Легенда моей жизни

Part 1.
"Моё море, прошу тебя,
Не выкини меня на берег..."




Мне шёл двадцать первый год, когда я, бросив всё, отправился за своей мечтой.
Мечтооооой.

Вы сейчас подумаете о чём-то банальном и материальном, но нет. Моей мечтой было увидеть настоящее лазурное море, которое я столько раз внимательно разглядывал на фотографиях друзей.

Этот день, долгий перелёт пронеслись как в тумане. Я пришёл в себя лишь, когда за моей спиной сомкнулись стеклянные двери аэропорта. Я оказался в совершенно ином мире.
Горячий влажный воздух сбил все мысли и заставил прикрыть глаза, наслаждаясь им, вдыхая и выдыхая с каким-то мазохистским трепетом.

Здесь пахло иначе. Не было тех удушающе-обволакивающих запахов мегаполиса.
Запахи ванили и лета, яркого гибискуса с жёлтой сердцевиной и красной земли, растрескавшейся от жары.
Город ночных огней и летних карнавалов встречал меня со всей широтой латино-американской души. Моё сердце, бьющееся от волнения часто-часто, уже тогда точно знало, что это место из обыкновенной точки на земном шарике превратиться в нечто большее, лично для меня. Некоторые люди верят в судьбу, в её  власть над всеми нами. Я часто слышал такие теории, вполне  аргументированные и высказанные с полным уважением к мнению оппонента.
Однако, я не тот  человек, кто мог бы воспринять это адекватно. Да, я заявляю прямо - я не верю в судьбу, в рок и прочие предопределённости. Вполне возможно, что я ошибаюсь, но почему нет?
Я волен думать так, как мне хочется, а не так, как навязывает мне людская молва.
В этом суть жизни - цепляться за своё мнение и прорываться сквозь бурелом обильных людских точек зрения и собственных страхов.

Таким образом, я просто чувствовал всем нутром, что эта изнемождающая от жары земля и невыносимый зной откроют новую страницу в моей жизни. Далее всё происходящее я помню смутно. Я был слишком увлечён городскими пейзажами, с которыми игралось ласковое кубинское солнце, словно дитя. Если бы я умел рисовать, то непременно остановил такси и вывалился на набережную, вооружившись кистью, и с наслаждением выводил бы нежными мазками эту необыкновенную красоту. Но таким даром я не был награждён свыше, а значит, мне ничего не оставалось, как "сохранять" в своей памяти "фотоснимки" контрастной Гаваны.

Узкие пыльные улицы, за которыми прятало свои ярко-рыжие лучи светило, вели меня куда-то. Куда-то, где ожидала меня единственная и неповторимая цель моей поездки.

Море.


Я не сразу понял, что это именно оно. Мои глаза, моё сознание отказывались доверять интуиции и явным фактам. Горький, насквозь прожигающий лёгкие, запах соли и водорослей - этот запах я узнаю теперь везде, подумалось мне, таким непередаваемым он был. Грязно-серая набережная открыла моему жадному взору доступ к бронзово-синей воде.
Такой цвет.

Мне, верно, повезло, что в первый раз я увидел его в розовых и алых оттенках заходящего солнечного света - таким оно навсегда останется в моей памяти - наивно полагал я.

Есть очень много легенд о Сиренах - удивительных существах с рыбьими хвостами и женскими головами, что имеют необыкновенный голос, пленяющий моряков. Сейчас этот миф показался мне глупостью и детской выдумкой. О каких сиренах может идти речь, когда само это слово - море - завораживает и завладевает тобой похлеще всякого вина, что говорить про шум волн и близость волшебных красок.


Итак, закат. Это была первая моя встреча с необузданной стихией.

Самая красивая и, в последствии, роковая...
Part 2.
Те три дня, что потребовались мне на первичную акклиматизацию, преодоление временного и языкового барьера, прошли слишком быстро. Мои финансы порядком истрепались, а потому пришлось съезжать с комфортабельного отеля. Но это закономерность - всё самое угодное нашей душе проходит мимолётно, ты даже не успеваешь опомниться, а оно вот - и прошло.

Пришла пора искать себе пристанище на оставшееся время. Надо сказать, искал я не очень-то и долго.
Да, пускай это был не люкс в приличной гостинице, но мне вполне было достаточно того, что я имел на данный момент. Чёрт бы с ним, если честно, то при всей моей оптимистичности, я ожидал гораздо худшего.
Местом моего проживания стал небольшой микро-район, затерявшийся среди сотен похожих. Плавная местность с небольшим наклоном убегала вдаль, кланяясь в ноги к морю. Моя хижинка - небольшой деревянный домишко стоял позади пятиэтажки, все окна которой были открыты, а на ободранных балконах висело плохо отстиранное бельишко, развеваемое ветерком.
Хозяин дома, где мне привелось остановиться, был мужчиной в возрасте, который, судя по всему, прошёл в своей жизни и огонь, и медные трубы. Он отвоевал этот маленький кусочек земли, не давая возможности снести деревянную рухлядь и возвести на его месте новый панельный дом. Это было давно, даже очень, как я понял из рассказа " риелтора".
Вообще, всегда когда я позже мельком разглядывал старика, чьи черные кучерявые волосы только-только начинали седеть, я гадал, сколько долгих лет ходит этот мужчина по свету?
Когда я впервые увидел его, в нерешительности переминаясь с ноги на ногу, стоя у порога дома и присвистывая от необычных условий, в которые я сам себя загнал, он показался мне одним из тех людей, что проживают свою жизнь в гордом одиночестве, исключительно для себя. Было в его взгляде и в небрежно брошенном, будто исключительно ради приличия - " Buenos Dias.", отвращение ко всему живому.
Я потом ещё долго не мог понять, чем же оно вызвано.
 Но, как показала жизнь, первое мнение бывает ошибочным.
Мимо меня пронеслась команда из пяти ребятишек, которые, все как один светили своими чёрными носами и мало чем отличались друг от друга. В руках этих озорников я заметил с десяток странных предметов странного происхождения, уже позже, я никогда доселе не видевший, узнал, что это самые настоящие зелёные бананы. Когда я пришёл в недоумение, что же можно делать с зелёными бананами, то мой негостеприимный старик, видимо, заметив полный интереса взгляд, ответил мне, что они подвергаются жарке и необычайно вкусны.
Сказать, что я был удивлён - значит, не сказать ничего.
Свою спальню - а именно крохотную комнату с койкой, старым столом и чем-то наподобие шкафа, который, чтобы закрыть, надо было немного приподнять, - я обустроил под себя довольно быстро.
Но я был счастлив.
Да, друзья мои, только задумайтесь, что может сделать с нами прекрасная мечта. Терпеть всё ради того, чтобы дойти до конца. Вот смысл жизни каждого, и меня в частности. Всё моё время, вся моя жизнь - путь к моей мечте.

Теперь ни в коем случае не сдаваться.

Мы просто не можем позволить себе такой роскоши, слишком мало шансов даётся нам свыше.

Мой старик всё это время ждал меня в маленьком саду. Да, в том самом, из которого маленькое хулиганьё таскало бананы. Кроме высокой и полезной травы я увидел странное дерево.
Вы знаете, как вкусно пахнет ваниль?
На этом дереве почти не было листьев, только белоснежные цветы, каждый из которых был размером с половину моей ладони и состоял из шести-семи округлых лепестков. В самой сердцевине эти цветы были раскрашены в жёлтый. Этот запах мне вряд ли удастся когда-нибудь забыть - вот, что я подумал тогда. Запах ванили, марципана и сладкого миндаля - всё это в утончённом и нежном букете. Когда я спросил, что это за дерево, мой хозяин не удостоил меня ответом. Пока он рассказывал мне о том, куда я могу сходить в этой местности, о каких-то правилах и всякой дребедени на беглом испанском, я занимался осмотром окружающей меня среды. Это и впрямь было гораздо интересней, нежели скучный и монотонный хриплый голос старика.
Я не сразу понял, что случилось. Я просто почувствовал тревогу. На осознание мне потребовалось секунд десять - старик молчал. Я повернулся и впервые, наверно, за это время заставил себя посмотреть ему в глаза. Оказалось, они серого цвета. Нет, не такого чистого и красивого, как вы могли представить. Они были грязновато-серого цвета с вкраплениями карих прожилок. Но это было не важно. Хватило одного выражения чуть изогнутых к переносице бровей, интересной игры теней на смуглой коричневой коже, чтобы я понял, что этот человек не потерпит неуважения к себе. Он молчал. Я тоже, по большей части не зная, что сказать.

- Прошу прощения, меня лишь поразила красота Вашего сада. - говорил я чётко на несносном испанском, выговаривая каждое слово, чтобы меня определённо поняли. Старик и ухом не повёл, продолжая сердито смотреть на меня. Мне подумалось в тот миг, что так смотрят на дитё, которое провинилось в чём-то и теперь должно осознать, в чём же оно виновато.

Я замолчал и больше не произнёс ни слова, в то время, как мой старик развернулся и, не одарив меня на прощание взглядом, скрылся в доме.

Это не вызвало у меня особого чувства стыда, ибо я совершенно не понимал причин такого не совсем адекватного поведения.

Да, я не заботился о мнении кого-то там ещё.

Оно и было понятно. Теперь, когда я не был стеснён ничем, моё сердце и безмятежная душа кричали во весь голос : " Скоро, скоро, я увижу тебя, увижу!".
Part 3.
Однако, вопреки моим ожиданиям, этот волшебный вечер я потратил на несусветную бессмыслицу - а именно дегустацию местной пищи, которая, надо заметить, состояла из корнеплодов, риса с фасолью и мяса. Простая и полезная еда. Но это не всё, чему я поразился в тот день. Я встретил на своём пути довольно много местных жителей и надо сказать, что мне было совершенно непривычно видеть их довольные и улыбающиеся лица. Нет ничего прекраснее, по мне, чем жизнь с верой в то, что всё будет хорошо. Это - религия этого острова. Острова Свободы. Острова Независимости.

Как бы голодны, как бы бедны они ни были, вся их жизнь - сплошной праздник, не имеющий начала и конца. И по этой причине трудно было не проникнуться к ним симпатией сразу.

Ещё одно замечательное моё наблюдение - разнообразие флоры, с которой мне пришлось столкнуться. Те самые баобабы, о которых я читал лишь в энциклопедии и сказке Экзюпери стали явью. Огромные "шагающие" махины, простирающие свои корни, будто многочисленные ноги, всё дальше и дальше, казалось, шли вместе со мной.

Солнце уже падало за горизонт, когда я возвращался домой по пыльной дороге. Более не было слышно детского лепета, лишь вдали гремели зажигательно-манящие раскаты латино-американской музыки.

Мне стало интересно, что же происходит там, за теми домами, откуда издавались эти божественные звуки музыки. Я преодолел этот путь без особых приключений и остановился чуть в стороне, силясь разобраться в происходящем. От глаз веселящихся меня скрывали густые заросли гибискуса.

Небо за это время успело сильно потемнеть, на нём выступили молочно-бледные сквозные дырки - звёздочки. Небо здесь было такое низкое. Кажется, протянешь руку и отхватишь кусочек. Целый кусочек.

Я вернулся взглядом к тому месту, куда забрёл случайно. Первое, что бросилось в глаза - костёр и котелок, в котором что-то варили на огне. Вокруг этого действа собралось человек 15 - болтающих между собой и явно знакомых очень давно. Я решил, что это, вероятно, родственники или соседи.

Мне стало интересно, в честь чего было устроено здесь празднество. И я даже хотел было удовлетворить своё любопытство, как навстречу мне побежала крупная дворняга, почуявшая чужой запах. Спорить и делить территорию с собакой сейчас мне хотелось меньше всего. Именно поэтому я, воспользовавшись суматохой у костра, дал дёру и ринулся к месту своего временного проживания.

Каким чудом я нашёл это захолустье в такой темноте - осталось для меня загадкой.

В доме царила тишина, из чего я сделал вывод, что старик уже спит.

Ну и пусть. Мне же лучше.

Сняв ботинки, я пробрался в свою комнату, то и дело выдавая своё присутствие скрипом старых половиц.

Стиснув зубы, я выдохнул, чувствуя, что этот день был очень насыщенным. В моём воображении мелькали кадры сегодняшней прогулки и сотни вопросов.

В комнате царила духота.

Только теперь, лёжа на старой кровати и боясь повернуться, чтобы та не развалилась, укрывшись посеревшей от стирки простынью, я вспомнил, что не увидел самого главного. Но оно ждало меня. Терпеливо ждало меня.

Завтра.

Завтра.
Part 4.
Весь последующий день я изнывал от зноя и не показывался на улицу, ибо  старик следил за моими перемещениями по дому. На завтрак я удостоился чести получить бонус в виде рыбной похлёбки и стакана воды - старик верил, что полезнее пресной воды нет на свете ничего. Мой старик перестал сердится, он сделался вполне учтивым и разговорчивым. Оказалось, он жил здесь совсем один, забытый и брошенный собственными детьми. Теперь мне стала понятна его неприязнь ко всему на свете.
Я спросил его о том, что увидел вчера.
Оказалось, что во время сиесты и правда группы людей или родственников, соседей и просто друзей собираются и варят кальдосу - неповторимый суп, в который кажды вкладывает частичку своей души и холодильника.
Я с восхищением подумал, что подобные традиции давно потеряли актуальность в моей родной стране, но не тут. Какое-то чувство гордости за кубинцев разгорелось в моёй груди.
Дальше всё было как в тумане : я обливался холодной водой каждый час и ждал, когда жара спадёт. Даже мой старик заметил, что сегодня больно знойный день и для кубинского лета.
Я выбрался на улицу только вечером, когда солнце вновь опускалось вниз. Теперь я точно знал, куда отправлюсь.
Настало время.
Вместо ожидаемой прохлады, улица встретила меня духотой. Я подошёл к крутому спуску вниз и, осторожно прокладывая путь, стал пробираться вперёд. Спустя несколько минут что-то царапнуло мою щиколотку - оказалось, это сухая трава. Я поднял голову и посмотрел на пространство перед собою.

У меня захватило дух.
Ничего более прекрасного я не видел ещё в своей жизни. Рельефный, скалистый местами берег был совершенно пуст. На горизонте кроваво-красное солнце тонуло в собственном свете. Со всех сторон - бескрайнее море. Не отрывая взгляда, я продолжил свой путь - увы- недолго, ибо спустя пару шагов моя неосмотрительность стоила мне разбитой коленки. Но я мужественно наплевал на такую ерунду и зашагал дальше.
С каждым шагом становилось прохладнее, ветер всё порывистее и смелее.
Наконец, моя нога ступила на испещрёные рифовые скалы, по которым можно было ходить - по крайней мере, выглядели они прочно. Кровь на коленке подсохла, а я остановился, прикрыл глаза и вдохнул ветер, наполненный морем, рыбой, севшим солнцем и водорослями.
Мне хотелось плакать. Ранее я мог только мечтать об этом.
Я распахнул глаза и дошёл до самого конца рифа, туда, где начиналось открытое море. Вода была тёмно-изумрудно-синяя. Неповтоимый цвет, который я полюбил с первого взгляда. Теперь я пожалел, что не взял с собой тёплую кофту. Усевшись прям тут - на более-менее округлённое и плавное место, я люовался морем, вслушиваясь в звуки, внюхиваясь в запахи.
Волшебство.
Я не знаю, сколько прошло времени, когда на горизонте показалась лодка. Было уже очень темно, меня привлёк лишь слабый мерцающий фонарик.
Сперва я струсил, а после понял - рыбаки. И впрямь, едва лодка пристала к берегу, я услышал отборную матерную речь мужчины, таскающего рыбу. Он, похоже, заметил меня, ибо потащился со вязанкой рыбы в мою сторону, освещая свой путь блеклым фонарём.
- Что можно делать тут без рыбы ночью? - это звучало как обвинение, хотя я не сделал ровным счётом ничего пртивозаконного. Я молчал, а этот человек уселся рядом, видимо, думая, что моё молчание означает согласие.
Из карман он извлёк нечто, что оказалось зазубренным и затупившимся ножиком и, подтащив к себе первую рыбу, мастерски вспорол ей брюхо. Я скривился, а он и глазом не повёл.
- Видать, непуганный малый. - отблески засаленной лампы открыли мне глаза. Рядом со мной сидел чернокожий мужчина лет 40, если судить по морщинам и складкам, завершающих силуэт лица. Его тёмные губы искривились в усмешке, в то время, как руки умело вытряхивали рыбьи потроха на покрасневший от крови риф.
Меня тут же начало воротить от запаха свежей крови и слизи, стекающих с рук незнакомца и тела бедной рыбёшки. Но надо было показать, что не совсем я трус. Чтобы не было видно отвращения на моём лице, я отвернулся, глядя на линию горизонта, что слилась в этот час с черничным морем.
- Не жалко Вам рыбу-то ? - наконец выдавил я, стараясь угомонить своё бушующее воображение, которое, взяв за основу хлюпающие звуки , которые были слышны, творило вовсю, рисуя картины дальнейшего расчленения рыбы.
Ответ я получил не сразу. Мне даже показалось, что я почуял его удивление. Мало ли, кто шляется здесь в такой поздний час.
- А чего жалеть её? Рыба - посланная нам еда. Не было бы рыбы, мы сами-бы превратились бы в рыбу и умерли. - Такой трактовки я ещё не слышал. Мой интерес начал потихонечку разгораться и затушать внутреннее отвращение.
- Если кого и жалеть, так это вон... - я повернул голову в его сторону и увидел, как грязной рукой мужчина указывает в сторону открытого моря. - Того, кому теперь заново эту рыбу лепить, чтобы я вновь поймал её. Надо же это... - он запнулся, морща лоб, видимо, припоминая, что хотел сказать, а у меня появилась возможность внимательно рассмотреть лицо незнакомца. - Равновесие, вот! Равновесие поддерживать.
Его земляно-карие глаза, казалось, блестели маниакальным светом веры в эту сказку. Хотя нет... Было бы нечестно назвать это сказкой. Домыслы.
Но эти домыслы заставили меня со всей серьёзностью излить то, о чём доселе я не решался говорить вслух.
- А может море пожалеть стоит? Ему ведь придётся следить, чтобы рыбы вдоволь было, разве не так? - Теперь, когда простые мысли стали обретать форму, они казались ещё более сумасшедшими. Чернокожий впервые, наверно, оторвался от своего занятия и посмотрел мне в глаза. Сказать честно, страх пронзил всё моё существо в тот миг. Передо мной был настоящий моряк, для которого сложности и невзгоды ходьбы в море - не пустой звук. Но вместе со страхом тут было что-то ещё. Что-то...
Чувство благоговения. Так малый ребёнок преклоняется перед ласковым взрослым, просвещающем его неразумную пока голову.
- Нет. Не говори так, коль не знаешь. Оно жестокое. Красивое, но жестокое. Убьёт и не посмотрит. К нему только с добротой - иначе не подходи. - Отвечает мне случайный собеседник, заставляя новый вихрь страха взметнутся в моей душе. - Не подпускай его слишком близко к себе.
Спустя несколько минут я понимаю, что рыбак окончил чистку рыбы и собирается уходить. Теперь мне стало страшно, очень страшно оставаться одному, наедине с жестоким морем.
Неужели я мог так обмануться?
Берег опустел.
Я остался один, не зная, кто ответит на мои вопросы.Холодный ветер ерошил мои волосы, а покрасневшие, слезящиеся глаза вглядывались в неврачную серо-тёмную дымку, я слышал звук прибоя.
И я успокаивался.

Мне было спокойно.

Слишком спокойно.
Part 5.
Как я добрался до дома - тайна, окутанная мраком.

Я ощутил своё тяжёлое тело во втором часу дня. И что удивительное, заснул я в своей кровати. Сквозь незадвинутые жалюзи в комнату пробирались яркие солнечные лучи. Я не хотел их видеть.

Не сегодня. Не сейчас.

Задёрнув их, я погрузил себя и комнату в полнейшую темноту, даже немного жутковато стало.

Я сидел на кровати, обхватив голову руками, и пытался поеять, где и в каком месте я совершил ошибку. Почему мой пульс учащённо бился, а слова не шли с языка?

А в ушах - шум, переходящий в звон временами, размеренный и громкий. Шум моря.

Я схожу с ума.

Определённо.

Весь оставшийся день я так и провёл, моря себя голодом и шумом, от которого не скрыться никуда. К вечеру эта тишина стала невыносимой. Я и понятия не имел, куда делся мой старик, почему ему было плевать, что гость сидит тут и медленно взращивает в себе шизофрению.

И тогда я решил предпринять попытку избавиться от этих мучений. Прихватив со своего письменного стола с десяток белоснежных папиросных листов и остро заточенный карандаш, я отправился в путь.

Быть может, это единственное теперь лекарство?

Моё сердце задыхалось от чувств. Колючий кактус, через который мне пришлось пробираться, оцарапал мои руки и босые ноги в кровь. Но есть вещи, за которые не жаль и потерпеть такие мелочи. Вдали, на линии слияния розового неба и не менее розовой воды показался силуэт корабля, напомнивший мне о событиях прошлой ночи. О странном незнакомце и прочитанной давным-давно книге Хемингуэйя. Что-то всколыхнулось внутри, в моём сознании начали ловко работать шестерёнки, заставляющие всё встать на свои места. Теперь я добрался до края крутого обрыва, держа в руках рукописи, шелестящие под напором ветра. Отсюда было так хорошо видно море. В который раз за это путешествие я пожалел, что совершенно не умею рисовать. Ну и пусть, зато никто, никто в этом мире уже не сможет чувствовать также, как и я.

Априори.

Ветер трепал мою кожу, загоревшую под полуденным солнцем. А в голове всё прокручивался вчерашний полуночный разговор, не желая выходить из головы.

Сердце бьётся всё чаще, меня разрывают противоречивые и странные чувства.

Самое главное из них то, что нельзя выразить словами. Внизу - подо мной - морской прибой отбивает биологический ритм, опьяняя меня.

Это стадия шизофрении.

Моей шизофрении, именуемой морем. Мысли сменяют одна другую. Безумные и страшные.Я смело выливаю их на желтоватую папиросную бумагу, будто подписывая себе приговор.

La mar...

Я полюбил его больше, чем что-либо ещё на свете. Оно согревает моё ничтожно маленькое, по сравнению с ним, сердце.

Ты.

И я.

Это только наше время и наш закат.

От тех чувств, что захватывают меня в этот момент, я ставлю крепкую точку в предложении. Рыжиц луч изучающе ползёт по мне. Я закрываю глаза и взвиваю руки вверх, отчего все исписанные листочаи, подхваченные ветром, несутся вниз, слишком смиренно.

На моих губах впервые за этот вечер появляется улыбка.

Шизофрения. Шизофрения.

Моих чувств никто не поймёт и никто не разделит.

Кроме тебя.

Готово ли ты принять меня, голубоглазое море?

Ответом служит лёгкое шебетание струек ветра и шумн волн.Снова и опять - шум, сводящий меня с ума. В нем явно слышится напористое : "да."

Я больше не могу серживать себя. Сам не понимая, как, я оказываюсь на ногах и расправляю руки в стороны, вторя в этом жесте птицам.

Это будет мой последний полёт, да я и не жалею.

" Не подпускай его слишком близко. " - теперь я понимаю, что слишком поздно услышал эти слова. Ничего уже не изменить.

Прими меня, синеглазое море, только прими меня.

Безучастый хруст камешков под ногами , а затем всё.

Яростный, дикий крик. Нет, не отчаяния, а счастья.

Счастья, избавления от оков, от каких-то страшных границ и предрассудков.

Прими меня.

--
Синяя кромка воды, а на моих губах расцветает улыбка. Искренняя и вовсе не глупая.

Я люблю тебя, синеглазое море.
Я люблю тебя.
Я..

...