В начале было слово
Ещё одной огромной проблемой в музыкальной науке и , соответственно, в музыкальном образовании является нежелание или неспособность принять тот факт, что в музыке так же, как и во всяком другом языке, есть не только буквы (ноты) и фразы, но есть ещё и слова, сделанные из комбинаций букв - нот, и именно из этих-то определённых слов, а не просто букв, сложены все фразы всей музыкальной литературы. Эта совершенно очевидная мысль никак не отражена ни в курсах, ни в учебниках музыкальных школ, хотя любой человек знает как минимум несколько примеров всем известных музыкальных слов. Например, «ку-ку», «Dies Irae», Бетховенская «тема судьбы», «Амен» и другие музыкальные слова, часто используемые многими композиторами.
В официальной же науке считается, что в музыкальном языке буквы-ноты существуют, фразы существуют, а вот слова якобы не существуют. Поэтому многие именно так и играют, как в древности, до изобретения промежутков между словами книги печатали: на всю книгу было лишь одно длинющее слово с первой страницы и до последней, безо всяких промежутков (белых пропусков) между словами.
Причём, играя подобную белиберду многие исполнители очень гордятся тем, что сыграли пьесу «с начала и до конца на одном дыхании». Вот попробуйте набрать побольше воздуха в лёгкие и сказать затем окружающим хотя бы несколько фраз подряд на одном дыхании, без обычных небольших остановок для набора воздуха, чрезвычайно важных в речи для передачи и понимания смысла сказанного. Ваши слушатели скорее всего посмотрят на вас, как на сумасшедшего. Тут же не гордиться, а плакать надо.
Не зря же Фамусов давал инструкцию лакею: «Читай не так, как пономарь, а с чувством, с толком, с расстановкой». А читал этот бедный пономарь плохо лишь потому, что он не мог различить в тексте ни начала, ни конца слов. И поскольку он был не способен распознать слова, значит и все его ударения в словах были случайными или произвольными (например, каждый второй слог — ударный). А всё это из-за того, что в его старинной церковной книге промежутков между словами не было, все слова книги были слиты в одно бесконечно длинное слово — в бесконечную, с виду совершенно бессмысленную цепь букв.
Если исполнитель не различает в музыке слов, то для него любой музыкальный текст — это всего лишь такая же бесконечная цепь ничего не значащих нот, которые он старается хоть как-то организовывать своими либо случайными, либо произвольными, но в любом случае совершенно неверными акцентами, не соответствующими нормам произнесения данного слова.
Многие хорошие музыканты так и говорят, что они «разговаривают» во время исполнения музыкальными словами. Я даже встречал педагогов, которые подтекстовывают (подписывают) слова нашего разговорного языка под нотами так, чтобы ученик, следуя знакомым языковым ударениям, делал бы правильные ударения и в музыке. Помню, что к первым нотам 1-го концерта Листа (оркестр) подписывались слова: «Кто нас учит музыке? Так кто?», затем (вступление фортепиано) перечислялась тогдашняя профессура: «Ша-цкес! Гольденвейзер, Зак, Оборин, Гилельс и Нейгауз. Ша-цкес! ...» А к самому трудному месту Токкаты Шумана (Ре-диез Ми Ре-диез Ми Ля Ре Соль Соль) было подписано: «Сюда, сюда комарики» итп. Лично я обнаружил за свою жизнь, что вся известная мне музыка использует не более чем 100 музыкальных слов, которые во всех произведениях всех композиторов играются и поются с совершенно одинаковыми ударениями. А из 25 наиболее употребительных музыкальных слов сделано около 90% той музыки, что я когда либо слышал.
Это автоматически означает, что любой ученик, выучивший все эти 25 слов, способен играть и петь грамотно почти всю существующую в нашем обиходе музыкальную литературу. И лучшие ученики это постоянно подтверждают, хотя другие ученики при этом могут осилить с трудом лишь 2-3 слова. Однако даже и этих 3 слов порой бывает достаточно для фразы «исключительная музыкальность» от экзаменаторов, давно уже уставших от одних и тех же очень противных ошибок студентов. И если этих типичных ошибок у кого-то вдруг нет — это для экзаменаторов уже великое праздничное событие.
Сложились все эти музыкальные слова в ОБЩЕЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ музыкальной культуре за многие тысячи лет до того, как первый музыкант смог назвать себя профессиональным исполнителем, а его собрат назвался музыкальным теоретиком. И музыкантам нужно не народ этим музыкальным словам учить, как многие думают, а наоборот - самим поскорее научиться распознавать эти музыкальные слова в любой фразе и затем правильно, грамотно их произносить, чтобы все люди могли понять и принять этого музыканта и его музыку.
Оказавшись в ЮАР, на самом юге Африки, за тысячи километров от России я был поражён тем, что музыкальные слова и сам музыкальный язык местных народных песен просто поразительно похож на русские народные песни. Например, любимую в ЮАР «Щощолозу» https://www.youtube.com/watch?v=2ivbm_ykTRE вполне можно себе представить звучащей в любом деревенском клубе России, с тем же посвистом и выстукиванием ритма каблуками.
А однажды, отправившись консультировать школьный хор, я чуть со стула не упал, услышав залихватскую местную плясовую песню нота в ноту совпадающую с нашей «Однозвучно гремит колокольчик», которую русские поют однако же в несколько раз медленнее и с совершенно другим содержанием. Такие совпадения не удивительны для любого языка: ведь одинаковые слова могут встречаться в совершенно разных предложениях и ситуациях.
Возьмём, к примеру, первые четыре ноты романса «Белеет парус одинокий» и первые четыре ноты 3й части «Патетической» Бетховена, или его же 3й части фортепианного трио №4. Си-бемоль мажор, или негритянской песни «Oh, When The Saints», или «Баркаролы» и 1-го фортепианного концерта Чайковского — во всех случаях это одно и то же музыкальное слово, но каждый раз в новом контексте.
Или сравним первые три ноты До-минорной фуги из 1-го тома ХТК Баха, знаменитую тему из «Вильгельма Телля» Россини, песен «Широка страна моя родная» и «Выхожу один я на дорогу», До-диез минорной и Соль минорых прелюдий Рахманинова, итп. Содержание музыки абсолютно разное, но использовано каждый раз одно и то же музыкальное слово.
Это чрезвычайно важно знать, потому что каждое музыкальное слово создано не сегодня и не вчера, и не каким-то одним композитором или исполнителем, а тысячи лет назад и, притом, всем человечеством. «Создаёт музыку народ. А мы, композиторы, её лишь аранжируем» - говорил Глинка. Можно не сомневаться, что уж он -то разбирался в музыке и как никто понимал её подлинное происхождение.
Все слова любого языка (и музыкального — тоже) всегда и всюду должны произноситься не со случайным или произвольным, а с совершенно определённым, правильным ударением. Можно сказать только «послезАвтра», но никак не «послЕзавтра» и не «послезавтрА». Ведь любой слушатель знает: как именно это слово произносится и звучит. Если же исполнитель произносит известное каждому слово с неправильным ударением, то это немедленно отвергается слушателями просто уже на подсознательном уровне, и никакого успеха у слушателей такому исполнителю не видать. Есть данные современных исследований, доказывающие, что новорожденный ребёнок уже вполне владеет музыкальным языком и даже может "домыслить" намеренно пропущенные ноты в музыкальных словах. Это означает, что музыка просто заложена уже в наших генах при рождении, и попытки исполнять музыку вопреки им - безнадёжны.
Представьте себя на вечере поэзии, где вам предлагается насладиться стихами в таком исполнении:
«НочЕвалА тучкА золОтаЯ
На грУди УтесА велИканА»
или
«СкАжикА дядЯ ведь нЕдарОм
МОсква спАленнАя пожарОм»
Кто такое исполнение стихов сможет вынести и не уйти из зала?
А вот в музыке такие ошибки делаются на каждом шагу, и никто их не оспаривает, потому что неграмотность и умственная лень теперь называются «интерпретацией», основной разновидностью «свободы творчества».
Мой учитель Владимир Владимирович Нильсен (Ленинградская консерватория) получил однажды заказ от студии на запись ( в сентябре) всего «Детского альбома» Чайковского. По этому случаю он привёз на лето в деревню пианино и начал подготовку.
Однако вскоре к нему пришла делегация местных крестьян, возмущённая его исполнением номера 11 из этого альбома - «Русской песни». «Как же ты, профессор, других учишь, когда сам нашу простую песню так неправильно играешь — аж слушать противно!» - кричали они ему.
Выяснилось, что не только В.В.Нильсен, но и весь мир играет эту «Русскую песню» «противно», неправильно из-за того, что Чайковский записал её с неправильными ударениями. Вероятно, композитор считал, что в альбоме для детей не следует усложнять переменным размером запись песни, которую «все дети и так знают». Однако тогдашние дети — да, те знали, а вот сегодняшние дети и даже взрослые эту песню никогда не слышали.
Для того, чтобы понять верные ударения в этой песне, нужно спеть её со словами таким образом:
«ПрАздник на дворЕ завтра пЯтница-голубЯтница»
а играют её:
«ПрАздник нА дворе зАвтра пятнИца гОлубятнИца»
Вот – цена одной малюсенькой неточности великого композитора. А если неточность не малюсенькая, а очень даже большая, да и не одна, да ещё и не у великого, а так себе? Вот вам и первая причина, почему залы сегодняшних музыкальных образованцев обычно пустуют.
Свидетельство о публикации №216072300834