Хмурый навсегда

Вместе с остальными журналистами я стою возле стадиона и наблюдаю за игрой футболистов. Я хмурый, хмурый навсегда.
- Кажется, кровавый дождь собирается, - произнёс мой коллега, взглянув на небо.
Я согласился.
Набежали багровые тучи, тучные, как напившиеся комары, и лопнули над нашими головами. Красный ливень снизошёл на нас, но рано домой, надо взять интервью у тренера.
- Пасуй! – кричал он; кровавый дождь превратил его волосы в кровавые водоросли. – Ну что ты делаешь, свинья! Отдай ему мяч!
Я подбежал к нему, чавкая кровью:
- Что скажете, Духаст Вячеславыч? Как вам игра?
- Это не дело! - залаял тренер. – Нам нужно нормальное поле с искусственным покрытием и дренажной системой. Играть же ж невозможно!
Я кивнул. Разогревшиеся футболисты с такой силой бьют окровавленный мяч, что вырывают его к чёртовой матери вместе с травой и фонтанами багровой земли. «Так работает артиллерия в аду» - думаю я, и произношу эту фразу в диктофон, чтобы не забыть.
А футболисты вошли в раж. Они бодаются, скользят и падают в кровавые лужи, и все уже запутались, и все уже одного цвета, как эти комья и эти брызги из-под их бутсов. Кто, где, кому, за что…
- Лупят по своим же воротам, - крикнул в восторге коллега из конкурирующей газеты и хлопнул меня по окровавленному плечу.
Я промолчал, я хмурый навсегда.
Мимо на животе проехал футболист и окатил меня грязной кровью.
«Нет, - подумал я, вытирая лицо. - Такой футбол нам не нужен».
Я поспешил домой. Потоки крови несутся по улице, сгребая ветки и тополиный пух. На улице Красных тюльпанов то-то запустил кораблик. Он напитался кровью и пошёл ко дну.
Я хмурый, хмурый навсегда. Очередной чудак вплавь пересёк наводнённую кровью улицу, вдоль которой бегают голые окровавленные женщины, а в лужах радуется детвора, запускает «блинчики», поднимая фонтаны кровавых брызг, а вы говорите «интернет», вы говорите «никакого детства». Кирпич плашмя в лужу – кровь во все стороны. Пронеслась машина – кровь во все стороны! Окатила кровью прохожих на перекрёстке. В свете заходящего солнца цвета артериальной крови на мгновение расцветает радуга всё того же цвета, цвета крови, а прохожие зря стоят на перекрёстке, ведь все три сигнала светофора красного цвета, цвета крови.
- Который час? – спросил я стоявшую рядом женщину. Она отвлеклась от светофора и взглянула на часы, и только открыла рот, чтобы ответить, как брызги крови больно стеганули её по лицу - мимо пронеслась очередная машина, окатив нас багровой волной. 
Долго стоять не пришлось, с неба посыпались мёртвые воробьи, - они громили автомобили и били окна, ломали зонты и плюхались в лужи крови. Проклятье! Кровь, утонувшие корабли, мёртвые воробьи!
- Дерьмо! – взвизгнула какая-то девушка рядом. – Третий зонт за неделю!
Разрыдавшись, она отбросила сломанную вещь и села в лужу крови, но чьи-то руки уже тащат её под козырёк магазина, и вовремя - с грохотом разлетается витрина, миллионы осколков падают на пернатые трупы, падают в кровь. Все бегут врассыпную, прикрывая головы газетами и портфелями. Детей за шкирку вытаскивают из луж, и домой, все по домам, нельзя стоять на месте! Трещат зонты, ломаются ветки тополей, мёртвые воробьи настигают каждого, пробивают газеты и сотрясают мозги. Красные цветы лезут из-под земли, кусают бегущих прохожих за ноги и волокут их под землю в такие глубины, где только пустые шахты, заполненные грунтовой кровью.
Дома не лучше.
- Напиши разгромную статью на коммунальщиков! – попросила жена. – Третий день из крана льётся кровь. И ладно бы горячая!
Я кивнул, прошлёпал к дивану  - с потолка льётся кровь, соседи сверху опять заливают - и включил телевизор. МЧС заливает горящие сибирские леса мегалитрами крови. А у нас пока дожди. Впрочем, синоптики обещают, что скоро и к нам придёт красная жара, и пьяные горожане опять полезут в пруд купаться, и утонут в крови, а искать их будут спасатели, которые сейчас бороздят наполненный кровью, кровью, кровью бассейн  – по нормативу надо проплыть на время тридцать метров, потом нырнуть в КРОВЬ и поднять со дна монетку.
Кровь течёт с экрана, из крана, с потолка.
Я хмурый, хмурый навсегда.
Цветное зрение мне, в принципе, уже не нужно.