Московские мытарства

 

    Поступление в аспирантуру МГПИ им. Ленина - одно из самых радостных событий в моей жизни. Но материальные трудности, которые я стал испытывать, став аспирантом, не позволили мне долго почивать на лаврах.  Мне платили стипендию в сто рублей, но из них двадцать  рублей удерживали в виде налогов и платы  за общежитие,  а двадцать я  отсылал в  Везельск  Тоне на воспитание сына.   Оставшихся 60 рублей с трудом хватало на еду. А  ведь нужно было еще покупать одежду,  хотелось хотя бы изредка ходить в кино, в театры, на концерты.  Пришлось  искать подработку.
       Сначала я устроился работать сторожем в музей Калинина. В самом музее я ни разу так и не побывал (когда приходил на службу, музей был уже закрыт, а когда уходил – еще не открывался).  Местом моего обитания было административное помещение.  Ночь я проводил в кабинете директрисы, до предела заполненном синеватым  дымом.  Коричневый кожаный диван, на котором я располагался,  был широким и  мягким. Казалось бы, спи, наслаждайся покоем.  Но на  свете счастья нет. Начальница, которую я так никогда не увидел, катастрофически много курила.  Открывать форточку для проветривания     помещения было запрещено: помещение сдавали под охрану, и на ночь включалась сигнализация. Директриса, сама того не желая,  превратила меня  в пассивного курильщика. Утром у меня от дыма болела голова, першило в горле и хрипело в легких. 
  Чтобы не дышать дымом,  я  перешел в коридор.  Я  вытаскивал из кабинета стулья выстраивал их в один ряд, ложился на них. Стоило мне заснуть, как руки разваливались в разные стороны,  и я просыпался.   Вскоре я нашел выход: я принимал позу покойника –  клал руки на солнечное сплетение и скрещивал пальцы.  В таком положении они  удерживались в исходном положении, и я погружался в дрему. 
 
     Вечером мне докучал Алексей - молодой сотрудник музея,   коренастый, общительный мужчина лет тридцати,  историк,  который  писал диссертацию по истории.  Его мать медленно умирала от рака,   и после работы  он не торопился идти домой, чтобы не видеть, как она страдает. 
   Алексей  был  начитан, хорошо образован.   Мы говорили об истории, о вождях революции. Я узнавал интересные факты.  В другое время мы бы непременно  с ним подружились, но в то время  у меня не было времени на общение. Я приходил на работу с книгами, с карточками с целью поработать над диссертацией.  Но   Алексей не давал мне  заняться научной  работой.   Когда же он  уходил, была уже ночь,  мой мозг отключался. 
   Я из вежливости мучился, терпел собеседника  с месяц. Потом  не выдержал, взбунтовался.
  - Извини, Алексей. Мне интересно с тобой общаться, но я не могу тратить время на разговоры, - воскликнул я в отчаянии. -  Мне же нужно писать диссертацию.  Иначе    я ничего не успею сделать.
   У него на лице появилось выражение смущения. После этого разговора он  перестал оставаться у меня, больше мне не докучал.   
    Теперь мне никто не мешал работать над диссертацией, но плодотворной работы все равно не получалось. Я постоянно не  высыпался, и меня постоянно клонило в сон. 
  Спать на стульях было неудобно. Иногда  я возвращался в наполненный дымом кабинет. Часов в одиннадцать вечера  я  ложился на диван и закрывал глаза.   Рядом, за окном, проходили люди. Мелькали их черные силуэты.  Громко скрипел снег под их ногами. Сон был беспокойным, даже скорее не сон, а дрема.   
    От Алексея я знал, что несколько лет назад на музей было совершено нападение.  Бандитов интересовали какие-то дорогие экспонаты (подарки трудящихся всесоюзному старосте) и пистолет, который в свое время принадлежал Калинину. Сторож при нападении был убит.  Я не исключал, что музей может  повторно подвергнуться нападению преступных элементов.
   Но еще больше, чем  нападения бандитов, я боялся  проверки начальницы. Я пытался себя успокоить: «Ну что я  ее боюсь? Пусть даже застанет  меня  спящим… Что она сделает? В худшем случае уволит. Это не страшно. Найду другую работу…» Но эти здравые рассуждения не успокаивали…   Мои нервы были на взводе.
   Состояние тревоги мешало расслабиться и спокойно спать.   
   Утром я отправлялся в библиотеку,  в читальный зал, садился за широкий деревянный стол, чтобы поработать, но уставший, отравленный никотином  мозг не хотел работать. Диссертация не лезла в голову. Глаза закрывались, лицо опускалось на руки,  и я засыпал. Это меня угнетало. Я решил поменять работу.
   В марте я уволился из сторожей и  устроился работать дворником на участок, который располагался недалеко от нашего общежития. 
    Моей первой  бригадиршей  была доброжелательная, вежливая женщина лет тридцати пяти, которая ждала ребенка.
   Мне дали запущенный участок, который  из-за отсутствия дворника не убирался с полгода.  Каждый день я с шести до десяти утра  убирал с участка  накопившийся мусор.
   Я увидел мир глазами дворника - мир неприглядный, убогий. Например, я заметил, что очень многие наши граждане не выносят мусор в мусорные баки, а выбрасывают его прямо из окон. Утром вдоль всего  дома валялся всякий хлам: газеты, пустые бутылки,  презервативы и много окурков.  Собирая  мусор возле дома, я  постоянно подвергался опасности. Был случай, когда   из какого-то вылетела  стеклянная бутылка и   упала  вблизи меня.   
    Я горжусь  нами, русскими, но  в бытность свою  дворником  пришел к мысли,   что у нас есть еще над чем работать, какие  черты национального характера формировать.   
   Я стал везде  замечать мусор.  Когда  приходил в общежитие,  в глаза мне бросались окурки, валяющиеся на полу в общем коридоре,  и во мне срабатывал рефлекс: подобрать их  и бросить   в мусорное ведро. Но, вспомнив, что я не на службе, смущенно  проходил мимо них.
    Были на этой работе и светлые  эпизоды.       
    Летом я косил траву во дворе. Ко мне подошла худая, невысокая  старушка лет шестидесяти пяти в простой  крестьянской одежде, остановилась.
  - Можно, я посмотрю, как вы косите, - сказала она, сильно заикаясь.
  - Конечно.
  Я косил неумело, и она  дала мне несколько советов, как держать косу, как срезать ею траву.
   Она рассказала, что всю жизнь прожила в деревне, но полгода назад  перенесла инсульт, и  сын взял ее в Москву. Она призналась, что скучает по деревне. Попросила у меня разрешения подержать в руках косу. Когда коса оказалась у нее в руках, на ее лице появилось  выражение блаженства.
  Она еще несколько раз подходила ко мне. Я всегда предлагал ей подержать косу, и она с удовольствием брала ее в руки.
    
   Участок был большой, и мне платили девяносто рублей.   Я купил себе джинсы и  свитер, за которыми выстоял в магазине целый день.
      В июле начальница ушла в декретный отпуск. Ее сменил мужчина лет сорока,  с короткой стрижкой, в светлой рубашке в клеточку. Я видел его только один раз. Он мелькнул утром и исчез.      
    В начале следующего месяца я пришел  получать зарплату. Рассчитывал, как и раньше,  на девяносто  рублей,  но мне выдали  только семьдесят.
  - Почему? – спросил я бухгалтершу.   
  - Вас бригадир оштрафовал на двадцать  рублей.
  Я нашел бригадира.
   - За что вы меня оштрафовали? – спросил я его.
  - Вы не убрали мусор возле мусорного бака.
  - Что же Вы меня не предупредили.  Я бы убрал…   Вы мне ни разу  замечания не делали.  Сразу оштрафовали.
  - Да, надо было предупредить. Это моя недоработка.
 - Я же столько мусора вынес с участка. Его же не убирали полгода.  А  вы меня оштрафовали …
     Он ничего не сказал. 
  Меня жгла обида. Я решил уйти на другой соседний участок, в другую организацию.  Это была моя серьезная  ошибка. 
   Пришел в контору. Зашел в приемную к начальнице. На стуле  сидела   женщина лет тридцати пяти, очень некрасивая, худая, костлявая, с длинными, как у грызуна, зубами, с соломенными  волосами,  и тоже ждала своей очереди на прием к начальнице. Она посмотрела на меня пристально, с любопытством. Я поинтересовался, на месте ли руководитель организации.
   - Да. А что вы хотели? –
  - Хочу узнать, нет ли места дворника.
  -  Я бригадир. У меня есть свободное место. Если хотите, я возьму вас к себе на участок.
  Я не возражал. На следующий день приступил к работе.  Правда,  когда я уже оформился, выяснилось, что мой новый участок меньше того, что был у меня раньше, и здесь платили на двадцать рублей меньше, хотя работать  приходилось не меньше.
   К моему удивлению, мой новый бригадир  Татьяна Федоровна   стала кокетничать со мною.  Я догадался, что ей от меня нужно, зачем она взяла меня к себе на участок, но  сделал вид, что не замечаю знаков внимания, которые она мне оказывала.   Она быстро поняла, что ее отвергли,  и стала мне мстить.   Пришел получать зарплату. Вместо  семидесяти рублей мне выдают пятьдесят.
 - Почему? – спрашиваю у бухгалтера.
 - Бригадир оштрафовал вас на двадцать  рублей.
  Нашел бригадиршу.
  - За что вы меня оштрафовали?
  - Плохо убираете. 
  - Почему плохо? Где Вы увидели неубранный мусор?
  - На вашем участке валялись окурки.
   Я с трудом сдержал вспышку раздражения и мысленно назвал  начальницу Крысой.
   
    Пришла осень. Она заставляла меня работать почти весь день. Я участвовал в коллективных уборках  территории, вывозе мусора. У меня не оставалось времени работать над диссертацией. Я уже был не аспирант, а дворник.  «Стоило ли  стремиться в Москву,  чтобы работать дворником», - думал я с горечью.
   Несмотря на притеснения,  я по инерции продолжал работать под началом Крысы.  Не  было времени    искать другой участок.  Кроме того, я  понял, что начальники везде одинаковы, везде штрафуют... К тому же, не исключал, что,  если перейду на другой участок,  Крыса  донесет  моим новым начальникам, что я бегаю с одного участка на другой…
     Наступила зима. Снег валил с неба, не переставая. Только теперь я узнал, что зимы у нас в России очень снежные.
  Я работал с утра до самого вечера, расчищая тротуар и дорогу  возле дома.   Но снега становилось все больше и больше. В середине декабря я понял, что не справлюсь.  Можно было нанять трактор, который бы расчистил дорогу. Но ведь на  оплату услуг тракториста   ушла бы вся зарплата.  Не было никакого смысла работать. Решил уйти.      
   Бригадирша, к моему удивлению,  предложила мне  не рассчитываться официально. По ее словам, у  нее был на примете человек, который  бы зимой  работал вместо меня (видно, деньги она планировала делить вместе с ним), а весной,  когда растает  бы снег,  я снова мог бы вернуться на участок и продолжить работу. Но  я был сильно на нее зол.
  - Нет. Не хочу.  Хватит с меня! – сказал я твердо, передал ей  заявление об увольнении и ушел.
  На этом закончилась моя трудовая деятельность в Москве.
  Следующим летом я съездил в Губин и одолжил у брата триста рублей и столько же у дяди. Этих денег мне хватило, чтобы скромно существовать в Москве. У меня, наконец, появилось время для работы над диссертацией.