Великодушный прибой

Она лежала на сыром песке полосы прибоя и всматривалась в глубокую синеву утреннего неба с хаотично разбросанными по ней хлопьями облаков. Наткнувшись взглядом на ватно-белую тучку почти идеально круглой формы, она больше не отводила от неё глаз. Ей казалось, что облачку очень подходит одно имя.

Её ступни ощущали касание прохладной пены накатывающей волны. Было немного щекотно. Прибой убаюкивающе шуршал камешками и ракушками; накрывая доступные ему валуны, прокатывался и струился по ним, как нежный шёлк; оставлял на берегу тающую волнистую линию пены. Едва полоса исчезала, как волна приносила новый рисунок. Занимался рассвет.

Она почти не замечала, что рукой поглаживает огромный отшлифованный водой белый валун. Он ещё не успел нагреться от лучей утреннего солнца, его поверхность была почти сухой, в мелких тёмных пятнышках от брызг морского прибоя.

Она вспоминала: кто же был первым? Не сразу, но в памяти возник образ невысокого плотного человека, жившего по соседству, который оставлял у её дверей букеты цветов и приносил Софи любимые сладости. У него были влажные от пота ладони. Почему-то именно эта деталь отчётливо отпечаталась в её сознании. Он держал её руки в своих в тот дождливый день, когда она, промокшая до нитки, постучалась к нему в квартиру. Наутро потные ладони отсчитывали для неё мятые купюры. Софи тогда впервые впала в беспамятство.

Солнце постепенно поднималось всё выше над горизонтом, игриво прячась за облаками. Тёплый прибой ласкал её загорелые колени и трепал подол лёгкого летнего платья. Софи любила это платье и не раз тайком примеряла его, подолгу крутясь перед зеркалом.

Следующим был хозяин конторы, в которую она наведывалась почти каждый день, принося свежую выпечку на продажу. Он был женат и имел двух чудесных дочек-близнецов, ровесниц Софи. Покупая булочки с корицей, он жаловался, что его супруга совершенно бездарна в кулинарии, и оплачивал двойную цену. В тот вечер он заехал за ней на машине и увёз в гостиницу. По дороге монотонно-виновато бормотал о том, как всё неловко и неудобно получилось, как он хотел, чтобы было по-другому, но девочки внезапно подхватили простуду, и ему необходимо вернуться домой не позднее полуночи. Он доставал деньги из бумажника, в прозрачном кармашке которого она успела заметить чёрно-белое фото. Девочки – копия отца.

Вода добралась до плеч. Ей всё труднее становилось сохранять прежнее положение, она сопротивлялась желанию волн приподнять или перевернуть её тело.

Сколько их было потом? Она не помнит. Ни имён, ни лиц. Зато помнит бесконечные больничные коридоры, тесную палату и холодные пальчики Софи, перебирающие странички любимой книжки. Зрение Софи ослабло настолько, что приходилось в подробностях описывать ей иллюстрации. Иногда казалось, что она уснула и уже ничего не слышит, но стоило прекратить рассказ, как Софи перелистывала страничку и поглаживала пальчиками новый рисунок в ожидании следующего описания.

Поднятое приливом тело утратило опору. Но тонкое запястье было надёжно привязано к белому валуну. Отец-рыбак ещё в детстве научил её вязать прочные морские узлы. Она не забыла.

Три дня назад она принесла в больницу деньги для оплаты медицинских процедур. Купюры жгли её ладонь в кармане так сильно, что она поспешила к врачу, минуя палату дочки. Сейчас она отдаст эти бумажки и тогда ей хватит смелости войти с улыбкой к Софи. Врач отодвинул её ладонь с деньгами и молча протянул детскую книжку с картинками.

Она набрала в лёгкие воздуха, чтобы как можно дольше не отводить взгляд от маленького белого облачка по имени Софи.