Ополченцы. Действие Третье

                Действие третье

                Осень 2015 года.

                1

Донецк. Двухкомнатная квартира. М и ш у л я  катает по полу машинку, в другой комнате – С а ш а  и   В е р а.

В е р а. Ну ты, как маленький!
С а ш а. Почему? Я за чужие спины никогда не прятался…
В е р а. Рвануть рубаху на груди и на танки – много ума не надо. Это и Мишуля сможет.
М и ш у л я (прибегает из другой комнаты). Ты меня звала?
В е р а. Нет, Мишенька. (Гладит по голове.)
М и ш у л я (дёргая Сашу за руку). А когда мы гулять пойдём?
С а ш а (освобождая руку). Поговорю с мамой, и пойдём. Поиграй пока сам. (М и ш у л я  уходит.) Так на что мне ума не хватает?
В е р а. Саш, давай без обид? (С а ш а  кивает головой.) Ты воевал? (Кивает головой.) Три ранения и две контузии? (Кивает.) И что ты с этого имеешь?
С а ш а. А что я должен иметь?
В е р а. Да, хоть бы награды! Витя, сосед, на передовой не был, а у него вся грудь в крестах. Мужик хорошо на Дэнээре поднялся.  Сыну квартиру купил, машину, а ты? Весь побит, изломан, а документов – нет. Это по-взрослому?
С а ш а. Я не за медали воевал! И не за бумажки. (Машет рукой над столом.)
В е р а (подбирает слетевшие бумаги). Причём тут квитанции? Малой твой в восемнадцать лет ногу потерял, во всех, как ты говоришь, жопах был, а что он имеет?
С а ш а. Малой знал, на что шёл. Мы с ним даже в четырнадцатом в магазинах расплачивались, хотя нам ни копейки не платили и автоматы у нас были.
В е р а. Честностью сыт не будешь. Почему ты, со Славянска воюющий, гол, как сокол, а Витя…
С а ш а (идёт к двери). Я сейчас твоего Витю за патлы сюда притащу, и он тебе расскажет, где воевал и как.
В е р а (преграждает путь, обнимает). Мы ж договорились – спокойно?
С а ш а. А зачем ты мне этим ублюдком в лицо тычешь? Из-за таких Витков мужики наши стесняются медали носить.
В е р а. Ты смотри какие стеснительные выискались! Вы с Малым с первого дня воюете, а, кроме ранений и контузий, что навоевали?
С а ш а. Мы не за барахло воевали и не за цацки на груди.
В е р а. А за что?
С а ш а. За Новороссию! За Россию!
В е р а. И где она, ваша Новороссия?
С а ш а. Ты меня специально дрочишь?
В е р а. А кто хотел этого разговора?
С а ш а. Я хотел узнать, почему я, как Мишуля?
В е р а. Потому что в наше время только дети и слабоумные за идеи жизнью рискуют. Взрослые воюют за деньги. Ты думаешь, Путин в двухкомнатной квартире живёт?
С а ш а. Мне плевать, где живёт Путин! Ни я, ни Малой, ни Дед за квартиры и айфоны не воевали. И гибли не из-за этого дерьма. (Сдавливает голову руками.)
В е р а. Конечно, вы воевали за головную боль, за анальгин, который ты горстями пьёшь, за руку, которая не поднимается…
С а ш а. Башка болит, вот и пью.
В е р а. А у таких, как Витя, голова не болит. Они на вашем горбу в рай въехали. Его Людка каждый день в новом… (С а ш а, морщась от боли, поднимает левую руку.) Ты бы хоть к врачу сходил.
С а ш а. Пройдёт, Вер, всё пройдёт. Куплю я тебе…
В е р а. Не надо мне ничего. Ночью опять на передок ездил?
С а ш а. К Малому. Плохо ему… (Телефонный звонок.) Привет! Всё хорошо, мам. Нормально. Не злой я, обычный. Сейчас с Мишулей гулять пойдём. У вас как? Ждём, ма, команды. Конечно, не оставим. Приду, обязательно приду. Не знаю когда. Я в этой минской гомосятине не разбираюсь. Ну, и хорошо, что не поняла. Это я так. Хорошо, передам…
В е р а. Маме привет.
С а ш а. Вера привет передаёт. Держитесь. Пока. Целую.

                2

Кладбище. Полугодие гибели Л и з ы. С в е т а  поправляет цветы на могиле, рвёт единичные сорняки. В а д и м  сидит на лавочке и давит пальцем культю левой руки.

В а д и м. Не болит уже.
С в е т а. Хорошо всё принялось, и берёзка, и жасмин… (Шморгает носом.) Спрашивала у меня: «Бабушка, а я не умру?» Я ей отвечаю, а сама рыдаю…
В а д и м. Свет, не начинай.
С в е т а. Если б я пошла, то… (Плачет.) Как можно по садикам стрелять?
В а д и м. Они по трансформаторной будке били.
С в е т а. Но она же – возле садика!
В а д и м. На войне об этом не думают.
С в е т а. Вы тоже?
В а д и м. Мы – другое дело. Мы на своей земле, а у них семьи за тридевять земель. Они здесь, как американцы во Вьетнаме.
С в е т а. А во Львове ты бы стрелял по садикам?
В а д и м. Сейчас – не знаю. (Пауза.) Почему мы Лизочку похоронили, а они со своими внучками гуляют? Пусть и они посмотрят... (С в е т а  закрывает лицо руками, плачет.) Пойду лучше, песка принесу. (Берёт под левую руку лопату, в правую – ведро, уходит.)
С в е т а (открывает лицо, крестится). Упокой, Господи, душу усопшей рабы Твоей Лизаветы. (Вытирает крест, целует портрет.) Лизок, почему я не пошла за тобой? Я медленно хожу, мы бы с тобой в садике были. Ты бы сейчас в школу ходила…
Убирает могилу, целует крест.
В а д и м (возвращается). Еле песок нашёл. Кладбище за полтора года разрослось. И военные, и гражданские. Деток много. Лизочке нашей не скучно…
С в е т а. Что ты такое говоришь?
В а д и м. Извини, Свет, но не у нас одних горе.
С в е т а. Мне от этого не легче.
В а д и м.  Ты цветок каменный хотела посадить.
С в е т а. Ещё не дали.
В а д и м. Давай купим и посадим.
С в е т а (плачет). Не могу я, Вадя, не могу.
В а д и м. Время, Светуль, лечит. (Обнимает.)
С в е т а. Если б ты знал, как я их ненавижу! Всё внутри так и горит. Сама бы с вами пошла…
В а д и м. Вот и пойдём, как только начнётся, сразу пойдём к Фугасу. Я буду мины таскать, а ты писать на них «За Лизочку!» Только убивать пойдём, а не сопли жевать в окопах.
С в е т а. Убивать я не пойду, а кнопка была бы, то нажала, чтобы все они там передохли. (Пауза.) Я даже Наташке не сказала, что о ней думаю.
В а д и м. Не понял. (Отстраняется.)
С в е т а. А что тут понимать? (Вытирает крест.) В прошлом месяце, помнишь, я в Винницу поехала.
В а д и м. Ну да, я тогда в Зайцево был.
С в е т а. Я из Мариуполя ехала в одном вагоне с военными, тост их слышала: «Выпьемо за то, щоб нэ закинчылось АТО!»
В а д и м. Если бы россияне не мешали, мы бы этих заробитчан давно зарыли…
С в е т а. Можешь ты не перебивать? Я про войну с удавкой на шее, про Крым уже слышала.
В а д и м. Извини.
С в е т а. Еду я из Мариуполя и вдруг представляю, как Наташка говорит мне, что мы сами по себе, что ты – в Лизу… (Плачет. В а д и м  обнимает её.) Короче, на вокзале переночевала и вернулась. (Пауза.) Жить, Вадя, не хочется. Для них деньги дороже детей. (Плачет.) За что наша Лизочка погибла?

                3

И р м а (Г е р м а н) и  К о с т ь  Б о р и с о в и ч (Д а л л е с) в кафе.
К о с т ь  Б о р и с о в и ч. Может, ко мне пойдём?
И р м а. Не сейчас.
К о с т ь  Б о р и с о в и ч. А когда?
И р м а. Тебе привет от Тихого.
К о с т ь  Б о р и с о в и ч. Так это ты – Герман? (И р м а  наклоняет голову.)
Г е р м а н (тихо, но отчётливо). А ты – Даллес. (Закуривает.)
Д а л л е с. А мы с тобой были по заданию или как?
Г е р м а н. Или как. (Выдыхает дым в лицо  Д а л л е с у.)
Д а л л е с (машет рукой перед собой). Ты же знаешь, я дыма не люблю.
Г е р м а н. Я тоже многое не люблю.
Д а л л е с. Ты хочешь сказать…
Г е р м а н. Что мы тебя из подвала вытащили и на работе сохранили не для того, чтобы в постели кувыркаться.
Д а л л е с. Можно совмещать приятное с полезным…
Г е р м а н. Нужно. (Тушит сигарету.) Завтра предоставишь мне приятную и полезную инфу о маршруте Моторолы. Он у вас уже неделю лечится.

                Подходит официантка.

О ф и ц и а н т к а. Я вас слушаю.
Д а л л е с. Ты что будешь?
Г е р м а н. Кофе, двойной.
Д а л л е с. Двойной кофе и зелёный чай.
О ф и ц и а н т к а. Ещё что-нибудь?
Д а л л е с. Нет, спасибо. (Официантка уходит.)
Г е р м а н. Завтра, здесь же, в это время. (Уходит.)
Д а л л е с. А кофе?
Г е р м а н (не оборачиваясь). Выпей.
Д а л л е с. Вот сука! Дожил: одесские шлюхи мной командуют. Знает же, тварь, что я дым не переношу и кофе не пью. (Смотрит на чашку.) Ладно, не пропадать же добру. (Пьёт.)

                4

Кабинет  невропатолога с вращающейся дверью. На стене – календарь с крупными цифрами. В р а ч  пишет, С а ш а  сидит напротив. В р а ч  поднимает голову.

В р а ч. Голова болит и кружится?
С а ш а. Да, на солнце раскалывается.
В р а ч. Травмы были?
С а ш а. Контузии в мае и августе прошлого года.
В р а ч. Воевали?
С а ш а. Со Славянска.
В р а ч. Извините, а что хорошего, кроме головной боли для себя и обстрелов для нас, вы навоевали?
С а ш а. А что вы хотели?
В р а ч. Раньше я в Турцию летал, а сейчас в родной Киев съездить не могу.
С а ш а. Я, доктор, госпереворот не совершал.
В р а ч. Если бы вы не взялись за оружие, то всё было бы нормально.
С а ш а. Если бы мы не взялись за оружие, то мы бы с вами говорили не в Калининском районе, а в Бендеровском и не на русском, а на украинском…
В р а ч. Та хоть на турецком! Лишь бы зарплату вовремя платили и побольше.

С а ш а  мгновенно сгребает левой рукой халат на груди  В р а ч а, а правой – прижимает карандаш к его шее.
 
С а ш а. Слышь, ты, гнида, у тебя не спросили, что нам делать.
В р а ч. А-а-а-а!
С а ш а. Не бзди! (Отпускает  В р а ч а.) Говори хоть на китайском, но мне не смей указывать. (Ломает карандаш, бросает на стол, уходит.)

                5

Пока  С а ш а  проходит вращающуюся дверь, цифры на календаре мелькают и кабинет преображается: место  В р а ч а  занимает К о н с т а н т и н   Э д у а р д о в и ч, перед дверью кабинета появляется стол  С е к р е т а р я. Цифры замирают. С а ш а – на стуле посетителя. К о н с т а н т и н   Э д у а р д о в и ч  кладёт телефонную трубку.

К о н с т а н т и н   Э д у а р д о в и ч. Во-первых, ваши контузии и ранения документально не подтверждены, а, во-вторых, вы уволились из вооружённых сил ДНР, где три месяца служили по контракту. К армии ДНР вы сейчас не имеете отношения, и поселить вас в общежитие мы не можем. Работаете сейчас охранником на рынке, а, значит, в состояние снять себе жильё.
С а ш а. Но я же…
К о н с т а н т и н   Э д у а р д о в и ч. Знаю, ушёл из Славянска с одним автоматом, но и вы должны нас понять: таких, как вы много. Мы всем стараемся помочь, но возможности непризнанной республики ограничены. Были бы мы признанной частью Украины, то могли бы помочь большему количеству нуждающихся.
С а ш а. Всё, значит, зря?
К о н с т а н т и н   Э д у а р д о в и ч. Зайдите недели через две, а лучше через месяц.
С а ш а. А жить мне месяц в аэропорту?
К о н с т а н т и н   Э д у а р д о в и ч. Я понимаю вашу иронию, но на сегодняшний день республика ничем вам помочь не может.
С а ш а. Вы когда из Киева вернулись?
К о н с т а н т и н   Э д у а р д о в и ч. Я в Киеве не был, а из Мариуполя вернулся месяц назад. Меня пригласили, как специалиста…
С а ш а. По восстановлению коррупционных связей?
К о н с т а н т и н   Э д у а р д о в и ч. Участие в боевых действиях не даёт вам право…
С а ш а. Ну да, моё право – умереть за счастье таких, как вы.
К о н с т а н т и н   Э д у а р д о в и ч. Это вы зря…
С а ш а. Зря, конечно, зря… (уходит) Стрелок не зачистил всю эту падаль.
К о н с т а н т и н   Э д у а р д о в и ч. Тоже мне герой! Контузии, ранения… Такие нужны только в виде памятников, чтобы на их примере воспитывать подрастающих идиотов, за спинами которых можно и во время войны пить, есть, носить хорошую одежду (подходит к зеркалу, поправляет галстук), ездить на дорогих тачках и спать с красивыми женщинами.

                Стук в дверь. Входит  С е к р е т а р ь.

С е к р е т а р ь (тихо). Ещё один ополченец рвётся.
К о н с т а н т и н   Э д у а р д о в и ч. Записан?
С е к р е т а р ь. Нет.
К о н с т а н т и н   Э д у а р д о в и ч. Гони его в шею, но только вежливо, как ты умеешь.
С е к р е т а р ь. Постараюсь. (Поворачивается спиной.)
К о н с т а н т и н   Э д у а р д о в и ч. Стараться будешь ночью. (Обнимает.)
С е к р е т а р ь (откидывает голову). Костя, там народа полна хата…
К о н с т а н т и н   Э д у а р д о в и ч (шепчет). Сволочи! Не дают нужным для республики делом заняться…
С е к р е т а р ь. Потерпи до вечера. (Идёт к двери.)
К о н с т а н т и н   Э д у а р д о в и ч (вдогонку). Шампусика сколько взять?
С е к р е т а р ь. Как обычно. Хотя нет, давай напьёмся, давно мы с тобой не отрывались.
К о н с т а н т и н   Э д у а р д о в и ч. На прошлой только неделе.
С е к р е т а р ь. Значит, надо повторить. В наше время хорошее быстро забывается.

                Занавес