САША

Глава первая

Саша. Имя звучит, как шелест деревьев,
Что готовы расстаться с листвою.
Имя «Саша» - как осень.
Саша, улыбка твоя – первый луч солнца
Сквозь просинь, после дождя,
Смешанный с запахом сосен.
Саша – изменчива, словно погода у моря.
Хрупкое счастье, что застыло
В ожидании неизбежного горя.
Кто ты? Малый ребёнок?
Строчки в «LiveJournal»?
Чья-то мечта или чья-то жена?
Чьи-то кровь и слова,
Что смешались и хлынули горлом?
Кто ты? Реальность, фантазия, Фатаморгана?
Льётся время на руки твои,
Как вода из под крана.
Дышишь, поёшь под гитару, моешь посуду,
Гуляешь с ребёнком в мирах параллельных,
Следы оставляя повсюду.
Лёгкие, светлые звуки шагов,
Что ложатся на ноты.
Девушка, женщина прошлых веков,
Саша – сольфеджио, песенка Грига,
Из Стравинского что-то…
Ужасно знакомое, но неуловимое.
Кто же ты всё-таки? Кто ты?..

Глава вторая

Видели Сашу в Париже, Стокгольме, Шанхае.
Художник писал её маслом,
Скульптор из мрамора высек,
Из глины изваял.
Фотограф поймал в объектив,
Мимо неё пролетая, на Землю из Выси.
Феллини снимал в эпизодах кино.
А Некто, ранимый душой, просто при виде её,
Стал эскимо, и на асфальте растаял.
Вечная прелесть лица, дуновение ветра в походке,
Как карнавал без конца и начала,
Но не в Венеции, а почему-то  в Приморской Находке?
Зрелых мужчин и безусых юнцов опьянила,
Пленила, забыла, ушла…
Дальше бродить в облаках,
Пьяными их оставляя, без водки.
Жизнь разделять на периоды полураспада,
В трёх измерениях: «До Саши», «С нею», и «В пустоте. Без неё»,
От рая до ада, на качелях времён,
От надежды до веры, и от веры в надежду до смерти.
Сашин феномен не определён.
Тщетно поэты бумагу марают –
Не запечатлеть её словом. Поверьте!
Однако, я попытаюсь о ней рассказать,
Букашками букв на белом листе.
Пусть это будет смешно.
Пусть это будет нелепо.
Пусть это будет красиво, трагично,
темно иль светло, феерично, вторично…
Мне, чёрт возьми, всё равно!
По истеченью времён ЭТО проверьте!
Итак, продолжаю. Ad verte.
*****

Сашино детство

Сашино детство – лишь средство для взрослых, от горя и боли.
К ней на мгновение взгляд приковать – и готово!
Смыло горе, как грязь ливнем весенним смывает.
Вы не поверите, но так бывает!
Сашу об этом спросите. Она вам расскажет!
В общем, видели Сашу-малышку? – И боли не стало!
Солнышко снова над миром восстало.
Птицы повсюду поют. Шебуршат под травой муравейки.
Стрекозы летают. Старушки сидят, и поют на скамейке.
Радостно лают собаки. Кошка в сладкой истоме,
Мягкой струной потянулась, на подоконнике,
В вечность открытом окне, в соседнем доме.
С визгом и смехом, по лужам блестящим, бегут ребятишки.
Падают с сосен для них шоколадные шишки.
Всюду улыбки сияют, звенят колокольцами смехи.
Где-то вдали, в небесах, кузнецы хрустальные колют орехи.
Зернышки всем раздают. Кто их съест – будет славным, и светлым,
И добрым вовеки. То есть, таким, как задуманы все человеки.
Бог улыбнётся. Посмотрит на Землю, и Сашу увидит.
Тёплой и нежной щеки её веткой сирени коснётся.
Саша всё поняла. Она не желает расти. Маленькой будет всегда.
Саша в детстве своём, в зачарованном сне, навсегда остаётся.

Глава третья
               
Сашино письмо ему
         
«Нет, я не думаю, что зря ко мне пришёл ты,
и розу жёлтую принёс, и грусть.
Пусть это было не вчера, а будет только завтра, пусть…
Нет, я не думаю, как жить, как думать, как страдать.
К чему унынье ваше мне и вашей скуки плеть?
Я просто обживаю данную мне клеть,
и обволакиваю твердь земную в перину облаков.
Я нежу чувства, как стада баранов, розовых и нежных,
на пастбищах своей души. Я принимаю неизбежных
и тягостных просителей, руки моей и тела.
Я так живу, жила, хотела, и это всё моё!
В мирах моих нет выше божества,
нет волшебства таинственней и тоньше,
чем твой приход, когда принёс ты розу,
и птицу-грусть впустил в мою пустую клеть».
*****

Случилось это – Саша выросла. И встретила его.
Потом другого. Третьего. Но всё же, выбрала.
Иль выбрали её. Увы, умом тут не понять,
Как происходит выбор душ и тел, их притяженье,
И общенье, что приводит к браку. На земле.
И высшее общенье, что приводит к браку,
Людей земных, из плоти и из крови, на небесах.
События и факты нам остаётся лишь принять.
Родители заметить не успели,
за сарафанчик детский прихватить,
Ещё, хоть дней на несколько, оставить Сашу в детстве!
Движенье естества к расцвету, к зрелости, и детопроизводству,
Не остановить!  И Саша стала взрослой, прелестной девушкой,
Затем, красивой женщиной, женой и мамой.
Не верите? О, Господи Иисусе! Она награждена Марусей!
         
Её работа

Ловить слова и впечатленья, как бабочек.
Душой развёрнутой в сачок,
Их ловко накрывать!
Потом, от нежности дрожжа,
Переносить на лист,
Боясь умом тяжёлым их помять.
Жестоким не понять,
Как можно быть слепой и видеть свет,
Колеблющийся, снежный,
В начале долгого пути сквозь жизнь,
Начав её небрежно, писать на черновик,
Затем, бросать годов листы и рвать,
Ломать слова, калечить, не ценить,
И вдруг! В какой-то миг,
Понять природу естества,
Всё прошлое забыть,
И стать самой собой.
*****

Затем, виденья, грёзы, куски событий,
Чужие лица, слова и радость, слова и слёзы
Сашу привели в телевиде/нье.
По сути, этот аппарат, как мясорубка.
Всё мелет, превращая в фарш,
Клади в него хоть кости и бумагу,
На стол разделочный-монтажный, марш-марш!
И фарш - в котлеты и пельмени, редактор быстро переменит.
К стандарту монтажёр всё это приведёт.
Затем, в обёртки яркие отбивок и превью,
Всё это заверни и в каждый дом оно придёт,
Посредством дуроскопа, он же зомбоящик.
И можно подавать: «Пожалте кушать, мадамы и мусью!»
Халдей коварный, он же диктор,
С улыбкой к вашему столу, со счётом подойдёт.
Отличный сервис в дней коловращенье,
Приносит нам телевиде/нье!
Саша, на кухне этой выросла в ролях,
Набралась профессьёнализьма,
Пера акулы и шакалы видеоэфира,
Прививку Саше сделали цинизма,
Ещё она не повар, но уже не поварёнок.
И автор блюд отдельных!
Едва вы поднялись, и щуритесь спросонок,
Или не кончили своих утех постельных,
В альков, уже, вам подаются новостя!
«Предупреждён – вооружён!»
Чтоб в случае вестей ужасных - не пачкали пелёнок.
И верным курсом шли, суставами хрустя,
Грустя душой, умом крепчали вы.
И следуя программе, свою дневную
Исполняли роль.

Саша на даче

После такой работы, на износ души и тела,
Всё рвётся за город. Всё изболело.
Глаза устали видеть суету людей, машин, скотов.
Измученных «нарзаном» мужиков,
с протянутою грязною рукой –
«Подайте, люди! На пропой!»
Скорей, скорей, в деревню, в глушь!
Устали уши от грязной звуковой волны.
Туда, где вопли душ немытых не слышны,
Всё рвётся за город. Всё изболело!
Да и какое ей скажите дело до всех других:
Двуногих, толстых и худых, яйцеголовых и тупых!
Она устала! И хочет за город всего ж,
Чтобы не видеть ваших рож!

Там…

Там кошка, в вечереющем саду,
пренежно нюхает незрелый виноград,
 и трётся боком дыня о тёплый кошкин бок.
Через гряды томатов, крадётся кошка по доске.
Сторожкой лапою цветок к земле клонит,
и смотрит, как поляна за забором
вливается в высокий тёмный лес.
Таинственных и страшных
животных и видений полон он…
И всё ж, он нас манит, в своё нутро сырое,
Где каждый куст и дерево, там целый мир,
в себе хранит. Там прячется былое.
Природа, словно кошка языком,
Там Сашины залижет раны,
Иссохшая её душа напьётся вдоволь праны,
А когда она уснёт, по телу материнскому её,
пройдётся солнце, как Маруся босиком.
И в том саду, в лесу, и в огороде,
Помолимся мы матушке-природе.
И этот день, наш самый ценный клад,
Как яркий камушек, на берегу реки,
Зароем.