октябрь же...

  почему я её убила?
  по сути - ни почему и ни за что. скорее потому, что сама она была ни о чем...
тощая анемичная брюнетка, в динамике млявая до тошноты - для прикрытия мы жили с парой чеченского вида мужчин, нервических и молчаливых. парни занимались быстрым сексом по утрам, таким же нервно-быстрым и беззвучным как они сами, всегда в ванной, и мне кажется не раздеваясь, поскольку я ни разу не видела их даже без курток.
хуле - октябрь же.

  у нас был последний этаж в убогой растрескавшейся сталинке, уже выстывшей до ощущения холодной пещеры. она - в неизменных растянутых трениках ненавидимого мной красного цвета, небрежный жидкий хвост волос между лопатками и скорбно сникшие плечи. на кухне, устало ступает от плиты с недомытой с утра за мужчинами посудой, к плите, где будущий обед для них же. это ее задача - быт нашей компании.
  допив кофе, я плетусь выполнять свои задачи. это - картонные коробки. брусочки светлого пластилина. пакетики светлого порошка. я давно не думаю о взрывчатке и наркотиках. я точно отсчитываю по двадцать пластилинов в каждую картонную коробку. по пятьдесят порошков в каждый картонный ящик. каждый предмет я осматриваю и обматываю пищевой пленкой. потом так же обматываю пищевой пленкой картонные коробки с товаром, который мужчины, как мне кажется бессистемно, десятки раз в день приносят и уносят из квартиры. моя задача - количество предметов в коробках, и главное - непромокаемость этих коробок.
хуле - октябрь же.

  мне кажется, это длится тысячу лет, отлаженный монотонный механизм нашей жизни, без слов, эмоций, вопросов. на коленях моих серых треников такие же пузыри, как и у моей нечаянной женщины, имени которой я давно не помню. ее лицо так же стерто, как подробности квартиры, как подробности меня самой в доме без зеркал и акцентов.
  и вдруг я замечаю в коридоре за дверью длинную картонную коробку. внезапный предмет в нескончаемой повторяемости событий взрывает меня как оргазм. волоку картонку на кухню, она по меньшей мере двухметровая, цепляюсь за двери, стены, косяки.

  она курит у окна. как всегда заторможенно, оборачивается на шум. я пытаюсь улыбнуться, мышцы лица не слушаются незнакомых нагрузок. я пытаюсь всмотреться в ее лицо. но его как бы нет. потому что лица без эмоций для меня словно подернуты пылью, безжизненны. наброски вместо глаз. насмешки вместо губ... облокачиваю картонку на окно, у которого она стоит, беру ее за плечи, приближаю ее к себе, легко трясу за плечи, сильнее. мой нос уже касается ее теплого носа, но мои глаза не могут рассмотреть ее глаз. я не слышу ее запах, ее плечи на ощупь - пластилин. прижимаю ее к себе - никаких вибраций, никаких откликов в ней, никаких откликов во мне. тогда я отстраняю ее, разворачиваю картон и привычно-монотонно оборачиваю его вокруг нее. никаких эмоций. никаких реакций. может удивление, вопрос, насмешка? но нет, не могу рассмотреть подробностей в наброске... беру с окна скотч, комкаю картон вокруг шеи, потом по щиколоткам. неторопливо. обматываю скотчем в скомканных местах. она не сопротивляется, да я уже не очень-то и воспринимаю эту гигантскую картонную конфету как нечто живое. она оказывается очень легкой - зря боялась что будет тяжело. лишь из-за длинны с усилием, я выталкиваю картонную конфету в окно. порыв ветра на моем лице обжигает игольчато-влажным. то ли догадываюсь, то ли вспоминаю - такое это когда дождь. хуле - октябрь же...

  вечером мужчинам я произношу фразу, впервые за вечность.
  - отсюда нужно сваливать.
  они лишь на секунды замирают в нелепых позах над картонными коробками. одно из одинаковых лиц изрыгает "это невозможно", и мы продолжаем жить дальше. они словно не замечают ее исчезновения, и звук голосов больше не взрывает безжизненное пространство безликой квартиры. коробки снуют, живут своей нужной и важной жизнью, у меня чуть больше хлопот. а днем я смотрю из окна вниз: там на бетонной плите лежит огромная картонная конфета, рядом на площадке копошатся пестрые дети, а мамаши присаживаются покурить на краешек бетонной плиты. и я лениво думаю - что будет, когда картон окончательно намокнет? ведь он непременно должен однажды размокнуть и окончательно расползтись.
  ведь дождит.
 хуле - октябрь же.
окт. 28, 2013


Рецензии