, тут ничего и не подумаешь.
–Теперь надо мужиков собирать, похоронить его надо, человек всё ж. Яму выкопать, гроб сколотить. Его хоронить некому, родни нету, придётся всей деревней в складчину, – говорили одни, другие согласились, а кое-кто и промолчал.
     Мужики стояли в другом месте и решали кому, и что делать, а когда определились, то пошли к Ванькиному двору, чтобы посмотреть на месте и помянуть, пока суть да дело. некоторые мужики прихватили с собой самогонки, со вчерашних поминок осталось. И похмелиться после вчерашнего стоило, иначе дело не пойдёт.
Ванька лежал точно так, как и рассказывала Манька, одна нога свалилась с топчана, лежала неловко, но покойника это не тревожило. Мужики посмотрели на него издалека и решили сначала выпить, а потом уже всё остальное, покойник ни куда не убежит, а похмелиться нужно было срочно. Они расположились на завалинке прямо перед окнами, быстро достали у кого, что было на закуску: кусок заветренного сала, горбушку хлеба, пучок зелёного лука. Нашёлся и стакан, правда чистотой он не блистал, но зараза к заразе не пристаёт, как говорится в таких случаях.
– Неплохой мужик был Ванька, – разговоры начались после первого захода, – и в работе ему равных не было, ну, в выпивке он толк знал. у конюха кобыла Рыжуха за раз воды столько не могла выпить, сколько Ванька мог водки осилить.
И пошли, поехали разговоры, особенно после второго захода. Уже и забыли, что за калиткой лежит покойник, стали рассказывать разные байки и анекдоты, посмеиваться, а потом и хохотать.
– Мужики, похмелиться есть? – вдруг раздался голос будто с небес.
Все вначале онемели, а потом медленно оглянулись. В распахнутой калитке стоял Ванька, держась за столб. Ему кто-то подал стакан с самогонкой. Ванька залпом выпил, а потом закрыл глаза и задержал дыхание. Он так стоял, казалось, целую вечность, а потом выдохнул, медленно открыл глаза и спросил:
– А, что вы тут делаете?
Наступила тишина, продолжавшаяся довольно долго, а потом Никифор Задов проговорил:
– Так мы тебя поминаем.
– Кого, - переспросил Ванька.
– Ну, тебя, ты ведь помер.
– Когда? – не понимал Ванька.
– Так, вчера, вроде бы.
Ванька протянул стакан, и ему налили ещё. После выпитого полегало.
– Это, как же я помер, если я похмеляюсь? – задал вопрос Ванька и свысока осмотрел мужиков.
 Те наперебой стали рассказывать, что случилось и как Манька разнесла эту напраслину.
– Ну, ладно, она с перепугу наплела, ну, а вы-то чего, живого человека от покойника отличить не можете? – Ванька был недоволен.
– Да, кто его знает, посмотрели через забор, а ты лежишь и не двигаешься, вот  и решили, что Манька правду сказала.
– Правду! Когда это Манька правду говорила? У неё правду гестапо не выбьет, а тут сама правду говорит. Ей-то что, сбрехала, а там хоть солнце не вставай. Хотя если разобраться, то в этом и свой резон есть.
– Какой такой резон? – спросил Никифор.
– А такой! Мне можно сказать повезло на своих поминках стакан пригубить. Вот ты Никифор пил на своих поминках?
– Ни чужих пил, это случалось, а на своих не приходилось. Да я и не помирал ещё, вот помру, там видно будет.
– Вот, - протянул Ванька, а я, можно сказать, уже почти помянул себя. Наливай ещё.
Он взял стакан и посмотрел сквозь него на небо, обзор был никудышний, но водка в нём плескалась, и Ванька помянул себя, как полагается третий раз.
– В аккурат троекратно, как положено, ну теперь будем рассуждать, что это значит? А значит это, что  если человека посчитали мёртвым, а он оказался живым, то жить ему лет до ста, не меньше.
Всем вдруг мужикам захотелось выпить с долгожителем, когда ещё придётся встретить столетнего человека, а тут прямо вот он. Но самогон кончился, и пришлось снаряжать гонца. А кому идти, как не покойнику, ему нальёт кто хочешь. Это надо ж такое диво, покойник просит выпить, тут не откажешь ни в каком разе. Пошли компанией во главе с покойником.
Первой оказалась калитка этой самой Манька Рассказовой,  чей долгий язык и затеял эту похоронную процессию. Ванька давай громко стучать в железное кольцо. Во дворе изводился кобель, разбрасывая слюни по сторонам.
– Кто там? – спросила хозяйка.
– Открывай, сейчас увидишь, – загадочно сказал Ванька.
– Идите отсюда, а то собаку спущу! – крикнула Манька, слушая реакцию за калиткой.
Но там только расхохотались, тогда Манька разозлилась, взяла кочергу и направилась шугануть наглецов. Она открыла калитку и обмерла. Прямо передней стоял покойник и ехидненько улыбался.
 – Что, не ждала? – спросил он.
– Ты же помер, – сказала соседка и прислонилась к косяку.
Ноги у неё ослабли и она побледнела.
– Вот, за тобой пришёл.
Старуха стала креститься и бормотать:
– Свят, свят, свят. Сгинь нечисть!
– Неси бутылку самогонки, тогда сгину, – сказал покойник.
Манька молча принесла бутылку и протянула через калитку. Она словно завороженная смотрела на Ваньку, ничего не понимая.
– Мужики выходи, продолжим поминки, –- сказал Ванька и расхохотался.
Из-за угла выползла подвыпившая компания. Хихикая, она стала прямо тут распивать спиртное тут только Манька стала приходить в себя, понимая, что это не приведение, а совершенно живой сосед, который вчера помер.
– Ну-ка отдайте бутылку, – завопила она, осознав, что её просто обманули.
– Скажи спасибо, что ещё мало взяли, за убийство и в тюрьму можно сесть, а ты только  самогонкой отделалась.
– За какое убийство? – растерялась Манька.
– А как же? А кто меня мертвецом назвал, не ты ли? Кто меня палкой бил, я хоть и мёртвый был, но всё помню.
– Да я тебя палкой только потрогала, живой ты или мёртвый, только и всего. А откуда ты помнишь, ведь ты мёртвый был, – засомневалась хозяйка.
Пока они спорили, бутылка закончилась. Манька поняла, что уже ничего не вернёшь, плюнула под  ноги, хлопнула калиткой и удалилась, чем вызвала громкий хохот. Насмеявшись, похоронная процессия подалась дальше. Бабка Матрёна набирала воду в колодце, когда увидела Ваньку. Уронив ведро, пролив воду себе на ноги, она не замечала этого.
– Здорово Матрёна, не застудишь ноги, вода холодная! – сказал Ванька громко.
– Ты же помер, а чего шляешься? – спросила она.
– Скучно лежать, вот решил прогуляться.
– Ты не дури, раз помер, так и лежи, как все, чего людей смущать?
– Не лежится, решил с тобой поздороваться.
– Не лежится ему, потерпеть не может, гулять ему надо, – говорила бабка Матрёна, нисколько не сомневаясь, что перед ней покойник.
– Бабка, да ты в своём уме, раз я тут, значит я живой, ты, что совсем рехнулась?
– Люди говорят, что ты помер.
– А глазам своим ты уже не веришь?
– Так люди же говорят, что помер, значит, помер, – не сдавалась старуха.
– Ты совсем, что ли рехнулась? – растерялся Ванька.
– Рехнулась, не рехнулась, а тебе скажу:   жил ты дураком и помер, а ума не прибавилось, – сказала Матрёна, взяла пустое ведро и направилась домой.
– Дура! – крикнул вдогонку Ванька.
– Глянь на него, помер, а лается, как живой, – пробормотала старуха.
И ходила компания от дома к дому. Кто-то выходил посмотреть и посмеяться над Манькой, надо же так попасть впросак, другие считали, мертвеца просто бесы таскают по деревне на потеху людям, и не только таскают, а ещё и заставляют пить. А с покойником да на его же поминках хотелось выпить многим, и едва ли не в каждом доме угощали потерпевшего, да ещё как угощали. Были, кто просто зазывал Ваньку:
– Эй, покойник, зайди-ка, выпьем не чокаясь.
Ванька сперва возмущался своему положению, но потом сообразил, что из этого можно поиметь выгоду, стал сам подыгрывать, желающим посмеяться.
– Как там на том свете, видал кого знакомого?
– Нальёшь, так скажу.
Выпивал и говорил дежурную фразу:
– Хорошо там, еды много всякой, а вот водки не наливают, вот и пришёл погулять напоследок. Ничего, приветы всем передам, кроме тех, кто прячется за калитками и не хочет уважить покойника.
После обеда в процессии появилась гармошка.
– Верно, что бесы куролесят, где это видано, чтобы поминки с гармошкой были, да плясками, – шептались старухи, – неспроста это, неспроста. Кабы войны не было, надо соли прикупить и масла на всякий случай. Жалко карасином не торгуют, но ничего, свечки есть.
И кое-кто потянулся к магазину. Но продавщица быстро  успокоила старух:
– По радио передали, что войны не будет, будто бы подписали мир во всём мире.
– Слава Богу, – крестились старухи, но мыла и соли прикупили.
 К вечеру компания стала редеть, кого жёны загнали домой, кто-то и сам свалился на травке в холодке, не осилил количество выпитого. И уже в сумерках Ванька один едва дотащился до своей калитки. Сил хватило добраться только до топчана.
Манька наблюдала за ним через забор.
– Припёрся чёрт, опозорил меня перед всей деревней. Ничего, отольются тебе мои слёзы, смоешь мой позор.
Старуха долго ворчала, высказывая своё недовольство, грозилась разными карами земными и небесными.
Утром опять по деревне пронеслась весть, что Ванька Зуев всё-таки помер. Манька высмотрела, что сосед опять лежит на своей лежанке и не шевелиться. Она опять подошла, потрогала его, и решила, что всё, на этот раз помер-таки. Но чтобы не зря поднимать шум, она сбегала к Никифору Задову, потому, что считала его мужиком серьёзным и ответственным. Никифор засомневался и позвал с собой соседа Ваську. Заглянули через калитку, а Ванька лежит, так же, как и вчера.
– Ты посмотри, может, опять спит, – сказал Васька, –- пульс посмотри, попробуй холодный или нет.
– Пойдём вместе, – нерешительно сказал Никифор.
– Нет, ты сам, а тут постою, чего всем шляться, - открестился Васька.
Никифор медленно подошёл к Ваньке, постоял, посмотрел и не нашёл признаков жизни.
– Пошевели его, чего стоишь, – командовала через забор Манька, – пощупай, жилка у него шее стучит или уже застыла.
Никифор пошевелил вчерашнего покойника, потрогал руку, решил, что достаточно холодная и стал искать жилку на шее.
– Где она у него эта жилка, – бормотал он.
Ничего не найдя, он вспомнил, что пульс щупают и на запястье. Никакого пульса не было.
– Ну, что? Есть пульс? – волновался Васька.
– Всё, хана, – неуверенно ответил Никифор, – отгулял своё бедолага. Попробовал, рука холодная, - он взял за руку Ваську, – как у тебя. И пульса нет, у тебя тоже нету.
– Как нету? – усомнился Васька, – я, что по-твоему тоже покойник?
– Руки холодные, пульса нету, и, что прикажешь думать?
- Ничего не холодные, – возразил Васька, – и пульс должон быть, только где он живёт, знать бы, так пощупал бы.
– Да, у меня руки нечувствительные, что тёплое, холодное – один хрен, сколько раз обожжённые и обмороженные, да мозоли на них непробиваемые. Выходит, что ничего и не нащупал. Нет, ну если было бы чего, так я нашёл бы, значит, ничего не было.
– Значит, не было, – согласился Васька.
– Ну, что там? – через забор спросила Манька, – живой он или как?
– Похоже помер, по всем признакам преставился. У тебя Манька бутылка есть?
– Зачем? – спросила соседка подозрительно.
– Дак выпьем и обмывать начнём, сама понимаешь на трезвую, как-то не по себе, – сказал Никифор.
– А где обмывать станете?
– Где лежит, там и будем, только одевать во что, ты бы посмотрела одёжку какую-нибудь, у тебя есть чего?
– Поищу. Что-то осталось.
Манька принесла бутылку и направилась перетрясать свои сундуки. 
 И пошла весть по деревне, на этот раз проверенная.
Через полчаса у дома Зуева сидели мужики и разговаривали, между делом поминая новопреставленного.
– Смотри, каков Ванька-то, на своих поминках погулял вчера, а сегодня готов.
– Да, на своих поминках мало кому удавалось погулять.
– А весёлый был вчера, особенно к вечеру, как чувствовал недоброе.
– А мне говорил, сыграй, мол, на гармошке, страсть люблю гармошку, может и не придётся больше послушать. Я ему давай играть, у него из левого глаза слеза потекла.
– Верно, что потекла?
– Истинно.
– А Ванька крепкий на слезу был.  Бывало, в клубе картину крутят переживательную, так многие слезу утирают, а Ванька – никогда, проснётся на самом интересном месте, глаза протрёт и смотрит дальше.
– Крепкий мужик был.
– Главное на своих поминках погулял, скажи кому не поверят.
Уже было переговорено обо всём, спиртное выпито и мужики замолчали, покуривая свои папироски и самокрутки. И вдруг в этой тишине раздался хриплый голос:
– Мужики, а похмелиться ничего не осталось?
Прислонившись к косяку, и обхватив руками голову, посреди калитки стоял Ванька Зуев.