Фронтовые дороги

               

                Юные девочки, школьницы,
                Сняв свои белые платья,
                Прямо из юности вольницы
                К страшной войне в объятья.

                Долг выполняя свой свято,
                Порою от страха рыдали.
                Вы Родины нашей солдаты
                И вас украшают медали.
          

    Ой, мамочка! Ой, мама -а - а -а! Ой - ой - ой! Мама! Ма - мочка -а -а -а! Не
поеду больше- е -е -е! Ни за что не поеду-у-у!
Рыдая в голос, Анна гнала свою машину, уклоняясь от взрывов, объезжая воронки то справа, то слева.

  Если посмотреть со стороны, то создавалось впечатление, что эта ревущая в голос девчонка просто вцепилась намертво в руль и болтается вместе с ним туда - сюда,  не имея возможности оторваться. Но смотреть со стороны было некому.

  Дорогу до аэродрома, куда Анна вела свой грузовик, груженный снарядами, немцы обстреливали постоянно. Проскочить по ней было не просто даже для бывалых шоферов. А стаж Анны исчислялся неделями, в лучшем случае тремя - четырьмя месяцами, не считая нескольких месяцев учебы в городе Тбилиси.

  Говорят, новичкам везет.   Может быть. Анне уж точно везло. Она и сама не знала, как ей удавалось объезжать воронки, тем более что из-за льющихся рекой слез девушка почти ничего не видела. Но справиться с собой у нее никак не получалось. Стоило услышать свист снаряда, волной накатывался страх, и тогда она, мертвой хваткой вцепившись в баранку своего  "газона", громко ревела, благо никто не слышал.

  В эти минуты Анна становилась единым целым со своей машиной. Иногда ей казалось, что не грузовик, а она сама мчится по дороге,  уворачиваясь от летящих в нее фашистских  снарядов. Может, именно это чувство полнейшего единения и помогало ей проскакивать опасную участок. Но скрыть того, что она плакала, Анна не могла.  Выдавали ее опухшие глаза и покрасневший нос.

  Вот и сейчас, уже подъезжая к аэродрому и ставя машину под разгрузку, Анна предвидела, о чем её спросят в первую очередь, и не ошиблась.
- Опять ревела? - задал вопрос пожилой начхоз аэродрома.
- Ревела, - вздохнула девушка. - Даже решила, что больше не поеду, останусь у вас. Возьмете?
- Возьмем конечно! Нам люди ой как нужны! Может, прямо сейчас? Раненых вот загрузим, найдем кого-нибудь, кто за руль сядет, и все! Согласна?
- А что, много раненых?
- Много, доченька, много...
- Сама повезу! Но над вашим предложением подумаю - уже улыбаясь, проговорила Анна.
- Думай, думай, дочка, а то с таким распухшим носом, тебя и замуж никто не возьмет. А у нас, глянь, какие ребята - соколы!

  Анна рассмеялась и пошла к машине, чтобы перегнать "полуторку" туда, где лежали раненые.  Подобный разговор происходил всегда, когда она попадала под обстрел.

  Пока загружали  людей, начхоз принес Анне кашу и кружку горячего чая. Девушка поблагодарила его и принялась, с удовольствием есть. Начхоз же, дымя папиросой, вдруг задал вопрос:
- А ты, Анюта, почему ревешь?
- Боюсь. - Просто ответила Анна.
- Так все боятся, но не плачут же...
- А вы тоже боитесь?
- Конечно боюсь. Но я при этом злюсь и ругаюсь.
- И что? Вы мне тоже предлагаете ругаться?
- А ты попробуй! Не будешь приезжать к нам с распухшим носом. Глядишь, и жениха  тебе найдем.
  Анна вернула котелок и кружку, проверила, хорошо ли уложили раненых, обняла на прощанье своего друга и шепнула:
- Я попробую.
  К счастью обратный путь прошел спокойно.  Анна благополучно довезла раненых до госпиталя, без слез и без ругани.

  Но впереди были километры и километры фронтовых дорог от Курска до Берлина. Анна научилась не только ругаться, но и терпеть, стиснув зубы. Победу девушка встретила в Берлине. В этот счастливый день никто не обращал внимания на слезы Анны, потому что плакали все.