Он охранял Мавзолей Ленина

ОН ОХРАНЯЛ МАВЗОЛЕЙ ЛЕНИНА
Велика страна Россия, а вот без нашего небольшого Алтайского села она была бы меньше. Судите сами. Когда началась Великая Отечественная война, воевать отправились 116 человек при населении 529. Это двадцать два процента населения! Вернулись шестьдесят семь бойцов. Выжили! Победили! И домой возвратились! Вся грудь в орденах! Они воевали в разных частях, в разных местах. Своим присутствием сибиряки повышали боеспособность отделений и взводов, полков и фронтов. Вон как рванули немцы из-под Москвы, когда пришли воевать сибирские полки!

Без нашего села стране никак не обойтись. Против китайцев наши ребята на Даманском стояли. В Афганистане тоже, двое даже погибли. Теперь их именами улицы названы. Куда ни ткни пальцем в карту – и там наши парни либо служат, либо работают. А село-то вроде как маленькое. Но ведь и сел в России много! Как и городов. В этом – ее могущество!

Вот есть в Москве комендантский полк. От состава армии это же – иголка в стоге сена! Но и там наш парень служил - Николай Кривцов! Я его хорошо знал, мы вместе в колхозе работали в шестидесятых годах. Он – заведующим гаражом, я – электриком. За ним была закреплена полуторка, он часто подвозил меня на полевой стан, где у меня работали механизмы. 

Николай старше меня лет на шесть-семь. В армию был призван почти сразу после окончания войны. Он не краснобай. Но при таком слушателе, как я, поневоле заговоришь. Я ведь совсем молчал. И он что-нибудь припоминал. По какому-нибудь случаю. Так, за многие поездки, и сложилось у меня представление о его характере.

- Мы даже не знаем, на что способен человек, - начал он как-то, продолжая крутить баранку. – Я видел: лошадь останавливается, выдохлась, сил больше нет. А человек бежит! Соревнования какие-то были. Я стоял в охранении.

Он много чего повидал и испытал, служа в кремлевском гарнизоне. Ему довелось стоять на самом главном посту Советского Союза – на посту номер один, охраняя Мавзолей Ленина!

Однажды мы ехали мимо стройплощадки, на которой бригада шабашников из Армении строила новый свинарник. Видим, там что-то происходит. Строители выбежали на улицу и что-то кричат, а двое молодых бегут нам наперерез. Стало ясно, что один убегает, а другой гонится за ним, размахивая топором. Завгар прибавил газу и отсек вооруженного армянина.  Потом выскочил к нему и схватил за руки.

- Ты что творишь? А ну-ка остынь!

- Убью, гада! Я плохо работаю, да? Я лучше его работаю!

Тут подбежали другие армяне. Они забрали топор, долго что-то внушали разъяренному юноше. Он сник, опустил голову.

- Они помирятся, - сказал бригадир. - Мы за ними присмотрим.

Бывало, за всю дорогу завгар не проронит ни слова. Николай не просто молчал. Он вел какой-то внутренний монолог. Иногда несколько предложений произносил вслух. Так я услышал много такого, о чем никогда не знал и не догадывался.

- Война началась 22 июня, а уже третьего июля   тело В. И. Ленина было эвакуировано в Тюмень. Очень оперативно – правда? Вывозят то, что очень высоко ценят. Тело содержалось в здании сельхозакадемии. Там были созданы все условия. Поэтому с возвращением не спешили, вернули весной сорок пятого года.

- Даже Мавзолею нацисты повредить не могли бы. Его хорошо замаскировали. С воздуха он выглядел как обычный жилой дом.

Я начинал понимать, что тема Главного поста страны его не отпускает. И сама служба в Москве тоже для него, сельского парня, много значит. Пытаясь вызвать на разговор, я иногда слегка подтрунивал над ним.

- Некоторые христиане говорят, что Ленина лучше бы предать земле. Держать его не похороненным – не по-божески.

- Все, кто говорит, что это плохо, - тот не прав! – горячо выговаривал мне бывший постовой. - Это не охрана трупа, это, прежде всего, история.  Какая - не важно, потому что каждый в ней видит свое. 

Решив, что он меня не убедил, Николай продолжал:

- Этот караул – традиция, наша визитная карточка. Да, мы такие, и ничего в этом плохого нет. Караулы есть во многих странах. У Мавзолея охраняют не труп, а наши традиции.

У меня, тогдашнего комсомольца, не было с Николаем никаких разногласий. Мне нравилось, что он имеет собственное мнение и не стесняется его высказывать, не важно, получено ли оно на политзанятиях в армии или приобретено в техникуме.
В Москве я пока что не был, но не сомневался, что еще успею побывать. И тема Мавзолея меня интересовала. Почему люди идут туда нескончаемым потоком? Почему, оказавшись в столице, они считают обязательным для себя взглянуть на Ленина?  И я вытягивал из Кривцова новые и новые сведения. В конце концов, он мне рассказал всё, что знал.

- Первые часовые встали около гроба с телом Ленина на Красной площади 27 января 1924 года.  Когда гроб внесли в только что построенный деревянный Мавзолей, часовые встали у входа. С этого и началось. Они менялись через каждый час по бою Кремлевских курантов, под второй перезвон.

До 1935 года постоянную вахту на Красной площади несли курсанты Объединенной командной школы имени ВЦИК, находившейся в Кремле. Затем - солдаты кремлевского гарнизона, в котором и служил Николай. 

- И что, каждый из вас мог идти вот этим особым строевым шагом?

- Конечно! Всех нас, караульных, на специальном макете обучали слаженным движениям, ружейным приемам - до автоматизма! Особенно тренировались умению проходить от Спасских ворот до поста - ровно за 2 минуты 35 секунд. Это 210 шагов.

- И что: как только Ленин заболел, так сразу стали строить для него Мавзолей?

- Нет, конечно. Этот, который сейчас стоит, - уже третий по счету. Сначала построили временный. Понимаешь: смерть Ленина стала всенародным горем. И люди хлынули в Москву со всей страны. Не все успевали проститься с Лениным до официально назначенных похорон.  Из многих государств прибывали делегации. Идея продления прощания напрашивалась сама собой. Такие задержки встречались не раз и в других государствах.

- А что родственники, жена Ленина? Как они переживали за задержку похорон?

- Надежда Константиновна в резкой форме выступала против создания каких-либо красных мощей. Именно ссылками на временное помещение тела в склеп, чтобы дать всем желающим проститься с Ильичом, удалось получить согласие  Крупской. У нее было много сторонников в партии. 

Кое-что о Мавзолее я разузнал своими силами. Временная деревянная усыпальница  была сооружена буквально за несколько дней. А зима в том году была суровой. Промерзшую почву приходилось взрывать динамитом. Весной, когда почва оттаяла, архитектор Щусев изменил изначальный проект. А в это время в траурном зале приступили к работе бальзамировщики. Они  восстанавливали повреждения тела от мороза, а также решали, как сохранить его на неопределенный срок.

Николай все чаще был задумчив, как бы погружался в себя. Я пытался его расшевелить. Спросил его, как Сталин относился к тому, чтобы Ленина забальзамировать.

- А что Сталину? Ему только этого и надо было. Он же оканчивал духовную семинарию. Веру в Бога он признавал как способ управления людьми. Для него это -политика. Он сразу понял, что у новой религии – марксизма-ленинизма – появился предмет поклонения. И всё сделал для того, чтобы Ленина почитали как величайшего вождя. А он, верный ленинец, в лучах его славы приобретал особый вес. 

Новое сооружение полностью поглотило старый Мавзолей, включив его в себя. В нем тело покоилось уже не в гробу, а в специальном саркофаге с прозрачной пирамидальной крышкой.

Потом был объявлен конкурс на строительство постоянной усыпальницы. Выиграл его все тот же Щусев. Лаконичные формы второго Мавзолея были им использованы и при проектировании  третьего, ныне существующего варианта. Мавзолей не выстроен целиком из камня, но лишь облицован им. Камень для отделки поставлялся только с месторождений СССР. 

Внутри Мавзолея были предусмотрены помещения различного назначения, как технического, так и ритуального, например — загадочный колумбарий, который, судя по всему, никогда не использовался. Полный план Мавзолея и по сей день является секретным. 
 
- И что ты всё хмуришься? У тебя хорошая должность, почти личный транспорт.

- И всё это - в колхозе! – подхватил Николай. - Зарабатываю трудодни. Считается, что это наша общественная собственность, а что нам причитается на трудодни – решает дядя в райкоме партии. Председатель колхоза сам ничего не может, только выполняет указания сверху. Вот сейчас целину вспахали – нас спрашивали? Коров и овец выпасать теперь негде. Родители мои состарились, а пенсия им не положена – колхозники! И мне будет не положена.

- Ты лучше расскажи: внутри Мавзолея был?

- А как же - само собой! Во всех закоулках побывал. И в квартире Ленина был, и в его рабочем кабинете тоже. 

- Сталин там еще лежал?

- Да. Оба вождя лежали на одном постаменте. Тело его забальзамировали, как и тело Ленина. Он был помещен в Мавзолей в марте пятьдесят третьего года. А недавно его вынесли, предали земле.

 - Читал я об этом. Ты тогда еще служил?

- Как раз перед моей демобилизацией это и произошло. К этому всё шло. Сначала Хрущев доклад прочитал на двадцатом съезде партии о преодолении культа личности Сталина. Почву, так сказать, подготовил. А на следующем съезде, в октябре шестьдесят первого года, секретарь Ленинградской партийной организации предложил вынести тело Сталина из Мавзолея. Сразу же было принято решение об этом.

- И что? Как всегда, потребовались солдатики для физической работы?

- Конечно. Решать вопросы по захоронению поручили нашему Кремлевскому полку. В двенадцать часов нас повели в столовую. Предполагалось, что поедем на Новодевичье кладбище, чтобы похоронить Сталина рядом с женой.

- Это правильно! Как обыкновенного смертного!

- Но, когда мы пообедали и построились, чтобы идти на посадку в машины, поступил отбой. Кому-то пришла в голову простая мысль: фанаты могут Сталина откопать и выкрасть. Охраны ведь там не будет? Решили хоронить Сталина у стен Кремля.

- И где его похоронили?

- Прямо за Мавзолеем. Мы вырыли могилу глубиной два метра. Ее дно и стены облицевали железобетонными плитами, каждая размером 1 метр на 80 сантиметров. Одновременно команда коменданта Мавзолея подготовила тело к изъятию из саркофага.

- Как это – подготовила?

- Похоронили же его не в саркофаге. В обычном гробу, обитом красной материей. Его не переодевали, он остался в том же мундире. Четверо наших парней переложили тело из саркофага в гроб. А потом восемь офицеров вынесли гроб с телом к могиле. Ни родных, ни близких среди присутствовавших не было. А всего человек двадцать.

- А дальше? Что дальше?

- Чего ты ко мне прицепился? Может быть, это военная тайна. Болтать будешь.

- Никому я ничего не расскажу. Мне просто самому интересно.

- А мне вот другое интересно. Армяне уже заканчивают строительство свинарника. Работают они по аккордному наряду. Скоро получат большие деньги и несколько тонн зерна. Думаешь, наши мужики не умеют строить? Или они не захотели бы заработать так же – по аккордному наряду? Но ведь им не дадут! Армянам можно, а нашим – нельзя! А нам одно – трудодни!

Никогда я не видел Николая таким удрученным. Эти вопросы меня тоже будоражили, как и всех колхозников. Когда они приходят в голову, то настроение действительно падает. Но не до такой же степени!

- И чего зря расстраиваться? Этим делу не поможешь. Расскажи, что было дальше?
 
- На веревках опустили мы гроб в могилу. По русскому обычаю некоторые бросили по горсти земли.   Потом закопали могилу — без залпов и музыки. Хотя и не в тишине, а под звуки барабанов: на Красной площади проходила репетиция парада. Члены комиссии по захоронению  ушли в  строение за Мавзолеем, чтобы помянуть Сталина. А мы накрыли могилу белокаменной плитой, где было написано имя и год рождения – семьдесят девятый прошлого века. К утру над входом в Мавзолей заменили плиту, на которой осталось только одно имя - ЛЕНИН.

- Ты же еще стоял на посту? Посетители Мавзолея не спрашивали: а где Сталин? 

- Утром первого ноября к Мавзолею выстроилась огромная очередь. Многие были удивлены, не увидев внутри Сталина. К часовым и к охране внутри то и дело подходили и интересовались: а где же Иосиф Виссарионович? Мы терпеливо объясняли, как нам велело начальство. Разумеется, некоторые возмущались, узнав, что тело предано земле. Дескать, как так — почему у народа не спросили? Но большинство восприняло известие спокойно, даже равнодушно.

…В поле и на току были закончены все работы. С наступлением осенних холодов мы почти не виделись. А потом я и вовсе потерял Кривцова из виду. Сказали, что он уволился и уехал работать в пригородный совхоз.

Встретились мы, два пенсионера, лет через тридцать. Уже при новой власти. Уже не в Советском Союзе. Увидев меня в городе, Николай пригласил меня в свой «Москвич» и привез домой, в пригород. Жену его я сразу узнал, мы с ней еще в колхозе были знакомы.

Сели за стол, немного выпили. И вернулись к старым разговорам.

- Совхоз – государственное предприятие. Поэтому здесь и зарплата, и пенсия – всё как на заводе или фабрике. Совхозный дом я приватизировал. Держу подсобное хозяйство. У нас две пенсии, нам хватает, детям помогаем.

- А ты знаешь? - вдруг как-то спохватился он. – У Мавзолея теперь нет поста. Его сняли в девяноста третьем году. Теперь постоянным местом Почетного караула стала могила Неизвестного солдата. Это тоже рядом с Кремлем, в Александровском саду.

Я так и не побывал в Москве. Всё не по пути. Мавзолей видел в кино, по телевизору. Не раз наблюдал замечательно отрепетированную смену караула. Вспомнились мне вдруг слова о каких-то секретах.

- Что там, в Мавзолее, секретного, о чем мне не хотел рассказывать?

- Это о колумбарии - хранилище для урн с прахом после кремации. Если зайти внутрь Мавзолея, пройти по коридору до ступенек, то слева есть дверь, обитая медными листами. Несколько ступенек вниз, и вот он – колумбарий. Это продолговатая комната. Слева – четыре ниши. В каждую могло бы войти по сорок-пятьдесят урн. Но они пусты.

 - Ка думаешь, Иосифа Виссарионовича не откопают? Ведь он забальзамирован, может быть вполне еще сохранился.

- Нет, не откопают! Колхозники – точно не пойдут выкапывать. Да и рабочие вряд ли. Старые коммунисты уже умерли, остались дряхлые и говоруны. И кэгебисты воздержатся. Некому его выкапывать! Хотя вождь он был настоящий! Но вот парадокс: страна была богатой, а народ – бедный. Сейчас такие страдания никому не нужны.

Мы еще долго говорили о Сталине, о Хрущеве, о Горбачове, о Ельцыне. Мысли наши перескакивали с одного события на другое. Мне постелили на диване, и я вскоре отключился.