Глава 1
Дорога с редкими островками древнего асфальта круто повернула влево, и Грунвальд, загнанный, было, в дрёму назойливой тряской, выпрямился в сиденье и пристальней всмотрелся в начинающие сгущаться сумерки, отыскивая какие-нибудь знакомые детали. Так и есть: сейчас будет подъём, за ним спуск, а там и долгожданный указатель.
Когда последние сомнения отпали, он схватил рукой пеньковый трос, свисавший с потолка, и сильно потянул его вниз. Басовитый рёв гудка заполнил девственную тишину, и ему ответили десятком таких же сигналов идущие сзади тягачи — так караван приветствовал хорошую новость. Лучшую за последнюю неделю изнуряющего пути.
Покалеченный, но не убитый временем щит сообщал блёклыми, выцветшими буквами:
САДОВОДЧЕСКОЕ ТОВАРИЩЕСТВО «ВИТЯЗЬ», 2 км
Моторы наддали ещё сильнее, будто почуяли вместе с погонщиками приближение привала.
Вскоре показалась башня главного входа, и перед караваном предстало во всей красе хозяйство пана Адама, широко и удобно раскинувшееся в низине, огороженное высоким каменным забором. Лишь в некоторых местах виднелись в монолитной стене «заплатки» из двойной металлической сетки. Не от бедности, а по технологическим соображениям. Сетка снималась, и получались временные проезды, куда можно было завезти и свежую землю, и стройматериалы — чтобы не тащить их через всю огромную территорию садоводства. Караульные вышки с прикованными к пулемётам дикарями располагались по всему периметру, через каждые сто метров.
Их караван знали здесь хорошо, но Грунвальд всё равно подал условный сигнал — выпустил в небо жёлтую ракету. Бережёного бог бережёт. Мало ли что может померещиться дикарям в наступающей темноте. Дадут очередью — костей не соберёшь. В ответ с башни послышался гулкий звук колокола, означающий, что их пропускают дальше.
Заскрипели гигантские засовы. Высокие чугунные ворота медленно, с достоинством разъехались в стороны, и сам пан Адам, как всегда, обвешанный связками ключей и гранат, с компактным новеньким автоматом в руках и широкой улыбкой на загорелом безусом лице, вышел встречать караван. За ним неотступно следовал начальник охраны садоводства, Валуй. Широкоплечий, приземистый мужик. Из дикарей, но обученный языку, и с желудком, вырезанным только на треть, а не наполовину, как обычно.
- Добрый вечер, пан Адам! - приветствовал его Грунвальд.
- Добрый, добрый! - ответствовал хозяин, продвигаясь навстречу ему. - Заждались уж вас.
- Рессору по дороге менять пришлось, - пояснил задержку Грунвальд. - Переночевать позволите?
Хозяин утвердительно кивнул.
- Становитесь, как обычно, вдоль северной ограды.
- Спасибо, пан Адам!
- Осторожно там только, не сверните трубу. Воду я нынче провёл наружу. Караванщикам помыться и вообще.
- Вот это здорово! - обрадовался Грунвальд.
- Ещё бы не здорово! Две тачки лука пришлось отвалить за работу.
- Мы в долгу не останемся, пан Адам, - поспешил заверить его главный караванщик. - Всё по самым покладистым ценам отдадим.
- Верю. Ты никогда меня не обманывал.
Караван, дождавшись сигнальной отмашки, заскрежетал волокушами вслед за головной машиной. Добравшись в указанное место, они встали «мордами» к стене, образуя полукруг — в случае нападения расположенные таким образом машины становились надёжной крепостью.
Грунвальд выставил часовых и проследил, чтобы все остальные необходимые для привала телодвижения были выполнены, и только потом он позволили себе вернуться к центральным воротом в сопровождении двух своих людей.
Ещё издалека он заметил, что ожидавших их стало трое. Ба! Да это ведь панёнок Тадеуш! Как вырос мальчишка!
Ту же самую мысль насчёт акселерации Грунвальд высказал и вслух, когда они оказались у ворот.
- Да, растут дети, - согласился с ним пан Адам. - Оглянуться не успеешь, а уже дылда такая... И аппетит хороший.
- Небось, его уже отпирать пора? - полушутливо осведомился караванщик, но хозяин отрицательно помотал головой.
- Рано ему ещё об этом думать. Вот обучится хозяйством командовать, сеять да семена хранить — вот тогда и посмотрим.
Щёки Тадеуша налились краской, и отец, видя смущение сына, ласково потрепал его по голове.
Они ещё поболтали немного о видах на урожай в этом году, и когда наговорились всласть, пан Адам осведомился:
- Желаете посмотреть, как мы будем ужинать?
- Это большая честь для всех нас!
- Хорошо. Мы начинаем через минут десять. Можешь позвать сколько хочешь своих коллег. Только чтобы не шумели.
- Всё будет в порядке, - обрадовался Грунвальд.
Он уже видел через раскрытые ворота, как слуги с заклеенными ртами выносили массивный дубовый стол и два таких же стула. Так что нужно поторопиться.
Сервировка закончилась, пан Адам хлопнул торжественно в ладоши и место будущей трапезы ярко осветилось двумя мощными прожекторами. Он и Тадеуш сели по разные стороны стола, повязали на шеи полотенца, и ужин начался.
С такого расстояния невозможно было разглядеть, что именно подавалось на стол, но поиметь общее представление о достатке в семье — пожалуйста. Для этого, собственно, и проводился ритуал. Стояло никак не меньше пяти огромных кастрюль, да ещё два кувшина, да самовар. Вымуштрованные слуги хлопотали вокруг хозяев слаженно и быстро — любо-дорого поглядеть. У пана не забалуешь. Плеть всегда наготове, и подвал просторный — хватит и на десять ослушников и нерях.
Длилось священнодействие минут двадцать, от силы. Вот пан уже промокнул губы полотенцем и отодвинул от себя прибор, чтобы взяться за кружку с чаем, но тут раздался какой-то щелчок, и стало темнее. Пан посмотрел вверх, точно зная о причинах произошедшего, и до слуха наблюдателей донеслось:
- ****а-гавёна!
Как стало ясно из дальнейшего монолога хозяина, это перегорел один из прожекторов.
- Вот ведь чёрт! - посетовал пан Адам, подойдя с кружкой в руках к тому месту, где стоял Грунвальд и его товарищи. - Года два только, как лампу заменили — и на тебе! Халтурят сволочи!
- Эти уже своё отхалтурили, - позволил себе не согласиться с паном Грунвальд. - Из старых, добэпэншных запасов. Сейчас такие разучились делать.
- А зря! Я бы лучше перестал штамповать эти ваши... как их... А прожекторные лампы — это полезная вещь.
- Так технологии ведь утеряны.
- Технологии, - проворчал пан. - Всё у них отговорки. Вот если бы я, вместо того, чтобы лук сеять, стал жаловаться, что мухи меня едят, что бы тогда было?
- Плохо бы было, пан Адам!
- То-то! А они, видите ли, технологии. - Он как бы спохватился. - А много ещё таких ламп осталось?
- На ваш век хватит.
- Откуда ты знаешь? Ты что ли мне век отмерял?
- Да это я так. Выражение такое есть.
- Вот ещё чего я не терплю: говорят слова, а смысла сказанного сами не понимают.
Грунвальд поспешил уйти от этого скользкого разговора.
- Не желаете взглянуть на товары, пан Адам?
- Что ж, давай глянем, - смягчился барин. - Но брать сегодня ничего не буду. Завтра, как солнце взойдёт. А то тут в темноте напокупаешь...
Разумно было, конечно, намекнуть, что с электрическим светом, мол, можно и сегодня, но этот дурацкий перегоревший прожектор спутал все карты. Придётся утром задержаться несколько дольше запланированного.
Они пошли к припаркованному каравану: пан Адам в сопровождении Валуя и караванщики. Тадеуша отправили домой, хотя он тоже хотел к ним присоединиться.
- Нечего там глазеть! - отрезал отец.
И его можно было понять: среди барахла в волокушах попадаются иногда вещи старорежимные, не предназначенные для глаз несовершеннолетнего.
Пан Адам стал неспешно рыться в волокушах, а караванщики почтительно стояли сзади с факелами. Понравившиеся экземпляры товара он бросал Грунвальду, а иные вертел в руках, задавая вопросы:
- Что за диковинка?
- Чесалка для спины.
- Ага. Штука полезная. А это?
- Сами не знаем. Мои ребята с ним делают вот так.
Он бросил своим круглый предмет, весь в черно-белых ромбах. Тот слегка спружинил и покатился по земле. Парни начали пинать предмет ногами, посылая друг другу, и он послушно катался туда-сюда.
- Ишь ты! Тадеушу понравится.
- Это точно. Дети такое обожают.
- И сколько ты за него хочешь?
- Килограмм.
- Побойся Бога!
- Так я за него сам полкило моркови заплатил.
- Хватил! То морковь. А это лук!
Приценивался, старый лис. Хитрее его в торговле во всём Полесье был разве что сам Грунвальд.
- Ладно, - в конце концов, сказал пан Адам, вдоволь налазившись по волокушам. - Пора и честь знать. Завтра, чуть свет, приду с телегой. Что я уже отобрал, отложи в сторонку. Остальное — по ситуации.
- Всё сделаем.
Обойдя посты с часовыми и дав команду «отбой», Грунвальд сам лёг спать в кабине, откинув спинку сиденья до упора. Но ему почему-то не спалось. То ли переутомился, то ли ещё холера какая. Тишина стояла до звона в ушах. Тогда он вышел размять ноги — вдруг сон нагуляется таким способом. Едва прошёлся метров двадцать, как увидел чью-то тень, крадущуюся между грузовиков. Кто это и как он сюда проник? Сквозь посты и заграждение?
Грунвальд потихоньку достал из кобуры пистолет, но тут же убрал его обратно, улыбнувшись самому себе. Вон оно что. Ну, да ладно. Нас это не касается.
Глава 2
Как и обещал, пан Адам встал поутру вместе с солнцем. И караванщиков не разочаровал: ни количеством купленного, ни временем, потраченным на сделки. Видать, прошлой ночью уже всё разглядел и обмозговал. Так оно, собственно, и было. Но имелась и ещё одна причина торопиться у пана: не позднее восьми часов следовало выдвигаться ему с Тадеушем в школу. Поэтому уже к половине восьмого товар отгрузили и получили взамен причитающийся лук.
Караван отбыл.
Проводив его взглядом, пан Адам приказал слугам запрягать коня. На деле это означало: снять с танка чехол и прогреть его повидавший виды мотор в течение пары минут. Тадеуш, как всегда, уже ждал его, одетый в форму садового семинариста. Вот чего-чего, а в этом он молодец — учиться любит, и в школу собирается без капризов.
- Йех-х-х-хо! - по-молодецки крикнул пан Адам, когда грозная машина выкатилась за ворота, и наддал газ.
Кажущееся лихачество это, впрочем, являлось ничем другим, как мерой предосторожности и защиты. Если ехать медленно, дикари успеют вскочить на броню и попытаются просунуть в смотровую щель горящую тряпку или, хуже того, кусок говна. Хлопот потом не оберёшься. А так, на хорошей скорости — нате, выкусите.
Ну, так и есть. Едва они промчались километр по степи, появилась целая банда этих придурков. Не притормаживая, пан слегка изменил курс, чтобы проехать через самую гущу тел, давя гусеницами и постреливая прицельно из пулемёта одиночными.
Зачем они это делают, уму не постижимо. Против танка и его орудий им ничего не светит. Шарахнуть разок из пушки по ним — два дня стирать подштанники будут. Хотя, какие там у них подштанники — рваньё одно, лохмотья. А то иногда ещё перекроют дорогу каким-нибудь поваленным деревом. Для танка — это раз плюнуть. Одно слово — дикари.
Тадеуш неодобрительно насупился, видя, с каким азартом отец расчищает себе путь.
- Чего ты куксишься? Это ж враги наши. Нелюди. Или они нас, или мы их. Другого не надо. А будешь их жалеть, так и глазом моргнуть не успеешь — сожрут.
- Сказки это, - ответил Тадеуш. - Они человечину не едят.
- Это кто тебе такое сказал?
- Надо кто.
- Зелёный ты ещё, - не уступал отец. - Вон мать твоя, тоже к ним, как к братьям меньшим относилась. А что вышло? Кабы не сюсюкала с ними, живая б была. Эх, простофиля!
Началась обычная ежедневная лекция о превратности бытия и способах выживания в нём.
- Доверчивость — самое паршивое человеческое качество. Хуже глупости. Прикажи дикарю урожай сторожить — и останешься без урожая. Не пересчитай лишний раз товара, взятого у караванщика — потом недостачу обнаружишь, да поздно будет.
- Знаю, знаю. И кулька с обедом на подоконнике не оставлять, а то сопрут.
- А ты не огрызайся, а слушай. Набирайся ума, пока я жив.
- А учителям верить можно?
Пан насторожился.
- Это ты куда клонишь? Каким учителям?
- Ну вот, говорят они, что дважды два четыре, а вдруг врут? На самом деле это восемь. Или аж двенадцать.
- Дурень! То ж наука! Цифры. Их на ладони разложить можно и проверить.
- А если география? Про северный полюс, не враки ли? Как узнать?
- В учёных книгах так написано. Ты не путай. От человека что исходит, проверяй, а от книг — то истина.
- Так книги тоже люди пишут.
- Это другое. Кому попало не позволят бумагу переводить. Общество за этим следит. Обществу доверять можно.
- Оно тоже из людей.
- Тьфу ты! Сразу видно — неуч. Общество — это система. Где каждый в отдельности, может, и подонок последний, а все вместе — образец для подражания.
- А тебе?
- Что мне?
- Доверять можно?
- Ну, это ты, сынок, вообще загнул. Отец — самое святое. Он о благе твоём заботится, кормит тебя. Как же ему не доверять?
- А если он сам ошибается и сыну от заблуждения собственного врёт? Искренне.
Пан почесал залысину.
- Что ж, соглашусь кое в чём с тобой. Люди разные есть. Кто и с придурью, кто и с изъяном. Это верно. Но ты пойми такую вещь: каждому родителю хочется частицу себя потомству передать. И опыт свой, горбом нажитый. А жить-то по-разному можно, да. Только не хочу я ни для себя, ни для тебе такой доли, чтобы ты с дикарями по лесам бегал. Это моё родительское предпочтение. И вера.
Дикари перестали осаждать танк. Оно и понятно, скоро уж кавалерия школьная с шашками наголо и забор высоченный. Сила силу боится и уважает.
- Ты там передай от меня этой вашей... Елизавете узелок, - попросил отец. - Собрал ей кое-чего.
Тадеуш расцвел в улыбке.
- Ага! Любовь-морковь! Редька-редиска!
- Не трепли языком. Простой расчёт и умысел. Я ей — лучку, она тебе — хорошие отметки.
- А остальным учителям?
- И остальным дам, придёт срок. Не переживай. Но тут ещё нужно в положение чужоё войти. Она без кормильца, сама. На одни школьные трудодни не сильно-то разбежишься.
- Ладно, пап, я пошутил, - отступился Тадеуш, видя, что конфузит отца. - Мне всё равно. Помогай. Так даже лучше. А мама красивая была?
- Да. Другой такой во всем королевстве не было.
Пан Адам тяжело вздохнул.
- А почему она тебя выбрала?
- А что во мне не так? - натурально удивился отец. - И внешностью бог не обидел, и положение в обществе соответствующее.
- Ну, я имел в виду, она сама решала? Или ее родители?
- Вон ты о чём! Родители, конечно, как положено, - ответил пан, но по той мимолётной искре, что вспыхнула в его единственном уцелевшем глазу, Тадеуш понял, что тут было далеко не всё так прозрачно.
Привратники, увидев танк пана Адама, включили тяжёлый механизм подъёмного моста, и через минуту он грохнулся своими мощами на поверхность, соединив между собой две стороны рва с серной кислотой. Танк прогрохотал через него, поднимая ядовитую пыль.
На территории их встретил дежурный учитель, Аарон. В чёрном пиджаке с длинными фалдами, в парике, в галошах с розовыми бантами.
- Как добрались, пан Адам? - приветствовал он.
- Твоими молитвами, Аарон. Вот, принимай моё сокровище.
Тадеуш соскочил с брони на землю.
- Беги в класс, - сказал ему Аарон. - Тебя ждали, чтобы начать.
- Пока, сынок. Удачного дня! - крикнул вдогонку сыну пан Адам и, повернувшись к учителю добавил: - Надеюсь, мы не слишком опоздали?
- Что вы! В самый раз. Но я с вами как раз хотел поговорить об одном дельце, если вы не торопитесь.
Пан Адам про себя усмехнулся: знаем, какое дельце. Цену поднять хотят. Других дел у них и не бывает. А Аарон уже тараторил:
- Пришлось новый персонал нанимать для обслуживания спортзала, библиотеку расширили, ров углубили, кислоту новую закупать скоро, и солярка кончается.
- Э, брось, - ответил ему опытный пан Адам. - Каждому хочется и лучок позеленее, и кафтан покрепче. Только им кажется, что они выгоду с этого имеют. Новый виток инфляции — и весь твой навар в трубу. Я ведь тоже как-то потерю компенсировать должен. И так по кругу. Жалко, у вас экономику некому преподавать.
- Жалко, - согласился с ним учитель. - Ещё б на пару луковиц дороже обучение стало.
Пан Адам посмеялся вместе с ним удачной шутке. Юмор он ценил почти так же, как и материальные блага. На том они и расстались.
Глава 3
Пан Адам не ошибался, когда полагал, что Тадеуш любит школу. Он лишь неправильно интерпретировал его мотивы. Занятия эти, длинные и скучные, какому нормальному пацану могут нравится? Другое дело — дружный коллектив. Дома грядки, а здесь — обмен слухами и правдивыми историями, шалости, иногда бескомпромиссные драки. Тайник во дворе школы со спрятанным в нём настоящим пистолетом — только без бойка и патронов.
Едва он опустился на своё место в первом ряду амфитеатра, как тут же получил в затылок шариком жёваной бумаги — это Реваз приглашал его на дуэль. Погоди, дай только портфель разберу, а там еще посмотрим, кто кого. Самсон корчил ему смешные рожи — видать, нашёл новые комбинации идиотских изгибов губ, упражняясь дома перед зеркалом. Очкастый Яшка делал условные знаки, напоминая, что на перемене им предстоит химический опыт в ведре уборщицы.
Привет, ребята!
Если бы не эта несносная девчонка Джу, с которой он делил одну секцию в ряду, то жизнь в школе была бы идеальной. Вредная и мстительная дочь укропного садовода Филиппа показала ему свой синий язык. Видимо, сжевала уже свою любимую конфету. Треснуть бы её сейчас по голове портфелем. Но на уроке нельзя. Выгонят. Полы драить заставят. Так что подождём до благодатной перемены.
- Итак, - сказала толстая Аманда, специалист по «Истории Полесья». - сегодня мы повторим с вами содержание предыдущего урока. И в этом нам поможет...
Она взяла в руки журнал.
- Нам поможет в этом... Патрик!
- Я? - удивился верзила с заднего ряда. - Меня в прошлый раз вызывали.
- И? Вы же на двойку ответили. Идите, исправляйтесь.
Патрик обиженно засопел, но к доске выйти ему всё равно пришлось, а то нажалуется ведьма отцу — порки не избежишь. Гремя цепями, за ним поплёлся Титомир, его персональный дикарь, приставленный родителями для надзора. Ни у кого больше в школе такого не было, но для Патрика сделали исключение ввиду чрезмерной буйности юношеского характера. Только Титомир и мог с ним справиться, когда панёнок начинал психовать.
Конечно, он опять не знал урока. Только стоял и выклянчивал уморительно глазами, чтобы одноклассники ему подсказывали. И они старались наперегонки. Жестами и шёпотом.
- Землю возделывали плугами, - пробасил Патрик. - Это позволяло...
Наступила пауза, и Аманда бросилась, как ей показалось, на выручку нерадивому ученику.
- Поясните нам, что такое плуг.
- Это такое... Такое... Большое, - сказал Патрик, интерпретируя поступающие по его адресу жесты.
- Ну?
- С множеством маленьких граблей.
- Так...
- Его надевали на животных...
- Каких?
- Аманда, ты меня нарочно с толку сбиваешь! - рассердился Патрик. - На больших животных.
- Ладно, - смирилась Аманда. - Кто поможет Патрику?
Яшка поднял руку. Он был, хоть и хулиган, но парень смышлёный и начитанный, как и положено сыну огуречного садовода.
- Плуг — устаревшее орудие сельского хозяйства, - авторитетно заявил он. - Изготавливался из тяжёлого металла. Отличался громоздкостью и неудобством в применении. Вред почве, наносимый плугами, трудно переоценить. Даже и сегодня, многие века спустя, видны следы их бездумного повсеместного использования. Кратеры, воронки, овраги — вот тот неполный список последствий, который мы можем наблюдать.
- Отлично! - похвалила его Аманда.
Патрика с позором вернули на место, а учительница продолжила урок.
- Сегодня мы с вами изучим, как древние жители Полесья хранили зимой овощи. Откройте ваши учебник на странице двенадцать.
Зашелестела бумага, и Тадеуш, пользуясь всеобщей увлечённостью, нанёс Ревазу ответный удар из плевалки, попав тому точнёхонько в лоб. Знай наших!
- Что мы видим на фотографии, датированной 58-м годом до БП? - начала пояснения Аманда. - Это куча сахарной свёклы, оставленной в поле на зимовку. Спасибо неизвестному фотографу, что он сделал этот снимок в самом начале зимы, благодаря чему мы можем ясно видеть собранный урожай под тонким слоем снега. Через неделю-другую на этом месте был бы обычный снежный холм, и мы не смогли бы получить столь ценную историческую информацию. Такой способ хранения овощей назывался «берлогой» (по совершенно очевидной аналогии) и применялся для той части урожая, которую предполагалось расконсервировать с наступлением весны. Потери в среднем составляли восемьдесят процентов, а в холодный год — и все сто. Почему же древние поляне пользовались этим способом, несмотря на столь низкий КПД? Авторитетные исторические источники в один голос утверждают: не от хорошей жизни. Всё население, от мала до велика, было занято в правительственной программе по предотвращению БП, которая, как мы теперь знаем, провалилась.
- А зачем они насыпали из овощей кучу? - встрял дотошный Яшка. - Ведь можно было их просто оставлять до весны в земле.
- Точного ответа на этот вопрос нет, - обрадовалась его активности Аманда. - Существуют две одинаково правдоподобных версии. Первая: чтобы делать новые посевы, не дожидаясь полного потребления прошлогоднего урожая. И вторая: для отчётности по итогам года, в которой была отдельная графа: «собрано столько-то». Согласитесь, что находящийся в земле урожай собранным считать нельзя.
На дом она задала простенькую задачку: посчитать, сколько останется к весне моркови исходным весом две тонны при подвальном способе хранения, из расчёта на семью в четыре человека, при коэффициенте гниения восемнадцать. Тадеуш решил её, пока остальные записывали условия, с помощью гениального уравнение Зайцева-Непрядова.
На перемене они с Ревазом, Самсоном и Яшкой размялись на кулачках, а потом понаблюдали, как Патрик режется с Титомиром в дурака на щелбаны. Исход игры был предсказуем, потому что Патрику всегда доставались все козыри и картинки, а Титомир довольствовался швалью — карты раздавались из двух разных колод. Но процесс выдачи щелбанов разнообразился богатым на выдумки Патриком, так что не заскучаешь. И бил он от души, отшибая себе пальцы, а Титомира награждая обильными синяками на и без того покалеченном лбу.
- Ты бы хоть для приличия разок проиграл, - дразнили Патрика мальчишки. - Мозги бы себе на место поставил.
- Убью! - грозил им в ответ великан.
Но где ему гоняться за одноклассниками с живым балластом на прочной цепи?
На следующем уроке, «Любви к мысли», Тадеуш устроил настоящий бенефис непослушания. От скуки. И немного от ревности. Вела «Любовь» та самая Елизавета — так что сам бог велел над ней поиздеваться.
- Я вот не понимаю, - начал без разведки атаку он. - Зачем нам любить мысль? Где это может пригодиться? Математика другое дело — урожай подсчитать. Физика — чтобы температуру в погребе правильную выставить. А Аристотель этот твой, он чем полезен?
- Видите ли, пан Тадеуш, - возражала ему Елизавета, тщательно подбирая слова. - Древние говорили: «не луком единым жив человек». Кроме насущных потребностей, люди на протяжении всей своей истории старались познавать мир не только с точки зрения практического смысла и немедленной выгоды.
- Ну, и зря. Только ресурсы в пустую транжирили.
- Не всегда. Отдельные мысли того же Аристотеля, например, легли в основу государственного устройства нашего королевства.
- Вот не знал! - встрепенулся Яшка.
- Это факт. Взять хотя бы последнюю инициативу короля — отмену налога на дефекацию. Она целиком проистекает из постулатов Аристотеля о материи и формах сущего.
- Король — дегенерат, - огрызнулся обескураженный Тадеуш, повторяя слова, подслушанные им в разговорах садоводов. - Он даже стену построить не может. Уже который год.
Мальчишка, конечно, передёргивал и уводил диспут в сторону. Елизавета понимала это, но не ответить на прямые упрёки в адрес Его Величества ей не позволяло положение.
- Инициатива строительства стены не поддержана большинством садоводов. Не все верят в то, что она защитит нас от опасности с юга. Да и сам факт существования этих мифических мутантов, поросших густой чёрной шерстью, вызывает определнные сомнения в научных кругах.
- Их видел Волдырь, - сообщил Тадеуш. - Лично. Своими собственным глазами.
Елизавета замялась. Известный всей округе бывший виноградарь был личностью, мягко говоря, неоднозначной. Зато он часто попивал чаёк у пана Адама.
- Понимаете ли, пан Тадеуш, - решилась она на рискованное возражение. - Люди иногда видят то, что им хочется видеть. Хорошо это или плохо, но так мы устроены.
Мальчишка хитро прищурился, готовясь нанести решающий аргумент.
- Значит, ты тоже, как и мой отец, считаешь, что доверять людям нельзя?
- Пан Адам так говорит?
По всем внешним признакам Елизавета находилась в нравственно-логическом тупике.
- А он не делал никаких оговорок? В том смысле, что доверие — это своего рода опыт общения, и оно во многом зависит от резюме того человека, который делает заявления.
- Что, съел? - Синий язык Джу снова возник перед глазами Тадеуша.
Ну, теперь она точно получит. Следующая перемена посвящается воспитанию любимой дочки укропного пана Филиппа. А Елизавета... Ей можно будет отомстить при передаче узелка с луком. Вариантов — вагон и маленькая тележка. Он подумает над этим чуть позже.
Глава 4
До наступления темноты пан Адам произвёл рутинный вечерний обход владений. Проверил главные ворота — взведён ли блокиратор засова. Центральный водонапорный кран — до упора ли он закрыт, и висит ли на нём замок, мешающий ходу вентиля. Рубильник электроснабжения — находится ли он в положении «выключено». Ну, и по мелочи: скручены ли поливные шланги и сложен ли должным образом инвентарь. Дикари, расположившиеся для сна на рогоже в беседке, завидев приближение хозяина, поднялись на ноги и поклонились. Пан Адам не удержался и пощекотал одного из них пальцами в районе уха.
- Хороший, хороший, - похвалил он, вызывая счастливое мурлыканье.
Дикарей на вышках и стоящих в дозоре вдоль забора осматривал Валуй. Кому надо, давал напутственного пинка, а кому и слова его грозного хватало.
Когда с этими необходимыми хлопотами было покончено, луковый садовод по пути в свою спальню заглянул в детскую к Тадеушу. Свет керосиновой лампы выхватил из темноты спящее, все ещё ребяческое личико отпрыска. На выструганном из осинового пня стуле валялась как попало одежда, и ботинки не стояли дружно один к одному у вешалки, а были брошены далеко от неё. Эх, молодость и беспечность! И лишь гора игрушек в углу, которыми взрослеющий Тадеуш пользовался всё реже, радовала порядком. Чучело зайца, одетого в кафтан из лыка, сидело на самом верху кучи, блестя застывшими глазами, и как бы свидетельствовало, что аккуратнее сложить эти детские радости нельзя.
Кровать едва заметно покачивалась на цепях, с помощью которых она крепилась к потолку — от сквозняка, наверное.
Через пять минут пан Адам спал глубоким праведным сном уставшего за долгий трудовой день человека. Он бы очень сильно удивился, ели бы ему в этот момент показали (да хоть бы и во сне) комнату отрока Тадеуша.
Едва раздался щелчок двери детской, что-то на кровати шевельнулось, заскрипело. Затем показались худые мальчишеские ноги. Тадеуш мягко приземлился на пол, держа в руках клубок скомканной походной одежды, в которую он тут же облачился. Потом он на цыпочках пробрался к окну, раскрыл его без единого звука и вылез наружу по верёвке, спрятанной в листьях плюща, плетущегося на стене.
Первая половина дела сделана. Теперь предстоял второй этап, самый сложный — пробраться незамеченным к изгороди на восточной стороне садоводства. Но и с этим он справился, крадучись преодолевая грядки, перегородки, мотки проволоки, пустые ведра.
У забора его ждал верный Кирей, прикованный к столбу. Он охранял трёхметровую брешь, ограждённую лишь сеткой, вот уже без малого десять лет, и пять последних из них — в качестве тайного помощника хозяйского сына. Такого здорового дикаря Тадеуш нигде больше не видел: ни у них, ни в каком другом садоводстве. Отец гордился им, поэтому и доверил сторожить этот самый слабый участок на всём протяжении забора. Кирей с обязанностью этой справлялся легко, а что касается их отношений с Тадеушем, то они не причиняли вреда хозяйству и, значит, не являлись, строго говоря, нарушением правил. Кроме того, он получал от панёнка целую луковицу каждый раз, когда помогал ему выбраться наружу, а потом, через пару часов, проникнуть обратно. При его росте и с помощью крепкой верёвки — пара пустяков.
- Спасибо, Кирей, - поблагодарил его Тадеуш и скрылся в темноте.
Дальше — проще. Нужно было только не пользоваться никакими фонариками, чтобы бдительные дикари на вышках не засекли его и не лупанули пулемётными очередями. Лёгким бегом через крошечный лесок, а там и условное место — под корягой огромного дуба, вырванного с корнем из земли ураганом. Дикарка Соня уже ждала его там.
- Здравствуй, сердечко моё! - приветствовал её Тадеуш, и она в ответ залилась счастливой улыбкой. - Скучал то тебе всю неделю, пока мы не виделись. Едва дождался сегодняшней ночи. А ты? Ты, моя золотая, как?
- Ы! - сказала Соня.
- Тоже скучала? На вот...
Он торопливо вытащил из-за пазухи головку лука.
- Поешь. Поди, голодная ходишь.
- Ы, - сказала Соня, схватила луковицу и принялась грызть её, орошая собеседника сочными брызгами.
Пока она ела, он говорил без умолку, по опыту зная, что если замолчать, то она сразу уйдёт, едва лишь кончится лакомство.
- Всё жду от тебя, когда ты скажешь мне, нравлюсь ли я тебе. Ты ведь знаешь, для меня без тебя жизни нет. Я за тебя что хочешь сделаю. Не испугаюсь. Никого не пощажу. На смерть за тебя пойду. На подвиг. Только намекни. И ты не думай, что я такие вещи другим девчонкам говорю. Вовсе нет. Ты — единственная у меня. Другой такой не было и не будет.
- Ы, - сказала Соня, облизывая прекрасные, полные от природы губы.
- Я понимаю: так не может продолжаться вечно. Я обязательно что-нибудь придумаю — вот увидишь. Мы будем счастливы вместе. Мы уедем с тобой туда, где люди не обижают дикарей, и где всё растёт само. Мы скоро будем проходить это по географии, но я уже сейчас знаю, что это где-то на юге, за границей королевства, и даже дальше южной окраины Полесья. Если хочешь, мы возьмём с собой всё твое племя.
- Ы, - сказала Соня, заглянув к нему под рубашку.
- Ты ещё хочешь? Бедная! Но тебе нельзя! Если дикарь съедает подряд две луковицы, у него открывается язва. У тебя ведь желудок не обработан опытным хирургом, как у домашних дикарей.
- Ы, - сказала, икнув, Соня и встала на ноги.
Тадеуш поспешил встать вслед за ней. Пока она осматривалась по сторонам и принюхивалась, он успел прижать к своему плечу её голову, и провести пальцами по её волосам. Она потёрлась носом о мех на его рубахе.
- Ты такая нежная и восхитительная! - успел сделать комплимент он.
В следующую секунду она уже уходила длинными прыжками в темноту.
Постояв в глубокой печали и раздумье ещё некоторое время, Тадеуш отправился обратно. Задурн освещал его дорогу, и мысли наскакивали одна на другую, создавая реповую кашу в его голове. Сколько ему ещё ждать? А, главное, чего?
Кирей бросил ему верёвку, откликнувшись на условный сигнал, подтянул к себе, помог опуститься на землю, но тут яркий луч фонарика ударил им в лицо.
- Стоять! - приказал голос, и Тадеуш понял, что вляпался — голос принадлежал самому пану Адаму. - Какая милая компания! - продолжил язвительно хозяин, приближаясь.
Он переключил фонарик в более щадящий режим и опустил к земле. Теперь стало возможным видеть его дородный силуэт: с плетью в свободной руке и неизменным автоматом на шее.
- Где ты шлялся, гадёныш?
- Папа, не надо!
Но плеть уже опустилась на его голову. Два раза, три. Тадеуш пытался закрываться руками, но становилось только больнее.
Затем удары прекратились, но звук плети продолжал свистеть в воздухе. Кирея дубасит, догадался Тадеуш. И почувствовал облегчение — ведь мог и автоматной очередью лупануть с горяча. Впрочем, нет, не мог. Рачительный хозяин обычно побеждал в нём деспота.
- А тебя, безмозглая тварь, я завтра переведу на грядки, - довёл пан до сведения Кирея перспективу. - Так-то ты платишь мне благодарностью за мою доброту. Сколько лет простоял здесь лодырем, когда твои братья вкалывали и проливали пот. Курорт закончился.
Он снова повернулся к Тадеушу.
- Марш в постель, щенок! Завтра тебя ожидает серьёзный разговор.
Заснуть, конечно, у Тадеуша не получилось. Всю ночь со страхом он ждал наказания, которое непременно придумает отец, отличавшийся редкой фантазией и верой в искупительную силу хорошей порки.
Допрос начался ещё до завтрака.
- Где ты был?
- Просто гулял.
- Не ври.
- Честно, папа.
- Зачем ты брал с собой лук? Кого потчевал? Говори!
Он ударил сына своей тяжёлой ладонью по щеке, едва не уронив мальчишку на пол силами инерции.
Тадеуш понимал, что влип. Безоговорочно и окончательно. Что теперь его будут охранять денно и нощно. И он никогда больше не увидит Соню. А что если рассказать ему правду? Ведь была же, была та искра в его глазах, когда он вспоминал о матери. Ему ведь не показалась это?
- Я люблю её, - еле слышно прошептал Тадеуш.
- Что? Что ты сказал?
- Я люблю её, - повторил он громче.
- Кого?
Казалось, все три глаза собеседников встретились взглядами между собой.
- Дикарку? Ты влюбился в дикарку?
- Да.
Пан Адам отбросил плеть, с которой не расставался со вчерашнего дня, но сегодня ещё почему-то не пускал в ход.
- О, горе мне! Горе! На старости лет такой позор! Что я сделал не так в этой жизни? Чем прогневил богов?
Продолжая стенания, он выбежал во двор, оставив Тадеуша одного на кухне, и не появлялся минут десять. Когда же он вернулся, то был необъяснимо спокойным.
- Собирайся в школу, - просто сказал он, будто ничего и не случилось прошлой ночью.
Глава 5
Спокойствие пана Адама объяснялось просто. Он принял решение. И оно казалось ему безупречным, способным не только устранить негативные последствия неблаговидных поступков Тадеуша, но также и предупредить их в будущем.
Оставив Тадеуша на съедение одноклассникам, которые весь день будут дразнить его за синяки и ссадины, он направил танк к садоводческому товариществу «Пламя».
Приезжать без приглашения, да ещё с утра, к коллеге-овощеводу считалось дурным тоном, но у него имелись веские причины нарушить этикет. К тому же, не совсем уж и без приглашения ехал он. Пан Филипп последний год усиленно делал ему недвусмысленные намёки, а буквально неделю назад до него дошли слухи, будто в разговоре с паном Виктором, помидорных дел мастером, он чуть ли не прямым текстом сказал, что имеет виды на Тадеуша, как на достойного брачного партнёра для своей дочери Джу. Пан Адам ничего не имел против Джу и её семейства, и принадлежали они к сословию знати, однако он не спешил решать судьбу сына. Прикидывая, как всегда в случаях заблестевшей на горизонте поживы, как выгоднее провернуть сделку. Да и цену себе набить никогда не мешает. Теперь же ситуация заставляла его форсировать события.
Пан Филипп, хотя и удивлённый, принял его радушно. Провёл на кухню и угостил чаем. Завели обычный садоводческий разговор: о солнце, о дожде, об удобрениях. Но обоим было понятно, что это только присказка.
- Хочу спросить тебя об одном деликатном вопросе, Филипп, - выговорил, наконец, взмокший от умственного усердия пан Адам.
- Любую просьбу выслушаю и постараюсь исполнить, - подбодрил его Филипп, изнывая от нетерпения.
- Не имеешь ли каких видов на такую пикантную вещь, как замужество своей дочери? В том числе, и с сыном моим, Тадеушем.
Пан Филипп откровенно просиял. Это ли не являлось мечтой его жизни! Но он сделал ранящую сердце соседа паузу и согласие своё облёк в сложные словесные формы, из каких немедленно и однозначно ничего и не вытекало.
- Что ж, оно, может быть, и имею. Почему не иметь матримониальных планов на дочь, если она настолько же умна, как и красива? Женихов-то, вон — выстроились от самых западных границ королевства.
Пан Адам натурально напрягся.
- То есть я что-то не пойму тебя, Филипп. Ты согласен или отказываешься?
- Дело это щекотливое и в высшей степени трудное, - продолжил парение поверх смыслов Филипп. - Отдавать единственную дочь — это какое родительское сердце выдержит? Тут не об одной только собственной выгоде идёт речь, а об вечном её счастии.
- Ну! - настаивал упорный пан Адам - Ну? А ответ-то, ответ твой каков?
И пан Филипп вынужден был капитулировать и сказать «по рукам». Тем более, что весь свой словарный запас он к тому времени истратил.
- Когда же мы закрепим наше согласие, многолюбимый мною пан Филипп?
- Ну, я не знаю. Урожай укропа...
- Да к чёрту укроп! В эти выходные тебя устроит?
Получив однозначное и утвердительное «да» и на это предложение, пан Адам отбыл, как он пояснил, «готовиться к празднику молодости», а пан Филипп ещё минут сорок сидел в задумчивости и прострации. Это ж надо такое! Уж и не надеялся на благоприятный исход дела, а тут прям сам приехал и чуть ли не нож к горлу приставил. Что-то тут не так. Хотя, что может быть не так с человеком, у которого растёт на огороде лук? Это без укропа можно обойтись, а без лука — ни суп не сваришь, ни микстуру от прыщей.
Дальнейшие события показали, что теперь от него уже и вряд ли что зависит — в такой круговорот увлекли его заботы.
В субботу в «Пламени» собралась чуть ли не вся местная знать.
Тут был и Рауль, отец Реваза, в малиновом пиджаке, смачно пахнущий чесноком. И Тарас, снабжавший всё Полесье картофелем, в кожаном, до пола, плаще. И упомянутый ранее Виктор, сам немного похожий на спелый мягкий помидор, в зелёном берете и в цветастой рубашке. И Чеслав, налосьёненный экстрактом из огурцов собственного производства, в жабо и облегающем стройное тело чёрном трико. Ну и, конечно сам пан Адам в сопровождении Тадеуша и Валуя. Разоделся он, как никогда его ещё не видели в Полесье: в красный кафтан с ярко-оранжевой оторочкой, в новые страусиные сапоги, и в штаны из нерафинированного хлопка.
Дамы не отставали от кавалеров. Мадам Песня, жена Рауля, решила всех удивить платьем, сплетённым из ивовых прутьев. Агрепина, мать Самсона и жена Тараса, специально для этого случая заказала у модного портного резиновый костюм с капюшоном. Марийка, жена Виктора, несмотря на жару, нацепила кроличью шубу, привезённую из дальних краёв контрабандистами. А Зульфия, Яшкина мать, красовалась в белом длинном наряде с двумя одинаково продолговатыми вырезами: на спине и спереди.
Все хотели показать себя с лучшей, в их понимании, стороны. Не ударить лицом в грязь. Поэтому самыми неприметными людьми на торжестве оказались, как водится, его виновники — Тадеуш и Джу. Сидевшие рядом на стульях в скромном углу, они, конечно же, знали, что сегодня произойдёт, хотя им специально никто об этом не сообщал.
Джу слегка нервничала, но не более того. Интересно ей было: как это? Вот сейчас она не принадлежит никому, а через десять минут её отдадут этому недотёпе, после чего ни она, ни он не вольны что-либо в свой судьбе изменить. Они станут мужем и женой через год-два. Жуть! У неё будет свой собственный муж!
А Тадеуш пребывал в откровенном трауре, не скрывая и даже, наоборот, выставляя на всеобщий показ своё настроение.
«Соня, Соня», - повторял он про себя без конца, и губы его при этом непроизвольно шевелились.
Наконец, капельмейстер объявил мазурку, и двое дикарей, наряженных в блестящие халаты из алюминиевой фольги, вынесли на середину зала алые подушечки с покоящимися на них ключами. За ними степенно вышагивал пастор Хром. Вот он взял ключи в руки, поднял их вверх. Присутствующие радостно отреагировали одобрительными криками. Пан Адам и пан Филипп подошли к пастору с разных сторон. Ударил гонг. Каждый из них взял протянутый пастором ключ, поднял вверх, демонстрируя отливающие дорогим золотом предметы. Гости снова с восторгом поддержали их.
Всё. Обряд обмена совершен. С этого момента ни один мальчик не смеет и близко подойти к Джу. Даже ради невинной шутки или вопроса познавательного академического свойства. А Тадеуш не имеет больше права общаться с девочками и драть их за косы. До самой свадьбы.
Веселье продолжилось щедрой дегустацией запасов пана Филиппа, который не мог себе позволить и намёка на скупость.
- Это что? - спрашивал кто-то.
- Это лук, обжаренный в томатной пасте с добавлением кислого огурца.
- Какая прелесть!
- А можно мне вот эту лохматенькую полоску трюфелей?
- Угощайтесь!
- Как вы делаете этот маринад?
- Томлю морковь под гнётом и уксусом в течение двух часов, затем откидываю на дуршлаг и приправляю чесноком.
- В высшей степени чудесно!
Погреба пана Филиппа слегка оскудеют после сегодняшнего ужина, но это окупится с лихвой, когда пан Адам внесёт полагающийся свадебный взнос.
- Чего надулся, жених? - попыталась растормошить суженого Джу. - Подумаешь, ударила тебя пару раз линейкой. Ну, прости. Ты меня тоже бил. Бантов вон сколько порвал. Приживёмся. Зато радостей сколько будет. Удовольствий.
- Я не буду твоим мужем.
- Это как понимать? Куда ты денешься?
- Я люблю другую.
- Ух ты! Расскажи.
- Я её трогал руками и смотрел. А тебя я трогать не собираюсь. И смотреть на тебя не буду.
Джу, поразмыслив над полученными сведениями, решила обидеться.
- Ну, и чёрт с тобою, - сказала она. - Ты мне тоже не очень нравишься.
- Правда? - обрадовался Тадеуш. - Тогда ты поможешь мне? Я знаю, как сделать так, чтобы свадьба не состоялась.
- Чтобы от тебя, придурочного, избавиться, сделаю, что хочешь. Выкладывай.
И он сообщил ей план немедленных действий, который с самого начала показался ей не то, чтобы странным, но каким-то бессмысленным, что ли. Ну, и ладно. Во всяком случе, у неё будет повод, чтобы жениха лишний раз упрекнуть в бестолковости. А когда они-таки по команде опрокинули на головы беспечных папаш чан с киселём, то было поздно что-либо менять.
- Они поймут, - продолжал упорствовать Тадеуш, пока его вязали слуги. - Что мы не пара. И что мы будем мстить им, пока они не откажутся от обещания.
- Тебе виднее, - хихикала Джу, ни на грамм не верившая в успех предприятия.
Глава 6
Джу как в воду глядела. За выходку во время помолвки Тадеуша крепко наказали. Да так, что о следующих всплесках безобразного поведения речи идти не могло. Отец приковал его цепью к тому месту, где раньше стоял Кирей, и заставил чинить дыры в сетке, дав ржавые пассатижи в качестве единственного инструмента.
- Не выполнишь норму, наказание перенесётся автоматически на следующий день. И так будет продолжаться, пока не справишься. Дырок много. Времени ещё больше, если верить пастору Хрому.
Осторожные дикари-огородники испуганно обходили место экзекуции стороной. От соблазнов проявить любопытство. Или жалость. Тадеуш ковырялся в сетке, не думая, что делает, и сколько ещё осталось до выполнения нормы. Мысли о побеге из родительского дома заполнили его голову тяжёлым свинцом. Но куда бежать? И как?
- Эй! - послышалось откуда-то с той стороны изгороди.
Тадеуш повернул голову на голос и увидел в кустах мужчину непонятного вида и сословия.
- Ты один? - уточнил мужчина.
Тадеуш посмотрел по сторонам.
- Один.
На дикаря похож, судя по рванью на нём вместо одежды, и лаптям на ногах, но разговаривает грамотно. Не картавит. Губами не причмокивает.
- Ты кто?
- Я твой новый друг, Никодим. Я знаю о твоих проблемах и хочу тебе помочь.
Ну, надо же. Фея объявилась. Из детской сказки.
- Ты? Мне?
- Не торопись выказывать сомнения. Если желаешь, наведи справки обо мне. Меня в Полесье каждая собака знает.
Собака? Какая собака? Что он несёт?
- И пусть тебя не смущает мой внешний вид, - продолжал Никодим. - Это я для маскировки оделся в старое. А то мало ли что. Поймают здесь, у забора, в вечернем платье — греха не оберёшься. А так — дикарь. Что с него взять?
- Ну, хорошо, - поддался Тадеуш, перестав орудовать пассатижами. - А как ты мне поможешь?
- Вот это другой разговор!
Человек перешёл на заговорщицкий шёпот, прислонив лицо к самой сетке.
- В школе есть за заднем дворе хозпостройка. Из бетонных блоков. Пустая.
- Знаю. Мы там в пробки играем. - Между собой они называли это помещение «сараем». - А причём здесь школа? - спохватился Тадеуш.
- При том. Мой надёжный человек у вас дворником работает. Слушай дальше. Завтра пойдёшь туда на перемене. Один. Он тебя там будет ждать. Обо всём с ним договоритесь.
- О чём я буду с ним договариваться? - всё еще не понимал Тадеуш.
- Он скажет. И покажет. А завтра вечером мы снова с тобой встретимся здесь же. Так что бросай пассатижи, чтобы наказание тебе непременно продлили. - Никодим расплылся в самодовольной улыбке. - Видишь, как я много знаю. Про тебя. Про привычки пана Адама.
Смысл же помощи по-прежнему ускользал от Тадеуша. Дворник какой-то. Никодим этот, то ли дикарь, то ли шпион. Которого знает всё Полесье.
«Ладно. Потерпим до завтра. Если что, сдам его учителям», - решил панёнок.
Встреча в школе с дворником, однако, состоялась, как и планировалось. И прошла без всяких происшествий.
Никодим, едва Тадеуша привели на следующий вечер к ограде, уже поджидал клиента у забора.
- Ну, как? - поинтересовался он. - С планом ознакомлен?
- Ознакомлен, - подтвердил Тадеуш без всяких видимых эмоций, демонстрируя наследственную деловую хватку. - Что хочешь взамен?
- Чувствуется сын пана Адама! - обрадовался Никодим. - Ни в какие благородные порывы не верит.
- И всё-таки?
Соблазнитель ещё понизил голос, хотя, казалось, уже некуда.
- Тачка лука!
Тадеуш фыркнул.
- Губа не дура. Почему не телега?
- Ну, ладно, ладно, - отмахнулся Никодим. - Ты эти ваши торговые штучки брось. Мы тоже не новички. Цену себе знаем. Половина тачки! - выпалил он
Папаша бы раздел этого горе-продавца в один несущественный момент времени. К сожалению, он ему сейчас не союзник.
- Ведро! - твёрдо сказал Тадеуш, и Никодим принялся что-то пересчитывать в уме, глядя на небо и шевеля губами.
Наконец он выдохнул:
- По рукам! Лук передашь мне завтра на этом самом месте.
- А твоя услуга когда?
- На следующий день.
- Смотри, не обмани меня, - пригрозил Тадеуш. - А то и тебя, и твоего дворника пустят на ремни.
- Не извольте беспокоиться, ясный пан, - полушутливо отозвался Никодим. - Мне моя репутация дороже.
Свою часть обязательств Тадеуш выполнил на другой день, хотя мог бы и раньше. Перекидал ведро лука (по одной головке) через забор. Никодим показал ему большой палец: мол, всё в порядке. Лук получен, к выполнению задания приступаю немедленно.
Оставалось только сообщить Джу о затеянной им авантюре и надеяться, что она тут же не побежит к родителям ябедничать.
В глазах Джу, однако, он не прочитал ничего, кроме восхищения собой, когда подробно и в то же время аккуратно изложил ей план.
- Ты сам это придумал? - взвизгнула она радостно.
- Конечно, сам.
Понимала ли она последствия, которые ожидали их в случае неудачи? Вряд ли. Но к неизвестному рвалась, как бабочка на пламя свечи. То ли от любопытства, то ли от скуки жизни огородной девчонки.
Дворник встретил их в «сарае», уже облачённый в робу, со стеклянными очками, защищающими глаза. Был он в них похож на карикатурную рыбу. Но смеяться над ним как-то не приходило в голову. Странный и страшный инструмент лежал на цементном полу. Длинный шнур питания тянулся от него к розетке.
- Это и есть твоя открывашка? - нарочито безразлично спросил Тадеуш, ощущая на коже прикосновения холода приключений.
- Она самая, - пробасил дворник. - Ну, кто первый?
- Я! - закричала Джу и без малейшего сомнения задрала юбку.
Скрежет «болгарки» заполнил комнату, и во все стороны посыпались плотоядные искры. Джу терпеливо стояла и лишь смотрела вниз, как будто это не ей таким диковинными способом пытались отрезать огромный висячий замок на латах.
- Получается? - спросила она.
Дворник, или кто он там был на самом деле, сказал несколько непонятных слов. «Болгарка» взревела ещё громче. Неужели этого шума не слышно снаружи?
- Не боись! - закричал исполнитель заказа, то ли услышав мысли Тадеуша, то ли себя ободряя.
Идея, надо сказать, сразу Тадеушу понравилась. Он думал об этом давно: снять латы с себя и Джу, чтобы обесчестить обоих, и тем самым уничтожить всякие попытки поженить их раз и навсегда. Правда, его мысли текли в несколько другом направлении: мерещилось выкрасть у отца ключ. Хотя, какой там ключ? До помолвки, теоретически, ещё можно было осуществить нечто подобное, а после — терялся всякий смысл. Ну, украдёт он ключ у отца? И что? То же самое должна будет сделать и Джу. А потом они каким-нибудь волшебным образом должны успеть встретиться и отпереть друг друга.
А план Никодима, хотя и в высшей степени дерзкий, был реальным. И доказательством тому служит тот факт, что сейчас они оба стоят в «сарае», а над ними работает некто с дьявольским ревущим инструментом в руках. Только бы успеть! Только бы получилось!
А Джу на самом деле только делала вид, что понимала суть задуманного. Она просто решила довериться здоровым женским инстинктам и Тадеушу. Жених всё-таки, хотя и не состоявшийся.
Из дворника снова фонтаном полилась речь, состоявшая из каких-то незнакомых, иностранных по-видимому, слов.
- Что он говорит? - попыталась перекричать «болгарку» Джу.
- Не знаю. Абракадабру какую-то.
- Он точно из наших мест? Не шпион?
Мужик тем временем сердился всё больше и больше. И орал на Джу, требовал не дёргаться.
- Да не дёргаюсь я! - отвечала смелая девчонка. - У тебя у самого руки трясутся. Как у дикаря после дневной смены на огороде.
- Может, по-другому как-нибудь попробовать? - предложил интеллектуальную помощь Тадеуш.
- Ты, молокосос, не в своё дело не лезь! - заорал истерично дворник. - Мы таких знаешь...
В этот напряжённый момент истины что-то взвизгнуло в инструменте, и вслед за звуком оттуда вылетел диск со страшными зубами. Он пролетел через всё помещение и вонзился в бетонную стену. Адская машина заглохла, и наступила звенящая тишина.
- Я щас! - успокоительно сказал дворник, будто это неловкое событие было всего лишь частью технологической цепочки.
С этими словами он выскочил за дверь.
Джу продолжала стоять посередине комнаты с высоко задранной юбкой и латами, которые находились ровно на том же самом месте, как и в начале операции. На замке, впрочем, она заметила несколько серьёзных царапин и углублений.
- Мощная штука! - похвалила она сломанную машину. - Металл режет, как картон.
Тадеуш потрогал рукой замок и даже подёргал его, шатая невесту из стороны в сторону. Судя по всему, основная прочность защитной конструкции нарушена не была.
Двери сарая распахнулись. В образовавшуюся щель, вместо ожидаемого дворника, протиснулось лицо Аманды. За ней появился Аарон. А потом — чуть ли не весь персонал школы и многочисленные любопытные ученики с ехидными физиономиями. Кто-то ужасно завизжал. Не понятно, кто, но это точно была не Джу.
Глава 7
- Ну, что, - сказал Тадеуш. - Две моих луковицы против двух твоих помидорин, что мой Богдан побьёт твоего Титомира.
- Идёт, - согласился Патрик, протягивая руку. - Когда?
- На перемене после математики. У «хлева».
Уже неделю прикованный к Тадеушу дикарь Богдан отравлял ему существование. Ни шагу не позволял ступить самостоятельно. И в туалет с ним вместе, чтобы проверить, хорошо ли заперты окна. И в класс — простучать стены и полы. И на перемене — стоит и откровенно прослушивает их трепотню на предмет заговора, тварь такая. А что, собственно, от него ожидать? Ему приказали — он выполняет. Бессловесное орудие в руках палача.
Договориться с ним Тадеуш, конечно, пытался. Мол, получишь от меня благодарность, только отойди подальше. Но тот ни в какую. Лупает зенками, будто не понимает, что от него хотят, и ни на миллиметр не отходит.
Тогда и созрела эта идейка с поединком. Практический толк в ней Тадеуш усматривал такой: Титомир сильнее (Богдан — это далеко не Кирей), он легко «выключит» соперника, и тогда его придётся учителям снять с поводка. Не таскать же мальчишке за собой бесчувственное тело на цепи. Ключ отец в школе, конечно, оставил на случай форс-мажора. А там что-нибудь придумается. Ну, не в этот раз, так в следующий. Главное — отработать механизм хотя бы временного отсоединения от себя паразита. Вопросов, чего они подрались, ни у кого из здравомыслящих людей не должно возникнуть. Бои между дикарями — обычное дело. Считается, что им это в радость. И хозяину победителя — хвала и честь.
В общем, дело решённое. После математики.
С Джу их рассадили в классе по разным углам. До свадьбы, как издевательски пошутила Аманда. Девчонке тоже, видать, досталось от родителей за попытку опозорить свой род — лицо её было густо замазано пудрой, а в походке замечалась лёгкая хромота. Но в её случае обошлись хотя бы без персонального дикаря, и то ладно. На Тадеуша она старалась откровенно не пялиться, но исподтишка косилась и даже, казалось, улыбалась. Чему? Тому, что авантюра его провалилась?
На уроке Аманда устроила показательную моральную порку непослушной паре. Волюнтаристски перескочив через несколько обязательных тем занятий, она вдруг ни с того ни с сего принялась рассказывать про жизнь и деятельность пана Арнольда, изобретателя анального свистка. В мельчайших подробностях были рассмотрены принципы действия устройства и области его применения. А в самый неожиданный момент Аманда вдруг мечтательно закатила глаза и произнесла:
- Вот нам бы парочку таких! Правда, пан Тадеуш?
Класс неприлично заржал, без труда уловив намёк.
- Тихо! Тихо! - притворно пыталась успокоить их Аманда. - А то за шумом мы даже и свистков не услышим.
Все так и покатились со смеху. Все, кроме, разве что, тех, против кого шутка предназначалась, да дикарей с Патриком, зависшем с раскрытым от непонимания ртом.
На перемене одноклассники продолжили на разные лады муссировать и обсасывать скабрезную шутку, доведя самих себя смехом до оскомины. Тадеуш молчал, мысленно сочиняя суровую месть для каждого из них в отдельности. Они пожалеют, что родились на свет, когда...
- Эй, ты смотри, куда пятишься! - крикнул Тадеуш уборщице, протирающей полы, которая буквально чуть не опрокинула его своим мощным задом.
При этом он машинально подвинулся в сторону, освобождая ей дорогу. Но она тоже повернулась и снова задела его. Это возмутительно! Мало того, что к нему прицепили эту обезьяну, что над ним открыто издеваются вчерашние друзья, так ещё какая-то невоспитанная женщина с тряпкой припёрла его к стене. Вот-вот раздавит.
Уборщица как будто только сейчас заметила его.
- Ой! - воскликнула она. - Простите, благородный пан!
И вдруг неожиданно наклонилась к нему, прошептав:
- Вам привет от Никодима.
Тадеуш чуть не подавился луковицей. Когда же сказанное пробежало по долгой цепочке извилин и достигло центра управления нервной системой, он молча кивнул в сторону Богдана.
- Его не бойся, - отмахнулась уборщица. - Он ничего не понимает.
Тадеуш поднял брови и сделал удивлённое лицо: мол, откуда тебе, глупой бабе, это известно?
- Тоже мне великая тайна, - продолжила уборщица. - Он всю жизнь на грядках проторчал. Кроме «принеси» да «выкопай», не разумеет ни одного слова. Вам бы такие вещи, барин, знать следовало. Да, видать, берегут от вас жизненную мудрость за семью печатями. Впрочем, не только её.
Тадеуш повернулся к Богдану и сказал:
- Пан Адам — дебил.
Ни один мускул не дрогнул на лице дикаря.
- Вечером получишь сорок шлёпанцев.
Снова никакой реакции.
- Жрать хочешь?
Глаза Богдана вспыхнули радостным огнём.
- Ну, вы хватили, пан! - отозвалась уборщица. - Это слово они с детства знают, как «Отче наш».
Тадеуш вздохнул и решился:
- Ладно, старая. Чего тебе нужно?
- Не мне, пан, а вам. Никодим велел кланяться и спросить, не угодно ли чего?
- Угодно. Его, подлеца, высечь за прошлую услугу. Вот уж удружил! И вернуть должок.
- Зря вы так, пан. Технические накладки иногда случаются. Железо — не человек. Особенно если оно сто лет без дела пролежало.
- Ну, допустим, - несколько оттаял Тадеуш. - Что на этот раз?
Уборщица вытерла мокрой рукой лицо.
- Я как раз насчёт «должка», который вы изволили вскользь упомянуть. Есть ещё один способ, ясный пан. Можно отомкнуть замок и без ключа вовсе.
Тадеуш разочарованно усмехнулся.
- И танк без солярки может поехать. Ага. Знаем. И вечный двигатель существует. Осталось его только с чертежей на материал перенести.
Но уборщица была подготовлена к скептицизму клиента основательно.
- Мне Никодим так и сказал: пан сразу не поверит. Он умный и осторожный. А ты ему скажи: идите, пан, в библиотеку и найдите книгу о «медвежатниках».
- О ком?
- О «медвежатниках», - терпеливо повторила уборщица. - Только у библиотекарши ничего не спрашивайте, пан, а сами отыщите книгу на полках по каталогу. Материал засекреченный канцелярией короля. Если за помощью к ним обратиться, они сразу догадаются, зачем вам книга такая понадобилась.
Заинтриговала, старая.
- Ну, допустим. Прочитаю. И что дальше?
- А дальше, когда идея освобождения вами полностью овладеет, кивните мне на переменке в знак согласия. А я уж тогда назначу и время, и место.
Сказав это, она резко вернулась к прерванному беседой занятию — мытью полов. Заметила, видимо что-то подозрительное.
Ждать Тадеуш долго не стал — его прямо так и колотило от нетерпения узнать, что там за секреты такие королевские. На большой перемене пошёл в библиотеку и книгу ту отыскал на самом дальнем стеллаже. Пыльную и потрёпанную. Всю заляпанную жирными отпечатками пальцев таких же, видать, малолетних следопытов. Чтение настолько захватило его, что он чуть не опоздал на урок математики. Последнее, что он увидел, забегая в класс, была уборщица, сделавшая ему знак рукой. Они успели только мельком перекинуться парой фраз.
- Согласен, - прошептал он.
- Завтра, на уроке истории, - прошептала в ответ она.
- Как на уроке?!
- Вас не должно это волновать, ясный пан. Сидите смирно и улыбайтесь. И ни на что не обращайте внимания.
- Ты? - попытался угадать Тадеуш.
- Нет. Будет специалист. Всё. На нас смотрят.
Специалист, значит. Да у них тут целая агентурная сеть! Под самым носом у школьной администрации рассадник контрабанды и прочей уголовщины. Их что, без пыток на работу принимают?
Математика на этот раз тянулась дольше всякой истории и географии вместе взятых. Формулы летали в голове Тадеуша, будто птицы, но нигде не садились и улетали прочь. Столько событий надвигалось на него — какие уж тут формулы!
Толпа собралась у «хлева» приличная. Оно и понятно, зрелище ведь предстояло неординарное. Не каждый день такое увидишь. Титомир и Богдан вмиг уразумели, что от них требуется, и встали в боевые позы, кровожадно облизываясь, на потеху алчущей публике. Самсон дал отмашку, и бойня без всяких правил началась. Разгорячённые свидетели принялись свистеть и делать полезные, с их точки зрения, замечания бойцам.
То, что бой закончится не так, как он прогнозировал, Тадеуш понял сразу, едва дикари сблизились. Не слишком крупный и совсем непредставительный Богдан мгновенно нанёс серию хлёстких ударов по корпусу соперника, а сам легко ушёл от ответного града любезностей, обрушившегося на него. Затем он достал Титомира прямым в челюсть, пошатнув уверенность того в себе. Точку он поставил через пару секунд правым хуком, повалив тело врага к ногам хозяина. И довольный встал по стойке «смирно», ожидая похвалы и ласки. Вот же, блин, непруха! Получалось так, что вместо собственной свободы от опеки, он обеспечил её клятому Патрику. Да, умел подбирать трудовые кадры пан Адам!
К вечеру, однако, Тадеуш, продолжая заделывать дырки в заборе, вспоминал о поединке с некоторой долей удовлетворения. Видимо, в нём непроизвольно заговорил собственник, довольный качеством своей игрушки. Богдан-победитель, сидящий рядом в кромешной пыли, сыто икал и улыбался самому себе во сне. Пусть переварит награду от отца за победу. За то, что не посрамил луковое садоводство.
- Эй! - раздался голос Никодима стой стороны изгороди. - Как дела?
Тадеуш ответил ему только после хорошо рассчитанной и выдержанной паузы, чтобы слегка сбить спесь с виновника провала прошлой операции.
- Дела бывали и похуже.
И вообще он не собирался обсуждать с каким-то проходимцем без рода и племени свои мысли и чувства.
- Наслышан о твоём маленьком триумфе, - сдался Никодим.
- Тебе-то что?
- Да так. Слухи. В нашей скучной глуши любая драка — событие. Но ты прав: я не за этим ноги бил в такую даль. - Никодим хитро подмигнул. - На ведёрке лучку сговоримся за услугу, а? Как в прошлый раз.
Тадеуш мстительно осклабился.
- Харя треснет от чужого добра. Ты со мной ещё за прошлую отгрузку не рассчитался. Не находишь, приятель?
- Так ведь это... Накладка вышла. Не наша вина. Работу человек сделал честно.
- А мне нужен результат, а не работа. Вы там хоть школу спалите, мне по барабану. Будет результат — будет лук. Всё!
- Многообожаемый пан! - взмолился Никодим.
- Всё, я сказал.
В этот самый ответственный момент серьёзного взрослого торга Богдан вдруг открыл глаза. Первым делом он определил незнакомца с той стороны забора — сработали сторожевые рефлексы. А потом раскрыл рот и издал ранящий уши звук, очень похожий на сирену. С вышек тотчас замолотили пулемёты. Едва ли дикари разобрались, что к чему, и поэтому били наугад, по лесу. Никодим увидел в этом свой последний шанс. Он, как заяц петляя, пустился наутёк, к спасительной чаще. Не добежал он метров десять. Упал, сражённый безжалостной очередью.
Тут уж всё садоводство поголовно встало на уши. Гремели пустыми вёдрами, улюлюкали, бросали в воображаемого противника палки и камни.
- Кто это был? - заорал примчавшийся на шум пан Адам.
- Дикарь какой-то, - соврал Тадеуш, мысленно готовый к новому витку наказаний.
Но всё на этот раз обошлось. Мёртвого Никодима нашли в траве и признали в нём дикаря. По одежде, как он того и добивался. Бродят тут. А чего бродят? Сидели бы у себя в пещерах, никто бы им и слова не сказал. Закопали тело тут же, чтобы не доставлять лишней радости и пищи извечным врагам огородников — воронам.
На могиле дикарей опознавательных знаков не ставили, поэтому Тадеуш украдкой воткнул в свежий холмик ветку. Расскажет потом уборщице, где искать неудачливого предпринимателя. Может, найдётся живая душа, желающая пролить над ним слезу. Хотя, делая это, он мысленно вопрошал себя: зачем? То ли ему своих забот не хватает, чтобы с чужими возиться. О «медвежатниках» теперь придётся забыть и смириться с неизбежным. Или искать другой путь.
Глава 8
Урок истории проходил в обычном режиме. Никто больше не вспоминал о Тадеуше и его невесте. Чего о них вспоминать? Вот они, на разных партах. Далеко друг от друга. Богдан настороже, готовый к любым неожиданностям. Счастливый Патрик без побеждённого соглядатая, пока того ремонтирует папин ветеринар. Или пока другого не выпишут.
Скрипучий и противный голос Аманды плыл над аудиторией хищным коршуном:
- И тогда поляне пошли на них войной. Чтобы вернуть свои исконные пашни и освободить сородичей из-под гнета басурман. Долгих десять лет длилась война, и унесла она жизней многие тысячи. И конца той войне не было видно. И тогда сообразили старейшины, что одним полянам не справиться с бедой, и вступили они в союз с бесчисленной ордой чучумбеков. И обещали они поделиться с чучумбеками урожаем после победы.
Тадеуш почувствовал, что пол под его ногами зашевелился. Качнулась доска и отодвинулась в сторону. Из получившейся в результате повреждений дыры на него блеснули два взволнованных глаза с красными прожилками от бессонницы.
Что за ерунда? Никодима подстрелили. Уборщица пропала в то же день, заметая, видимо, следы, чтобы не спалить всю подпольную организацию. А это тогда, получается, кто?
Человек под полом тем временем продолжал активно действовать. Вот уже вторая доска была оторвана и сдвинута. Вот показалось его лицо со следами жизненного опыта, и высветился из темноты грязный палец, прижатый к губам — общепринятый сигнал, призывающий к соблюдению взаимной тишины.
Тадеуш покосился в сторону Богдана: сидит, развесил уши, будто ему интересно, что Аманда там вещает. Будто он понимать научился разумную речь. Слюни пустил.
Человек под полом полностью высунул на свет голову в вязанной чёрной шапочке, а затем и обе его руки легли локтями на поверхность, держа какие-то приспособления. Присмотревшись внимательнее, Тадеуш узнал в них связку отмычек — точь-в-точь как на картинке в книжке про «медвежатников». И тут он сообразил, что, пожалуй, человек этот ничего и не знает о последних потерях в их агентурной сети . Ему дали задание, и он его будет выполнять согласно расписанию, а что там Никодим не выходит на связь — так мало ли какие дела у занятого важными делами человека.
Подтверждая эти догадки, «медвежатник», не спрашивая разрешения, стянул с Тадеуша штаны и воткнул одну из отмычек в горло замка. Ловко как управляется, зараза. Действительно, специалист. Неужели час свободы приблизился?
- Чучумбеки были отличными воинами. Они знали толк и в оружии, и в тактике ведения боя. И уже через месяц на всех фронтах произошёл перелом... Пан Тадеуш, что вы там делаете? Положите руки на парту!
Весь класс, как по команде, посмотрел в его сторону, но ничего предосудительного не обнаружил: прямо сидящий, как написано в школьном своде правил, ученик рядом со своим цепным рабом. Глаза, правда, у него возбуждённые чуть больше необходимого. Ну, так и Аманда сегодня в ударе. Вон какую быль излагает. Заслушаешься.
Не найдя повода для дальнейших придирок, учительница продолжила:
- И поняли тогда сусулы, что недолго им осталось чужую землю топтать. И призвали они на помощь дробцев с бумберами. И обещали им взамен жён своих, потому что те своих женщин извели да переделали в существа бесполые. И пошла война шириться и углубляться с новой силою, вовлекая в себя всё больше народов. И всё меньше оставалось земель под посевами, и превращались они в кладбища да пустыри огромные.
Она сделала паузу, чтобы смочить глотком воды пересохшее горло, и в наступившей тишине раздался вдруг отчётливый металлический лязг.
- Что там опять у вас такое, пан Тадеуш?
- Цепи, - тусклым голосом ответил ученик, гремя в воздухе мнимым доказательством.
Аманда сокрушённо покачала головой.
- Что-то слишком уж много от вас беспокойства в последнее время. Такой был хороший послушный мальчик. Я вас ещё младенцем на руках... А тут... Я надеюсь, это у вас обычный переходный возраст, а не что-нибудь серьёзное, хроническое.
Тадеуш снова дёрнул в руках цепями, чтобы сокрыть источник реального звука, который теперь шёл из-под парты непрерывным потоком.
- Нет, он над нами издевается! - не выдержала Аманда. - Хотите проверить моё терпение на прочность?
- ****а-гавёна! - ответно вспылил Тадеуш, сообразив, что в его случае лучше устроить громкий скандал, чем быть пойманным с поличным в очередной раз. - Да кому ты нужна, проверять тебя, чернильница ты дырявая? Посадили на цепь, а теперь претензии предъявляют за шум. Логику включи, тупица!
- Я никого на цепь не сажала! - поддалась на спланированную провокацию Аманда. - Вы, пан, сами заслужили её своим непристойным поведением. С вами поступили в высшей степени гуманно и целесообразно. Поляне, знаете, как за такие проделки со своими детьми поступали?
- Как?
- Заставляли их есть землю вместо картошки с чесночком. И запивать бензином.
- Вот-вот! Побудь в моей шкуре! - поддержал учительницу Патрик, наверное, впервые в жизни. - Потаскай на себе это дерьмо. А то дразнятся и убегают.
Разговор стал вырисовываться какой-то неконкретный и нервный, с множеством действующих лиц, что явно играло Тадеушу на руку.
Другие ученики тоже загалдели. Над головами пролетел брошенный кем-то учебник по «Ядерной ботанике». Сам хаос, по всей видимости, устремился на помощь несчастному отроку в его справедливой борьбе за независимость. И он искоса, между репликами, поглядывал вниз — скоро ли? «Медвежатник», осознавая ответственность момента, трудился в поте лица, меняя отмычки и совершая молниеносные движения пальцами, пока...
Тадеуш не столько понял, сколько почувствовал: что-то вдруг пошло не по плану.
- Опа! - сказал громко вслух человек под партой, рискуя быть разоблачённым.
Глаза его неправдоподобно округлились. В руке он держал переломленную пополам отмычку. Где же тогда её вторая половина?
Пока Тадеуш искал ответа на этот возникший в его сознании вопрос, «медвежатник» в считанные секунды (и всё так же без слов) свернул свою бурную деятельность и исчез под полом, не забыв аккуратно поставить на место доски. Как будто его здесь никогда и не было.
- Всё, что ли? - произнёс растерянно вполголоса Тадеуш и одновременно увидел вторую половину отмычки, торчащую из замка.
Катастрофа, ещё не до конца осмысленная им, была готова обрушиться на него со всех возможных сторон: в лице разъярённой Аманды, в том числе, быстрыми шагами приближающейся к его парте. Он нырнул вниз, не заботясь сейчас о том, что придется врать в своё оправдание после, и натянул обратно штаны. И очень вовремя. Хищный взгляд исторички вонзился в него секундой спустя.
- Значит, вы вот так? А я вот так!
Она, конечно, несла сущую чепуху от возбуждения, и её можно было бы смело проигнорировать, но в ход пошла указка, несколько раз опустившаяся на голову Тадеуша. Не так больно, как отцовская плеть, но всё-таки обидно.
- За что? - закричал Тадеуш, готовый обороняться и, если потребуется, перейти в наступление.
- Эх-х-хо!
Это Патрик, не обременённый тяжестью Титомира, обрушился на Аманду всем своим весом сзади. Не для какой-то особой цели, а в силу неуёмного характера и под влиянием неспокойной обстановки в классе.
«Всё, - промелькнуло в голове у Тадеуша. - Пока спасён».
Глава 9
Пан Волдырь гостил в «Витязе» уже целый час. Потягивал чаёк, туманно и витиевато рассуждал о новых экспериментах с климатом. Хвалил короля. Пересказывал мимоходом сплетни о нелегальных любовных похождениях полян.
Тадеуш вынужден был присутствовать и слушать эту бессмысленную тягомотину. Тратить воскресенье, единственный выходной, на общение со взрослыми. Полоса в жизни пошла — чернее не бывает.
- Может, полезное что для себя почерпнёшь, - сказал отец, поясняя отпрыску расклад.
Да что там черпать? Король молодец, садоводы — опора отечества, дикари — лодыри, остальные мало платят налогов и недостаточно патриотичны. У него отмычка сломанная в штанах, а он про налоги должен слушать и «черпать».
Эта отмычка, как бикфордов шнур замедленного действия, неумолимо приближала его к взрыву. Жить ему оставалось максимум две недели — до планового похода к кузнецу. Или до того момента, когда папаше приспичит проверить крепость замка. Что последует за получением новых улик против него, он даже во сне боялся представить.
Единственное, до чего он инстинктивно догадался, так это не нервировать родителя. Угождал, не спорил, на лице носил выражение смирения и покорности. Напросился с ним вместе обойти подвальные запасы, к чему раньше испытывал стойкую неприязнь. Пан Адам с радостью, в сотый уже раз, показал и рассказал ему, где стоят банки с маринованным луком, а где — мешки с сушёным. Прочитал лекцию о том, как проращивать семена, как кипятить банки перед закруткой консервов. Парадным шагом они прошлись вдоль полок с бесчисленными заготовками, заначками, заквасками, закрутками, засолками. Куда это всё? Куда столько?
- В следующем году планирую увеличить посевы, - признался добродушно отец, думая, что для подобного рода откровений наступил подходящий момент. - Ты становишься взрослее. Справимся.
- А прошлый урожай куда?
- Дурень! Обменяем на морковь, муку, одежду. И тут ещё, рассказывали, будто машины такие появились, чтобы отделять шелуху от головки. Вот, подумываю приобрести. А изобретатель цену заломил и не торгуется.
Скука! Скукотища смертная! И сам никчемную жизнь прожил, и ему такую же долю готовит. Ему волю дай — всех уксусом польёт и в банки закатает.
- Да-а, - откуда-то снаружи проник в его мозг пан Волдырь, отвлекая от грустных мыслей. - Падение нравов — это настоящая проблема. Это, я бы даже сказал, вызов времени. Особенно в среде молодёжи.
- Это точно, - покивал пан Адам, бросив короткий взгляд на сына. - Никаких моральных устоев. Никаких ограничений. Только дай, дай, дай... Заветы предков отвергают. На бога плюют.
- Старших не уважают, - вторил ему Волдырь. - Общую пользу не признают. Я вот как раз с тобой хотел поговорить на эту тему.
- Говори, что ж.
- Задумали мы с собратьями по большой политике одно дело: гражданский трест организовать. Чтобы вот он и занимался вопросами морали и нравственности. Собрать под его крыло лучшие умы, просветителей да ораторов. И знание людям нести. Даже насаждать силой, в какой-то мере. Добро, оно, понимаешь должно быть с острыми клыками. Агитаторов по всей земле пустим. С хорошо обученной дружиной. С качественной полиграфической продукцией для наглядности.
- Инициатива стоящая, - оценил идею пан Адам. - На какие средства думаете существовать?
Волдырь обрадовался вопросу, как дитя новой игрушке.
- Тут у меня тоже идей полно. В голове не помещаются... Слушай, ты бы панёнку поручил дело какое, пока мы обсуждать будем.
- Тадеуш, ты все дырки заделал? - спросил отец борющегося со сном сына.
- Все.
- А антикоррозином помазал?
- Помазал.
Пан Адам задумался, но Тадеуш не дал ему родить для него новое задание.
- И вообще, сегодня воскресенье. Я с прошлого месяца не отдыхал.
- Потому что были тому причины, обормот! - немедленно озлился отец, но тут же смягчился. - Ладно. Иди проветрись. Дикарями покомандуй.
Мужчины продолжили свой взрослый разговор, а довольный Тадеуш, совершенно один, отправился побродить в одиночестве среди грядок и поразмыслить. Богдана от него на выходные отцепили. Тот последний скандал в школе на Патрика списали. Жирную точку (в буквальном смысле) поставил именно он. Жить можно. Вот только если бы не отмычка...
Он пытался её, окаянную, вытащить сам пассатижами, но только короче сделал, обломав у самой поверхности замка. Проблемы это не решало — кузнец всё равно обломок найдёт. Хоть грязью заляпывай, хоть луком — почистят и найдут. Идеи приходили на ум разные, но были либо технически невыполнимы, либо рискованны до жути. Как та, например, с расплавленным свинцом. И где его взять, свинец этот, непонятно, и что потом рассказывать, откуда он взялся. И посоветоваться не с кем. Один он со своей бедой.
Горестно беседуя с самим собой, Тадеуш и не заметил, как очутился возле своей облюбленной сетки. Ноги, наверное, сами вынесли, демонстрируя уловный рефлекс в действии. Дикарь-охранник, имени которого он не знал (кто-то из новеньких, пойманных недавно Валуем в лесу), откровенно дрых на травке, прислонившись к столбу. Сразу видно, непуганый. В другое время он бы схватил дружеского пинка от Тадеуша, а теперь — плевать. Пусть набирается сил. Они ему пригодятся.
Тадеуш сам сел на траву, прислонившись спиной к сетке. Закрыл глаза, ожидая озарения или любого другого чуда...
- Ы! - послышалось за оградой.
- Соня!
Он вскочил на ноги и встал возле сетки, не веря глазам: она, любимая, единственная. С распущенными по плечам волосами. Босая и улыбающаяся. В дневном свете выглядевшая ещё более соблазнительно, она будто обдавала кипятком его сердце и плавила суставы.
- Боже мой! Я думал, никогда тебя больше не увижу. Соня!
Он дотронулся до её пальцев через ячейку сетки и заплакал.
- Ы, - сказала Соня.
- Что? Что ты говоришь? - не понял он, переставая всхлипывать.
Она держала на ладони маленький круглый шарик, типа как из пластилина, и улыбалась во всю ширину загорелого лица.
- Это мне? - спросил он удивлённо.
- Ы! - Соня энергично замотала головой и показала рукой в сторону единственной на участке жилой постройки — их с отцом дома.
Тадеуш сообразил не сразу.
- Папе?
- Ы! - Соня захлопала в ладоши, довольная его сообразительностью.
- Это яд? - сдавленным голосом спросил он.
Соня нахмурилась. Её взгляд красноречиво говорил: ох, уж эти тупые садоводы! Потом она догадалась, что нужно показать: сложила лодочкой ладони и опустила на них свою прелестную головку.
- Снотворное! - обрадовался Тадеуш. - Но зачем?
Соня наградила его целой пантомимой, смысл которой сводился к следующему: дай отцу выпить лекарство и выбирайся наружу, а я знаю, как тебе помочь. Как нам помочь, кричали её глаза.
Тадеуш решительно взял шарик и положил в карман, мимоходом ощутив его тепло и упругость — травы, наверное, какие-нибудь дикарские.
- Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, - произнёс он.
Соня дотянулась до его губ пальцами, предварительно смочив их слюной, и он долго не отпускал их, страстно облизывая. Они рисковали каждую секунду, проведённую у изгороди, и Тадеуш опомнился первым.
- Всё исполню, - пообещал он возлюбленной на прощанье. - Иди. Тебе нельзя здесь больше оставаться. И осторожней. К земле пригибайся.
Последним предостережением он снабдил Соню, памятуя неудачливого Никодима. Но дикарка только легкомысленно отмахнулась и исчезла из виду. Да так ловко, что даже он, предположительно зная, где она пробирается, не наблюдал ни шевеления полыни, ни вспорхнувших испуганных птиц.
Когда он вернулся к взрослым, пан Адам с гостем продолжали чаёвничать, но разговор уже скатился к обычным пустякам. Пан Волдырь советовал привязывать особо буйным представителям школьной молодёжи гири к ногам. Отец соглашался с ним, с одной оговоркой: это должно решаться совместно с педсоветом школы. Для придания делу законности. Тадеушу не составило труда вызваться к ним в слуги:
- Папа, тебе ещё чайку плеснуть?
- Давай. И себе плесни тоже.
- А вам, пан Волдырь?
- Нет, он уже уходит.
До темноты оставалось совсем немного.
Глава 10
Тадеуш впервые перебрался через забор сам, без помощи Кирея. Тот новенький, что давеча сладко дремал, нарушая инструкции, сунулся, было, к хозяину с нравоучениями, но в виду неопытности получил достойную отповедь.
- Ты мне ещё указывать будешь, дрянь, - разозлился на него панёнок для виду. - Твоё дело — дыру стеречь, а не хозяйского сына. У меня важное задание.
С этими словами он вскарабкался по сетке наверх и спрыгнул в мягкие заросли полыни, где его уже с нетерпением ждали.
Соня приложила палец к губам, как будто он сам не понимал, что шуметь в их ситуации нет необходимости. Она позволила ему лишь мимолётно обнять её ради соблюдения приличий, а потом достала откуда-то ленточку и показала жестами, что с её помощью рыцарю следует повязать глаза. Чтобы дорогу не запомнил, значит. Тадеуш не противился, но лёгкая досада кольнула в сердце — выходит, что не доверяют ему Сонины соплеменники.
Однако, едва они тронулись в путь, как пустые обиды покинули его. Чувство эйфории вытеснило все остальные. Они шли с Соней, взявшись за руки, через лес, и каждый шаг отдавался в его груди радостным перестуком. Он не имел ни малейшего представления, куда она его ведёт и зачем, но ему было решительно всё равно. Лишь бы с ней. Хоть на какое-то время. А там — пусть они его целиком закуют в железо. Не страшно.
По небу величаво плыл гордый Задурн, наполовину скрытый облаками, практически не освещала им путь, но Соня шла уверенно, не спотыкаясь, словно её глаза могли видеть в темноте. Тадеуш покорно волочился за ней, полностью доверившись своей проводнице и любовнице. Чтобы отвлекать себя от усталости, которая навалилась на его нетренированное тело практически сразу, он стал считать в уме. Досчитал до трехсот, сбился и начал всё снова. Так повторилось несколько раз, пока их путь, казавшийся уже бесконечным, неожиданно завершился.
Когда повязка была снята с его глаз Сониной ласковой рукой, он увидел, что они находятся на краю лесной опушки, посередине которой, вокруг огромного костра, собралась несметная толпа. Человек сто, наверное. А то и все двести. Если, конечно, это слово, «человек», применимо к дикарям. Ярко-оранжевые языки пламени устремлялись высоко в небо, смешиваясь искрами со звёздами.
Они присели вдвоём на бревно, как ему показалось, незамеченными, и стали наблюдать за событиями.
Похоже, дикари играли в какие-то свои игры, смысла которых Тадеуш уловить не мог. Они напоминали ему то салочки, то прятки. Правда, с какими-то более сложными правилами. Победителей от проигравших можно было отличить лишь по ликующим крикам или рёвам разочарования. Спросить же, в чём суть, было не у кого. Соня радостно хлопала в ладоши и толкала Тадеуша в бок локтем. Ему не оставалось ничего другого, как делать вид, что он тоже является полноценным участником действа.
Затем рисунок событий резко поменялся. Игроки разбежались, а к костру выскочила молодая женщина-дикарка. Круг зрителей раздвинулся, освобождая для неё место. Она стала совершать некие соблазнительные движения бёдрами, подбегала к мужчинам, поворачиваясь к ним трясущимся задом, и те благодушно шлёпали её по ягодицам. Дело шло к тому, что она вот-вот окажется прямо у носа новоявленного дикаря Тадеуша. Придумать стратегию поведения он, однако, не успел.
Женщина застыла прямо перед ним, вскинула к небу руки и заголосила что-то нечленораздельное. Тадеуш буквально подпрыгнул на ноги, не зная, как в точности истолковать её крик.
На помощь ему пришёл высокий худой старик с корявым посохом из осины, появившийся неожиданно, и как бы из ниоткуда. Вся компания замерла, глядя на него, а из его уст вдруг полились обыкновенные человеческие слова:
- Твоя приходи мой дом. Моя принимай тебя.
Он сделал пригласительный жест, и Тадеуш вышел из тени к костру, повинуясь ему и удивляясь про себя, что дикарь, живущий на свободе, умеет говорить. Никаких сомнений не было в том, что он здесь царь и бог, призванный казнить и миловать. Соня тем временем приблизилась к старику и крепко обняла. Он с обожанием, в котором без труда угадывалась родительская любовь, оглядел её. Вот так сюрприз! Выходит, она — не простая гражданка леса, но дочь вождя племени дикарей! А, собственно, какое значение для любви имеют регалии?
- Моя дочь рассказывал мне много о тебе, - подтвердил его догадки старик. - Она просил меня тебе помочь.
Судя по выражению его лица, он не сразу согласился. Поди, отговаривал её. Бил за упрямство. Да, так и есть.
- Моя советоваться с духами. Долго говорить с ними. Приносить дары.
Племя издало какой-то дружный воинственный крик. Помнили, видать, подарок, поднесённый духам. Тадеушу полезли в голову назойливые мысли о жертвоприношениях и прочей чепухе — дань стереотипам, короче. Он гнал их, внутренне стыдясь самого себя.
- И дух моя сказать: приведи человек из фармерз хаус и дай ему пить напиток мудрости. И вот моя посылать дочь к тебе. Мазерфака!
- Мазерфака! - подхватили присутствующие незнакомое слово, походившее на колдовское заклинание.
К Тадеушу приблизились двое дикарей, одетых в набедренные повязки. Они вдвоём держали в руках сосуд рогообразной формы.
- Снимай штаны, человек из фармерз хаус! - прогремел вождь.
Тадеуш послушно, не мешкая ни секунды, выполнил приказ, оставшись лишь в рубашке и латах. Грянули барабаны. Дикари принялись дёргаться под их ритмы и издавать гортанные звуки.
- Пей! - скомандовал старик.
- Пить? И что? Латы от этого сами отвалятся?
- Сами отвалятся, - грозно подтвердил старик.
Тадеуш принял рог, едва не рухнув на землю от его тяжести. Готовые к такому повороту дела дикари, помогли устоять ему на ногах.
- За любовь умираю! - торжественно произнёс юноша. - За тебя, Соня!
И припал губами к напитку.
Горло и желудок обожгло неприятным огнём. В глазах стало ещё темнее. Блики костра слились в один сплошной кровавый сгусток пламени.
Сонин отец достал откуда-то колёсообразный предмет, обтянутый с одной стороны кожей, и обвешанный металлическими побрякушками по периметру. Ударил в него ладонью. Звук словно вонзился Тадеушу в мозг, дойдя до самого что ни на есть нервного центра. Старик стал подпрыгивать, ударяя в свой диковинный инструмент, и кружиться на месте, как смерч. При этом он периодически запрокидывал голову и неистово смеялся. Его подданные вторили ему грохотом копей и устрашающими криками.
Какой-то дикарь, совершенно голый, принёс живую курицу, держа её за ноги, отчего она била крыльями воздух и неистово кудахтала. Вождь неуловимым движением схватил птицу за шею и резким взмахом ножа отрезал ей голову. Хлынула никчёмная кровь, орошая смесь песка и хвои под ногами зрителей. Затем он отрезал ей обе когтистых ноги, и они продолжали некоторое время сжиматься и разжиматься в предсмертных судорогах. Одну протянул Тадеушу, другую оставил себе, принявшись мазать лицо кровью, должно быть демонстрируя, что нужно делать. И молодой отрок последовал его примеру.
Тут очертания леса размылись в его глазах. Качнулись в стороны деревья. Откуда-то появился двойник вождя. А потом и Сони. Так проявлялись действия странного волшебного питья и куриной крови. Впрочем, уже неважно. Только бы помогло. Только бы не даром весь этот жуткий карнавал смерти.
Небо стало ближе. И немного светлее, как будто.
- А-а-а-а-а! - закричал измученный Тадеуш и выплеснул на присутствующих содержимое желудка.
Дальнейшее он помнил смутно. Тропинка, петляющая по лесу. Обнимание с деревьями. Холодное дно оврага. Лужа, полная рыжей грязи. Звёзды, хороводом вертящиеся на небосводе.
Потом он каким-то чудом очутился возле главных ворот родного садоводства, преодолев пространство и время.
- Открывайте, гады! - закричал он, пиная равнодушный чугун ногой. - Всем по сорок шлёпанцев!
Полетели ботинки, которые он почему-то держал в руках. И носки, спрятанные в карманах.
На его крики в смотровую будку прибежал Валуй. Признал в буяне панёнка и открыл для него ворота. Пока механизм совершал свою нелёгкую работу, Тадеуш продолжал осыпать нелестными эпитетами дикарей, школьных товарищей, которые здесь были совершенно ни причём, учителей (этих — вполне обоснованно) и даже самого создателя Вселенной.
- А где этот старый пердун? - досталось напоследок родителю, когда ворота полностью раскрылись.
Получив ответ, что тот почивает, Тадеуш удовлетворился им полностью.
- Дай-ка я тебя поцелую, Валуй, - последовало другое предложение, осуществить которое Тадеуш не смог.
Он обмяк на руках верного Валуя и тут же захрапел. Без штанов, но по-прежнему в латах и рубашке. Ни напиток мудрости, ни духи, видать не справились с заданием, но Тадеуша это нисколько не волновало. В довершение портрета: босые ноги его были до колена испачканы грязью.
Глава 11
Когда пан Адам посмотрел на часы, они показывали одиннадцать утра. За окном радовалось очередному дню неутомимое солнце, и слышались удалые крики дикарей на огороде. В дверях стоял напуганный Валуй, видимо, уже давно дожидающийся пробуждения барина.
- Что происходит? - вымолвил пан, и Валуй повалился на колени.
- Беда! - только и смог сказать он.
Одеваясь, хозяин лукового садоводства чувствовал лёгкую тошноту и слабость в коленях, не понимая причины недомогания — от чая разве можно так отравиться? А другого вечером он и не брал в рот. Валуй в это время бился об пол лбом, и толку от него не было никакого.
- Где Тадеуш? - прохрипел пан.
Он, наверное, печёнкой почуял, что его сынок имеет какое-то отношение к происходящему: и к неожиданному позднему утру, и к странному поведению Валуя. Его фантазия рисовала ему самые мрачные картины, и они во многом сбылись, когда он преступил порог детской.
Тадеуш лежал на голом деревянном полу. И сам был одет лишь в латы. Лицо его, испачканное грязью и лесным мхом, выражало крайнюю степень страдания. Ботинки его, хотя и стоящие почему-то аккуратно, были грязны до неузнаваемости. Один носок свисал с подоконника, другой был надет на голову игрушечного зайца. Рубашка, ещё вчера почти новая, валялась в углу бесформенной заскорузлой тряпкой. Штанов нигде не было вообще.
В правой руке панёнок сжимал окровавленную куриную лапу.
- Кто?! - ужасно закричал пан Адам. - Что?!
Он, как пушинку, сгрёб тело четырнадцатилетнего увольня в охапку и одним рывком поднял его на ноги, которые, впрочем, отказывались держать своего хозяина. Тадеуш открыл бессмысленные глаза, щурясь от яркого света.
- Папа, - счастливо улыбнулся он, но тут же без всякого перехода погрустнел. - Они заставили выпить меня какое-то мерзкое зелье. Но, мне кажется, оно испортилось в их погребах. Смотри: латы на месте. А должны были отвалиться.
- Где?! - снова закричал пан Адам.
Похоже, из его обильного запаса речи выпали целые группы слов и выражений, и остались одни лишь вопросительные знаки.
- Штаны спёрли, - пожаловался Тадеуш. - Они настоящие волшебники. Не чета нам, крестьянам.
Он поднял руку с куриной лапой вверх, будто намереваясь осенить родителя крёстным знамением.
- Как?!
Этот последний вопрос пана Адама относился к легкомысленно торчащей из замка отмычке, которую он только что заметил.
Тело Тадеуша пустым мешком полетело обратно на пол, а хозяин вылетел пулей из комнаты. Панёнок поморщился от боли, сопровождавшей жёсткое приземление.
- Принесите водички. Умираю!
Но никто не бежал к нему подобострастно с полным ковшичком. Только какие-то крики отдалённые доносились с улицы. Потом загремел мотор танка.
- Папа! - Тадеуш подскочил на ноги и, преодолевая слабость, бросился к подоконнику, все ещё плохо владея телом.
По дороге он два раза упал, но боли не чувствовал совершенно. После нескольких попыток ему удалось раскрыть окно, справившись с непослушной щеколдой.
- Папа!
Поздно. Танк уже выезжал за ворота. Валуй и ещё несколько вооружённых дикарей стояли на броне, готовые помогать хозяину совершать акт отмщения. Любой ценой.
- Папа!
Набросив грязную рубаху на тело, Тадеуш выбрался наружу и обомлел: такого садоводство «Витязь» не помнило со дня своего создания — чтобы настежь были распахнуты ворота, оставленные совершенно без охраны. Перепуганные до смерти дикари-огородники попрятались на грядках и в хозпостройках. Все сторожа, видимо, уехали с паном Адамом. Естественно, кроме тех, кто был прикован к пулемётам на вышках, или сидел на цепях по периметру. В этот момент Тадеуш понял, что никто, кроме него, не закроет ворота. Никому, кроме него, это не по силам.
Когда ему, наконец, удалось разобраться с затворным механизмом и привести его в действие, он провалялся целый час в тени, вылив себе на голову ведро воды и почти столько же выпив. Иногда он, пересилив себя, вставал только для того, чтобы подойти к тому месту в ограде, с сеткой, и проверить, не возвращается ли отец.
- О, боже! - причитал он. - Зелье ваше поганое! Пропадите вы пропадом!
Затем, в одно из редких мгновений умственного просветления, до Тадеуша донеслись звуки отдалённой канонады, и он беспомощно заплакал, уже ни на что хорошее не надеясь. Пан Адам рассердился не на шутку, и теперь бедным дикарям доставалось за то, что посмели помочь (нет, только возжелали) барскому сыночку. Не зря старик-вождь не хотел слушаться дочери. И вот теперь где-то там, в лесу, под пулемётными очередями, под ударами пушек, бегали обезумевшие от страха дикари и среди них — его Соня. Милая, единственная...
Тадеуш то порывался куда-то бежать, то садился в бессилии. Куда? Зачем? Как он может помешать судьбе творить неизбежное?
Но и канонада, в конце концов, затихла — не могла же она продолжаться вечно. И патроны иногда кончаются, и силы. И человеческие жизни.
Тадеуш вышел к воротам встречать отца, едва завидел вдалеке знакомую глыбу танка, медленно катившую по полю. По бокам шагали прирученные дикари их садоводства. А впереди процессии шёл Валуй, несший на своих могучих руках тело пана Адама с торчащим из груди обломком копья. Он остановился, не доходя до ворот метров двадцати, аккуратно положил тело на землю, и Тадеуш побежал к ним навстречу.
- Папа, прости меня! - прошептали его губы, когда он склонился над уже остывшим покойником, но тот оставался безмолвным.
Теперь навсегда.
Глава 12
Длинная вереница танков, бронетранспортёров и самоходных гаубиц вытянулась чуть ли не на километр. Они торжественно и плавно двигались в сторону Упокойного Холма, где уже была вырыта могила, и пастор Хром, наряженный в ритуальные траурные одежды, стоял возле открытой ямы с томиком Библии в руках в ожидании прибытия тела усопшего. На повозке, прикреплённой к головному танку, которым управлял Валуй, возле гроба сидел убитый горем Тадеуш. Вооружённые дикари «Витязя» бежали по бокам каравана, готовые в любую минуту отбить атаку, если она вдруг произойдёт. Но никто на них не нападал. Возможно, враги сами сейчас зализывали раны и хоронили своих погибших, а, может, и просто соблюдали неписаный кодекс чести.
Печальная процессия взяла холм в кольцо. Садоводы, а также их жены и дети выбрались из тяжёлых военных машин и собрались в тени раскидистого дуба, чтобы почтить память пана Адама своим участием в панихиде. Пастор Хром начал проповедь и молитву, что продолжалось немногим более часа. Затем гроб с телом опустили в яму, и Тадеуш согласно древнего обычая бросил первую горсть земли. Его глаза были абсолютно сухими. Держался он ровно, и только взгляд его, пустой и отрешённый, мог многое рассказать о том, что он пережил в эти дни.
Садоводы один за другим прошли мимо не него, произнося слова соболезнований и утешений, и процессия двинулась в обратный путь — к знакомому дому с новым молодым хозяином в нём.
На поминках пили кисель и говорили речи, вспоминая, каким отважным, добрым и рассудительным был пан Адам. Как он рачительно хозяйствовал в своём садоводстве. Как чтил законы и устои. Высказывались о его лепте, которую он внёс в дело землепользования.
- Никто, кроме него, не умел так предсказывать погоду, - вспомнил пан Виктор. - Если скажет, что завтра дождь, то скорее солнце встанет с другой стороны, чем не сбудется его прогноз.
- Что там завтра? - поддержал его пан Тарас. - Он и на год вперёд предсказывал. Холодная ли зима будет. Или дождливая осень. Не помню, чтобы хоть раз не сбылось.
- А я помню, - позволила себе слово пани Агрепина. - Как он не побоялся выбежать зимой из дома в одном исподнем, чтобы перекрыть воду. Когда шланги под землёй полопались от сильного мороза.
- Было дело, - подтвердил пан Филипп. - А мы с ним ещё в школе как-то попали в передрягу. Впрочем, - замялся вдруг он. - Оно, может, и не к месту сейчас о таком вспоминать.
- Отважный был человек!
- И с дикарями у него разговор был короткий! - грозно пробасил пан Рауль.
Все замолчали при упоминании дикарей — в доме повешенного, как гласит народная мудрость...
Чем неизбежнее надвигался вечер, тем беспокойнее становились садоводы. Была, была одна интрига, которая к поминкам имела отношение весьма косвенное. Но без её разрешения, отсюда бы никто не ушёл. И вот, наконец, все замерли, когда пан Филипп приблизился к скорбящему Тадеушу.
- Отныне ты сам себе господин, - сказал он сироте. - Никто не волен тебя дальше держать взаперти. Вот твой ключ — поступай с ним, как знаешь. Со своей стороны хочу заверить, что моё слово остаётся в силе.
- Да, да, - спохватился новоиспечённый пан.
Он отцепил изящный ключик Джу от отцовского пояса, который теперь носил постоянно сам, и протянул его пану Филиппу. Плохо скрываемая досада прокатилась по лицу родителя бывшей невесты.
- Надо ли это так понимать, что помолвка расторгается вами, глубоколюбимый пан Тадеуш? - спросил он обиженно, хотя ответ был и так ясен.
- Эта затея с самого начала была обречена на провал, - молвил совсем тихо Тадеуш, заставляя уши присутствующих напрягаться. - Так не лучше ли сразу отказаться от бесполезных надежд? И для моей, и для вашей же пользы.
- Вам виднее, - сухо принял отставку пан Филипп. - Но, может быть, смерть вашего отца хотя бы вразумила вас относительно ваших безумных планов?
- Каких планов? - не сразу понял Тадеуш. - Ах, вы всё об этом! Не самое лучшее время обсуждать сейчас мои личные дела.
- Почему же? Другого случая может и не представиться, судя по вашему неуравновешенному поведению. Осмелюсь, кстати, спросить напрямик: не собираетесь ли вы оставить смерть пана Адама безнаказанной?
Говоря это, пан Филипп повернулся к присутствующим, как бы приглашая их в свидетели и судьи.
- А кто, вы считаете, в ней виноват? - в свою очередь, спросил Тадеуш, принимая брошенный ему вызов. - Эти бедные люди с копьями вместо автоматов, как у нас?
- Люди? Опомнитесь! Что человеческого вы в них находите? Или ваша пагубная и постыдная страсть затмила ваши глаза окончательно?
- Повторяю: оставьте обсуждать то, что касается лично меня. Только меня одного, и никого больше.
- А общество?
- Как хорошо, что вы о нём упомянули! - притворно обрадовался Тадеуш. - Общество, говорите. Так вот, если уж и судить виноватых, то лучшей кандидатуры на роль убийцы не найти. Моего отца убило то, как мы живём! Так жить нельзя! И я не буду так жить.
Садоводы притихли и даже перестали прихлёбывать кисель из кружек.
- У вас и план есть? - осведомился пан Виктор.
- Есть.
- Землю — дикарям? Урожай — королю? - вмешался пан Тарас.
- Что-то вроде того.
- Вроде того? - с ехидством переспросил пан Рауль. - Да чего там юлить? Говорите прямо, не стесняйтесь. Здесь все свои. Каждый неуч, завладевший ключами по роковому стечению обстоятельств, говорит именно эти глупости. Другого им не дано. По скудости ума и малой опытности. Но я вам, молодой человек, скажу ещё и вот что: блажь закончится, рассеется, как туман. Останется лишь стыд и неловкость. И не беспокойтесь, пожалуйста, на наш счёт: мы вас простим и примем обратно. Но сейчас я не вижу необходимости продолжать наше неловкое общение.
Он повернулся к своей семье и подал им знак уходить.
За ним потянулись и другие садоводы. Они, тем не менее, вежливо прощались и не говорили дерзостей, как бы подтверждая слова пана Рауля, что общество не отказывается от своего заблудшего сына.
- И дуб, стоящий у дороги, думает, что он вечен и непоколебим, - крикнул им в вдогонку Тадеуш. - А потом приходит ураган и...
Но никого в доме больше не осталось, кто мог бы слушать его речи, кроме дикарей-слуг да печального Валуя.
- Вы все свободны! - закричал им Тадеуш. - Слышите? Берите лука, сколько хотите и возвращайтесь в свои пещеры.
Никто из дикарей не двинулся с места.
- Вы тоже думаете, что у меня временное помешательство? Что я образумлюсь и превращусь в того, кем был мой отец? В вашего мучителя и рабовладельца?
Дикари молчали.
- А впрочем, - успокоился вдруг Тадеуш. - Делайте, что хотите.
Он вышел из комнаты, не оставив им никаких распоряжений.
Глава 13
Тадеуш оделся во всё самое лучшее, что было у него: зелёную клетчатую рубашку, ни разу не пользованную, которую отец подарил ему на день рождения; штаны из серого мягкого льна; дутые ботинки на толстой подошве. Цветов он нарвёт по дороге, в поле. Ромашек и васильков. Он никогда не подносил Соне ничего, кроме лука, и поэтому не знал её предпочтений, но умные люди говорили, что цветы для женщины — это беспроигрышный вариант.
А ещё он нагрузил полную тачку луковых закруток из запасов в подвале — дикари вряд ли когда-нибудь ели такое. То-то они удивятся! Тадеуш так и представлял себе эту сцену: как они осторожно обнюхивают содержимое банок, как пробуют на язык, как потом радуются, ощутив нежный вкус овощей, приготовленных по особому секретному рецепту. Идею поехать на танке он отмёл с порога — ещё подумают, что он действительно мстить к ним едет.
Что Соня жива, Тадеуш узнал от Валуя. Верный слуга пана Адама, оказывается, поддерживал с ними связь всё это время, будучи на службе у садовода. Нет, о предательстве речи, конечно, не шло. Скорее, о некоторых слабостях и кровных привязанностях домашнего дикаря. Тадеуш ни в чём его не винил и не подозревал в измене. Он же показал пану дорогу к стойбищу, хотя сам идти к бывшим родичам наотрез отказался.
Однако на том знакомом месте, где с него пытались снять латы с помощью колдовства, племени не оказалось. Осталось потухшее костровище, какой-то разрозненный мусор, кучи экскрементов, но сами дикари куда-то ушли, то ли спасаясь от преследования, то ли ещё по какой причине. Тадеуш сложил руки рупором и закричал:
- Соня! Соня!
Он поворачивался в разные стороны и повторял многократно это имя, ставшее для него смыслом жизни. Никто не откликался, и тогда он побрёл в случайно выбранном направлении, не забыв прихватить с собой и тачку. И не переставал выкрикивать имя любимой.
Так он прошагал до самой темноты, выбившись из сил, и уже отчаянье скользкой змеёй стало заползать в его душу. Но тут дорогу ему перегородили два острых копья.
- Я Тадеуш! - сказал он. - Помните меня? Отведите меня, пожалуйста, к вождю.
Дикари прорычали что-то и жестами показали ему, куда двигаться, сами последовав за ним с копьями наизготовку.
У нового костровища, как две капли воды похожего на старое, он, наконец, увидел её. Но не бросился к ней с объятьями, не выказал вообще никаких эмоций — за эти трудные дни он очень повзрослел.
- Хочу говорить с тобой, - обратился он к вождю. - Я пришёл сюда за твоей дочерью, Соней. Прошу у тебя её руки. Я не знаком с вашими обычаями, но, надеюсь, вы простите мне этот маленький пробел, который я в скором времени восполню. Вот лук. Забирай его себе. Потом я привезу ещё.
Когда мы с Соней станем жить в моём доме, хотел добавить он, но вовремя спохватился — ведь ещё абсолютно ничего не решено, и вождь смотрит на него откровенно враждебно. Как бы не оказаться ему теперь в этом костре.
- Твой отец приходить на мой земля и убивать моя люди, - произнёс он.
- Его больше нет в живых. А я... В чём же моя вина?
Вождь грозно посмотрел в сторону дочери, на лице которой, кроме страха, других чувств не отражалось. Потом протянул ей руку, и она послушно подошла к нему, поцеловав его длань.
- М? - спросил её отец.
- Ы! - ответила Соня.
- А! - крякнул вождь, никак не обозначая на лице, каково же его решение.
Тадеуш покорно и спокойно ждал. Внешне, по крайней мере. Внутри у него всё кипело и клокотало.
- Твоя обещать мне, что никогда не обидеть моя дочь, - произнёс, наконец, старик.
- Обещаю!
- Твоя обещать мне, что никогда не увозить моя дочь из племени.
- Обещаю!
Вот оно как получается. Жить им не в обустроенном доме, в уюте и тепле, а в кочевой юрте. Пусть. Ради неё он готов принять и эту жертву.
- О! - сказал вождь Соне и буквально толкнул её к Тадеушу.
Жених не оплошал, и через мгновенье она оказалась в его руках, все ещё испуганная, правда, и удивлённая. Племя огласило окрестности воем. Множество рук с опасными копьями взметнулись вверх.
- Иди, - сказал вождь. - Она тебе показывать.
Соня взяла его за руку и повела за собой, словно ей ещё вчера было известно в точности, что да как между ними произойдёт. Пройдя шагов триста, они очутились на поляне, где стояло конусообразное жилище, наскоро слепленное из сосновых и ольховых ветвей. Соня откинула полог, служивший защитой от лесных насекомых, и они ступили внутрь.
Ничего, кроме унылой лежанки, устланной звериными шкурами, здесь, конечно, не было. Коптил небольшой факел, прикреплённый к стене шалаша. Соня, кажется, начала приходить в себя. Она улыбалась и строила Тадеушу глазки. Потом села на лежанку и похлопала по ней ладонью.
Он сдвинулся с места, намереваясь принять её приглашение, но вдруг резко остановился.
Идиот! Как же это он, обладая теперь ключом, забыл снять с себя проклятую железяку? Да нет, не забыл. Это Провидение ведёт его. Ведь именно так и нужно было поступить: снять латы в присутствии невесты. А её латы, кстати, где? Чёрт! Она же дикарка. У них нет и не может быть этих условностей.
- Я сейчас! - сказал он и стал раздеваться.
Он с трудом отыскал на связке заветный ключ, дрожащими руками отпер замок. Латы с грохотом повалились на земляной пол юрты.
- Вот! Теперь я твой весь!
Его так и подмывало посмотреть, что же у него находится там, внизу живота, но он пока боялся. Зато за него это сделала Соня.
- Ого! - сказал она и сама стала проворно разоблачаться, скидывая с себя вместе с одеждой и всякие диковинные украшения, видимо, положенные ей по статусу.
Тадеуш сделал несколько шагов ей навстречу, самых долгожданных, наверное, в его жизни. И ночь проглотила их без остатка.
Глава 14
Солнечный луч коснулся лица Тадеуша, вынудив открыть один глаз. На втором покоилась Сонина рука. Он осторожно снял её и перенёс в сторону.
В дневном свете её голое тело было ещё более соблазнительным, и непривычные запахи её смущали его всё меньше, но что-то тревожное нащупал он в своих утренних мыслях. Что-то отнюдь не радостное.
Совершенной ли была их первая ночь, он не мог сказать. С чем сравнивать? Наполненной новыми ощущениями — да. Сдобренной долгими удовольствиями — безусловно. И Соня старалась ему угодить, демонстрируя... Умение, что ли. У неё хорошо получалось. Это ли было той занозой, в сердце с которой он проснулся? Да не может этого быть! Он современный человек и совсем не ханжа. Тогда что? Перспектива прозябания в шалаше всю оставшуюся жизнь? Теплее. Но всё равно не то. Вероятность того, что он не уживётся с дикарями и не примет их устоев? Возможно. Но было и что-то ещё.
Что же?
Ты никогда не простишь себе предательства памяти своего отца, сказал он себе. Дерево, лишённое корней, не устоит и при малом ветре. Ты можешь сколько угодно ненавидеть то, как живут садоводы, но просто так бросить оставленное тебе наследство, перечеркнуть нажитое отцовскими руками и умом — это предательство, слабость, и подлость. И это так же гадко, как и проклинаемая тобой жестокость садоводов по отношению к дикарям. Или заскорузлые полесские обычаи.
Ему нужно немедленно появиться в садоводстве хотя бы для того, чтобы убедиться, что всё в порядке. Отдать последние распоряжения... Рабам? Да, его рабам. И посидеть в одиночестве, наедине с мыслями. А потом он вернётся сюда и заберёт Соню с собой. Тихо, без шума, вопреки данному обещанию. Но лучше уж нарушить слово, данное дикарю, чем предать свой собственный род.
Быстро же сбывалось пророчество пана Рауля.
Он не стал будить Соню. Без суеты оделся и крадучись выбрался из шалаша наружу.
Никто их не стерёг. Не подслушивал их любовных игр. Чуть поодаль резвились два дикаря, награждая друг друга тумаками — совсем, как панята в школе. Вождь сидел возле тлеющего костра и, казалось, ждал его прихода. И отчёта.
- Мне нужно сходить домой, - сказал Тадеуш. - Взять ещё лука. Ну, и по мелочи там.
Вождь покивал головой, давая своё согласие, но не глядя собеседнику в глаза.
- К обеду я вернусь. Самое позднее — вечером. До темноты.
Вождь молчал.
- До вечера, - бросил Тадеуш, удаляясь.
Какое-то время ему казалось, что за ним следят, и он нервно оборачивался, но потом рассердился на себя за презренное малодушие, и зашагал быстрее, не глядя даже по сторонам.
Его ждали радостные слуги. Никто не воспользовался предоставленной возможностью и не покинул садоводства. На грядках работали. На вышках стерегли. Валуй следовал за Тадеушем повсюду, готовый, как всегда, исполнить любой приказ, и неподражаемо довольный.
Тадеуш с нескрываемым удовольствием помылся в ванне. Наверное, впервые в жизни. Потратил на это дело больше часа. Тщательно соскрёб с себя лесную грязь и чужие запахи. Облачился в свежевыстиранный халат. Попил чаю на кухне в компании Валуя. Даже плеснул ему немного в чашку от избытка нахлынувшей щедрости.
- Запрягай танк! - наконец, посчастливилось услышать начальнику охраны «Витязя».
Тадеуш знал, что у отца в специальной кладовой хранятся запасные латы, и он без труда их раскопал среди прочих вещей. Надел на прежнее место и замкнул на ключ. Натянул поверх атласные штаны голубого цвета.
- В «Пламя»! - крикнул он Валую.
Их будто бы ждали. Сам пан Филипп вышел встречать его у ворот снаружи садоводства. И жена его. Только не было с ними Джу. Ах, да! Она же в школе. Малолетка.
- С какими радостными вестями к нам? - добродушно осведомился хозяин.
Вместо ответа Тадеуш протянул ему стильный позолоченный ключик.
- Что это? - удивился пан Филипп — настала его очередь направлять и контролировать ход событий.
- Возвращаю то, что по праву принадлежит вам, и прощу прощения за безобразную мальчишескую выходку.
Пан Филипп повернулся к супруге.
- Видишь, какие правильные слова он говорит. Как ловко перекладывает вину с себя на трагические обстоятельства и несовершеннолетний возраст.
- Я не ловчу. Я действительно раскаиваюсь. И прошу руки вашей дочери.
- И это после того, - продолжил разговор с супругой пан Филипп. - Как его бесстыдное тело, ещё, наверное, не остыло от бдений прошлой ночи. От буйных ласок животного, завладевшего его душой.
- Я снова в латах! - крикнул Тадеуш и приспустил штаны.
- И это тоже похвально. Но позвольте спросить вас, молодой человек, с которого раза в вашем фантастическом мире принято считать честь поруганной, и совесть потерянной? У вас там, может быть, и смерть наступает раза с десятого? Когда захочется лично вам. Пускай. Мы в ваш монастырь с нашим уставом не лезем. Но и в нашем новые порядки наводить не позволим. На вас теперь не сакральные латы, а обычные железные трусы! Носите их на здоровье.
Обескураженный Тадеуш не ожидал такой бескомпромиссной отповеди. Особенно от укропного садовода, никогда не стоявшего в авангарде войск, воюющих за мораль.
- А как же прощение? - в робкой, последней надежде спросил отрок.
- А вы только это и запомнили из речи пана Рауля? Поздравляю! Что ж, вот вам моё прощение: берите его и уходите. Одно дело — простить. Другое — отдать свою единственную дочь за беспутного индивида с шаткими представлениями о добре и зле. Вас там, кстати, никто не дожидается в шалаше, пока мы тут мило беседуем? А то ведь и там объяснять потом многое придётся. На два фронта работать всегда несподручно.
Паника Тадеуша вдруг сменилась гневом:
- Смотрите, пан Филипп, как бы не пришлось вам после пожалеть.
Глаза старого садовода округлились.
- Когда останетесь без лука, - завершил начатую фразу юноша.
- Как бы вам самому без него не остаться, - не испугался пан Филипп. - С таким-то мировоззрением и замашками. Пан Волдырь давно ищет себе помощников, промотавших состояние, как и он сам когда-то. Ловите свой шанс. В политике вам и место!
Тадеуш был вне себя от ярости всю обратную дорогу. Мало того, что ему отказали, так ещё и сделали это в максимально неприятной манере. Теперь новость, приукрашенная вертлявым языком пани Изольды, разлетится по всему королевству. Ну, и чёрт с ними! В школу он больше ни ногой. Нечего кормить дармоедов. К тому же, у него теперь хозяйские заботы.
У ворот садоводства его поджидал очередной сюрприз — бронированный автомобиль пани Гульнары, раскрашенный в розовые тона. Господи, ей-то что здесь делать? И кто её пустил без разрешения хозяина, интересно?
Гостья ждала на кухне, попивая чаёк, чтобы самолично дать ответы на все интересующие юношу вопросы и остудить его чрезмерный пыл встречными претензиями.
- Ну, вот, наконец-то! Где вы ходите, пан Тадеуш?
Глава 15
- Котик, ты уже проснулся? Или притворяешься, лежебока ты эдакий? Иди-ка, проверь, всё ли там в порядке на огороде.
- М-м, - промычал Тадеуш и уткнулся лицом в пышную грудь Гульнары. - Ещё полчасика, киска. Ты меня прошлой ночью совсем уходила.
- Много же тебе, бесстыдник, надо, чтобы уходиться. Бедная вдова только-только успела разогреться. И это в твоём-то возрасте. А когда тебе будет шестьдесят?
- Ты не доживёшь, - неудачно пошутил Тадеуш, за что немедленно словил оплеуху. - Ну, ладно, ладно. А то ведь щас как вставлю по самое горло. Орать будешь, как в прошлый раз.
- Напугал!
- А ты не боишься?
- Нисколько!
- А ну-ка, иди сюда.
Её визги, слышимые даже и на самых отдалённых грядках, смущали дикарей поначалу, но потом они смирились и с этим, как с очередной неизбежностью их новой жизни. Валуй, сидя на крыльце дома, улыбался чему-то своему и лениво гонял настырных мух полотенцем.
Пани Гульнара по прозвищу «клубничная вдова» за две недели своего деятельного присутствия в доме навела свои порядки, и они, не сказать, чтобы сильно расстроили жителей «Витязя». Чуть по-другому расставили бочки, где-то чуть глубже нужно было копнуть. Дом заблестел не виданной до того чистотой. В меню (и даже у дикарей) появились новые блюда. И называла она всех подневольных обитателей садоводства не «эй» или «ты», а «бычок мой» или «слониха».
- Я тут у тебя живо всё в чувство приведу, - пообещала Тадеушу вдова. - Жалеть не будешь. Отцу ума бог не дал, так хоть у сына он есть.
- Ты, это, за языком следи.
- Ой, уже и слова сказать нельзя. На правду не обижаются.
Она действительно долго добивалась расположения покойного пана Адама. Он вроде был и не против её ухаживаний, и оставлял её иногда ночевать, но в дом для совместной жизни звать не торопился. Было ли тому причиной его увлечение Елизаветой, теперь никто и не узнает.
А в жизнь Тадеуша Гульнара ворвалась бешеным степным ветром. И в плане сексуальном, и по хозяйству она перехватила инициативу. Сама не бедная, владеющая клубничным садоводством, оставленным в наследство давно умершим мужем, она теперь строила грандиозные планы на будущее:
- Мы с тобой, Тодька, такого в Полесье наворотим. Всё под себя загребём. Они ещё к тебе на коленях приползут прощения просить.
- А оно мне надо? Прощение их? Я сам по себе. Они сами.
- Нет, ты всё ещё обижен, - легко разглядывала его душу она. - Обиженный человек слаб. А ты должен быть сильным. И знаешь, откуда силу нужно черпать?
- Откуда?
- Из созидательной деятельности. О себе думай. О своей выгоде. Об успехе. Ничто так не освобождает сердце от горечи, как достигнутая цель. Как довольное созерцание результатов, добытых своими руками и умом.
- Потрясающая ты баба, Гулька!
- Только сейчас понял? Иди ко мне, мой пампусик.
После неистовой сцены любви она укатила к себе — «проверить дела клубничные», а когда вернулась, сообщила сногсшибательную новость:
- Ты прикинь, они уже нашли жениха для этой глупой девчонки!
- Какой девчонки? - не понял Тадеуш.
- Твоей бывшей.
- Сони?
- Сони? Вот дурилка! Джу! Джу твоя бывшая. А Соня — это одноразовое половое приключение благородного, но неопытного рыцаря, заблудившегося ночью в лесу. Дошло, наконец?
Тадеуш прислушался к своим ощущениям и с неудовольствием понял, что в них присутствует горечь. Размытая такая, едва заметная. Но горечь. С чего бы это? Прирождённому собственнику жалко, что кто-то другой будет пользоваться его лопатой, проданной на аукционе? Похоже на то.
- Кто жених?
- Реваз. Дружок твой школьный.
Опять неприятно. Да какая ему разница?
- Школьный? Я и в школу-то не хожу. Что ж, соболезнования ему надо передать. Такую выдергу, как Джу, нужно ещё поискать.
- Точно! Я даже знаю, как мы это сделаем.
- Что сделаем?
Гульнара посмотрела на него ласковым взглядом матери, любующейся своим миленьким, но глупеньким детёнышем.
- Соболезнования передадим. Что-то ты, пан, у меня тупеешь на глазах. Видать, давно сладкого не ел. Без сладкого мозг засыхает и скукоживается.
На этих словах она сбросила лямку с правого плеча, слегка оголив соблазнительную развратную плоть.
- Ну, и как же? - уточнил Тадеуш, откладывая прием «сладкого» на некоторое время.
- Да очень просто. Мы лично засвидетельствуем им своё почтение. При полном параде и в присутствии свидетелей.
Тадеуш широко раскрыл рот от удивления.
- Нас разве приглашали?
- Что ты, котик? Тебя на пушечный выстрел туда не подпустят.
- Так как же мы пойдём?
- А вот так. Ножками, - она показала пальцами, как именно. - Вернее, на тяжёлой бронетехнике.
- Воевать что ли с ними собралась?
- Нет. Но продемонстрировать силу. И безразличие к их силе. А то, что они тебя из «света» вычеркнули, так ещё неизвестно, кто тут кого должен вычёркивать. И кому горевать следует.
Тадеуш помотал головой.
- Я не поеду.
- Поедешь, зайчик. У меня впереди целая неделя, чтобы тебе доказать, почему. И я со своей задачей справлюсь. Иди-ка, мерзавец, сюда!
Глава 16
Как и предполагала мудрая и опытная Гульнара, их появление на званом вечере у пана Филиппа, вызвало переполох, но противиться им никто не посмел. Да и как тут противиться? Два десятка вооружённых до зубов дикарей, две защищённых бронёй единицы техники. Да и сама пани Гульнара была именно тем персонажем Полесья, с кем лишний раз спорить не поощрялось. Во-первых, из-за её скандального характера. А во-вторых... Водила она дружбу и с королём, и с министрами. Пан Волдырь был одним из её воздыхателей, правда, без всяких надежд на сатисфакцию желаний. А тут — пани Гульнара во всей красе и мощи при поддержки артиллерии!
Их безропотно пропустили в зал, где намечалось торжество. В тот самый, где совсем недавно пан Адам и пан Филипп давали друг другу наивные обещания, обмениваясь ключами.
Тадеуш почувствовал лёгкий укол в сердце, увидев Реваза и Джу, сидящих в углу на стульях. Уж не ревности ли?
Гульнара откровенно резвилась, общаясь с представителями «света», не смеющими ей перечить. Дразнила их. С Тадеушем никто не разговаривал, но он и сам не стремился ни с кем пересекаться в этом зале. Закуски на столах он не трогал. Лакеи предлагали компот из сухофруктов, но он отказывался и от него.
Джу и Реваз оба глядели в пол. Тадеуш, наблюдая за ними, видел себя самого, двухмесячной давности, как бы со стороны.
Вот и пастор Хром выдвинулся на середину, к алым подушечкам. Вот пан Филипп и пан Рауль приблизились к нему. Сейчас он их объявит женихом и невестой...
Тадеуш, влекомый какой-то непонятной силой, вышел неожиданно для самого себя на середину зала и громко сказал:
- Джу, ты и вправду хочешь выйти замуж за этого недоразвитого огородника? Или родители настояли? В прошлый раз им казалось, что твоё счастье со мной, а теперь ветер поменялся. Или счастье тут по боку, а им важнее выгодно сбыть тебя с рук?
В зале наступила гробовая тишина. Гульнара с интересом ждала развития событий, которые пока укладывались в рамки её представлений о милом скандальчике.
- А жениху твоему уже рассказали, как мы с тобой пилили замок на твоих латах? А, ну да! Он же сам там присутствовал. Но родительское слово дороже гордости.
- Достаточно, - веско произнесла Гульнара.
- Достаточно будет, когда я решу. А тебе, женщина, лучше помолчать.
Гул недовольства прокатился по свидетелям этого безобразия.
- Ладно. Прощайте. Я увидел, что хотел. Убедился ещё раз, что был прав. И что жалеть не о чем. Вы все — никчёмные людишки. Все ваши помыслы — в сундуках, набитых пустым тлеющим барахлом. Да вы и сами, как сундуки — даже молью от вас воняет.
Он резко развернулся на каблуках и быстрыми шагами направился к выходу. Гордая Гульнара не посмела не побежать вслед за ним, теряя на ходу часть авторитета и репутации.
Однако в танке она ему устроила взбучку по полной программе.
- Ты что себе, позволяешь, щенок? Ты кого из себя вообразил?
- Ты же сама этого хотела.
- Что я хотела, твоему котелку уразуметь не дано.
- Ну, значит, получилось то, что хотел я. Чем это хуже?
- А вот я тебя тряпкой мокрой отдеру, как приедем.
- И получишь за это двадцать шлёпанцев от Валуя.
- Да ты угрожаешь мне, что ли?
- По-дружески предупреждаю.
Они бранились всю дорогу, а потом продолжили это занятие, сладкое не менее любви, и дома. Уступать никто не собирался и шутить тоже. Закончилась ссора тем, что Гульнара в сердцах велела «запрягать» броневик. Тадеуш и глазом не повёл, и ей пришлось укатить домой, чтобы окончательно не потерять лицо. Пусть побудет один, засранец эдакий, помучается. Сам завтра же прибежит «за сладким».
Однако если бы ей показали Тадеуша после её скоропостижного отъезда, она бы, может, сто раз подумала о правильности избранной тактики. Мальчишка снова сел в танк и уехал на нём куда-то один, приказав Валую ждать его и никого не впускать. Включая грозную вдову.
Выбравшись на просторное поле, он принялся гонять по нему кругами на полной скорости, выворачивая пласты земли и калеча невинные кустарники. Солярки ушло, наверное, на целый воз лука. А потом он вдруг так же неожиданно остановился, вылез из танка и побрёл пешком к садоводству «Пламя».
Торжество давно закончилось, гости разъехались. Пан Филипп, грустный и потерянный, сидел во дворе. Ворота нараспашку. Что происходит нынче в королевстве прижимистых и опасливых садоводов, уму не постижимо.
- Я снова к вам, пан Филипп. Если позволите.
Хозяин кивнул, и Тадеуш сел рядом с ним на скамейку.
- Не знаю, можно ли загладить мою вину. Имеет ли это значение. Но я не хотел говорить того, что сказал сегодня. Я вовсе так не думаю.
Пан Филипп молчал.
- Я понял, что люблю вашу дочь. Жаль, понимание это пришло ко мне слишком поздно.
- Что ж ты за человек такой? - сказал отец Джу. - Почему тебе нравится всё делать поперёк борозды?
- Мне и не нравится.
- Тогда зачем?
- Оно как-то само выходит. Я очень несчастный. И не знаю, как это положение исправить.
- Пожалеть тебя, что ли?
- Не надо. Лучше передайте Джу, что желаю ей всего самого светлого. И пусть не держит на меня зла.
- А сам ты не можешь?
Пан Филипп поднялся со скамейки, и только сейчас Тадеуш заметил Джу, стоящую в проёме двери и слушающую их разговор.
- Но это... не по правилам. Теперь мне нельзя... Ей нельзя.
- А кто об этом узнает?
Пан Филипп удалился в сторону огорода, оставив их наедине.
- Ты же не позволишь этому произойти? - произнесла Джу.
- Нет, - ответил Тадеуш. - Я приду за тобой.
- Зачем за мной приходить? Я уже здесь. И ты здесь.
Тадеуш приблизился к ней. Погладил по волосам.
- Ты ещё совсем ребёнок. А за этим забором нас ждёт взрослая жизнь. К ней нужно быть готовым. Вот я сейчас и уйду, чтобы сделать необходимые приготовления. А потом вернусь. За тобой.
- Свадьба через две недели, - предупредила Джу.
- Торопятся тебя пристроить. Боятся, значит. Но это даже прикольней. Я появлюсь в самый последний момент. Когда Реваз отопрёт твой замок и распустит слюни.
- Тад!
- Доверься мне, глупая девчонка.
- Я доверилась.
- Тогда до встречи.
Он коротко, но крепко и властно поцеловал её в алые влажные губы.
Глава 17
Пани Гульнара выдержала разлуку ровно два дня. Возомнивший о себе щенок не казал носа на её хутор и гонцов не слал. Что-то, видать, придумал своей глупой башкой, и с этим теперь нужно было срочно разбираться. Повод для визита она нашла благовидный: забрать вещички, разбросанные (и даже развешанные) по «Витязю».
Встречать её вышел надменный Валуй, что уже само по себе являлось плохим знаком.
- Где барин? - небрежно осведомилась она.
- Почивает, - сообщил Валуй.
- Разбуди.
- Не велено.
- А я вот тебя, паршивца...
Дикарь не дал ей в деталях высказать угрозы.
- Зато строго наказано всякого, кто осмелится нарушить ихний покой, гнать палкой. А ежели и это не поможет, тогда — пулемётами.
Валуй не шутил. Они не умеют. Пришлось применить другую тактику.
- Где же это видано, чтобы бедных вдов лишали личного имущества? Я буду жаловаться самому королю.
- Это на здоровье, - одобрил её планы Валуй. - И на его величество патронов хватит. Урожай лука нынче был отменный. Запаслись всем необходимым.
- Государственная измена! - классифицировала его речь Гульнара.
- Мелко плаваете. Чемодан ваших трусов и на более крупную провинность потянет.
Экий зубастый дикарь попался! Что-то за ними она такого не замечала раньше. Неужто прав был Дарвинц-то? Насчёт развития всего живого из простого в совершенное.
Неизвестно, чем бы закончилась их милая беседа, но тут на подмогу Валую вовремя подоспел хозяин. Действительно спросонья. Это среди бела дня-то! В луковом хозяйстве!
- Привет! - просто сказал он, и в его голосе не чувствовалось ни обиды, ни радости. - Ругаетесь?
- Да вот, - пожаловалась пани Гульнара, всё ещё надеясь на благоприятный для себя исход. - Твой цепной пёс меня не пускает. Забрать вещи пришла, а меня за воротами держат, как дикарку или погонщицу какую. И, главное, кто?
Она смахнула платочком набежавшую слезу, мимоходом пытаясь оценить, какой эффект она оказывает на милосердного неискушённого юношу. Однако, похоже, что результата получилось ноль в квадрате.
- Мы — культурные цивилизованные люди, Гуля, - пообещал ей наглеющий день ото дня отпрыск. - Заходи, ищи свои безделушки. Только чужого не бери, ладно? Ведро луку напоследок я тебе, так и быть, насыплю. По старой дружбе.
И кивнул Валую: мол, пропусти.
Пани Гульнара использовала предоставленный ей шанс по полной программе. Не торопясь, тщательно взвешивая каждый шаг, она прочесала территорию садоводства. И так, и эдак прикидывала в уме, что ещё имеется в её богатом арсенале уловок. А были там и обмороки, и выпавшая нечаянно из лифчика грудь, и крепкое словцо в прикуску с гипнотизирующим взглядом. Только поможет ли на этот раз?
Дикари улыбались ей приветливо и всячески норовили подсобить. Оно и понятно, даже скотина помнит доброту. Не то что этот злобный дрессированный привратник. Барахла, действительно, набрался целый чемодан. А то и два — кто их мерил? Тадеуш периодически попадался ей на глаза, но близко не подходил и, кажется, был чем-то озабочен. Когда же время её окончательно истекло, она подошла к нему решительным шагом и смело заявила:
- Что ж вы, пан Тадеуш, даже не поцелуете меня на прощанье? Не чужие ведь!
Авось дрогнет сердце молодое, горячее. Но не дрогнуло оно. Устояло.
- Да, конечно, - согласился с ней молодой мужчина и буднично прикоснулся губами к её щеке. - Не держи на меня зла, киска. Не судьба нам вместе быть. Вот такая петрушка получается.
- Ой ли! - возразила бывшая любовница. - Кто её спрашивал, судьбу-то?
- Я, - спокойно поведал ей Тадеуш.
«Клубничная вдова» только сейчас, вблизи, рассмотрела, как изменился его взгляд, и поняла, что ловить здесь больше нечего. Пора в обратный путь. Опять Богу жаловаться на тяжёлую женскую долю и клянчить себе жениха. Тьфу!
- Хорошая бабёнка! - прокомментировал Валуй отбытие пани Гульнары.
- Так бери её себе, - серьёзно посоветовал Тадеуш.
- Общество не одобрит.
- Одним грехом больше, одним меньше. Танк готов?
- Готов. И солярки полные баки, и снаряды все сложены. Значит, едете, пан?
- Еду. У них там без изменений?
- Всё по плану. Свадьба на следующую пятницу.
- Значит, остаётся только ждать.
С чем он справился легко. А когда наступило назначенное время, он крепко обнял на прощание Валуя, дал последние наставления, а затем сел за рычаги бронированного монстра и сказал громко вслух:
- С Богом!
ЭПИЛОГ
Солнце стояло в зените. На раскалённой бетонной поверхности валялись порванные в хлам ботинки. Горячий ветер трепал бельё на верёвке, которое давно уже высохло и теперь ожидало, когда же его заберут в тенистую прохладу помещения. Заросший густой бородой мужчина вышел на крыльцо полуразвалившегося домика с заколоченными фанерой окнами. Пнул пробегавшую мимо курицу, отчего та издала душераздирающий вопль обиды.
- Развлекаешься, старый?
Его потеснила в дверях седоволосая женщина в сером (или просто выцветшем) платке.
- Всё дурь никак из головы не выйдет. Ты бы лучше сарай поправил. Развалится в любую минуту.
- Раскудахталась, - ответил мужчина, явно проводя какую-то параллель между ней и обиженной им только что птицей.
- Глаза б мои тебя не видели! - женщина замахнулась на него пустым ведром.
Он даже не попытался защититься и никак не испугался — всяких страхов, наверное, насмотрелся в жизни.
Она протиснулась мимо него, направляясь по каким-то хозяйственным делам во двор. Но он неожиданно схватил её задницу обеими волосатыми лапами.
- Попалась! - закричал он, дурачась.
- Отлезь, окаянный! - рявкнула она, но злости не слышалось в её голосе. - Тряпкой по морде захотел?
По его лицу можно было заключить, что он не против такого над собой насилия.
- Мам! - донеслось из глубин дома. - А Петька у меня игрушку забирает!
- А я вот ему уши-то надеру! - немедленно откликнулась женщина.
- Прям жандарм какой-то, - прокомментировал её слова мужчина. - Этому тряпкой по морде. Этому — уши.
- За вами, шалопаями, только поспевай.
- Кто ж тебя заставлял одних пацанов рожать?
- Я что ли выбирала?
- А кто? Ты самая вредина и есть. Назло сделать хотела. Не веришь мне, у Гауди своего спроси.
Мужчина махнул рукой в сторону развалин некогда величественного собора с башнями, формой похожими на языки пламени.
- Пустобрёх!
- Философ, - поправил мужчина.
- Это одно и тоже.
- Не твоим скудным умом об этом судить.
Женщина демонстративно плюнула на пыльную поверхность двора и удалилась, а мужчина сел на крыльцо, щурясь под солнечными лучами. Древнее светило не мешало ему, и жар не ломил костей. В доме послышалась какая-то возня и крики. Но они не интересовали его. Он думал о чём-то своем. Далёком. Возможно даже прекрасном.
- А помнишь, Джу, - крикнул он. - Как мы с Ревазом дрались за тебя?
- А как же! - откликнулась женщина. - Чуть не поубивали друг друга.
- Я вот иногда думаю: надо было ему уступить.
- И сидел бы сейчас со своей престарелой мадам. В кресле-качалке бы её баюкал. Из ложечки кормил.
- Это да! - расхохотался удачному образу Тадеуш. - А помнишь, как солярка у нас кончилась, и мы пёрлись пешком до самой Вены, пока не нашли трактор?
- Как такое забудешь? Я тогда Данилу понесла.
- Он тогда ещё был Прохором.
- Только в твоих пустых фантазиях.
Тадеуш приложил ладонь ко лбу, всматриваясь куда-то вдаль.
- Слышь, старая, что у нас сегодня на ужин? Или мне к морю сходить? Погодка вроде благоволит.
- Делай, как знаешь. У меня вчерашние галушки.
- Ну, тогда я смотаюсь. Ноги разомну. Иван! - закричал он. - Собирай снасти! Рыбу удить пойдём!
Сергей Боровский
Хьюстон, 2016
Луковый король
© Copyright: Сергей Боровский, 2016
Свидетельство о публикации №216072401163
Свидетельство о публикации №216072401163
Рецензии