Из сборника рассказов о греции записки афинского к

О, СПОРТ! ТЫ — МИР!
В четверг, я проснулась с чувством странного, необъяснимого беспочвенного
беспокойства. Вроде все нормально: и волки сыты, и овцы целы. Но сердце почему-то
щемило, а в животе было скучно.
— Эх, черт! Ведь завтра же открытые Олимпиады в Афинах! — не вполне проснувшийся
мозг все-таки критически оценил ситуацию и сделал свои выводы.
Не так чтоб я была фанаткой какой-либо команды или отдельно взятой личности, просто
Олимпийские игры в Москве довольно плотно коснулись меня, но теперь не имеет значения,
что из этого вышло. А тут еще накануне русский канал показал закрытие московской
Олимпиады, и я снова рыдала под музыку Александры Пахмутовой, как будто этих двадцати
четырех лет и не было.
— Пожалуй смотреть в гордом одиночестве праздничные Афины — слишком большой
напряг, — решила я, — а не съездить ли мне в гости к подружке? Она работает
представителем туристической фирмы в четырехзвездочном отеле. Вчера говорила, что там
натягивают огромный экран и устанавливают аппаратуру, дабы всем туркомплексом
насладиться прекрасным зрелищем торжества силы, ловкости и выносливости. Одним
словом — ожидается большое народное гулянье.
Майами, Канары и Флориды, взбитые в гигантском миксере и разлитые в богемский
хрусталь средиземноморских золотых пляжей — это знаменитый трезубец Халкидики. Отель
расположился на самой верхушке горы. Он каскадным водопадом бунгало и  мезоньет сбегает
к самым волнам лазурного моря.
— Привет! Молодец, что приехала, — Настя клюнула меня в щеку, — завтра вместе
посмотрим церемонию открытия. Сейчас отдохни, а через полчаса ужин. Я тебя буду ждать
около ресепсиона, внизу. Лады?
Белоснежная колоннада балкона, обвитая зеленым матовым плющом явно претендовала
на роскошный стиль барокко. Рядом же с современным дизайном она смотрелась особенно
шикарно. Начищенное до блеска столовое серебро, высокие бокалы, крахмальные
салфетки…
— Завтра надо одеться поприличней, — решила я, — а то в своей потертой джинсе
свечусь как белая ворона на фоне декольтированного шифона и дорогого парфюма.
Душа сама собой вдруг отделилась от тела и замурлыкала что-то из репертуара старшего
Иглесиаса о вечной любви и божественной красоте. Оранжевое солнце тихо спускалось
к верхушкам далеких сосен, оставляя на ласковой воде кусочки своего тепла.
Утро вызрело прозрачным, тонувшем в зелени и аромате душистых трав. При
воспоминании о балконе с видом на море голова сладко закружилась.
— Мамзель, завтрак до одиннадцати! Вставай, а то проспишь все самое лучшее, — это
Настюшка решила меня проконтролировать, жду, давай.
Вверх можно было подняться и по бело-мраморной витой лестнице, однако весь
аристократично декольтированный шифон нетерпеливо перебирая ногами, ждал лифта.
— Наверное публике охота прокатиться на такой красотище, — решила я. Прозрачная
кабинка безостановочно взлетала вверх и падала вниз, везя в себе шифон, драгоценности
и клубы духов — все необходимые атрибуты великосветской принадлежности.
— Пошли пешком, — подружка повлекла меня к лестнице.
— Нетушки! Мне тоже хочется прокатиться, — я встала в очередь. — Настюха, у меня
проблема: с утра есть не могу совсем. Я себя и перевоспитывала, и приучала,
и наказывала — ничего не помогает. Знаю, что на ночь вредно, только ничего не могу с собой
поделать! Вес нагуливается только так. А до чего мне нравятся накачанные животы
и стальные торсы! Представляешь, из-за сегодняшнего открытия Олимпиады у меня вообще
аппетит пропал. Такое чувство, что я должна участвовать, сидеть на  диете и соблюдать
режим.
— Да, ладно теле, — Настя аккуратно помешивала ложечкой в стакане, — ешь пока дают.
Видишь, здесь отсутствием аппетита не страдает никто.
Я огляделась. Несмотря на довольно ранний час обитателей гостиницы глодал страшный
жор. Даже восьмилетние дети носились меж столов с гигантскими тарелками, доверху
наполненными чем-то разноцветным, оставляющим за собой стойкие запахи.
Вы когда-нибудь видели как едят гусеницы тутового шелкопряда? Они
не останавливаются ни на мгновенье. Им не надо переводить дух. То, что съедается в самом
начале опускается глубоко по ходу пищеварительного тракта, автоматически освобождая
место вверху для принятия новой порции жвачки. В полной тишине раздается только шелест
переворачиваемых листьев и звук жующих челюстей.
Пищу в тарелках в начале закрывала всю нижнюю часть лица завтракающих, а  по мере ее
убывания постепенно обнажались нос, рот, шея и грудь. Никто ни на кого не обращал
внимания, каждый вгрызался только в свою тарелку. И что замечательно — чем толще был
отдыхающий, тем обильней и жирнее была его трапеза.
Прямо напротив меня все в люрексе, стразах, лайкре и блестках сидела дама
с двухместным бюстом. Ее чудовищные руки, перетянутые в суставах толстыми
сардельковыми тяжами орудовали вилкой и ножом поистине с ловкостью Игоря Кио. Нож
нужен был преимущественно, чтоб загрузить вилку. Дама, отставив жирный мизинчик
с перламутровым ногтем левой руки, изъящно держала в руке кусок хлеба в три пальца
толщиной. Правой она томно намазывала на него масло. Сооружение завершали два куска
сыра и копченная грудинка. Таких бутербродов она изваяла (как пишут в  рецептах) №5.
Но все это оказалось только сопровождающим моментом к основному завтраку: дама ела
жаренные пончики с медом, повидлом, мерендой, политые шоколадным сиропом. При этом
целостность лица нарушалась: щеки ползли вверх, накатывая на  глаза, а нос становился
перпендикулярно, образуя со ртом прямой угол. Когда она перешла на жаркое, я отвернулась.
Меня мутило.
Детишки — массивные отрок и отрочица переходного возраста — совсем не отставали.
Они загружали в рот одновременно сыр, мясо, колбасу, торт, сметану, компот, мед и все это
дробили и перетирали хваткими зубами. Причем, большие куски, не подходящие по своим
габаритам к величине ротовой цели, они запихивали какими-то особыми поступательно-
вращательными движениями, очень ловко подкручивая и  проталкивая пищу внутрь себя
обеими руками. За соседними столиками творилось почти тоже самое. Груды тарелок
воинственной стопкой заполняли всю поверхность пищевых полигонов, да с такой
плотностью, что таракан бы в талии застрял.
— Пресвятые угодники! Как же они столько едят?! — восхитилась я. — Настюшка, это все
время тут такое делается? Или только в дни праздников?
— Конечно, каждый день, — Настя равнодушно пожала плечами, — они здесь отдыхают,
плавают в море, в бассейне, в баскетбол играют. Энергию-то теряют. А потом едят,
восстанавливаются стало быть.
Я хотела сказать, что это слово тут неуместно, но промолчала. Как же я не додумалась:
конечно после таких тренировок аппетит хороший! Вот я шляпа! Пойду-ка сама на  бассейн.
Скупнусь, поплаваю в режиме. Обожаю запах хлорки. Он мне навевает воспоминания
о лучших днях жизни, о двухразовых тренировках на воде, и ОФП (общая физическая
подготовка, примеч. В. Б.) в свободное время.
Чудесный, чудесный, сказочный бассейн с прохладной водой и голубым кафелем! Мечта
любого праведного туриста. Сейчас как сигану с бортика и полтинничек вольным стилем!
Ага! Что, слабо?
В воде людей было мало. Все почему-то лежали на топчанах и лениво тянули пиво
из огромных бокалов. Дети ели мороженное.
— Мама! Мама! — по бортику туго передвигая слоновыми ляжками перекатывался
маленький толстячок. Изо рта его сыпался кусочками прямо под ноги, слегка пережеванный
кекс, — мама! Я голодный! Скоро обед?
Купаться в бассейне с разлитыми туда соками, пивом, мороженным и крошками печенья
мне расхотелось. Никакого духа веселья и спортивного азарта я не заметила, хотя в пулбаре
натягивался огромный белый экран, чтоб транслировать Олимпиаду.
— Сынок, поплавай немного! — полная женщина пыталась обмокнуть своего
толстенького малыша в воду. — Поплавай, поплавай, сынок! У тебя аппетит будет хороший!
Покушаешь как надо! А то все шоколад да шоколад! Так и заболеть можно.
Бежать, бежать поскорее и подальше! До вечера еще куча времени! Надо же куда-то
приткнуться. О! По-моему сегодня дружеская встреча по баскетболу кого-то с кем-то. Схожу,
осчастливлю игроков своим присутствием.
Странно, но на баскетбольной площадке никого не было. Ну и ладно. Все равно я люблю
и пустые трибуны. Для меня это святые места, может даже более святые, чем церковь.
Именно там возносятся к Богу самые чистые, самые искренние, самые горячие и самые
светлые молитвы. Именно там — на стадионах, на велотреках, бассейнах человек один
на один встречает свою судьбу, где жить или не жить решают сотые доли секунды.
Под навесом было легко и прохладно. Хитрый ветерочек колыхал листья и заигрывал
с моими волосами.
— Ой! Хорошо-то как! — вздохнула я и закрыла глаза.
— Папа! Мяч не забыли? — откуда ни возьмись на площадку спустился «большой папа»
с фигуркой, ваянной Зурабом Церетели, и две дочери.
Вот, конечно мне до сосиски обидно и завитки берут, когда люди на столько без
комплексов. Правда, любопытно: это при тесном содействии психоаналитиков они
становятся такими неуязвимыми и стараются втюхать недостатки за небывалые достоинства
или таковыми рождаются? Когда-то, помню, в журналах даже печатались советы какой
расцветки ткани и какой покрой одежды надо носить, чтоб скрасить полноту. Помню про
«мелкий рисунок» и «неброские тона». Какой там! Казалось эти девицы делали все, чтоб
привлечь к себе внимание окружающих. Обе в малиновых шортах на спущенном поясе
и в коротких обтянутых майках. У обеих животы начинались практически с головогруди. Эти
висячие потроха с серьгой во вдавленном, болтающемся пупке, ну никак не вмещались
в штаны. Они (потроха) навсегда остались в свободном падении. Девицы держали в руке
чудовищной величины развесное мороженное в стаканчиках, а папа сосал пиво.
— Ну, что, поиграем? — папаша глотнул прохладительного напитка.
— Давай, — согласились девицы, облизывая пальцы с подтаявшим десертом. Они молча
передвигались по площадке, методично одной рукой стуча мяч, а вторую поднося ко рту.
— Фу! Я устал, — у папы кончилось пиво и он сдался первым.
— Ке ти фа кануме тора? (И что теперь делать?) До обеда еще час? — младшая из девиц
была очень разочарована программой тренировки.
— Тут мама нам в тапер что-то положила. Котлетки, помидоры, макароны, сосиски.
Сейчас перекусим и пойдем в кафетерию. А там и до обеда недалеко. Идите, садитесь.
Умаялись мы сегодня. А вечером пойдем в ресторан и оттуда в пулбар на открытие. Вам же
интересно посмотреть? Еще бы! Ведь спортсмены — самые страстные болельщики! Ах, вы
мои баскетболистки маленькие!
— Весом в центнер каждая. Угу, — хмыкнулось само собой.
До вечера опять была куча времени. Я спустилась к морю и уютно разместилась
на лежаке. Вокруг вовсю резвился народ, уплетая чипсы, варенные яйца, котлеты, помидоры,
колбасы, мороженное, пиццу, тиропиты, леденцы, пирожное, сухари, печенье, тосты, фаст-футы, гиро, крепы и просто жевал морские водоросли.
— Ля, ля, ля, — это запел мой мобильный телефон.
— Чего, Настюш? У меня все в порядке. Настасья видно очень спешила:
— Значит так: в девять открытие Олимпиады. Будет шикарный ужин с барбекю и белым
вином. По такому поводу специально привезли каких-то сверхповаров. А сейчас поднимайся,
полдничать.
И еще, чуть не забыла: знаешь куда мы ночью поедем? В самую шикарную таверну, где
отлично готовят!
Хорошо, что я не успела переодеть свою джинсу. Лучше я не стану «аристократкой»