Полюби любовь и обручишься со всем миром

                Подарок для Диты кисочки фон Тиз               
     Пытаясь завязать знакомство, возможно - любовь, это уж как срастется и срастется ли, нельзя же заранее предугадать неочевидный результат Ренаты Литвиновой или Матильды Шнуровой, когда вопрос вяло болтался в сроках, между тремя сутками и получасом, в конце концов уместившись в пятиминутку, краткометражку производства " Грузия-фильм", мастерски раскрывавшую подоплеку ловли трехрублевки приехавшими на Севан поварами, невероятно вовремя встряхивающими неспешно скатывающийся в унылую депрессию мозг грустной улыбкой Нико, дикой историей шестидесятников, не имеющих ничего общего с оттепельным расцветом отечественной культуры, недорепрессированной крохотулечкой нешаламова высунувшей кривой нос из плексигласового портсигара, за пару вечеров замастыренного на промке из отходов безотходного производства, ошпаривавшего первые ростки крапивы, варившего сгущенку, пускавшего по пятирядочке чаек, тоже грузинский, чутка разжененный корабликом малым цейлонского со слонами, мороженые ягоды терпко-горькой рябины водружая на подгорелой корке черняшки, вынося ублюдочный разум рыжей твари с " Эха Москвы" очередной вишенкой на новом торте, новом новизной, впервые появившимся перед завершающимся турне кратковременной свободы слова, настырно забивающегося в рамки подцензурных форматов, трепетной горлицей спускающихся на грешную землю по призыву истосковавшихся деятелей разнообразных наук, я не просто дал волю зарождающемуся потоку сознания, я распахнул глаза и взорвал шлюзы, зная по опыту, что через час-два они сами восстанут из разлетевшихся в пыльцу тротиловых эквивалентов новыми хеллрайзеристыми бобристо-зубатыми воспитанниками советской школы, традиционалистами-октябрятами, пульхеристыми акакиями моих сомнений в нужности всего вот этого вот, выбиваемого по клавиатуре, бубнимого под нос, с глупой улыбкой рассказываемого несуществующему собеседнику, почему-то с личиком сестрички и длинными ногами любимой теннисистки, сумевшему отогнать притаившуюся у порога тварь, ждущую, терпеливо и уверенно в своих силах, каждую ночь, внимательно подмечающую мой каждый кашель, чих, морщинистое неудовольствие от покалываний в боку, прихваченного непонятным нытьем сердца, изжогистый привкус тошноты, изгоняемый стаканом молока и кусочком чуть поджаренного тоста.
     Я закурил и пренебрежительно выпустил дым в экран ноутбука. Видала ? Это ж один абзац был. Пиз...ц. Ха-ха, вспомнил, как сегодня, меняя картинки, ставя эмоциональную точку в давным-давно написанных сказках, принося на алтарь уважения красотку Еву Грин, вполуха слушая толстяка Делягина, резко режущего правду-матку в адрес шарфюрера Папке, поминающего всуе дедов, положившего на бабки так и не вставший на внучек приборец, мягонький и очкастый, с презрением отвергнутый наташами, несмотря на угрозы вероятных террористических актов, ничем не хуже половых, и уж, всяко, потолочных, страшных, сырых, также с помощью неведомого собеседника раздвинутых, по крайней мере, до утра, что уже много, я нескромно, нагло, вызывающе приписал посткриптум, где выразил себе безграничное уважение, смешанное с чувственным пиететом и тихой радостью от встречи в зеркале с гением, самым обычным явным гением, странным писателем, положившим на бараньи лопатки и овечьи катухи всех современников и даже классиков. Сучий Делягин, как он взвыл ! Зашебуршал, закамлал шаманистыми угрозами, заскрипел шарнирами. Думаю, во время рекламы - обосрался. Навалил кучу прямо в штаны, сидит такой, ерзает, смотрит в зенки радиоведущего, искренне наслаждающегося сложной ситуацией, втягивающего расширившимися ноздрями, заросшими седастыми жесткими волосами вечного комсомольца, густосочиненный аромат экономических экспертиз, грядущих политических торжеств в условиях юридических чащоб с прячущимися и подлежащими безусловному запрету покемонами, нарушающими санитарные нормы Онищенко, готовыми смягчить и разжижить твердые буквы присяги, принесенной в Мазари-Шариф политруком и спецназовцем Клинцевичем, мастером и гением фронтовой разведки, некогда водившего хороводы и запряженных упорными осликами троллейбусы по узеньким улочкам афганских городков и городишек, среди глинобитных дувалов и щелчков взводимых " буров". Сидит, гнида, и ерзает. Шипит закозлиным шипом истинно отважного, не побоявшегося в свое время бабы Леры Новодворской, гранатного мудака Новохатского, бейсболистого ублюдка Гопникова, длинного гада Бабченко, мерзотного Никитича и прочих незабываемых тварей, объединивших разнонаправленные силы в славном деле придушения новых талантов, яркой болидистой кометой взбудораживших гнилой затхлый мирок и пятничную среду обитания всех вышеперечисленных парнокопытных, за исключением мертвой бабы Леры, воткнутой мною в повествование за ради Бога и красного словца, краснодарского или красноярского, покажет время, точнее, выпуск новостей РТР.
     Вот такая история, Лена, мастерски обучившая меня три года назад имитировать интерес, но так и не сумевшая научить фальсификациям оргазма, что не помешает мне в конце истории впервые в истории выявить мораль, а не фальсификацию, так же мастерски смешав сказку и историю. " Старая подруга ничем не хуже новых двух, а зачастую - лучше". Стишка не будет, любовь моя, ибо Витухновская. Это надо понимать. Когда эдакое недоразумение - реально лучший поэт современности, то какие, на хрен, стишки ? Тут надо сразу Нобелевскую и Алексиевич. А контрольным - кино. Жоры Крыжовникова. И поэтому будет песня. Французская. Яркая. Красивая. Как ты.