Слов нет

1    Местная проститутка получала пособие по низкооплачиваемости - но чтила профессию. Стала матерью, позже – бабушкой, - и могла оставить ремесло полке, однако памятное лишало сна: она облачалась в чулки - в полнолуние - наносила слои грима, заправляла хлопчатую юбку и шла в сад.
     «Мы уходим в сад законченных мыслей, с годами – всё ближе» - она глядела по ту сторону, ткала завиток времени и существовала мгновением: безудержной, влюблённой, молодой – «Человек балансирует на маятнике – без мыслей, наблюдатель – осудит, третий – живёт мигом» - бурчала садовому секатору - он предавал листьям форму, а она принимала его усмотрение. Никогда не известно, чем окончится творение: шаг слыл уничтожить или внести завиток, ясность вносила страх – труд следовать картинке вточь, - она выбрала Веру в Себя из страха и сожаления. Смерть окружила Лунным Светом – но лишь её? – она видела и плела  лучики в завитки материй сада смерти.
     Просыпалась в видении, где пребывала и после: витраж свил лучи, она касается света, возносится, парит в храме обеден и порхает в доме смерти: осмеивает Смерть и Время.
     Кода: местная проститутка получала пособия по низкооплачиваемости и чтила ремесло – Лунный Свет завитал Смерть и Время, она надсмеялась над миром мысли и откусила кусочек. Завершённое липло во снах и оставляло вовне, но стоило Лунному Свету напомнить мир страниц, рассудок уводил в храм классицизма и возносил витками бабочки к витражам. Она отождествляла с собой сад, творила в ожидании и нагоняла погибель: симфонии небесных сфер изводили рассудок, вскруживали голову и вырывали душу, – быть может, тело останется позади небесного храма...
     Одно мешало: страх - отнюдь не беспричинный: другой сон - кошмар.
     Она просыпается в мужском теле, в постели с давним знакомым и хочет его. Они вспоминают годы разлуки и делятся событиями – он незаконно побывал в Шотландии, посетил сотню концертов и спас кого-то от чего-то, - она, в свою очередь, послала к чёрту принуждения и избрала древнее – то сводило с ума, вовлекало в игру сверхчеловеческого и позволяло вырасти. Она видела необъятное - то сыпалась пластами сверхматерий, несло боль острее смерти, - она выступала в мире падающих массивов, за руку с Ветром, и уносила в мир материй песчинку – одну, из тысяч пластов. Смотрела вверх и отделяла главное, – и сталкивалась со следствиями, - откуда  девочке знать обратный порядок следственно-временного, в жерле реки Времени?.. Она трогала собеседника, кто-то выключал свет, мальчики сливались в акте незавершимого.
     Пусть это ненастояще с точки завершённого и стоит кряду с ушедшим, не уровнять дни ночью? – Она поняла пользу многогодового опыта: перелить из сосуда полного в сосуд чистый и пустой выполнимо: она просеяла сквозь волокно себя то, что выразила первым полотном. Друг-художник с другого уголка Солнечного Света характеризовал творение произведением искусства; искусство сводило на нет нервы, - она тешилась воспоминанием: острый язык вплетается в её язычок, она гладит ниже того, кому завещает картину...
     Нервы совокупили душу с неким волокном – будто плеть высшего задала следствия и причины садовому саду и полотнам других... Она подсматривала за сущностью и выставляла под своим именем – но кто она, когда не автор? - похититель? Вдруг она подобрала  и похитила жизни чтоб залить в янтарь нектара садовых цветов?
     Проведение не простит - оставит долгие витки под витражом, в размышление. Не спится и не естся – она отказала привычке полутора часов ублажения чрева в угоду часам медитаций, – стоит понять, кто мы, прежде...
     Она пишет автобиографию языком прогульщицы – выявить взаимосвязи, - и возвращается к истории: мужская сущность присуща ей. Она вспоминает: до семнадцати – первого контакта – женское виделось инородным: она обнажалась, срывала зеркала и смотрела на руки – месяцами, возвращала зеркала и наблюдала представшую сущность – днями, – страшно: становилась на одну ногу, смыкала ладони у груди, смотрела на собственную шею и выдыхала желчь поколений...
     Вдумывалась в каждый звук и постигла словесность – выявить взаимосвязь мира действий и мира знания – «Знание ерунда, главное – источник» - и взаимосвязь проступала на оттисках приозёрных камьев. Если приподнять пласт вещей – что стелется пониз? - важно ли терпение? – и, что важно? – «Всё имеет частоту, но мы наделяем ту значением»
     Благозвучие, Абсолют, Золотое Сечение, - нечто уродливое эстетически, построенное в соответствии с законом природы, красиво – или отождествляется с лептой небесных сфер – и музыкой – где сущности на распадаются на уродливых и красивых, – и каждая завлекает по-своему, - и если это – творение, возможно ли создать существующее,  если под тем мыслится воссоздать песчинку от ветра?..
     Она знала ответ – ответ крылся позади глаз и применял законы на длинные пальцы. Она спешила повидаться с художником прежде... Время звало.
     Она отправила художнику на французском, послание с почтовый ящик - не донесла до почты. Потратила всё на такси, а на бандероль приписала краденным маркером “вышли мне денег, я верну”. Художник поступил иначе: переслал издателю и, через месяц, пятьсот листов опубликовали.
     Её поздравили открыткой. Она почти пустила под секатор конверт, но выпала карта – и пароль. Она брела до города шесть часов – дочери преданы дню – купила весь город и заказала кофе.
     Пришлось придумать автограф на пятьсот экземпляров; обложка шикарна... Благозвучие благополучило – Её чувств - за вершиной страниц... Она странница-страница в урагане, послание безлюдному миру, - плыла в безветренную погоду...
     Все любили её, все желали её, все предлагали наркотики, - она она не хотела - она нигде: безумие изливало тошноту. Стоило ли родиться чтоб изнемогать в несогласии с миром, слепым до собственной непротиворечивости? Что кроется за завесом? – и кроется ли?
     Дедушка вёл её со школы – и никогда не вёл наставлений о плохом поведении: он презирал нормы, - женщины за сорок подошли и предложили книгу в страшной обложке: младенец-гигант сидел на планете и играл нами... «Вы аферисты» - дедушка повёл внучку скорее. Она не понимала – дедушка собрал библиотеку побольше школьной, а от младенца отказался, - «И хорошо», - и ушли.
     Я не знаю, о чём писать, - она начнёт вторую книгу в недоумении: система сломалась, Золотое Сечение стало клетой, - что теперь? Теперь, пока не выследили, пиши наперегонки со смертью. Ты умрёшь вне создания, написание – единственная Жизнь, Вечная, - Ты умрёшь вне строк, дотронешься высшей жизни – и  высшая жизнь втянет в волокно обители.
     Сложнее чем кажется и проще, чем может показаться: дробим равные отрезки в импульсы несовместимого, наука интереса учит осторожности а в шаге от прорыва неблагодетель вздымает остроги. Небытие небезосновно. Безосновны мы.
     Кода - вариатизм: проститутка затрагивала ненужные темы грязными словами. Один писатель глянул в её жизнь и удивил: он возбуждал словами. Она продалась за шесть предложений.
     Он хотел женить её - и даже подарил ключи. Его дом будто обокрали – минимализм, все дела... Она оставила дверь незапертой и выбросила ключ – ограбили, - она знала, что так произойдёт - и узнала невесть откуда, что произошло (ведь она покинула льва нехлопнутой дверью); не забыть улыбки улитки-гермафродитки.
     Она уехала из родного города в неполные двадцать – избрала профессию киномодели и определила размер груди. Пробник тщеславия в нагрудном кармане вещал нафталиновые грёзы. В сумке, провизии на две бессонные жаровни и пять литров лимонного сока – на память о писателях.
     Она запивала строки лимонным соком – по строке на каплю: выпивала полтора литра позора в ленный день, литр – в особый, - и предлагала всем и каждому чуть больше капли; путь проститутки – делиться чужим. Она не имела мыслей – привыкла переиначивать завитки чужого пера. Лунный Свет сводил створки круг полуденной планеты и вожделел её полночь.
     Минут пыли по лодке необыденности десятками: она дышала чуждым дымом и затягивала микропары чужой слюны, - воровала и заимствовала. Вцелом, стала незаурядной личностью с образованностью двадцать три по двадцатибальной шкале – дым чуждого въедался во внутренности. В двадцать один, она обнажилась, шагнула к зеркалу, не узнала себя и прыгнула, - пришла к другу (хотела его), а он уже, - она не поняла, возненавидела себя и кинулась в зеркало - зеркало оказалось окном.
     Высокопарный Воздух подхватил спутницу Вечности: она исплакалась, в пути, и слёзки вернули лебёдкой в другие миры – иные пары’. Она отказала в шаге осквернения и натянула тетиву просвещения. Отдых превосходил работу вдвойне – она не чувствовала себя хорошим человеком, - и я не чувствовал, пока мы не встретились.
     Перед сном, она – «хочу мальчика»


;
2    Мне было пятнадцать – я учился на первом курсе и умалчивал барную жизнь, но восхищался: прийти на сцену никем и уйти знаменитостью, затесаться в сердцах и даже познакомиться... Я влюбился тем вечером – так называется встретить идеал? – в ту, чья память греет душу: она направлялась на поэтический конкурс к подруге. Мы прошли до бара в упоении диалога – я не встретил человека созвучнее мне во вкусах ни до, ни после, - «Вы вместе?» - поинтересовался посетитель за стойкой, - «Нет» - ответил я; она выпила кофе, поделилась с тем номером телефона и ушла; я поиграл на чужой акустике и ушёл за кипой бананов; - отказал удивительному человеку знать глупого меня...
     «Хорошо играешь» - девятнадцатилетняя пятнадцатилетнему – почти восемнадцатилетний тридцатилетней: волнующе. «Ужасно» - я покачал головой. «Значит, можешь лучше. Ты похож на сумасшедшего, - и возбудил меня... Организатор – моя подруга», - я мог бы посредством этого знакомства восполнить утраченную, но застенчивость... - мы гуляли до утра – «Я бы стала шлюхой, но в этой жизни мне не хватит уверенности», - я оставил вещи дома и понёс два мешка сна на учёбу; ей хватило, через пять лет.
     Вечность нельзя жить, Вечность можно прожить, Вечность – существительное; женщины – сослагательное полотно моей жизни; я – Вечность.
     «Ребёнок, почему это происходит с Тобой?» - я открыл ей дверь и проследовал. Я проводил часы в диалогах с лингвистами – меня приучили отказывать “полуденному солнцу” в строках, – я отдался мистике, шлюхам и музыке. Всех интересовали мои доход, меня интересовали наркотики – я не интересовал их, - славно.
     Ночь открыла волшебный мир знакомств, музы полумрака и полуобморочной влюблённости: все знали моё имя, я знал их руки и заслушивался: девушки до двадцати, музыканты и юноши – поэты, - мы делились собой, а бармен смазывал разногласия. Я не шучу: все-все знали моё прежнее имя – даже я не знал все имена, только лица и голоса, - я любил этот мир – и он меня, пусть я не вписывался кардинально-радикально-совершенно... Мне позвонила девушка, в подругу чьей подруги я влюбился – «Хочешь встретиться?», - мы унесли что-то (каждый – самую малость) от неслучайности случайной встречи.
     Привнесла основы – и обесчестила, - я Котёнок-Ребёнок, невинный и любопытный, полюбивший мир путём неизвестной случайности. Я брался за перо, сбивался в рифме и не видел ошибок – писал на пределе: предел – шаг; - надсмехался над фальшью – оно не стоило пребываний – я говорю о первом курсе, хоть доучился до второго, - я бы вернулся в мир ночи, познание влечёт... Я сыграю произведения души, во имя Любви, - и тогда, апофеоз влюблённости мелькнёт в оттисках бытия – моей руки, души и мысли; - заметьте: я ни слова не дал о внешнем...
     Я верну главное – протяну руку сути данностей и приму противоречия сверх логики и данностей ароматов. Отдаюсь потоку памяти и никогда – осуждению, я воспроизвожу обратную хроматиду, отпускаю плёнку и наслаждаюсь звучанием хрустальных голосов, свечением кристальных взглядов и теплотой случайных косновений. Смерть привнесёт памяти всевозможность; - столькое предстоит раскрыть, необязательное и желанное.



;
3    Не касаемся вспомогательных звеньев – теряемся в пути: главное дальше, симпатия путается в кустистых тернях; уделяемся вспомогательному и отдаляемся от мнимых – а нас ждут, за бумажной стеной, – знайте. Действуйте, время играть: Живите чувством, Живите, - Будь Достоин Жизни, Достойной Тебя, - Живи, Люби, Наслаждайся. Дождь – смейся, пожар – уходи, смерть – живи.
     Мне восемнадцать, я протянул руку вуали и смерть поглотила первую фалангу, - мне восемнадцать, восемнадцать!.. Диапазон безграничия в смерти – где бы знать всё о мертвецах?.. Вуаль надо мной, шаг предела – косновение вуали: я боюсь выйти за предел и утеряться.
     Я создаю: мне счастье и грусть наблюдать и переживать за любимцев, - во многом, я самоличный теоретик – не хорошо и не холодно, ведь определяемое источает прощальный пар и тешет суть. Я утешаюсь плодами и чувствую себя стариком – а ведь я молод. Сокровище юности уходит, - значит, вопрос не в высоте шага?
     Или ценность – в недоступности?
Кода. Кода. Кода.
Она умерла от голода