Таланту Бианки. Облава на медведя

    Двадцать седьмого января бывалый охотник Сысой Сысоич дал телеграмму –
знакомому доктору, охотнику-медвежатнику, в Ленинград:
Нашёл берлогу. Приезжайте. Буду рад.
   На следующий день ответная телеграмма пришла:
Будем втроём первого февраля.
Хорошо, – подумал Сысой Сысоич, – быстро новость дошла.
    Сысой Сысоич стал каждое утро ходить проверять берлогу. Медведь лежал крепко.  Снегом замело медвежьи двери.
Но на кустиках перед челом берлоги каждый день был свежий иней: до них достигало тёплое дыхание зверя.
   Тридцатого января Сысой Сысоич, проверив медведя,
встретил молодых охотников Андрея и Сергея, вдоль опушки проходя.
   Они шли в лес – белковать. Хотел предупредить их, чтобы не ходили в тот остров, где берлога, где медведь лежал.
Но раздумал: парни молодые, любопытные, ещё захотят поглядеть берлогу да подшумят зверя. Промолчал.
    Тридцать первого утром пришёл –
да так и ахнул: берлога разворочена, зверь ушёл!
   В полуста шагах от берлоги свалена сосна (хватило ж толку!),
видно, Сергей с Андреем застрелили на ней белку,
не зная, что внизу медведь себе берлогу нашёл,
а белка застряла в ветвях – вот и свалили дерево, а медведь проснулся и ушёл.
    Лыжни охотников шли от срубленного дерева в одну сторону, следы зверя от берлоги – в другую.
Счастье ещё, что охотники не заметили медведя за густым ельничком, не погнались за ним с мелкой дробью напропалую.
Не теряя времени, чтоб медведь не наделал ещё какую беду,
Сысой Сысоич побежал по медвежьему следу.
    Вечером следующего дня приехали двое знакомых ленинградцев: доктор и полковник с уверенной походкой,
а с ними третий – важный, рослый гражданин с чёрными и блестящими усами, аккуратно подстриженной бородкой.
   Особенно неприятно было Сысой Сысоичу перед этим представительным горожанином сознаваться,
что не укараулил зверя, проморгал берлогу, да и стыдно бывалому охотнику, что не углядел, признаваться.
   Рассказал: остров, где медведь остановился, найден. Выходного следа нет. Но идти надо осторожно.
Конечно, зверь теперь лёг на слуху – на лёжке поверх снега, теперь его только облавой взять можно.
    Важный незнакомец ничего не сказал, спросил только:
Велик ли зверь? – Не так часто медведем встречаюсь.         
     След большой, – отвечал Сысой Сысоич, – зверюга не меньше двух центнеров потянет, в том ручаюсь.
    Стали обсуждать план облавы. Сысой Сысоич напомнил,
что при таком крупном звере полагается ставить запасного стрелка позади каждого охотника.
Это он как дважды два помнил.
    Важный незнакомец резко запротестовал:
дескать, что это ещё за няньки на номерах? Кто не уверен в своём выстреле, тому не следует и идти на медведя,
А смелый мужик! – подумал про себя Сысой Сысоич, глаз даже не отведя.
    Но тут полковник решительно заявил, что осторожность никогда не мешает,
и запасные стрелки не помеха, уж это-то он знает.
Доктор присоединился к нему:
Это необходимо, хотите вы того или не хотите.
Важный презрительно взглянул на них и передёрнул плечами: дескать, пусть по-вашему, если трусите.
    Наутро Сысой Сысоич ещё затемно разбудил охотников и пошёл собирать загонщиков.
Когда он вернулся в избу, важный вынимал свои два ружья из лёгких, обитых зелёным бархатом, наподобие футляра для скрипки, ящичков,
У Сысой Сысоича глаза разгорелись: таких чудных ружей он ещё не видывал – красота, да с кренделями.
Важный собрал ружья и стал вынимать из ящиков блестящие гильзы с тупыми и остроконечными пулями.
    При этом он рассказывал доктору и полковнику, какие у него замечательные ружья, какие страшные пули;
как он на Кавказе бил кабанов, а на Дальнем Востоке – тигров. Сысой Сысоич подумал: у него зверей на языке – целый улей.
   Чуть свет длинный обоз дровней из колхоза в лес двинулся.
За километр от того острова, где залёг медведь, весь обоз остановился.
   Охотники забрались в землянку – погреться у огонька, обычай у них таков.
Сысой Сысоич побежал на лыжах проверить зверя и расставить загонщиков.
Всё оказалось в порядке; медведь из оклада не вышел. Значит, момент для охоты готов.
    Сысой Сысоич расставил кричан с одной стороны острова полукругом, на флангах – крыловых молчунов.
   Медвежья облава – не заячья. Кричане на ней не проходят лес неводом; стоят на месте всё время охоты. Но не бок о бок.
Молчуны по краям стоят от кричан до стрелковой линии – на случай, если зверь,  бросившись от кричан, завернёт вбок.
    Молчуны не смеют кричать.
Если зверь пойдёт на них, они могут только с себя шапку сорвать, да ею на зверя махать.
Этого достаточно, чтобы медведь подался к стрелковой линии, где уж можно стрелять.
    Расставив загонщиков, Сысой Сысоич побежал к охотникам. Повёл их на номера, где было  всё готово.
Номеров было только три, шагов на 25-30 один от другого.
    В этот узкий проход – всего 100 шагов ширины –  маленький охотник должен был выставить медведя;
у Сысоича точный был промер.
На первый номер Сысой Сысоич поставил доктора,
на третий – полковника, а важного гражданина – на средний, второй номер.
    Здесь была пята – входной след медведя на остров.
Медведь чаще всего уходит с лёжки своей пятой и никаких иных маневров.
   Позади важного стоял молодой охотник Андрей.
Его выбрали потому, что он опытнее и выдержаннее, чем Сергей.
   Андрей стоял „запасным". Запасной стрелок только в том случае имеет право стрелять,
если зверь прорвёт стрелковую линию или бросится на охотника – жизнь забирать!
    Все стрелки были в серых халатах. Шёпотом отдав последние распоряжения: не шуметь, стоять потише,
не курить, замереть, когда раздастся гон, и напустить зверя как можно ближе,
    Сысой Сысоич побежал к загонщикам. Те ждут, не слышны нигде голоса.
Прошли томительные для охотников полчаса.
Наконец раздался звук охотничьего рога – две протяжные, густые ноты на сильном выдохе,
разом наполнившие заваленный снегом лес, казалось, надолго повисли в студёном воздухе.
   Короткая минуточка тишины – и вдруг сразу заголосили, завопили, заорали кричане, кто во что горазд, хор-то какой –
кто гудел басом, кто лаял собакой, кто визжал драной кошкой.
    Протрубив сигнал, Сысой Сысоич вместе с Сергеем полетел на лыжах в остров – ершом – знай, спеши!
Медвежья облава – не заячья. Кроме кричан и молчунов в ней участвуют ещё ерши.
Обязанность ершей – поднять медведя с лёжки и направить его бег на стрелков.
 Сысой Сысоич знал по следам: зверь большой. Но каков?
     Но когда над ёлочками показался чёрный лохматый горбыль звериной спины, маленький охотник вздрогнул, но мгновенно отошёл –
без памяти выпалил в воздух и в один голос с Сергеем заорал:
Пошёл, по-шё-ол!
  Медвежья облава – не заячья. Тут долгие приготовления и очень короткая охота. Так было и сейчас.
Но от долгого взволнованного ожидания и от сознания опасности кажется на этой охоте стрелкам минута с час.
    Натерпишься стоять на номере, пока увидишь зверя или услышишь выстрел соседа
и поймёшь, что всё уже кончено без тебя. Вот сосед-непоседа!
    Сысой Сысоич кинулся за медведем, тщетно стараясь завернуть его куда надо: догнать медведя невозможно.
Там, где человек без лыж на каждом шагу проваливается по пояс, что в лесу везде возможно,
и с трудом вытаскивает ногу из снега, медведь идёт, как танк, круша на своём пути кусты и деревца. Разве догнать такое можно?
   Идёт, как глиссер – моторная лодка с воздушным винтом, поднимая по бокам два высоких белых крыла снежной пыли.
Зверь исчез из глаз маленького охотника. Одни следы только  и были.
    Но не прошло и двух минут, как Сысой Сысоич услышал выстрел.
Сысой Сысоич охватил рукой ближнее дерево, чтобы остановить раскатившиеся лыжи.
Конец? Зверь убит? Кто ж этот пострел?
Но в ответ на его немой вопрос раздался второй выстрел, потом отчаянный крик, крик страха и боли.
Сысой Сысоич сломя голову пустился вперёд, к стрелкам, боясь худшего всего более.
   Он подбежал к среднему номеру в тот момент, когда полковник, Андрей и доктор, бледный, как снег,
вцепившись в шкуру медведя, поднимали его с лежащего в снегу третьего охотника, не охотившегося, видно, век.
  А случилось вот что.  Медведь пошёл своей пятой – прямо на средний номер. И не надо бы охотнику пока ружьём бряцать,
а он  не выдержал: выстрелил в зверя шагов за шестьдесят, тогда как надо напустить зверя  шагов на десять – пятнадцать.
    При невероятной быстроте бега у такого большого и, казалось бы, неуклюжего зверя
только на таком расстоянии можно бить пулей наверняка, в голову ему или в сердце, зная, что попадёшь и в это веря.
   Разрывная пуля из прекрасного ружья разворотила зверю левый задний окорок.
Зверюга осатанел от боли и кинулся на стрелка. Тот – почти в обморок –
    забыв, что в ружье у него есть ещё пуля, что рядом с ним стоит ещё запасное ружьё, растерялся.
Он бросил ружьё, обернулся, хотел бежать, да подраненному зверю под лапу попался.
   Медведь со всего маху ударил обидчика в спину, вмял его в снег, как щенка.
Андрей – запасной стрелок – не зевал. Он сунул стволы своего ружьишка прямо в раскрытую пасть зверя и спустил оба курка.
   Жалко щёлкнули две осечки. Полковник, стоявший на соседнем, третьем, номере, всё это видел.
Он быстро на одно колено присел.
Знал: если промажет, сам убьёт соседа. То, что смерть грозит соседу и надо стрелять – всё  видел.
Полковник выстрелил медведю в голову. Тот даже не взревел,
но вскинулся всем передом, на миг застыл в воздухе пред ним  –
и вдруг тяжело рухнул на человека, лежащего под ним.
    Пуля полковника, пробив висок, мгновенно умертвила зверя – выстрел был наверняка.
Подбежал доктор. Втроём с Андреем и полковником схватились за убитого зверя, за его бока,
чтобы освободить из-под него – живого, мёртвого ли  – горе-охотника.
   В эту минуту подоспел Сысой Сысоич и бросился помогать.
Тяжёлую тушу отвалили. Подняли охотника. Стали отхаживать.
   Охотник был жив и целёхонек, хоть и смертельно бледен и разговаривать почти не умел:
скальпа с него снять медведь не успел.
    Но в глаза людям горожанин глядеть не мог.
Его доставили на санях в колхоз. Там он немного отошёл, хоть внешне было видно –  занемог,
он забрал с собой шкуру медведя и, как его ни уговаривал доктор остаться переночевать,
отдохнуть перед дорогой, уехал на станцию – произошедшее забывать.
   Н-да, – задумчиво прибавил Сысой Сысоич, рассказав про этот случай, – таких медведей больше не видать  –
в одном промашку мы дали: не надо было шкуру гостю ему отдавать.
Хвастает теперь, поди, в гостиных, что ухлопал нашего медведя, да ещё и приврёт того чище.
Зверюга-то без малого все три центнера вытянул... Страшилище.

Источник: ––––––––––
Виталий Бианки. Облава на медведя.  (Отрывок.)