Лабиринт новелла

  Эта история, произошла в феврале тысяча девятьсот сорок восьмого года, в деревне N, в шестидесяти километрах от столицы  Грузии. Вечерело, колхозники торопливо управлялись во дворе, пока совсем не стемнело, а февральский  мороз  вынуждал скотину прижиматься друг к другу в хлеву. Девственно чистый, снежный ковер застелил все улицы, горы и поля вокруг этой деревни, будто хотел согреть и сохранить жизнь земного царства! В пять часов здесь все затихало.  Жители собирали на стол скудный ужин, хлеб со жмыхом, чай заваренный на горном зверобое и травы мяты. Редко у кого на столе появлялся сахар, бесформенно колотый, или конфеты подушечки, деликатес для детей. У кого доились корова или коза, то можно было поесть мацун (заквашенное молоко). Послевоенная жизнь колхозников была тяжелая. Правители с района, бригадиры с деревни, все, грабили и обирали по правилам и без правил, облагали непомерным налогом. Почти все, что имели, отдавали властям  помесячно. Мясо, масло, шерсть, сыр и многое другое. Все заработанное за трудодни, не хватало на еду, керосин и мыло. К восьми часам во всех домах, не видно было ни зги. Надо было экономить керосин в лампах со стеклами в саже, чтобы утром, в четыре-пять часов вновь приступить к изнуряющей работе, кто в хозяйстве, кто в колхозной конюшне. Зимой, перерабатывали подсолнух, кукурузу и пшеницу, а летом работали на полях, под изнуряющим солнцем. Вот в такое время и в такой час, в армянскую деревню N, из кабины машины, с деревянными бортами, сошел симпатичный, молодой  человек в цилиндре и с деревянным чемоданом в руке. Он был назначен сюда директором школы. Не зная куда идти, он шел вдоль по улице, скользя в своих поношенных башмаках. Увидев молодую женщину, идущую навстречу и поздоровавшись, спросил, как найти председателя сельсовета, на что та ответила, что до утра это невозможно. Женщина, внимательно оглядев пришельца с ног до головы, пригласила его к себе, объяснив, что время позднее, а председатель живет в райцентре и будет только утром. Облегченно вздохнув, молодой человек последовал за ней, отметив про себя ее красоту и стройность под потрепанной, большой шалью, которая наверняка не грела ее. Через пару минут они вошли в низкие, деревянные двери домика под черепицей, с маленькими грязными оконцами. После свежего воздуха, в нос ударил неприятный запах навоза и соломы. При освещении лампы, он увидел в углу комнаты, с замазанным глиной неровным полом, корову и теленка, а чуть дальше, в деревянном ящике, наседку с цыплятами. Назвавшись Марией и сбросив шаль, хозяйка быстро  добавила хворосту в железную печку с дымящими трубами, которые выходили в оконную раму. Она поставила чайник и стала собирать на стол ужин. Гость сказал, что его зовут Леоном.  Сняв пальто, достал из чемодана, в котором были все его пожитки, кусок магазинного сыра, завернутого в газету с портретом Сталина, пару варенных вкрутую яиц и три куска хлеба. Ужиная, они разговорились и мельком разглядывали друг друга, отмечая молодость и обоюдное стеснение. Мария, заметив на левом запястье Леона золотые часы с браслетом, никак не могла отвести взгляд. Золото блестело и манило.  Ей подумалось, что это бог направил к ней принца, богатого и красивого. Ведь когда-то, должна будет  исполниться ее мечта, которая  ночами не давала ей спать после того, как она получила похоронное извещение на мужа.  Мужиков в деревне не было и лишь старики и бабы несли на своих плечах бремя колхоза. Нелюбимая мужем и свекровью, битая и проклятая, она измученная нищетой и каторжной работой за кусок жмыха, зимой на конюшне  (так  называли колхозные амбары), а летом на полях, она хотела счастья и любви. Нравы деревни не позволяли вольности, не то сейчас, она обняла бы этого красавца. Но кажется, он особо не собирается с ней откровенничать о себе. А эти часы, часы просто притягивали ее к себе. Половина  комнаты занимала тахта, черная от старости и грязи, на чем  несколько лет назад прошла ее брачная ночь, где на другом конце спали свекор со свекровью и без сомнения все подслушивали. Старики умерли от холода и голода, она вдова и теперь ее молодое тело, никому не нужное, просто протестовало и требовало внимания. Мария постелила две постели, на двух концах тахты, приглушив свет в лампе, вышла. Леон разделся и лег в холодную постель, чувствуя себя неуютно, в этом забытом Богом месте. Хозяйка, вернувшись и прибрав со стола, тихо разделась и легла на своей стороне. Долго ворочалась, но сон никак не шел, заставляя воображению, мелькать одну картину за другой перед ее глазами. То ее муж,  который никогда не сказал ей ласкового слова, то Леон, который лежал недалеко. Его медовые глаза притягивали весь недолгий вечер к себе, а его ласковый голос  за ужином, словно медленная музыка, усыпляла. Она встала, выпила воды, легла и вновь встала. Тихо подошла к постели Леона, постояла в полной темноте, судорожно дыша, потом рывком приподняв край одеяла, нырнула под нее, зажмурив глаза, будто он мог что-то увидеть в ее взгляде. Сердце бешено колотилось, руки и ноги дрожали. Леон проснувшись,  не понимал, где он и что происходит, а она обнимала и осыпала его поцелуями, как в последний раз, истосковавшись по мужскому запаху.  От Леона исходил  нежный запах тела, дурманил ее, но он растерянно отталкивал ее руками. Вдруг, придя в себя, Мария вскочила и заметалась по комнате, заламывая руки. Он бормотал, что у него жена, что они ждут ребенка и что он привезет их сюда, как только устроится на работу. Он замолчал, накрылся головой и замер. Сидя  раздетая, за столом в темноте, Мария понимала, что все рухнуло, ее мечты, принц и богатство ускользнули от нее, как вчерашний сон, что она нелюбима и никогда не будет счастлива. Постепенно дыхание Леона успокоилось, видно уснул. Ее стало колотить от холода в неуютной комнате, темной и грязной, где в углу все время что-то жуют-хрустят корова и теленок. Ее отрезвил холод глиняного пола, ногами отыскала шлепанцы, одела и вышла во двор. В голове  стучали мысли: ее унизили, ею пренебрегли и за это, надо отомстить, да так, чтобы все поняли, ОНА - человек!   Она заслуживает лучшего! Никому она не отдаст Леона и его золотые часы. Она вернулась домой, в руках держа  большой  топор. Медленно направилась к Леону и  откинула  одеяло. За окном светало…
Дни шли за днями, медленно волоча за собой свои часы и свои месяцы. Прошел февраль, март, наступил конец апреля. Мария ходила на работу, на мельницу, молоть муку, на родник набрать воды. Стала замкнутой и мрачной, не замечая цветение сирени, которую она любила, никого не пускала к себе и сама ни к кому не ходила. Вечерами, подолгу рассматривала золотые часы, своего Леона, завернутые в истрепанный кусок газеты с портретом Сталина, которые собиралась продать и  разбогатев, начать новую жизнь.  Только Сталин с газеты знал, что Леон не ее, что Леон - в трех мешках - нашел свое убежище за сараем Марии, забросанный дровами.
Майским днем, когда  вокруг у соседей росли овощи на грядках, а у нее рос один бурьян, Мария поехала в район,  продав  пальто Леона, купила себе платье с оборками и босоножки. Как-то сходив в местный магазин, услышала, что приехали с города  следователи, ищут молодого учителя, который исчез в этой деревне. Нашли свидетеля, водителя машины, который видел какую-то женщину рядом с ним в тот день. Мария перестала спать ночами, металась по комнате, боялась любого шороха и звука, стук калитки.
Все ждала, что за ней придут, что уже знают, где искать ее Леона. Это был конец, конец  никчемной  жизни в этой деревне, с этой коровой, с этим сараем. Она не знала, как выйти из этого лабиринта…
Мария быстро собралась, бросив какие-то вещи в котомку, поехала в город не попутной машине. Увидев ломбард, зашла, развернула газету и протянула пожилому человеку часы, предложив оценить золото, которое осталось после ее погибшего мужа. Но ее ждало еще одно разочарование. Часы оказались покрыты простой  позолотой, да к тому же, часы повреждены. Мария вспомнила февральскую, страшную ночь в своей жизни,  Леона, топор…
Мария бросилась на улицу, забыв часы на прилавке, толкая прохожих, никого не видя и ничего не слыша. На пересечении двух дорог, вдруг раздался скрежет и глухой стук. На асфальте лежала молодая, красивая женщина, вся в крови, а в руке был зажат скомканный обрывок газеты с портретом Сталина.