Ты прибыл?

;;;;;;;;;? Чамохведи? Ты  прибыл?

    Однажды, когда  во  время  летних студенческих каникул, побывав  уже  у  отца  на  море  в  Туапсе,  я  во  второй  половине  августа  приехал  в  Тбилиси,  мама  сказала,  что  ее  школьная  подруга  Нанули,  уезжая  в  отпуск,  попросила   ее  присмотреть  за  их  птичками,  цветами  и  пр.  Отказать  ей  было  неудобно,  тем  более,  что  мы  никуда  сами  уезжать  из  города  не  собирались. А  провести  до  возвращения  в  Целиноград  эти  жаркие   тбилисские  две  недели   всё  же  лучше   в  большой  прохладной  квартире  со  всеми  удобствами,  чем  в  нашей  комнатке  с  «удобствами  в  конце  коридора».
     Так  я  оказался  вечером  в новом,  временном  жилище,  где  в  «зале», кроме  большой  клетки  с  канарейками,  стоял  огромный бильярдный  стол  с  тяжеленными  костяными  шарами.  До  этого  я  никогда  не  брал  в   руки  настоящий  кий  и  все  мои  бильярдные знания  ограничивались  той  теорией  и  схемами  ударов,  которые  я  как-то  вычитал,  просматривая  журнал  «Наука  и  жизнь»,  где  часто  публиковались  самые  разнообразные  и  интересные  статьи,  порой  не  вытекающие  из  названия  журнала. 
     Мама  пока  не  пришла  от  больных  и  я  стал  вспоминать  прочитанное,  попробовав  «постучать шарами»,  но  стол  был  высок  и  большой  для  меня,  бить  было  неудобно  (я  твёрдо  помнил,   что  нельзя  отрывать  одновременно  обе  ноги  от  пола,  залезая  на  стол),  поэтому  треска  шаров  было  много,  а  эффекта — мало.
     Кто-то  позвонил  в  дверь.  Я  подумал,  что  это, наверное,  соседи,  обеспокоенные  шумом,  и,  заранее  настроившись  на  извинения, открыл  дверь.  На  площадке,  держа  в  руках  большую  сковородку   с  яичницей  с  помидорами,  стоял  Гишери,  зять  Кукури,  школьного  товарища  моих  родителей. Я  почему-то  не  очень  этому  удивился, вспомнив,  что  они  тоже  живут  в  Сабуртало  и  что,  наверное,  перед  отъездом,  хозяева  предупредили  соседей  о  нашем  «заселении».
— ;;;;;;;;;? ( Чамохведи?) — спросил он  и перешел  сразу  к  делу.
 — Ребята  собираемся   у  Давида,  пойдём   вместе   пури  вчамот.
     (Тут  нельзя  было  не  вставить  грузинское  выражение,  дословно  означающее  «поедим   хлеб»,  но  в  литературной   обработке  часто  переводимое  как   «преломим  хлеб».  Оно  может  означать  всё что  угодно — от   самой  скромной  трапезы  до  многодневного  пира).
— Но  я  же  не  пойду  с  пустыми  руками, — ответил  я,  не  удивившись  и  приглашению, — давайте  сбегаю,  что-нибудь  куплю…
— Нет,  ничего  не  надо.  Мы  принесли  у  кого  что  есть  дома…
     И  этому  я  не  удивился:  летом,  когда  женщин  с  детьми  вывозят  за  город,  у  мужчин  наступает  период  «мальчишников»,  какие  уж  тут  обеды!.. Я  бросился  на  кухню,  в  холодильнике  нашел  несколько  яиц  и   масло,  в  хлебнице —  грузинский  хлеб,  успевший  зачерстветь  от  жары. В  голове  мелькнула  спасительная  мысль  и, прихватив  найденное,  я  пошел  за  Гишери,  оставив  маме  записку.
     У  Давида,  сотрудника  Кукури  по  институту,  тоже  заведующего  кафедрой,  уже  собрались  пяток  друзей — знакомые   лица,  но  не  помню  откуда.  Кукури,  как   всегда,  был  тамадой  и  после  тоста  «шемосцребулис» («опоздавшего, но  успевшего  присоединиться»),  я  отправился  на  кухню,  где  Гишери  подогревал   своё  остывшее  блюдо.
     Когда-то  бабушка  готовила  из  черствого  грузинского  хлеба  «пурис  харчо»,  хлебное  харчо,  которое  я  так  любил,  что  даже  научился  варить  (до  сих  пор  это  одно  из  тех  немногочисленных  блюд,  что  я  могу  «сварганить»).  Вот  его, по  самому  простейшему  рецепту,   я  и  собирался  приготовить   к  столу.
     Пока  вода  закипала  в  чайнике,  я  нарезал  лук  и  стал  его  поджаривать  на  масле,  наломал  хлеб  небольшими  кусочками,  взбил  яйца  с  солью,  потом  переложил  лук  в  кастрюлю,  ссыпал  туда  хлеб  и  залил  кипятком,  чтоб  он  впитался,  но  так,  чтобы   масса  не  стала  жидкой, добавил  немного  масла,  немного  поварил  и,  влив  яйца,  осторожно  перемешал,  чтобы  куски  не превратились  в  кашу.
    Вот  и  всё!  Харчо  готово!
    Когда  я,  с  гордым  видом,  зашел  в  комнату  с  кастрюлей  в  руках,  кто-то  запел:  «Гадмомиге  ме  ес  кердзи — моменатра  пурис  харчо...» («Переложи  мне  это  блюдо — я   соскучился  по  хлебному  харчо...»)
     И  все  подхватили  «Гадмомиге, гадмомиге...»,  сочиняя   дальше  слова   на  ходу…
     Я  ни  до,  ни  после  не  слышал  этой  мелодии.  Она  действительно  лилась   на  три  мастерски  исполняемых  голоса  и  казалось, что  мы  ее  пели  всю  жизнь.  И мне  было  так  хорошо,  так  радостно  от  этого  общения,  единения   с   этими  взрослыми  людьми,  которые  всё  прибывали  и  присоединялись  к  нашему  как-то  само собой   раздвигающемуся  столу...      
     Откуда-то  раздались  звуки  аккомпанемента — так   мог  играть  на   пианино  только  мой  папа — и   я,   почувствовав себя  абсолютно  счастливым,  тоже  запел,  выдав  первым  голосом  сложную  фиоритуру…
     И  проснулся  от   своего  голоса…
     Точнее,  еще  не  совсем  проснулся, но  уже  начал  понимать, что  это — сон. Что  с  большинством  этих  людей  я  познакомился  гораздо  позже… и  что  почти  всех  уже  давно  нет  в  живых…
     Я  всё  еще  пытался  остаться  во  сне,  цеплялся  за  слова  песни,  пытался  вспомнить  мотив —   только  что  такой  ясный,  простой  и  знакомый — и  не  мог его  вспомнить…
     Мозг  окончательно  выкинул  меня  из  сна…

     Еще  темно,  около  2  часов  ночи… Я  пытаюсь  записать  какие-то  мысли,  ощущения  и  меня  не  оставляет  чувство,  что  это  обязательно  повторится... 
     Что  там,  куда  я  приду,  меня  встретит  кто-то  из  них  и, уточнив: «Ты  прибыл?»,  поведет  меня  к  столу,  где  тамадой  будет  Кукури...
     И  сама  собой  вновь  польется  эта  чудесная  мелодия...
     И  мы  будем  все  вместе  петь  ее  на  три  голоса  под  папин  аккомпанемент…

О.С.  Должен  сказать, что  во  всей  этой  истории  я  ничего  не   придумал. Действительно  мы  с  мамой  пару  недель  жили  на  квартире  ее  подруги. Не  выдумал  я  ни  про  птичек,  ни  про  бильярд.
     Не  придумал  и  рецепт  «пурис харчо», которому  научила  бабушка.
     Не  придумал  ни  одного  из  названных  персонажей,  о  которых,  может  быть,  когда-нибудь  напишу…
     Не  придумал  даже  это  сон,  который  пытался  записать  ночью
22. 07. 2016 г.  с  02:15  до  03:55