Кучер

был я в те годы и кучером и пассажиром одновременно, то бишь имел во владении свою карету, которую эксплуатировал единолично. порой некоторые любопытные из уставших быть пешеходами откроют дверцу, глядят изумлённо с непривычки, что нет места для их сидалищ, постоят молча ( а то и буркнут чего под нос ) да и уходят. бывали, конечно, случаи и иные. переводили мои пегие дух на Сретенской, как вдруг из ресторации выскакивает пьяный в мятой треуголке и давай меня в плечо пихать, "просыпайся, возница! щас даму повезёшь!" и как дёрнет ручку, что та чуть не отвалится. соскочил я с козел прямо перед его сизым носом и спокойно ему вразумляю, мол, не занимаюсь я доставкой тел по адресам, да и по своим делам держу направление. "по каким ещё делам, баламошка? что ты мне тут лепишь?!" и мне в карман какие-то деньги пихает, а тут еще и дама поспела в активном ожидании скорой поездки и проявлений самцовости от своего экспоната. "на каком я с тобой языке разговариваю? повторяю сотый раз, не беру я седоков!", а у него один глаз на восток, другой на запад, он меня не то, что не слышит, не видит даже. стала его богомолиха замерзать, чем больше холодела, тем паче причитала, приводя кавалера в ещё большее исступление. понял я, что дело гиблое, да и кнут в руке оказался, треснул я ему по сапогу хороший раз: "колымага моя, кони мои! торопитесь на своих двух по-добру по-здорову, пока оба не хромы!" а свою-то расщеколду, несмотря на крутость характера, я вплоть до промышленной революции и возил. благо, скоро она наступила.