Бледно розовые цепкие ноготки-

Ася приходила к Олегу Анатольевичу по утрам, совсем раним утром, когда дворники усыпляюще скребли лопатами свежевыпавший за ночь снег. Ничего более чудесного и нет, чем этот металлический лязг и скрип лопаты, пелена снега в окне в белую мушку. Жёлтые ореолы от шляпок фонарных столбов на белейшем, невиннейшем снегу. Раскалённая, пышущая жаром батарея, к которой нечаянно прикоснёшься коленками. Сонный, ничего не видящий быстрый взгляд в снежную полутьму и рухнуть обратно в кровать. В пуховую мягкую как лебяжий пух, перинную нежить. Сомкнуть глаза и досыпать, слыша сквозь обрывки сна шарканье дворницкой лопаты.

Ася, сбрасывая с шляпки и плеч перчаточкой снег, по дороге на занятия в художественную студию заходила в полутёмную парадную. Хлопала тяжёлой деревянной дверью и поднималась по старинной мраморной лестнице с обтёртыми ступенями, коваными, необыкновенной красоты перилами. Мутноватыми стекляшками окон на лестничных пролётах, разбитых тонкими рамками на шоколадные плиточные фрагменты. И звонила тонким пальчиком в металлическую кнопку дребезжащего звонка.

Где-то далеко в квартире раздавался перезвон, потом долгая тишина. Шаркающие шаги и, наконец-то, "Кто там?". Олег Анатольевич, набросив бархатный, мышиного цвета, халат, приоткрывал дверь на цепочку и впускал уличный холод вместе с Асечкой в прихожую. Свои маленькие игрушечные ножки Ася втискивала в мужские разлапистые клетчатые тапки. И, одёрнув скромное платьице, шла на кухню. Садилась на венский стул, по-школьному положив руки на белую вышитую скатерть. И ждала чаю.

На столе появлялись полупрозрачные чашки из тончайшего костяного фарфора с золотым волнистым ободком. Никелированный кофейник, высокий и важный, не подступишься. Крошечный молочник со сливками. Серебряные чайные ложечки с монограммами и витое фарфоровое блюдо с прорехами ромбиками. Немецкое фарфоровое чудо, что скажешь. На блюде лежали завитушки из слоёного теста, обсыпанные сахарной пудрой.

Под столом тёрся об ножки стола и Асечкины голени меховой кот Василий. Потом неожиданно взмывал вверх прямо на Асечкины колени. И стоял на всех четырёх, высматривая для себя угощение. Ольг Анатольевич безжалостно сгонял Василия кухонным полотенцем и садился напротив Асечки,одной рукой нервно тиская в кармане хрустящую купюру. Разглядывать тонкую нежную кожу на лице с пульсирующей голубой жилкой на виске, морозный румянец, серые глубокие, утонешь, глаза. Кружево ручной искусной вязки воротничка и бледно розовые цепкие ноготки. Вот бы эти ноготки, смотреть на них бы и смотреть, и ничего не свете больше не нужно, ничего!