След на земле Кн. 2, ч. 1, гл. 5 Шуркины заботы

Глава 5  Шуркины заботы
(сокращенная версия)
1
        Александр Горынин, а попросту Шурка Змей, настолько привык к своему прозвищу, что порой даже забывал свою фамилию. В армии же о ней ему напоминали, но только командиры, и то из числа офицеров. Сержанты и старшины тоже пристрастились называть его Змеем, но не потому, что хотели, как-то ему угодить, а потому, что это прозвище действительно соответствовало харизматичной натуре этого человека. Он выделялся среди серой, обыденной массы малограмотных сослуживцев и всегда знал, чего хочет.
       Сегодня он сидел в своё свободное время в Ленинской комнате и писал письма родным и друзьям. Домой он быстро написал пару писем, а вот над письмом Егору Никишину призадумался. Ему так много хотелось написать другу, что для этого пришлось бы использовать целую тетрадь. Но всего, конечно, не напишешь, а вот чтобы выделить самое ядро из всех событий его нового жизненного этапа, следовало многое вспомнить и взвесить, прежде чем писать.
       В мыслях он вернулся в прошлый год, к моменту его призыва в армию.
Осень 1939 года в деревне Красавские Дворики выдалась ранней и холодной. Уже в конце сентября выпал первый снег и хотя быстро сошел, смытый осенними тягучими дождями, но заморозки приближались. А в начале октября ударил уже и первый мороз, а снег стал идти все чаще и чаще, накрывая землю белым покрывалом. Оно накрыло, в том числе, и неубранный с полей урожай проса и подсолнуха. Причем, подсолнуха осталось на полях больше ста гектар. А работа встала. Никто из колхозников не желал работать в поле по колено в снегу и грязи.
       Председатель колхоза Фрол Жижин, который раз впал в панику, проклиная тот день, когда дал согласие впрячься в председательскую лямку. Работал бы, как прежде, бригадиром или простым колхозником и голова бы не болела за показатели посевных и  уборки урожая. А теперь, как быть, как ответить за то, что осталось на корню под снегом, будь он неладен? Представил, как придётся отчитываться перед райкомом партии и райисполкомом и покрылся холодным потом. Ведь не снимут же просто с должности, а точно объявят врагом народа.
       О том, какое принять решение и меры, голова не соображала. Решил пойти посоветоваться к Шурке Змею. С того памятного дня, когда он уступил, на короткое время ему свое председательское «кресло», Фрол проникся к Шурке не просто уважением, а какой-то плебейской учтивостью и завистью. Он увидел в парне не задатки, а самую соль большого и уверенного в себе руководителя. На сегодняшний день он стал в деревне самым авторитетным человеком, не только среди молодёжи, но и взрослого населения, многих пожилых колхозников. Да, и Семён Никишин прочил ему большое будущее.
       Шурка, как раз собирался на ферму, Фрол учтиво предложил подвезти его до места, чтобы тому не пришлось месить грязь. Снег хоть и покрыл толстым слоем землю, но сильных морозов не было, и почва еще не промерзла глубоко. По озабоченному лицу председателя Шурка понял, что он подкатил к нему не случайно.
      - Чего, дядя Фрол, маешься?
      - Помогай, паря. Иначе райкомовцы голову оторвут и собакам скормят. Мы же из-за этого снега план уборочной не выполнили. На корню осталось около трёх десятков гектар проса и больше ста гектар подсолнуха. Народ на работу выходить не хочет, а  как спасти урожай ума не приложу. 
      - А где техника, где комбайны?
      - Как назло встали. Оба на ремонте и когда их починят, хрен знает. Каких-то запасных частей нет, - едва не плакал Жижин. – Сегодня опять дал подводу ремонтникам, чтобы съездили в Макаровское МТС. Достанут ли.
      - Да…а…а, хреновые твои дела, Фрол Арсеньевич. А я-то чем помочь могу? Без техники, сам понимаешь, выкрутиться сложно, - Шурка разговаривал с председателем, как с равным, но при этом лукаво улыбался, будто бы держал в рукаве козырную карту.
      - Знать-то, знаю, но думаю, ты на свежую голову, что-нибудь сообразишь. Ты же на мое место метишь, вот я тебе его сегодня и уступаю. Хоть на всё время забирай и командуй, только спасай ситуацию.
      - Вот приду из армии, тогда и заберу этот хомут у тебя, если, конечно, колхознички согласятся доверить мне эту лямку.
      - Что ты, Александр Филиппович, на долго откладываешь? Я тебе власть уже сейчас предлагаю. Время не терпит. Да и колхозники согласные на твою кандидатуру. Я от многих слыхал, что с тобой готовы работать. Доверяют тебе.
      - Ну, раз так, тогда разворачивай дрожки. Будем спасать добро. Сейчас высади меня у избы-читальни, а сам езжай к себе и распорядись, чтобы все подводы были готовы к выезду в поле. Просо свезём на ток, а когда погода установится, обмолотим.
      - Так оно же ещё до конца не скошено…
      - Вот это я беру на себя. А подсолнухи пока подождут, за них не беспокойся. Их можно будет убирать и по снегу, как комбайны будут готовы и почва подмёрзнет. Нужно только будет решить вопрос, где просушить семечки. Сам знаешь, сырые семена элеватор не примет. А семечек точно будет не меньше ста тонн.
      - Но у них на элеваторе есть своя сушилка.
      - Ну, тогда, как только подводы будут готовы, езжай на элеватор и договорись заранее, чтобы принимали наши семечки с повышенной влажностью. Или пошли кого-нибудь, кто сможет договориться.
      - Нет, с этим я сам справлюсь, - обрёл некоторую уверенность председатель.
      Шурка соскочил с брички и, как только председатель уехал, подозвал к себе пацанов, игравших поблизости, и дал указание пробежаться по деревне и собрать в избу-читальню всю молодёжь.
      - Скажите им, что у Шурки Змея имеется экстренная новость.
Пацаны, мигом разбежались в разные стороны выполнять указание удалого земляка, с которого хотели брать пример. Через полчаса послушать экстренную новость от Шурки в избу-читальню собрались не только молодые колхозники, но и те, чей возраст перевалил «экватор», было и немало, умудрённых опытом стариков. В избе-читальне было тесно от любопытных.
      - Новость, земляки, самая, что ни на есть экстренная. Срочная значит, - громко и уверенно, подняв верх руку, сдерживая гул, провозгласил Шурка. – Зима нагрянула внезапно и захватила нас врасплох. Под снегом остались неубранными более тридцати гектар проса и более ста гектар подсолнуха. Наша с вами задача спасти урожай, чтобы не испытать нового голода. В других колхозах народ впрягся и вкалывает, а мы на печи задницы греем.
      - Так, что мы можем сделать, коли комбайны в ремонте стоят? – раздались отдельные голоса.
      - А что мы в деревне делали, когда не было комбайнов? Работали с подручным инвентарём. Сейчас необходимо срочно убрать просо, а как только комбайны отремонтируют, сразу обмолотим. Для этого нужно мобилизовать все старые жнейки и лобогрейки, чтобы свалить просо. Сейчас уже дана команда и к полю соберутся все свободные подводы. Короче сейчас все мужики вооружаются косами и вилами, а девахи граблями и выезжаем с подводами в поле. Ответственным за косовицу и уборку будет дед Макар. Слушать его в оба уха. Он хоть не молод уже, но любому даст сто очков форы, - эти слова Шурка произнёс сознательно, чтобы подзадорить молодёжь и самого старика, которому было лестно услышать о себе такую оценку.
       Деда Макара и впрямь обуяла гордость от сказанного. Он пришёл сюда случайно. Как всегда, верх взяло любопытство, что такое новое приготовили для молодёжи? Для этого даже слез с печи, а теперь, вон как повернулось, ему нужно показать молодым и зелёным, как нужно работать, без комбайнов, засучив рукава.
      Вскоре почти все колхозники, вооружившись косами, вилами, граблями и прочим инвентарём вышли в поле на уборку проса. Фрол Жижин, наблюдая эту картину, который раз поражался руководящим качествам Змея. Ведь ни один колхозник не возразил ему, не вступил в спор или пререкания. Он вызвал только молодёжь, а работать вышел весь колхоз. А ведь на призыв самого председателя вряд ли кто откликнулся. Он вздохнул с облегчением. «Видит Бог, что я занимаю чужое место. Оно, бесспорно, должно принадлежать этому парню. Не знаю, как протяну два года, пока он будет в армии. Надеюсь, что осилю. А там уже свалю этот воз на Шурку. Всё-таки до чего странно. Пост председателя дает власть, почет и уважение, а порядочных людей на него калачом не заманишь. Вот Шурка – прирожденный председатель, дай Бог ему здоровья».
Под вечер к председателю заявился почтальон. Он привёз из Перевёсенки  четыре военкомовские повестки на призыв молодых Красавчан в армию.
      - Послезавтра, Фрол Арсеньевич, Ваське Мадянову, Гришке Давыдкину, Ваньке Лушину и Шурке Змею,  то есть, Горынычу, тьфу, Горынину, нужно явиться к одиннадцати утра на сборный пункт в Макаровский военкомат, - торжественно объявил Селантий, новый деревенский почтальон.
      - Мать твою так-растак, - сокрушённо воскликнул Фрол. – Хоть бы ещё недельку подождали.
      - Ну, это не в наших силах. Армия ждать не будет. Международная обстановка напряжёна. Так, что пойду вручать повестки новоявленным призывникам. Завтра по всей деревне проводы будут.
      - Эх, ещё одна напасть, на мою голову. Придется просить, чтобы провожались под вечер, после работы.

2
      Шурка вспоминал, как в их доме появился почтальон Селантий и вручил ему долгожданную повестку в Армию. Он испытал тогда двоякое чувство: радость, что вот, наконец, отправляется в новую жизнь и сожаление, что расстаётся с родными местами, со всем, что ему дорого. Утешал себя мыслью, что два года пролетят быстро, и он обязательно вернётся, станет председателем и прославит свой колхоз, свою деревню  на всю страну.
      Мать же его, Глафира Тарасовна, заголосила, как будто в дом пришло горе.
      - Ты, чего, мам? – удивился он неожиданной перемене матери.
      - Как чего? Тебя же в армию забирают, - всхлипывала мать.
      - Ну и что? Всех парней забирают, коль время пришло. Чего выть-то?
      - А как же? Положено так. В нашей деревне спокон веку принято по рекрутам голосить.
      - Ну, в те времена рекрутов забирали аж на двадцать пять лет. Почитай на всю жизнь расставались. Теперь же всего на два года. Не успеешь оглянуться, и пролетят эти годы, как один день, - успокаивал мать Шурка. - Я же иду в армию с охотой. Только отслужившие в армии, становятся настоящими людьми.
      - Это не важно, на сколько ты идёшь, - вступила в полемику мать, недовольная, что сын мешает ей соблюдать традиции. – Положено по рекрутам плакать, вот я и плачу. Что если за это время война начнётся. Вон все говорят, что обстановка натянутая с этой Германией. А на войне и калечат, и убивают. А как потом поплачешь, если вовремя не узнаешь об этом? 
      - Да не будет войны, мам. С чего ей взяться. С Германией мы подружились. Вон Польшу вместе поделили. А больше и воевать не с кем. Сейчас только япошки нагнетают напряженность на Дальнем Востоке. Но и им мы уже на Халкин-Голе всыпали. Так что нет причин реветь. Войны не будет точно, а через два года я обязательно вернусь.
      Шурка вроде бы убедил мать. Выть она перестала, но принялась суетиться, готовиться к сборам и проводам. К этому времени вернулся отец, и они захлопотали вместе, прикидывая расходы и заботясь о том кого звать на проводы, а кого не привечать.
      Застолье началось с полудня и продолжалось до поздней ночи. Народу было много. Некоторые селяне кочевали по деревне от одного застолья к другому. Самогон и водка лились рекой. Было много пьяных. К вечеру был пьяным и Шурка. Решил пойти к Ксюше, узнать, почему не пришла на его проводы, а заодно договориться, чтобы ждала его из армии, ни с кем не гуляла, потому что он потом обязательно женится на ней.
      К своему удивлению, утром он обнаружил себя на сеновале у Кондратиной Надьки. Как он здесь оказался, совершенно не помнил. Надо же. Нравилась одна, шёл к ней, а оказалось, что спал с другой. Вот же до чего допился. Теперь о какой женитьбе с Ксеньей можно думать. Да и сама виновата. Пришла бы к нему, этой бы Надьки не было.
      Утром председатель из уважения к Шурке дал призывникам свою бричку с лучшими рысаками для поездки на призывной пункт. Не сомневался. Что по возвращении из армии Змей не забудет этого жеста и став председателем колхоза, пристроит Фрола на приличное рабочее местечко.
      На сборном пункте Красавских призывников развели по разным командам. Ваську Мадянова зачислили в артиллеристы. Наверное, потому, что он здоровяк, и его бычья сила пригодится перетаскивать пушки с места на место. Гришку и Ваньку определили в танкисты. Скорее всего, потому что в колхозе оба работали трактористами. Шурке Змею досталась пехота. Самого авторитетного в деревне парня сунули в самый не авторитетный род войск, чем зацепили Шуркино самолюбие. Но с военкомовским комиссаром спорить не станешь. Хотел, конечно, Шурка попроситься в лётчики или моряки, но передумал. «Два года не такой уж большой срок. К тому же кто-то уже говорил, что пехота – царица полей, главный род войск, которому подчиняются все остальные». Решил не бунтовать, а подчинится своей участи.
       Поездка к месту службы проходила без приключений. Даже было интересно. Ведь впервые в своей жизни Шурка ехал поездом так далеко от дома, почти через всю Россию, к её юго-западным рубежам. Проезжая по Украине и выходя на станциях, он дивился новым западным городам и селам, их  необычным строениям. Удивлялся множеству пятиэтажных домов, не мог понять смысла их строительства. Кому может нравиться жить на такой высоте? К примеру, гуляешь по улице или во дворе и захотелось тебе в туалет по большому, что же на пятый этаж бежать? Ну, молодой, быть может, успеет, а пожилой или старый, по дороге обделается.
      В военный городок под Ровно, что на Западной Украине, эшелон с новобранцами прибыл 18 октября. Погода стояла тёплая и солнечная. О том, что на дворе стоит поздняя осень напоминало только небольшое количество пожелтевшей листвы на деревьях, да некоторые местные жители, одетые по-осеннему. Шурка радовался и удивлялся. Уезжали из дома зимой, а через три дня приехали в воинскую часть считай поздним летом. Будто в другой мир угодили.
      Новобранцев сразу заселили в здание, стоящее на отшибе особняком. Объяснили, что это карантинная казарма и что проведут они в ней не меньше двух недель. Шурке было, всё равно, сколько их тут продержат, для него счёт службы уже шёл с момента явки на призывной пункт, и каждый следующий день приближал его к возвращению домой.
      Одно его смущало и несколько омрачало мысли радостного возвращения: как ему оправдаться перед Ксюшей, которая наверняка уже знает, с кем он провёл последнюю ночь перед отъездом. «Эта сноровистая Надька Кондратина наверняка будет строить на него планы, а гордая Ксюха такого может ему не простить. А лучше её-то в деревне никого нет и она уже давно ему нравится. Ведь когда-то делили её с Толиком Сладеньким, а теперь, когда друг от неё отказался у Шурки, казалось бы, все козыри были на руках. Вот только эта Надька все может порушить. Ладно, со временем всё утрясётся. Вернусь и решу эту проблему».

3
      Из карантина, после распределения по подразделениям Змея направили в третий взвод, третьей роты, первого батальона. Шурка был недоволен. «Опять унизили. Почему ни в первый взвод, ни первую роту? Хорошо, хоть первый батальон, хотя это слабое утешение. Соседом в строю перед распределением был сопливый заморыш Голяк. Так его отправили именно в первый взвод, первой роты. Ну, справедливо ли это? Ну, ничего. Я и в третьем взводе проявлю себя так, что сами переведут меня в первый».
      Старшина роты определил ему место на нарах и выдал комплект постельных принадлежностей. Времени на обустройство выделил целый час. Когда Шурка принялся застилать постель, он, толи случайно задел, спящего рядом рыжеусого парня, толи тот сам проснулся, но вид его был явно недоволен. Он злобно осмотрел Шурку с головы до ног.
      - Ты откуда такой «серый» нарисовался? -  с долей ехидства спросил он.
      - Сейчас из карантина. А вообще из деревни Красавские Дворики, Макаровского района, Саратовской области. Знаешь такую?
      - Вот ещё, не хватало знать все деревни по России-матушке. Деньги у тебя есть «серый»?
      - Ну, есть немного, а что?
      - Давай-ка, сбегай мне за пивком. Принесешь две бутылки.
      - Чего? – переспросил Шурка. Он подумал, что ослышался.
      - Что чего? Хотя…. Тебя «серого» вряд ли выпустят с территории городка. Ладно, без пива пока обойдусь. А ты тогда почистишь мне ботинки. И чтоб блестели «серый».
      Шурка приказание рыжеусого принял за шутку и сам решил ответить шуткой:
      -  А усы тебе «рыжий» тоже почистить? Боюсь только, блестеть будут черным цветом.
      - Делай, что велят, - зло рявкнул, выпучив глаза рыжеусый.
      - А этого ты не хотел? – улыбнувшись, Змей рукой выразительно показал соседу на ширинку своих армейских штанов.
      Вдруг рыжеусый с завидной быстротой соскочил со своих нар и со всей силы ударил Шурку по шее.
      - Делай, сука, что велят.
Шурка был ошарашен. Он никак не ожидал, что здесь, в армии, какая-то сволочь будет обращаться с ним таким образом. Оттого, привыкший драться он пропустил удар, от которого в голове временно помутилось, и перед глазами замелькали разноцветные круги. Он ухватился за нары, чтобы не упасть и выровнять равновесие. Потряс лысой головой и напрягся.  Рыжеусый стоял над ним, готовый ударить ещё раз.
      Но Змей уже был готов к бою. Он шагнул вперёд и двумя руками ударил противника в грудь так, что тот отлетел в проход к табуреткам.
      - Ты, что, сука серая…, - растерялся рыжеусый, готовый снова кинуться на Змея.
      - Это ты, сука рыжеусая, будешь делать, что я тебе велю, - прохрипел Шурка и выхватил из кармана нож. – Ну, чего встал, как вкопанный, иди ко мне падла. Или зассал?
      Привлеченные шумом драки и голосами, вокруг них образовался полукруг любопытных. Один из дружков рыжеусого, долговязый ефрейтор, зашёл за спину Шурки и схватив его за руку вывернул её назад. От резкой боли Шурка разжал ладонь и нож выпал на пол. Ефрейтор же сильно толкнул свою жертву вперед на рыжеусого, поддав коленом Шурке под зад.  Рыжеусый поймал Змея в объятия, быстро развернул к себе спиной и тоже со всей силы дал ему под зад, отправив обратно к ефрейтору.
      От долговязого ефрейтора Шурка под одобрительный смех старослужащих снова полетел к рыжеусому, ускоренный всё тем же пинком. Но теперь он, попав в объятия к «таракану», как мысленно окрестил рыжеусого, он вцепился обеими руками за его ремень, и головой боднул в подбородок. Тот разжал руки и попятился, а Змей со всего маху нанес ему удар в пах, как когда-то учил его Егор.  «Таракан» охнул и согнулся, схватившись обеими руками за ушибленное место, а Змей, не дожидаясь нападения сзади, резко развернулся и кинулся на ефрейтора. Он был страшен в своей злости от полученного унижения, вызвавшего смех, и был готов убить виновника. Долговязый, увидав, как корчится его дружок, решил, что «серый» все-таки всадил в того нож и струхнул. Вид Шурки и  решительность, с какой он повернулся к нему, пугали ефрейтора не меньше. Он кинулся бежать от Змея, как от чумы. Шурка же, подобрав с пола нож,  кинулся за ним мимо онемевших старослужащих, даже не пытавшихся ему помешать.
      - Порешу всех, суки старые, - вопил разъяренный Змей.
      На эти его крики прибежали старшина и командир роты капитан Крючков.
      - Что за шум? Стоять!
      Ефрейтор и преследующий его Шурка с ножом в руках, а так же с десяток свидетелей драки, а за ними корчившийся рыжеусый, застыли перед командиром роты.
      - Новичок, товарищ капитан, кидается с ножом. Ударил рядового Кузнецова и вот кинулся на меня, - тут же стал докладывать встревоженный ефрейтор.
      - Что ножом ударил? – ужаснулся капитан, кинув суровый взгляд на взмыленного Шурку.
      - Не бил я пока никого ножом, но если ещё раз попросят, то обязательно садану, - прохрипел Змей, сложив нож и убирая его в карман.
      - Ну-ка, дайте его сюда боец… как вас зовут? – протянул руку капитан.
      - Змей! Я Шурка Змей и пусть любой запомнит, что я всегда дам сдачи, - не спешил отдавать свой нож Шурка.
      - Сдачи? Какой сдачи? – капитан повернул голову к всё ещё скрюченному рыжеусому и, кажется, начал понимать причину стычки. – Рядовой Кузнецов доложите, что произошло?
      Рыжеусый попытался принять стойку смирно и стал оправдываться, представив ссору, как шутку.
      - Три наряда вне очереди, чтобы впредь, ни у кого не возникло желание так шутить.
      - Есть, три наряда вне очереди.
      - А вы, рядовой Змей, что шуток не понимаете?
      - Понимаю. Я тоже пошутил. Одному легонечко по яйцам, а другому шутя хотел горло перегрызть. Но он удирать кинулся, да и вы помешали дошутить до конца. Но я его всё равно достану. Так что пусть грехи перед Богом замаливает.
      Стоявший рядом ефрейтор стал бледнеть на глазах.
      - Прекратите ваши угрозы, рядовой Змей. И дайте сюда нож, - повысил голос капитан Крючков.
      - А вы что, хотите, чтобы я бегал этим сукам за пивом и башмаки их чистил? А может им ещё хрен из ширинок вынимать, когда ссать захотят? В революцию таких узурпаторов расстреливали, а этих, похоже, не добили, - Шурка огляделся и увидел, что многие призывники, прибывшие вместе с ним в роту, согласно кивают. – Новички, бейте этих сук, если будут заставлять для них что-то делать.
      - Молчать, рядовой Змей. Это что за призывы? На выход шагом марш!
      - Это рядовой Горынин, - подсказал командиру роты старшина.
      - А почему он представляется Змеем? – спросил Крючков, а про себя подумал: «Ну и псих нам достался. С таким намучаешься».
      - А меня с детства все Змеем зовут. От Змея Горыныча. У меня, как у него,  вместо снятой головы, другая вырастает. Змей короче.
      - Объявляю вам три наряда вне очереди, рядовой Горынин, и предупреждаю, что за подобную выходку, я имею ввиду драку, будете сидеть на гауптвахте.
      - Не я первый начал и холопом у барчуков быть не собираюсь.

4
       Ночью, после отбоя, в роте произошла грандиозная драка. Старослужащие решили проучить строптивых новичков, которых называли «серыми», отказавшихся выполнять их указания, а те, в свою очередь, не желая терпеть унижения и оскорбления «стариков» дали им достойный отпор. Драка вышла стенка на стенку, и хотя «серых» было значительно меньше, но руководимые отчаянным Змеем, дали достойный отпор старикам, поломав немало носов и челюстей.
Неизвестно какие бы были жертвы, не подоспей вовремя дежурный по части, который остановил драку только выстрелами в воздух. Вскоре подоспел и патруль, и вызванные командир роты с офицерами, а следом командование батальона и части. Большое ЧП требовало и большой разборки. Случай, собственно, был обычный. Старики, из года в год, встречали новичков, принуждая их к безоговорочному подчинению силой, но никогда раньше не случалось такого обострения. В этот раз, то ли старики перегнули палку, то ли новички попались более строптивые и самолюбивые, вроде Шурки Змея, но конфликт вышел за рамки допустимого. С этим нужно было что-то делать, как-то решать проблему, чтобы исключить дальнейшие разбирательства. Ну, посадили на гауптвахту с десяток зачинщиков драки, в числе которых оказались и утренние герои: рыжеусый Кузнецов, ефрейтор Купцов и новичок Горынин-Змей, но где гарантии, что конфликт не вспыхнет с новой силой?
      Долго обсуждали причины и возможности урегулирования. Сошлись во мнении, что виновными в ситуации явились политработники. Это они вовремя не сумели примирить новичков со стариками, пустили работу с дедовщиной на самотёк, не погасили зачатки конфликта в зародыше.
      Но, как выяснилось, самым действенным способом решением проблемы явилась именно драка на равных. «Серые», впервые дав достойный отпор и поставив себя в равное положение с «дедами», успокоили их агрессивные амбиции. Обнаглевшие было «старики» уже задумывались, стоит ли заставлять «серых» чистить им обувь или бегать за пивом и сигаретами. Как бы не получить в ответ. Отсидев по десять суток на гауптвахте, они не нашли сочувствия и среди своих товарищей. И «серые» смотрели на них иначе, без боязни и трепета. А уж этот Змей, и подавно, одаривал таким взглядом, что они первыми отводили глаза в сторону. Злопамятным оказался этот «серый», приходилось бояться его.
      Этот случай поднял авторитет Шурки среди одногодок до предельной высоты. Все почувствовали уверенность, что поступая, как он, они получили иммунитет безопасности, а некоторые и вовсе стали считать, что могут пожаловаться Змею и он за них заступится. Были случаи, когда на шутку старика, они отвечали: «А ты попробуй, и будешь иметь дело с рядовым Змеем».
Поэтому политработники втихую порадовались такому исходу. Не станешь же в открытую поощрять драки новичков со старослужащими. Но в своей среде, между собой, высказывались вроде: «Молодец среди овец, а против молодца и сам овца». Выражение стало модным и оно стало применяться политработниками и на политзанятиях в отношении будущих врагов, воспитывая, таким образом, храбрость и отвагу у собственных бойцов. 
      К Новому Году страсти давно улеглись, отношения наладились и многим бойцам третьей роты, в порядке поощрения, дали увольнительные в город. Шурке Змею тоже не отказали. Ему было интересно, как тут, на Западной Украине живёт местное население. Так же, как у нас в России или лучше? Пошел в местечко, так было принято у местных называть небольшие города, вместе с украинцем из соседнего второго взвода. Жители местечек обычно заняты земледелием и для этого у них были все условия, особенно погодные. Но много в местечках и мастеровых, изготовляющих различные глиняные изделия, поделки из дерева и украшения. Шурка впервые увидел искусно вырезанного из дерева большого коршуна. По местному он назывался соколом. Потом на рынке он видел много соколов: то сокол вьётся над добычей, то сокол из клюва кормит птенцов, то сокол бьётся в смертельной схватке с каким-то зверьком. Залюбуешься. Мастера вырезали узорчатые шкатулки, ложки, поварёшки, бусы и серьги. Много было  на рынке красивой домотканой продукции, красивых вышитых полотенец, то есть рушников, рубах и другой одежды. Поэтому-то местные девушки ходят чистенькими и нарядными, с серьгами в ушах и бусами на шее, а на руках браслеты и перстеньки. Вроде бы простенькие и дешевые поделки, а смотрятся приятно. И девки местные почти все красавицы. Если в его Красавских Двориках красавицей была только Ксюша Жижина, то тут в местечке почти все были такие, как Ксюша. Румяные, сисястые, улыбчивые и ласковые. А какой говор. Говорят все на распев и так доброжелательно, с улыбкой, что так и хочется признаться такой в любви и целовать, целовать, целовать.
       Очень интересно было узнать, как отдыхает молодёжь, для чего зашли в местный клуб. Там танцы недавно начались. Молодёжи было много, в основном, конечно, девушек. Шурка очень пожалел, что не выучился танцевать модные нынче фокстрот и танго. Здесь они были очень популярны. Однако, когда музыканты заиграли Полечку с перебежками, он тут же преобразился. Стал выбирать, кого пригласить на танец. Пока пригляделся к одной чернявой дивчине, что стояла у стенки в одиночестве, пока подбирал слова для приглашения, чтобы не отпугнуть своим грубоватым говором, танец почти закончился, а следующим снова был фокстрот.
       И всё же девушка привязала его взгляд к себе. Она была и красива и стройна. Все прелести были при ней, что несколько удивило Шурку, почему такая «гарная дивчина» скучает в одиночестве. Захотел познакомиться с ней обязательно. И познакомился. Звали её Ганой. Все-таки она была особенной.  Большущие карие глаза на румяном, улыбчивом лице, вздёрнутый носик, алые пухлые кубки притягивали к себе, как магнитом. Ростом она тоже Шурке подходила, не очень высокая, не низкая, вся ладненькая, ни худая, ни толстая, пожалуй, даже превосходила его Ксюшу. Она приветливо откликнулась на его знакомство, не смущалась и не заискивала, да и носа не задирала. Шурка почувствовал себя с ней легко и свободно, как будто знал её давно и не нужно специально подбирать особенные слова для общения. Время, проведенное с нею, пролетело, как одно мгновение, и ему не хотелось совсем расставаться. Рядом с Ганкой Шурка впервые испытал необыкновенное чувство душевного подъёма, какой-то эйфории, чего никогда не испытывал ранее. Только теперь он стал понимать Егора, влюблённого в свою Маринку, готового на самоубийство из-за её измены. «Доведись мне испытать такое, наверное, поступил бы так же, - подумал он, – а, может, и похлеще. Я наверняка бы убил и её саму, и её новоиспечённого жениха. А дом, в котором бы проходило сватовство-свадьба, сжёг бы начисто вместе со всей её роднёй».
      Ганка позволила ему проводить себя от клуба до дома. А ещё поцеловать себя на прощание, правда, только в щечку, но и это было для Шурки верхом блаженства. С этого дня она прочно вошла в его сердце и в саму жизнь. Чтобы он ни делал, чем бы ни был занят, ее образ присутствовал рядом с ним. Все мысли его строились вокруг Ганки. Она стала центром его Вселенной.
      С приближением лета Шурка уже стал задумываться о свадьбе с ней. Конечно, он понимал, что во время службы ему этого никто не позволит, а до демобилизации оставалось еще около полутора лет, но настолько было велико его желание обладать ею, что не думать о женитьбе никак не мог. Ему даже думать об этом было приятно. «Подумаешь, чуть больше года. Вон, полгода пролетело на одном дыхании. Так же и остальное время пролетит, а осенью 1941 года я уже буду готов забрать её к себе в Красавские дворики. Поедет ли только? Постараюсь уговорить и начинать нужно уже сейчас, чтобы морально была готова. Пойду в увольнение и обязательно начну этот разговор».
      Выслушав Шурку, Ганка выйти за него замуж не отказалась, а вот чтобы ехать куда-то в «тьму-таракань» от родных и близких совсем не хотела.
Молодые, хоть и испытывали друг к другу любовные чувства, начали вести скрытую борьбу, за будущее место совместного жительства. Каждый убеждал другого в преимуществах именно своей Родины. Шурка приводил доводы того, что вернувшись в Красавские Дворики, он займёт место председателя колхоза, то бишь, местного головы, что даст большие преимущества для дальнейшего роста и счастливой, достойной жизни. И она, конечно, ни в чём нуждаться не будет. Обещал ей, что каждый год будут приезжать на её Родину навещать близких. Ганка же рассуждала по своему: такой активный и сообразительный парень, как Шурка, обязательно найдет себе достойную работу здесь. С его талантами к руководству можно и здесь вырасти в начальника, а уж в его деревню будем ездить каждый год в отпуск.
      Шурка оценил достойное упрямство своей избранницы. Она уговаривала его, используя женскую хитрость, ласки, поцелуи, слёзы и капризы. Естественно, что Змею пришлось раскручивать и нежелательный для него вариант. «Конечно, работу в местечке я найду. Советская власть здесь только-только становится на ноги. Колхозное движение в зачаточном состоянии. Людей опытных в этом деле нет. Но примут ли местные чужака на пост председателя. Не очень-то здесь жалуют русских, не все согласны с Советской властью, хотя открыто ей и не сопротивляются. Еще тяготило Шурку то, что если он останется в местечке, это будет выглядеть предательством по отношению к своим родным и землякам.
      Он нуждался в совете. И очень надеялся на друзей, которым собрался написать подробные письма.

      Поэтому он сидел в Ленинской комнате и писал Егору на Дальний Восток и Толику в Челябинскую область, вспоминая этапы своей армейской жизни. Всего писать не стал. Армейские порядки, наверное, и у друзей такие же. Письма получились на полторы страницы, но зато самое, как он считал, важное. А главное совет, как поступить с любимой?
      «Как они посоветуют, так я и поступлю. А пока буду служить так, чтобы каждый выходной мне в качестве поощрения давали увольнительную в город, для свиданий с Ганкой. Моей любимой Ганкой».