Птичка

(глава из неоконченной повести) *

     – Ка-кая пти-и-чка!.. – отложив посуду и на ходу вытирая руки, восторженно засияла дневальная. Совершенно по-детски, забыв об осторожности, она потянулась к хищнику – так, словно хотела погладить нечто пушистое, тёплое и трогательно-нежное.
     «Птичка» явно не приняла выражения восторга, исходившего от судовой дамы, и мгновенным выбросом своей когтистой лапы цапнула наивную женщину за пальцы протянутой руки - да так, что только кровь брызнула! 
     Взвизгнув от неожиданности и боли, Рахиль Соломоновна** отпрянула. И, сжав второй рукой пораненную кисть, побежала накладывать повязку.
     С тех пор дневальную, которая – в силу своего южного темперамента и детской  беспечности – пострадала столь неожиданным образом, участники  памятного события называли между собой  не иначе, как Птичка.

     Здесь стоит подробнее остановиться на том, какой "птичкой" на "птичьем" теплоходе была дама сия.
     Подобных ей на промысловый флот Севера слеталось немало – тех, кого судьба бросала в чужие края за романтикой дальних странствий, за возможностью сразу, на коротком отрезке жизни поправить своё материальное положение, а если повезёт, то и обрести мужа, семью.
     Рахиль Соломоновна называла себя кубанской казачкой, вспоминала свою профессию медсестры, а на БМРТ поселилась в «женской» каюте – была одной из четырёх работниц обслуживающего персонала.
     Средних лет, высокого роста и с пышной статью фигуры, румяно-смуглая, волоокая, с густой копной чёрных, в мелких завитках волос, она была недурна собой – как налитой плод из станичного сада. Заглядеться, право, было на что.
     И вскоре на зыбкой волне нашёлся тот, кто, заглядевшись, сорвал этот румяный, налитой "плод". Но... история, дабы не навлекать "казачий гнев", о том деликатно умалчивает.

     …Решение поймать залётную, диковинную для морских просторов птицу двое молодых людей, матрос–рулевой и электрик-практикант, приняли сразу. Лишь только увидели, как среди густой тьмы полярной ночи, в слабом отсвете ходовых огней пернатый хищник таинственной серой тенью кружит вокруг надстройки судна.
     С усиливающимся азартом охотники вновь и вновь наблюдали за тем, как, совершив облёт, он садился и, недоверчиво озираясь, передыхал на планшире, в носовой части траулера.
     Откуда взялась птица – не ведомо. Мало ли их, залётных, всяких и разных сносило штормовым ветром от берегов, когда судно оказывалось для бедолаг спасительным островком, порой единственным среди бурлящей стихии...
     Но такой красавец – гость редкий. И по какому такому случаю он пожаловал именно на это судно, со столь родственным, пернатым названием – "Лунь"?..

     Теперь!..
     Улучив момент, когда едва различимые, призрачные очертания птицы после разворота бесшумно направились в сторону кормового  портала, ловцы устремились по влажной палубе на бак, на ощупь огибая лебёдки и брашпиль, стараясь по пути не споткнуться.
     Пространства под планширом хватило вполне, чтобы, приникнув к фальшборту и затаив дыхание, спрятаться там вдвоём. Руки обоих молодых охотников – в плотных брезентовых рукавицах.
     На море спокойно, почти полный штиль. В напряжённой тишине ожидания – лишь едва слышное журчание воды за бортом, да ритмичное перешёптывание выхлопных газов силовой установки траулера, доносящееся из его трубы.
     Хищник летал уже недолго – видно, изрядно обессилел. Известив о своём появлении едва слышным касанием когтей о судовой металл, он мягко, словно невесомые опахала, сложил свои крылья над головами ловцов, на уже привычном для него месте, где делал передышку после очередного облёта судна: как раз над Виктором, матросом. 
     Ошибиться нельзя. Осторожная, осмотрительная птица второго шанса не предоставит.
     И рулевой не подкачал. Метнувшись, словно из катапульты, вверх, он не дал хищнику опомниться – схватил его!
 
     …Освещённый ярким светом столовой, пленник казался растерянным. Ослабленный дотоле своим морским скитанием, да к тому же крепко стиснутый сильными матросскими руками, он не имел возможности для полноценной защиты – лишь раскрыл клюв и растопырил когти.
     Ещё внутренне дрожа от возбуждения, неостывшего охотничьего азарта, охватившего их, ловцы стали перелистывать свои скудные познания в орнитологии. Они наперебой называли птицу то ястребом, то соколом, затем произносили ещё какое-то название пернатого хищника... И, притом, понимали одно: выпала редкая удача.
     Погадали-поспорили, да так и не пришли к единому мнению. Пленник до конца опознан не был, остался ястребом-соколом.
     Вот тогда и прозвучало: «Ка-кая пти-и-чка!..». 
    
     Ястреб-сокол провёл на траулере дня два, сидя на магнитной станции одной из носовых лебёдок, в небольшом, обособленном помещении нижней палубы.
     Рыбаки-напарники пытались поить и кормить его, предлагая свежую воду и мясо, но пленник раз за разом гордо отвергал всё, что было ему принесено. При этом язычок в его раскрытом клюве яростно клокотал, а поднятая в боевое положение лапа не оставляла сомнений в непримиримости ястребино-соколиного нрава.
     И пришёл час, когда удачливым ловцам стало очевидно: красивая, поразительная своим сильным и гордым великолепием птица должна жить на воле, её следует выпустить. К тому же и момент для этого выпадал как нельзя подходящий: БМРТ приблизился к берегу.

     Был  повторный, в пределах тесного помещения и полный драматизма отлов, за ним – торжественное и грустное прощание со столь редким залётным гостем. И – лети!.. Лети скорее в необъятный простор. Он снова примет тебя. Ведь ты рождён для полёта...
     Пернатый хищник уверенно взлетел ввысь из крепких матросских рук, но не стал более испытывать свою судьбу: не задерживаясь возле судна, он сразу устремился к едва обозначенной по левому борту кромке скалистого берега.
   
* Впервые была опубликована в журнале "ФЛОТЭКСПЕРТ" (Санкт-Петербург), №3'2002.
** Имя и отчество героини изменены.
 
Фото - google.ru