Па-а-па-а-чи-и-ка-а-а!

Возле детсадовской ледяной горки мальчики делили пластмассовую
каталку:
- Отдай, моя очеледь, - тянул к себе седушку мальчик-крепыш.
- Не-ет, мо-о-я оче-е-редь, - хныкал неурослый малыш, цепляясь
за вожделенный кружок.
- Моя!
- Не-ет, мо-о-я! Я во-от па-а-пе Диме ска-а-жу, он те-бе-е, Вовка...
- А я, а я, тозэ папе Максиму... - как-то угасло, неуверенно пролепетал
крепыш.
Девочка, наблюдавшая за спором мальчишек, подскочила ближе
и с укоризненным ироническим вызовом выплеснула ядовитое:
- А папы-то у тебя, Вовочка, нету...
- К-как н-нету? - Растерянно залепетал крепыш. - У меня есть
папа Максим...
- А вот и не-е-ту-у, - уронив головёнку на плечико, с насмешливым
ехидством девочка продолжала травить Вову словесным ядом.
- Твой папа ушёл к другой тёте, твоя мама моей сказала, по-о-ня-
ял?!
- Крепыш побледнел, его губы нервно задергались. Он выпустил
каталку, силился что-то сказать, но не смог, и резко развернувшись,
побежал в никуда, оглашая детсадовскую ограду громким, надсаднонедоуменным,
отчаянным слёзным ревом:
- Ма-а-ма-а-а!
Воспитательница догнала мальчика, склонилась, поцеловала
в щёчку и прижала к груди, пытаясь ласками погасить конвульсии
нервного плача.
- М-мой п-па-па-а Максим в к-командировке б-боле-ет, вот т-так!
0-он м-меня-я лю-ю-бит и я ево лю-блю-ю, вот так!
- Успокойся, Вовочка, успокойся... Папа твой и никто тебя с ним
не разлучит, понял?
- П-понял, я сам папу лечить буду, вот так!
После обеда, в сонный час, Вова спрятался в пододеяльную пещерку,
затаённо озаботившись непониманием папиной командировки
и болезни. В свои шесть лет он уже многое понимал в поведении
людей, их взаимоотношениях. Мальчик чувствовал, что мама утаивает
от него что-то важное, сложное, огорчительное о себе и папе.
Многонедельную разлуку Вовы с папой мама долго объясняла его
командировкой, а позднее - болезнью. Мальчик верил маме, но, скучая,
страдая от разлуки с отцом, он мучил её многократными ежедневными
вопросами: «А где мой папа? А когда папа вернётся из командировки? А чем папа болеет? А зачем папа заболел в командировке? Я хочу
к папе, хочу вместе с ним болеть... А почему мы не едем к папе в больницу?
»
Вова видел, понимал, что вопросы о папе огорчают, раздражают
маму, заставляют иногда отвечать ему с хмурью досады и даже
злости...
А совсем недавно случилось неожиданное: в конце дня папа
пришёл в садик. Вова обрадованно растерялся, засуетился, собираясь
домой, а потом, опомнившись и недообувшись, не сдерживая нечаянной,
окрыляющей радости вдруг возлетел к отцу на грудь, прижался
пылающим лицом к его прохладной щеке... Сердчишко взбудораженно го ребёнка часто и громко стучало в родную и вновь близкую, надёжную,
защитную папину грудь, как бы выговаривая за долгие, немалые
утайные страдания, а может быть детское сердце просило уже почти
забытой мужской отцовской, сдержанной но необходимой ласки...
Чувства прорвали плотину, скопившихся за время разлуки
Вовиных слёз, и они тихим, облегчающим душу потоком скатывались
на одежду смущённого, чуть-чуть виновато озирающего его отца.
- Папа, папочка, ты не болеешь? - Нервно вздрагивая, и ещё теснее
вжимаясь в отца, лепетал мальчик, - ты навсегда вернулся? Папочка,
я так тоскливо скучал по тебе, так скучал... Папочка, я очень люблю
тебя, не езди больше в командировку...
- Успокойся, успокойся сынок, - шептал отец сыну, поглаживая
Вову по голове вспотевшей ладонью.
Из садика отец повёл Вову незнакомой дорогой, но когда малыш
спросил:
- Пап, а куда мы идём?
Максим ответил коротко и жёстко:
- Куда нужно, туда и придём...
Возле одного из высоких домов, мальчик обратил внимание,
как тёмно-белая кошка скрадывала двух голубей.
- Папа, почему кошка не за мышками, а за голубями гоняется?
- Может поиграть хочет...
- А-а...
Они вошли в подъезд многоэтажного дома и поднялись на лифте.
Папа своим ключом открыл дверь квартиры, где оказалось много
ремонтного мусора.
- Ты што ли здесь в командировке болел, папа?
- Нет, не здесь...
- А где?
Отец промолчал, открыл шифоньер, достал детскую дублёнку и,
подав её Вове, коротко бросил:
- Примеряй!
Мальчик проворно снял шумно шуршащую не утеплённую,
короткую курточку и с трудом втиснулся в новошубу. Обновка сдавила
Вове плечи, ручонки почти до локтей, выпали из рукавов, полы
шубки не сходились друг с другом, однако мех мягко отеплил озябшее
на ветру тело и на вопрос папы, который вышел из кухни с шоколадкой
в руках:
- Малая?
Мальчик, ещё не осознавая, что дублёночку ему не носить,
ответил:
- Она соглевательная...
- Снимай! - Снова по командирски скорострельно приказал папа.
Вову смущала, обижала некая нервная суетливость, холодная
раздражительность отца, он не узнавал в нём того строгого, но заботливого
родного человека, который до командировочной болезни
постоянно был рядом с ним. Вечерами они физкультурничали с папой
на полу зала, а когда лёжа на диване, смотрели военный видики
и разные мультики, обнимались, целовались и говорили друг другу
«люблю».
Когда при выходе из квартиры папа замыкал двери, из лифта
на площадку стремительно выскочила молодица. Украшенная помадной
улыбкой она кинулась к Максиму пытаясь окольцевать его руками,
но он, озарившись румянцем смущения, как-то неуклюже устранился
от объятий и ухмуренно произнёс:
- Это мой сын Вова...
- Ух, какой крепенький малыш, - пронзив холодным осверком
взгляда мальчика, пролепетала молодица и, склонившись к Максиму,
стала ему что-то нашёптывать.
- Вова, спускайся тихонько по лестнице, я тебя сейчас догоню, -
попросил отец.
- Нет, папа, я с тобой вместе пойду, вот так!
В лифте Вова спросил:
- А эта тётя наша родня?
- Нет, это моя подружка...
- А зачем подружка?
- Вырастешь - узнаешь, - опечатал тему отец металлом голосового
тона.
По дороге к родному дому Максим был сумрачен, безпередышно курил, молчал, ногами переступал неторопно, затяжно, как будто
его стопорил встречный ветер. Зато Вова щебетал счастливым воробышком
почти беспрерывно. Он рассказывал отцу о новых игрушках,
о занятиях в садике и о том, чему научила его мама.
- Я узэ все буквы знаю и сам читаю слова «мама и папа», вот так!
- Молодец, Вовочка! - Первый раз ласково с раскрытой, доброй
улыбкой посмотрел на сынишку отец.
- Пап, а ты чего остановился, это зэ наш дом, наш подъезд... Ох,
и лада будет мама, что мы вместе плисли...
Максим окаменело стоял с полузакрытыми глазами, серая судорожная
тень металась по его лицу. Он склонённо присел перед сыном,
крепко обнял и утишным, запинающимся шёпотом прошелестел:
- Я, В-Вовочка д-должен срочно снова ехать в к-командировку,
п-поднимайся к маме...
Этот шёпот отшатнул малыша от объятий и когда он увидел,
что лицо отца, как светофор, почему-то вспыхивает румянцем и гаснет
бледностью, вскричал:
- И я с тобой в командировку!
Отец молча приподнялся, тыльной стороной ладони попытался
остановить слёзный окат и, как будто чем-то обиженный, по детски
зашмыгал носом. Вова зацепился ручонками за ногу отца, словно абордажными
крючьями и постанывая слезно-жалобно заскулил:
- Не-е ухо-о-ди-и, па-а-пу-ля-я, не-е ухо-о-ди-и-и...
Любопытствующие прохожие люди приостановились, наблюдая
за непонятной драматической сценой. Максим тряхнул головой,
отуманенной на какие-то мгновения отцовскими чувствами и, разрывая
духовную пуповину с родной плотью, неожидаемо с жестокой
мужицкой силой грубо выдернул ногу из ладоней слабеющего в мольбе
сына...
... Пока все дети спали, Вова в удушливой, темной пододеяльной
ухоронке о многом успел передумать своим наивным умишечком
и принял решение сегодня же отправиться на поиски отца.
В полдник он выпил стакан кефира, а две конфетки и три печень-
ки завернул в бумажную салфетку и скрытно отнёс в карман куртки
с намерением передать больному отцу. Потом малыш зашёл в медка-
бинет и попросил:
- Елена Николаева, у меня папа болеет, дайте, позалуста, таблеточек и витаминок...
Врач подошла к мальчику, осветила его улыбкой, погладила
по головке и с мягкостью ласкового погляда, утешно сказала:
- Вылечим, вылечим мы твоего папу, Вовочка. Вот мама придёт
за тобой, расскажет какой у него недуг, мы тогда и дадим вам таблеточек. А витаминки возьми, сам прими, договорились?
Мальчик принял из рук доктора два разноцветных витаминных
шарика, зажал их в ладошке и, не объясняя своего замысла, вышел
из кабинета понуристым, неуспокоенным. Он не ушёл, затаился,
за углом в коридоре, утих движениями, а когда Елена Николаевна
вышла из комнаты, Вова проворно скользнул неуловимой мышкой
в меддвери и наугад сунул в карманчик шортиков пару пузырьков
с неведомой лечебной жидкостью и какие-то белые, круглые, крупные
таблетки в прозрачной упаковке. Его испуганное сердечко прыгало
мячиком - он понимал, что свершает нечто непозволительное, наказуемое,
но желание помочь отцу было превыше всего...
Когда дети вышли в ограду на вторую прогулку, Вова, почти
не таясь, полубегом, устремительно кинулся осуществлять свой план,но его утечность заметила воспитательница. Она догнала беглеца
и строго, одышливо вопросила:
- Ты куда это устремился? Вова виноватисто уронил взгляд
на свои ботиночки, помолчал и придумал:
- Я в войну иглаю, влага догонял...
- Вот и я играю, - улыбнулась воспитательница, тебя, героя догнала...
Во время игры в прятки Вова обежал здание садика, под его
прикрытием спешно удалился и затерялся в лабиринте переходов
жилого микрорайона.
Сейчас, когда мальчик-беглец настороженно шагомерил к похожему
дому, куда приводил его папа, он вдруг растерялся: пятнистой
кошки и голубей не было, а подъезды походили друг на друга бетонными
козырьками, коричневыми дверьми. На придомной скамейке
сидела в шубе и валенках древнебабушка, усваивая оживительный
природный воздух.
- А вы не знаете, где мой папа зывёт? - спросил Вова старушку.
Бабуля поманила к себе варежкой руки малыша и попросила:
- Парень, ты слова-то мне позвонче, неторопно выкатывай - ухи
у меня обленились, не слышат...
Вова приблизился к бабушке и повторил вопрос.
- A-а, вняла. В нашем дому-то много отцов, а твоего-то как звать-
величать?
Я Вова Лобов, а мой папа Максим Лобов, вот так!
Собеседница подумала и развела шубные руки:
- Кажись в моём подъезде такой фамилии нету. Отец-то, что,
с вами не живёт?
- Мой папа всегда с нами живёт, а тепель он болеет и я лечить его
буду, я таблеточки и пузыльки плинёс...
- Эвон дела-то каки, дак родитель-то может в больнице?
- Мама говолит, што мой папа в длугом голоде болеет - она меня
обманывает, он у подлузки зывёт и болеет: я у них был, я знаю, вот
так!
- Ну, парень, загадал ты мне загадку... Ты дом-то свой найдёшь? -
зашевелилась, оживляясь глазами бабушка.
- Найду...
- Вот и ступай домой, Вовочка, а я поспрашиваю о твоём папе и как
только он отыщется - тебе сообщу, уразумел?
- Улазумел, но я соскучился о папе и сейчас его лечить хочу, во-о-т
т-та-а... - всхлипнул малыш и бросился к ближнему подъезду.
В тот памятный день они с папой поднимались на лифте, но сейчас
мальчик побоялся входить в кабину подъёмника и устремился вверх по лестнице. Он не знал на каком этаже была квартира, не запомнил
её номера и особенностей дверей. Уже на втором этаже Вова решил
звонить подряд во все квартиры, надеясь таким путём отыскать своего
папу. Возле первой двери он не смог дотянуться до кнопки звонка
и постучал в неё кулачком. Дверь была металлической, рукавица
глушила удары, и малыш понял, что его не слышат. Тогда он снял
рукавичку и стал стучать костяшками согнутых пальцев, однако звук
был тоже глуховатый, а бить сильнее было больно... В одном из карманов
куртки Вова отыскал игрушечного солдатика из металла и снова
атаковал бесчувственную, неотзывную дверь. Вдруг щёлкнул замок
соседней двери и из щёлочки:
- Тебе чего надо?
- Я своего папу Максима Лобова ищу...
- В этой квартире бабушка с дедушкой живут, не стучи...
Щёлочка ужалась и от резкого хлопка ойкнул замок.
Вова огорчённо вздохнул, опал плечами, подумал и поднялся
на площадку следующего этажа.
Взгляд малыша запнулся за пластмассовое ведро с мусором.
Он подставил его к двери и с его помощью дотянулся до звонка.
Музыкальная мелодия быстро открыла дверь и в её проёме - большого
дядю:
- Слушаю вас, молодой человек...
- Я своего папу ищу, Макси...
Внезапно выскочившая из-за спины хозяина огромная, страшная
собачья морда, с рыком из ощеренной пасти, оборвала мальчика
на полуслове. Окат охладного страха смял его в полуприсед, плавочки
наполнялись мокрым теплом и струйки покатились к подрагивающим
коленям.
- Не пугайся малец, Рэкс умный, детей не обижает. А вот папы твоего
у нас однозначно нет, - иронично улыбаясь, изрёк большой человек
и захлопнул дверь.
Когда загасло пламя страха, Вова перенёс ведро с мусором к соседней
двери. Дотягиваясь до звонка, он как-то неловко повернулся, ведро
наклонилось, скользнуло, и мальчик боком упал на бетонный пол
площадки. Несколько мгновений он лежал недвижно, в забывчивости...
Потом, открыв глаза, пошевелился и вскрикнул от отемняющей боли
в правом плече. Ещё не понимая, что с ним произошло, мальчик встал
на колени, его голову обносило отемью боли и тошноты, плечо горело
жгучим огнём... Вова стонал, хныкал, тихие слёзы катились по пылающим
щекам. Он поднял ведро и, собрал в него мусор. Обломок металлического
кухонного ножа малыш оставил себе и, поднявшись, постучал им в дверь. На стук никто не отзывался, только за соседней дверью,
взлаяв, зарычала та собака, которая его напугала.
Вова прислонился к холодной железной двери мокрым, горячим
лицом, немного подождал, чуть-чуть поразмыслил и решил продолжать
поиски папы.
Он не стал злить собаку стуком в ещё одну дверь на площадке
и поднялся выше. Здесь малыш снова воспользовался обломком ножа
и усилился настойчиво стучать в первую на своём пути дверь.
С резким, пугающим скрипом, как с криком, широко распахнулась
дверь и на площадку выскочил оголённый, прикрытый только трусами,
пьяный мужик:
- Ты чего, гадёныш, хулиганствуешь, а? - гневно и зло ужалил он
ребёнка.
- Я своего папу ищу, Максима Ло...
- Какого ещё папу? - не давая договорить зарычал пьяный. - Покоя
от вас, пакостников, нету.
Он цепко ухватил Вову за капюшон куртки, дёрнул и грубо потащил
вниз по лестнице. Мальчик завопил от боли и его сознание окутал
мрак тишины.
Ещё на пути из тьмы забытья Вова ощутил прикосновение к лицу
чего-то нежного и тёплого. Он приоткрыл веки и увидел кошку, которая
лизала его мокрую, солёную от слёз щеку. Малыш непроизвольно
отпрянул от нечаянной ласки и увидел, что это та самая пятнистая
охотница за голубями, которую он видел, когда был с папой.
- Кысанька-а, - обрадовался, улыбнулся малыш и погладил кошку
ладошкой левой руки. «Если кыска здесь, значит и папу я, может,
найду», - радостью плесканулось его сердце.
Вова осмотрелся и понял, что лежит на площадке первого этажа.
От подъездных дверей тянуло холодом и он попытался встать, чтобы
подняться повыше. Однако одна нога отказалась ему повиноваться.
Постанывая и подвывая, малыш на коленях потихонечку стал одолевать
ступени, отталкивающие его холодом и болью. Кошка следовала
за ребёнком, громко мяукала, т о ли сострадая Вове, а может призывала
людей ему помочь.
На какой-то ступеньке, отдыхая оболюченным телом, малыш
затих... И когда кошка сочувственно прильнула к нему и мурлыкая,
стала лизать остылые руки, Вова забылся нервной, чуткой полудрё-
мой. «Вот найду папу, - искорками вспыхивали в его сознании слова, -
вылечу и уведу его домой...»
Вова хотел проверить в кармане пакетик с лекарством, но рука
только дрогнула - неведомая сила сковывала движения и осознанные мысли-желания преобразовывала в галлюцинации полусна. Кошка
уже не мяукала, успокоилась у ребёнка на груди ближе к лицу и умиротворенным,
сочувственным мурлыканьем помогла ему из полусна
переплыть в чуткий стрессовый сон...
Вова вдруг с оторопью удивления, в зыби сонного дива увидел
сизокрылого большого голубя с лицом своего папы, а сам он оказался
маленьким, чёрно-белым котёнком. Голубь не обращал внимания
на котёнка-Вову и выискивал клювом в траве что-то съедобное.
Котёнок стремился сблизится с голубем-папой, но тот каждый раз
отлетал, отдалялся... Потом рядом с голубем опустилась голубица
и в ней Вова узнал папину подружку. Они ворковали, не обращая
внимания на котёнка, отдаляясь от него в совместных перелётах всё
дальше и дальше...
Удушливый, неприятный запах погасил сонное наваждение Вовы.
Он вздрогнул, вспыхнул глазами и, увидев перед собой грязное, заросшее
щетиной, синюшное от кровоизлияний лицо, испуганно оторопел.
Защитительный вскрик «мама» перехватил дыхание, онемил ребёнка.
Бомж усилился улыбнуться распухлыми, окровавленными губами,
но остаточные, редкие ржавые зубы перекосили его лицо в ещё более
страшную гримасу. Вова с ужасом отшатнулся, снова отеплились его
плавочки, частой мотоциклетной оторопью застрекотало сердчишко...
Защитительно ужимаясь в ёжистый комочек, отчаянье пробило
спазму горла и мальчик завопил спасительно-привычное:
- Ма-ма-а-а!
Остатки сна мешали Вове воспринимать бомжа, как человека.
Он надвигался на него зловонным, реальным монстром-чудищем
из фантастического видеофильма. И когда малыш понял, что рядом
нет мамы, что спина прижата к холодной стене и щемящая боль в отказной
ноге не даёт вскочить, чтобы убежать, он, защищаясь, выстрелил
последним, спасительным патроном:
- Па-а-па-а-чи-и-ка-а!!!
Голос молнией-пулей врезался в лестничную спираль. Ушибаясь
о ступеньки, стены, железные решётки перил, голос рассыпался
на мелкие, звонкие осколки, множился звуковым органным эхом,
взывал, будил человеческое сострадание...
В дребезге оскольчатых раненных звуков, отдельной,
пронзительно-отчаянной, надрывной, высокой нотой звенела мольба-
обращение к сердцу, сознанию, душе, генному долгу отца...
На этажах зашебаршили, запокряхтывали дверные замки, заскрипели
равнодушные, полутюремные двери, утаивающие сложную,
затейливую жизнь человеческую...
2009 г