I. Аустерлиц, 2 декабря, 1805 год

Рыжий конь нёсся по укутанной плотным тусклым туманом равнине. Из-под его ног летели комья мёрзлой земли, а изо рта то и дело вырывались клубы пара. Всадник плотно припал к мощной шее своего скакуна и вдавливал шпоры в бока животного чаще, чем это было нужно. Время от времени он погонял коня громкими криками, желая, чтобы тот скакал еще быстрее. Вперёд, вперёд, вперёд. На лице наездника застыли взволнованность и напряжённость: он смотрел только вперёд, хотя все происходящее вокруг без преувеличения сильно смахивало на ад. Чуть ли не ежесекундно то здесь, то там взрывались снаряды, поднимая на высоту нескольких метров земляные массы. С шипением и свистом воздух рассекали сотни и тысячи пуль, каждая из которых могла стать роковой для всадника. Всюду над равниной чувствовалось дыхание смерти. Звуки выстрелов, взрывов, барабанная дробь, музыка множества труб, крики солдат, неважно, идущих ли в атаку, или тяжело раненых, все это слилось воедино в неопределённый, странный, невыносимый гул. Однако наездник на рыжем коне ни на что не обращал внимания, его цель была там, впереди. С каждой минутой расстояние всё сокращалось и сокращалось
Прибыв, наконец, в штаб, офицер в синем мундире соскочил с коня, снял с себя шлем и, тяжело выдохнув, вытер со лба катившийся ручьями пот. Под шлемом оказался молодой красивый брюнет лет двадцати четырёх-двадцати пяти. Он быстро огляделся. Туман, казалось, становившийся всё плотнее, вдобавок дым не позволяли оценить общую картину сражения. Единственное, что бросилось в глаза офицеру, это огромное количество солдат, отступающих в тылы, а с ними целое изобилие раненых. Тут, буквально в десяти метрах от офицера упал с оглушительным треском снаряд. Молодой человек успел упасть на землю, закрыв голову руками. Все бы ничего, только пыль попала в глаза. Поднявшись с земли и стараясь не смотреть на солдата, которому только что взрывом оторвало ноги по пояс, офицер двинулся дальше. Неприятельская артиллерия бьёт уже по штабу. Интересно, император ещё здесь?
Наконец, офицер увидел того, кого хотел. Генерал-фельдмаршал стоял на небольшом возвышении в окружении десятка офицеров и напряжённо глядел в подзорную трубу. Лицо его бледно и сурово. Наш офицер, выпрямившись и отряхнув рукава мундира, подошёл к генералу достаточно близко и громко проговорил, отдав честь:
- Её Величества лейб-кирасирского полка лейтенант Богданов с донесением от графа де Витта.
Генерал-фельдмаршал оторвался от своей подзорной трубы и пристально взглянул на лейтенанта Богданова. С правым глазом фельдмаршала было пока ещё всё в порядке.
- Для дальнейшего продвижения полка нам необходимо подкрепление, - продолжал лейтенант. Кавалерийские удары…
- Гонец от графа был здесь не более двадцати минут назад, - холодно перебил Богданова фельдмаршал, - я сказал ему, что подкрепления не будет. Видимо, с гонцом что-то случилось на обратном пути.
Богданов крепко стиснул зубы. Этого он больше всего опасался. То есть, судя по только что увиденному…
- Как, подкрепления не будет, Ваша Светлость? – с небывалой обидой и разочарованием в голосе процедил он.
Уловив непередаваемую горечь в словах лейтенанта, Кутузов подошёл к нему вплотную, положил руку на плечо и, взглянув на высокого молодого человека снизу-вверх, произнес:
- Подкрепления не будет, потому что его просто неоткуда взять, лейтенант. Последний резерв был брошен в бой ещё с час назад, когда неприятель перешёл в активное наступление. Только что пятая колонна генерал-лейтенанта Багратиона начала отступление под прикрытием арьергардов. Боюсь, лейтенант, это конец, - Кутузов пытался казаться совершенно спокойны, – Так и передайте Ивану Осиповичу. Давайте сейчас начнём медленно отступать, чтобы потом не пришлось обращаться в бегство.
«Боюсь, это конец». Эта фраза настолько убила Богданова, что он развернулся, не сказав ни слова, и с каменным лицом быстрым шагом направился к своей лошади. Всё зря! Столько его товарищей и однополчан погибло зря! А сколько ещё погибнет? На душе у лейтенанта в тот момент была такая боль, такие непередаваемые муки, что никакая физическая боль не могла идти с ними в сравнение. Богданов уже представлял лица товарищей и лицо графа, когда те узнают, что подкрепления не последует и что все усилия и все жертвы были принесены впустую.
Неся огромные потери, навстречу скачущему Богданову отступала четвёртая колонна генералов Коловрата и Милорадовича. Вражеский огонь выкашивал солдат целыми рядами. Музыка, до этого разносившаяся по холмистой равнине раскатистым эхом, вовсе перестала быть слышна. Только лишь гулко грохотали орудия и трещали ружья.
А ведь всего каких-то полтора-два часа назад ситуация была в корне другая! «Ловко же нас провели!» - с горечью думал Богданов. А ведь генерал Вейротер, которого лейтенант проклинал больше, чем кого-либо, оценивал численность французской армии не более, чем в сорок тысяч! Ошибся австрийский генерал почти ровно в два раза. На глазах лейтенанта Богданова союзные войска терпели крах. Однако, пустив коня во весь опор, он спешил предупредить свой полк. Вдруг они до сих пор удерживают позиции, надеясь на скорое подкрепление?
Тут Богданов, натянув поводья, резко остановил коня. Из тумана навстречу лейтенанту медленно выходили остатки эскадрона его полка. За ними так же медленно и неспешно тянулась пехота. Среди первых на золотисто-рыжем коне ехал граф де Витт, рядом с ним – юнкер с полковым штандартом.
- Богданов! – ещё издали завидев лейтенанта, крикнул граф, - ну что там?
- Крах. Подкрепления не будет, - только и смог выдавить из себя Богданов.
Граф однако же нисколечко не удивился, лишь только пожал плечами.
- Ну что же, глядя на всю эту картину, трудно было рассчитывать на другой исход. Вот я и дал приказ отступать.
- Почему так медленно? – спросил Богданов, поравнявшись с графом.
- К чему лишний раз сеять панику? И без нас многие уже бегут. Так что сказал Михаил Илларионович?
- «Боюсь, это конец, лейтенант», - повторил слова фельдмаршала Богданов.
- Что, прямо так и сказал? – присвистнул граф, - Тогда уж точно дела плохи. Ведь говорил Михаил Илларионович, что нужно повременить с генеральным сражением. Не лезь на рожон – не будешь поражён.
Как только граф произнёс эти слова, позади них с Богдановым послышался звук разрыва, за ним ещё один, и ещё. Француз начал артобстрел по отступающему противнику, желая обратить его в бегство.
- Ого! – чуть удивлённо воскликнул граф и, повернувшись назад, погрозил неприятелю кулаком, - Черти! Ну, теперь бы не помешало прибавить шаг.
Хладнокровию и весёлости графа де Витта можно было только позавидовать. Богданов знал Ивана Осиповича де Витта уже лет как десять, с тех времён, когда оба служили в конном полку лейб-гвардии. Алексей Николаевич Богданов знал о графе всё, как и полагается настоящему другу. Граф был внуком голландского архитектора Яна де Витта. Отец Ивана Осиповича Йозеф де Витт получил титул графа Священной Римской Империи, и был комендантом Каменец-Подольской крепости. Мать Ивана Осиповича, пожалуй, одна из самых интересных фигур того времени, София Глявоне. Она родилась в турецком городке под названием Бурса в семье грека, который был небогатым торговцем скотом. Когда Софии, впрочем, тогда у неё ещё было другое имя, было пятнадцать лет, отец её умер. Мать, чтобы хоть как-то облегчить участь семьи, стала представительницей самой известной чисто-женской профессии. Несколько лет спустя София попалась на глаза польскому дипломату и авантюристу Боскампу-Лясопольскому. Оставшись поражённым красотой семнадцатилетней девочки, он решил оставить её у себя во дворце, наняв для неё учителя французского языка. Спустя год Боскамп покинул Константинополь, предварительно обеспечив Софию всем необходимым для жизни. В 1779 году, приехав в Каменец-Подольскую крепость, София познакомилась с Йозефом де Виттом и выдала себя за знатную даму Софию де Челиче. Спустя некоторое время они обвенчались, а спустя два года супруги отправились в путешествие по Европе. Сначала они побывали в Варшаве, где не без помощи Боскампа София завоевала расположение польского короля Станислава Августа. После Варшавы супруги посетили Берлин, Париж, Вену и везде, абсолютно везде София имела огромный успех при дворе. А в ноябре 1781 года у неё родился сын, которого было решено назвать в честь деда Яном. Впоследствии, после поступления на русскую службу, его стали называть Иваном Осиповичем. Крёстным отцом Ивана стал король Польши. Мать особенно не занималась сыном; гораздо большее удовольствие ей доставляли придворные развлечения, балы, знакомства с самыми различными мужчинами из высших слоёв. Так, в 1792 году София познакомилась с главнокомандующим русской армии Григорием Александровичем Потёмкиным. Именно под его влиянием Иван Осипович де Витт в одиннадцать лет был зачислен в русскую армию и сразу же получил чин корнета. А Потёмкин по-настоящему увлёкся польской очаровательной красавицей. Он устраивает в её честь балы, задаривает дорогими подарками. А мужа Софии – графа Йозефа де Витта – Потёмкин назначает военным губернатором Херсона, присваивает звание генерала русской армии, лишь бы только он, муж, не препятствовал связи Софии с Потёмкиным.
А воспитанием мальчика занялся тогдашний командир полка генерал-майор Василий Сергеевич Шереметьев. Однако Иван многому учился сам. Первые одиннадцать лет жизни его окружали самые разные люди, вплоть до королей и императоров, а с двенадцати лет одни лишь солдаты. Именно в это, не самое простое для Ивана время, он познакомился с Богдановым, который был старше его на два года. Впрочем, уже тогда Иван Осипович де Витт отличался небывалой находчивостью, храбростью, умением схватывать все на лету. Хладнокровность, умение действовать по ситуации, спокойствие и чувство юмора всегда были ему присущи. Несмотря на всё это, граф был очень горячим и не всегда мог справляться со своими чувствами и эмоциями. Со временем граф приобрел репутацию заядлого картёжника, задиры, смутьяна, дамского угодника, отличного шпажиста и непревзойдённого солдата. В 1801 году де Витт удостоился чести аудиенции императора Павла I, который доверил молодому человеку тайное задание, для выполнения которого де Витт отправился на Мальту. После выполнения задания ему был присвоен чин полковника, и это в двадцать-то лет! Сразу после этого поручения, сути которого Богданов не знал, полковник де Витт был переведен в штаб гвардейского корпуса, где Алексей Николаевич состоял уже год, и назначен командиром Её Величества кирасирского полка. Однако занятие у Ивана Осиповича было не совсем обычное: он занимался тем, что собирал и анализировал сведения о всех европейских армиях, будучи под началом у генерала Барклая де-Толли.
Обстрел приобретал всё более и более массовый характер. Паники удалось избежать только благодаря хладнокровию офицеров, впрочем, не везде. Русско-австрийские полки генерала Кинмайера уже бросились в откровенное бегство по замёрзшей глади озера. Но самое страшное началось, когда неприятель стал бить по льду озера, и солдаты вместе с лошадьми начали десятками проваливаться под воду. Сквозь туман донеслись звуки боя.
- Что же эти бестии всё никак не успокоятся! Снова их кавалерия, чёрт бы её побрал! – повернулся граф к чуть отставшему Богданову. Лейтенант хотел было что-то ответить, но в этот момент раздался оглушительный звук удара, в глазах у Алексея Николаевича потемнело, и он ощутил резкую боль в ребрах.
Когда он открыл глаза, то увидел перед собой землю. Звук как будто бы отключили. Повернув голову вправо, Богданов увидел рыжую спину своего коня. В этот момент кто-то стал его тянуть за плечи, видимо пытаясь поднять с земли. Богданов с трудом посмотрел вверх: перед ним появилось незнакомое лицо какого-то солдата. Звук стал появляться.
- Лейтенант, лейтенант! – кричал солдат, тряся Богданова за плечи, - Вы ранены? Нужно поскорее отсюда убираться!
Богданов пытался встать, но тщетно. В голове до сих пор звенело. Картину происходящего трудно было разобрать из-за поднявшихся клубов пыли. Ясно было одно: все спасались бегством. С помощью солдата Богданов поднялся на ноги.
- Где граф?
- Какой граф? – непонимающе огляделся солдат.
Тут Богданов увидел де Витта. Вместе с юнкером они лежали на земле метрах в трёх друг от друга. Оба лежали, не двигаясь, у юнкера в некоторых местах была пробита кираса. У графа по лбу бежала тоненькая струйка крови.
Богданов, шатаясь подошёл к графу, хотел присесть, но вместо этого упал на колени. Постучал де Витта по щекам. Никаких результатов. Граф лежал, не шевелясь. Ещё не осознав толком произошедшее, Богданов вдруг увидел лежащее в пыли и истоптанное множеством ног и копыт их полковое знамя. Лейтенант попытался встать на ноги, в голове его внезапно помутилось, и он упал, больно ударившись головой о землю. Что происходит вокруг, больше не волновало Алексея Николаевича Богданова. Он просто лежал на мёрзлой земле, ничего не видя и не слыша.