Хвост ящерицы. Тайны русс. Кенигсберга. Гл. 7-12

Хвост ящерицы. Тайны русского Кенигсберга.

В соавторстве с Виктором Хорошулиным


Глава 7. На балу

Генерал-губернатор Пруссии Василий Иванович Суворов, в отличие от своего предшественника Николая Корфа, вёл скромный образ жизни, не затевая шумных балов и маскарадов. Зато он умело вёл дела, вникал в любой хозяйственный вопрос и никому не позволял «водить себя за нос». Впрочем, иногда происходили события, которые «взрывали» эту скучную, уединённую жизнь. К таким событиям можно отнести приезд к отцу двух его дочерей, «совершенных невест», как писали очевидцы. В подобных случаях счастливый отец позволял себе закатить настоящий бал.
- Бал! Мы немедленно проведём бал! – отдавал приказ Суворов и весь механизм подготовки к такому значительному мероприятию начинал действовать. О времени и месте проведения бала оповещалась вся городская знать. Как и в любом европейском городе,  дамы начинали считать часы до столь знаменательного события, примеряя новые наряды и придирчиво разглядывая себя в зеркале. Кавалеры подкручивали усы, иногда напомаживали парики, однако, далеко не все считали бал такой уж необходимостью. А деловые люди готовились в перерывах между танцами к важным беседам с нужными и высокими чинами, и решению насущных проблем, ибо, когда же ещё, как не в лёгкой, непринуждённой обстановке можно решить оные и поставить для себя новые цели? Музыканты проверяли инструменты, переписывали свои нотные сборники. Прислуга готовила отведенные под бал помещения, в основном, большой зал в Королевском замке, повара принимали заказы на изысканные блюда, главные распорядители были озабочены приобретением достаточного количества разнообразных вин, пуншей и других горячительных напитков. А кондитеры старались удивить публику новыми изобретениями в искусстве приготовления всевозможных десертов и кремов, безе и суфле. Кёнигсбергские сластёны обожали Schmandund Glumse (37), это блюдо ещё называлось «творожный упрямец», и с удовольствием лакомились марципанами со сладким и горьким миндалём. 
В Кёнигсберге отпраздновали Крещение Господне, а вскоре приехали и дочери Василия Ивановича, Анна и Мария. После радостной встречи было объявлено: начинаем готовиться к балу-маскараду!
И вот в четверг, ровно к назначенному часу в Замок начали съезжаться гости.
Приглашение на бал-маскарад получили все знатные семейства Кёнигсберга, сановники и представители прусского дворянства, а кроме того – командиры и молодые гвардейские офицеры расквартированных в городе русских частей, последние - в качестве партнёров для танцев. Приглашение получил обер-полицмейстер Кёнигсберга Иоахим Заммель и несколько его доверенных лиц, служащих в полиции. Кроме них, Василий Иванович выказал надежду увидеть на балу профессора Альбертины доктора Майбаха, а также небезызвестного Иммануила Канта. Всего же должно было собраться около пятисот человек…
Губернатор с сыном встречал всех приглашённых на парадной лестнице, устланной дорогими коврами, по бокам которой теснились тропические растения в кадках, а душистая вода струилась из специально устроенных фонтанов. Входящие гости раскланивались, и, поприветствовав губернатора, проходили в главную залу…
Здесь же состоялся очередной разговор отца с сыном.
- Видишь ли, Александр, - озабоченно говорил Василий Иванович, - я сам не ожидал, что наша затея окажется такой непростой и опасной. Врагом нашей императрицы оказалась всесильная тайная организация. От неё каждую минуту можно ожидать удара в спину. Я по роду своей деятельности приобрёл большой дипломатический опыт. А посему послушай мои предостережения: не спеши сходиться на короткую ногу с новыми знакомыми. И меньше откровенничай даже с самыми близкими людьми, иначе  - пожалеешь. Помни: «язык мой - враг мой»!
Александр Васильевич галантно откланялся проходящей мимо чете Каневиц. Марк Каневиц был хозяином альтштадтского порта.
- На балу не следует утомлять присутствующих серьёзными и деловыми разговорами... – отшутился младший Суворов, - Давайте, батюшка, поговорим лучше о театре, он тут превосходный.… А если оставить иронию, то не думаете ли вы, что на этом празднике нам что-либо угрожает?
- Кто знает, дорогой сын, только ухо надо держать востро. А ты, голубчик, впредь ничьими советами не пренебрегай - сначала выслушай. Право же, следовать им или нет, останется за тобой.

Дворянский бал-маскарад - это часть светской жизни, которая всегда наполнена радостями и горестями, переживаниями и страстями. Это лицедейство и игра, кокетство и ревность, страсть и любовь!
Сегодняшний праздник был устроен традиционно: самый большой зал предназначался для танцев. Он был украшен зеркалами и освещен тысячами восковых свечей. Между колоннами были расставлены «живые картины» в золотых рамах, в которых красавицы в античных туниках изображали произведения великих живописцев. В смежной комнате находились шахматы, шашки и даже бильярд; в третьем помещении - трубки и табак, бутылки с винами и закуски. Этажом выше располагались всевозможные уборные для дам, комнаты для прислуги, а также великолепный просторный зал для последующего ужина.
Музыкальное сопровождение обеспечивал духовой оркестр, состоящий из музыкантов, играющих на трубах, фаготах, гобоях, литаврах и валторнах.
Нарядные дамы в роскошных воздушных платьях, в большинстве своём это были разноцветные роброны с фижмами (38), и белоснежных шёлковых перчатках выше локтя плавно прохаживались, обмахивая себя цветастыми веерами. Военные щеголяли в парадных мундирах, при медалях, но в бальных башмаках. Господа из штатских надели новые сюртуки и камзолы с белоснежными рубашками со стоячими воротниками.  Большинство гостей закрывали лица причудливыми масками, многие явились в испанских или турецких нарядах. Кто-то изображал рыцаря, закованного в стальные латы, иной – мушкетёра, третий – одноглазого пирата…
Сёстры Анна и Мария Суворовы, молодые светловолосые барышни с румяными щёчками и светящимися от удовольствия глазками, обе удивительно похожие на батюшку, держались скромно, посреди многочисленной и малознакомой публики. Однако, отчасти из-за высокого положения их отца, обе пользовались большим успехом. Их, прикреплённые к поясу ажурных робронов бальные книжечки (39), в которые вписывались имена кавалеров, желающих танцевать с ними тот или иной танец, были расписаны в течение десяти минут. Кстати, к Марии сразу стал проявлять внимание генерал-провиантмейстер-лейтенант, князь Иван Романович Горчаков.
Танцы открылись полонезом. Заиграла торжественная музыка. После ангажирования кавалерами дам, пары начали своё движение. В первой паре шёл сам губернатор с графиней Хёбе, приехавшей в Кёнигсберг из пылающей огнём Саксонии. Они и задали тон движениям, которые стала повторять вся колонна танцующих. Как известно, этот танец похож на изящную, требующую строгого ритма прогулку под музыку, но вместе с тем, он требует строгости осанки, горделивости и собранности. Сегодня он напоминал выставку блеска, пышности и знатности. Во время шествия под фанфарную музыку гости, не зависимо от своего возраста, имели возможность показать себя, свой наряд, светскость манер и благородство.
- Почему вы не танцуете? – доктор Майбах подошёл к одиноко стоящему возле столика с напитками Канту. – Губернатор настоял передать вам своё личное приглашение. Взгляните на его дочерей, чем не пара знаменитому философу? Согласитесь, что обе – хорошенькие? Вон, за Марией уже ухлёстывает русский князь…
Большеголовый, несколько сутулый и задумчивый  приват-доцент явно ощущал себя на балу не в своей тарелке. Он не чувствовал к себе никакого внимания, и это несколько задевало его самолюбие. Его привычный, поношенный сюртук, на сей раз сменил нарядный камзол, в карманах которого едва ли нашлась бы пара пфеннигов.
- Вы предлагаете мне обратить внимание на Анну? – усмехнулся приват-доцент. – О чём же мне с ней беседовать, о мыслях по поводу истинной оценке живых сил (40)?  О применении связанной с геометрией метафизики в философии природы (41)? Не хотите ли партию в бильярд, профессор?
- Охотно. Но зря вы не допускаете понимание женщиной математики и метафизики. То, что она не может выразить логически, она воспринимает и оценивает сердцем!
- О, вы тоже философствуете, старина Майбах, - улыбнулся Кант. – Боюсь, не пострадает ли от этого медицина?
Они с доктором пригубили токайского.
- Я готов вам проиграть в бильярд, - заявил с улыбкой Майбах, - но, уверяю вас –  философский спор вы у меня сегодня не выиграете!
Они проследовали в бильярдный зал. Пока Кант осматривал кий и «проходился» мелком по его кончику, доктор встал к окну, слегка отдёрнул тяжёлую штору и выглянул на улицу.
- Что вы там увидели, любезный доктор? Звёзды? Понимаю вас, звёзды притягивают взгляд человека…
Майбах вернулся к столу. Взял в руки кий. Кант, между тем, приготовил шары из слоновой кости, соорудив из них треугольное каре.
- Я убеждён, дорогой коллега, что звёзды тоже смотрят на нас, только более пристально. Ночное небо напоминает человеку о том, как мы малы и слабы… Люди приходят в мир из этой необъятной бездны, в неё же и возвращаются. И время стирает наши следы, как прибой слизывает детские «куличики»…
Кант выставил на поле основной шар.
- Прошу вас, доктор. Покажите, как вы будете разбивать мои философские теории… - и вдохновенно продолжил: - А что мы знаем о времени? Если разобраться, то его вовсе не существует. Ведь промежуток между любыми событиями появляется только в результате осмысления его человеком. Следовательно, время – не природное явление, а продукт нашего разума…
- А позвольте поинтересоваться, что же тогда показывают наши часы? – спросил врач.
- Часы - это механизм, который ничего не измеряет: просто мы привыкли согласовывать свои действия и сверять их по количеству просыпавшегося песка или утекающей воды, по отметкам на циферблате. С таким же успехом можно взять за эталон вращение ветряной мельницы. Но в этом есть и некоторый смысл: по сути, иллюзия времени позволяет нам создать в жизни некий порядок: не придумай мы такое понятие, как «время», вокруг был бы полный хаос.
Майбах ударил по шару. Тот разнёс каре, его собратья рассыпались по полю, но никто не упал в лузу.
- Я убеждён, - ответил Майбах, - что в каждый миг жизни мы находимся на распутье своей судьбы и можем повернуть или изменить её… Вы не находите, коллега? Я уверен в том, что в нашей жизни нет абсолютно ничего случайного: своими мыслями, словами и поступками мы формируем свой сегодняшний день и свое будущее. Так что будете ли вы наслаждаться, или наоборот, только мучиться, целиком и полностью зависит от вас.  Ведь мысли формируют события.
- Одно знаю точно, - ответил Кант, - чтобы ни случилось, нельзя смиряться и покорно плыть по течению жизни. – Он нанёс удар. Неточно… - Глупо отдаваться воле её безразличных волн. Непременно стоит бороться: в первую очередь со своими слабостями. Однако чтобы перенаправить вектор жизни, необходимо приложить колоссальные усилия. Вот только, не каждый на это способен…
- Согласен…
- А искушение сдаться, - продолжал Кант, - бывает особенно сильным незадолго до победы. На всякий случай… нужно отрастить себе коготок, чтобы зацепиться или упереться, а при необходимости и вонзить его в обидчика… И верить в Бога тоже бывает полезно… особенно в тяжёлые моменты своей жизни…, - он обошёл вокруг стола, примеряясь к удару. - А вот если бы вы стали Богом, профессор, то что бы изменили в первую очередь?
- Быть может,  избавил  людей от страданий и болезней…, - Майбах загнал в лузу один шар. Второй лезть туда напрочь отказался.
- …И они превратились бы в самодовольных и неблагодарных тварей. Видите, насколько чрезмерная честность граничит порой с глупостью... Я уже не говорю, что вы бы остались без работы. Нет, человеку непременно нужны страдания и страхи, сомнения и муки совести… Их осмысление и преодоление закаляет нашу душу, заставляет  следовать божьим заповедям… А если дать человеку всё то, чего он желает, он в ту же минуту почувствует, что это всё - не есть всё… Впрочем, я не собираюсь вам ничего доказывать: красоту и так видно, ум - слышно, а доброту чувствуют сердцем! И никогда не преувеличивайте любовь властителя, верность друзей и глупость врагов!
Доктор внезапно потерял интерес к игре.
 - Я всегда жалел людей и желал им добра, - сказал он. –  Даже не знаю, хорошо это или плохо, потому что мне это обычно приносило одни разочарования…
- Я думаю, - задумчиво произнёс Кант, - что нам следует стремиться к тому, чтобы добра на земле стало больше. Жизнь можно считать прожитой не зря, только если удалось сделать кого-то счастливым. «Светя другим, сгораю сам!» - таков девиз врача. И не только врача. Мир, окружающий всякого человека, озаряется его внутренним Светом! И чем больше мы его отдаем, тем светлее становится вокруг нас!
 - Только не всегда его хватает на всех…
- Не стоит обольщаться: все мы с момента рождения начинаем медленно умирать…  Однако тот, кто боится потерять жизнь, никогда не сможет ею насладиться… Доктор, что же вы встали? Ваша очередь!
Майбах ударил, впрочем, без особого успеха, и ответил Канту:
 - Поэтому я считаю, что искусство лекаря заключается в том, чтобы пациент умер молодым, но как можно позже… - и продекламировал:

Давно мне хочется понять:
Всегда ли дважды два – четыре,
Рожден я брать или давать,
Живём иль спим мы в этом мире?
Кто зажигает звёзд огни,
Чтоб ночью путникам светить?
Куда уходят наши дни?
Кто обрывает жизни нить?..   

А бал продолжался. Следующим танцем стал менуэт (42). Он был построен на мягких, изящных и плавных движениях рук и корпуса, мелких скользящих шажках, которые перемежались поклонами и реверансами. Танцующие старались придать своим фигурам изящные позы, причём дамы, грациозно опустив руки, слегка приподымали платье…
Александр Васильевич с некоторой завистью наблюдал за тем, как легко и непринуждённо выделывают замысловатые па его соратники и помощники: Тригуб, Болотов и Непейцын. Суворов таким умением похвастаться не мог, поскольку всю сознательную жизнь предпочитал глупым танцам строевую подготовку, а занятиям музыкой – чтение книг.
И вот настало время англеза, который представлял собой сценки ухаживаний кавалера за дамой. Последняя, в свою очередь, изображала побег и уклонение от преследований мужчины. К Александру Суворову подошёл недавний его знакомый –  полковник Половинкин.
- Напрасно вы не танцуете, Александр Васильевич, -  приветливо проговорил он, покручивая свой густой ус, - среди присутствующих особ имеется немало весьма недурных собой и даже неглупых дам и барышень… Так бы их всех и съел! – притворно прорычал он.
Глаза его мечтательно пробежали по стоящей вдоль стен публике, кое-где задерживаясь, губы сложились в неприятную улыбку.
- Мои ноги не приспособлены выделывать подобные кренделя, - уклончиво ответил подполковник.
- Зря, сударь, нужно брать пример с нашей императрицы Елизаветы Петровны, которая весьма искусна в бальных танцах.
- Государыня искусна не только в этом… - возразил Суворов.
- Ещё она превосходит всех в умении красиво одеваться и непринуждённо общаться, мой друг... – продолжал Половинкин.
- Всё это верно, господин полковник, - прервал его Суворов, - но величие Елизаветы Петровны в широте помыслов и неистощимом природном уме, наряду с присущей ей как женщине материнской заботой и элегантностью…
Тем временем раздались звуки французской кадрили, и полковник, взяв Суворова под локоть, заговорщицки зашептал:
- Дорогой Александр Васильевич, покорно прошу вас проследовать со мной. Я должен выполнить очень важное поручение… С вами желает познакомиться и протанцевать одна очаровательная Маска… Умоляю, не откажите… Я дал ей слово…
«Вновь начинается очередное сватовство… - с сожалением подумал Суворов, - Не по поручению ли отца он так хлопочет? Ну, что ж сейчас я вам всем покажу…»
- С огромной радостью, полковник, - широко улыбнулся он Половинкину, - только есть маленькая помеха, простите великодушно, но мне ужасно жмут новые башмаки, сейчас я их скину, и мы тотчас отправимся на свидание… - Суворов двумя лёгкими движениями сбросил свою обувь, оставшись в белоснежных чулках. – Вот так намного лучше... Ведите меня, сударь, скорее к даме!.. – поскольку последние слова были сказаны довольно громко, на реплику обернулось чуть ли не половина зала.
- Вы большой шутник, Александр Васильевич, - промямлил Половинкин, - и великий оригинал… Я, с вашего позволения, откланяюсь…
Полковник поспешно удалился, Суворов же стоял с невинным лицом и шевелил пальцами босых ног…
«Кёнигсберг – замечательный город, полный учёных людей, библиотек и книжных лавок, - думал он, обувая свои башмаки. - Здесь издаются газеты, и живут преимущественно мирные люди, не помышляющие о захвате чужих земель, а стремящиеся к добрососедству, труду и знаниям. Им в корне чужда война, они не испытывают ненависти к русским. Пленённые, они радушно принимают в своих домах победителей. Побеждённые, они по доброй воле принимают присягу на верность русской императрице. И, тем не менее, здесь находится осиное гнездо заговорщиков, желающих смерти нашей государыне…»
От размышлений его отвлекло лёгкое прикосновение к руке. Повернув голову, Александр Васильевич увидел стройную женскую фигурку в лиловом платье. Лицо незнакомки скрывала маска с перьями, выкрашенными в розовые и фиолетовые тона. Глаза её источали невыразимую тревогу.
- Берегитесь! Вам угрожает опасность! - негромко, но отчётливо произнесла она по-немецки. – Вас и генерал-губернатора решили убить!
Не дожидаясь ответа, дама упорхнула и затерялась в толпе гостей.
- Вот вам и тихий мирный город… - пробормотал Суворов, прохаживаясь между веселящихся гостей. – А батюшка-то был прав…

- Я, господин Заммель, - обратился Василий Иванович Суворов к обер-полицмейстеру Кёнигсберга, - хотел бы попросить вас предоставить мне исчерпывающие сведения о французе Леоне Дибирье и прусском офицере Зигфриде Хельке.
- Всё, что прикажете, ваше высокопревосходительство, - ответил тот. – Но могу я хотя бы узнать, чем вызван ваш интерес к этим господам?
- Конечно. Первый хвастается тем, что может, не прикасаясь к человеку, доставить ему невыносимые страдания и даже… умертвить. Согласитесь, весьма опасные заявления… Второй же, как я подозреваю, является шпионом короля Фридриха.
- Если желаете, мы арестуем обоих.
- Нет, сначала – сбор сведений, связи… Важно узнать, кто за всем этим стоит… Вполне вероятно, что мы принимаем их за совершенно других людей. Посему, действовать нужно тонко и осторожно.
- Я понял вас, ваше высокопревосходительство. Мы подключим к этому делу лучших людей и не позже, чем через два дня, у вас будут необходимые сведения.

- Я вижу, вы откровенно скучаете на балу, господин подполковник. Не желаете ли отличного французского вина? – обратился к Суворову подошедший капитан Тригуб. – Я захватил для вас бокал с бургундским…
- Не чувствую в этом потребности, капитан, - сухо ответил Суворов. - Как говаривала моя няня: «Нет молодца супротив винца». Да и вам бы советовал быть умереннее, поскольку здесь и Половинкин, и Дибирье. К тому же, нам не следует встречаться и беседовать на людях.
- Извините, Александр Васильевич, но я должен вам сообщить, что назревает нешуточный переполох. На верхнем этаже рыщет полиция.
- Что случилось?
- Одному гостю, точнее, гостье, сделалось плохо…
- Ну и что? Наверняка, - кивнул Суворов на бокал, - она переоценила свои силы.
- Полицейские утверждают, а я был случайным свидетелем их разговора, что её отравили… Дама сия имела непродолжительную беседу с вами всего четверть часа назад..., после чего я застал её в обществе с полковником Половинкиным… И вот она – мертва… Опознать же её никто из присутствующих не смог…

Поздним вечером гости начали разъезжаться. Кучера заголосили, защелкали кнуты, зазвенела сбруя. Ночное небо пестрело звёздами, было удивительно тихо. Русская и немецкая речь разносилась далеко за пределы Королевского замка, особенно женский смех. Дочери Василия Суворова вышли подышать свежим морозным воздухом. Их окружили мужчины в военной форме.
- Прекрасно! Прекрасно! – слышались голоса.
- Das ist wundersch;n! Ausgezeichnet (43)!
- Вы простудитесь, сударыня, – заботливо говорил своей даме кавалер в драгунской форме. – Позвольте, я повяжу вам шарф…
- А ну, посторонись! – карета, запряжённая в четвёрку лошадей, совершив крутой вираж, ловко проскользнула в Восточные ворота замка.
Полковник Половинкин спустился со ступенек крыльца, одной рукой придерживая шпагу, огляделся. Видимо, он кого-то искал… Тут к нему подошёл Александр Суворов.
- Как вам бал? – поинтересовался полковник. – Мастер вы на всякие шуточки, Александр Васильевич! Я тут познакомился с одной немецкой Frau (44)…, и есть надежда на продолжение… А вы сами виноваты сударь, вместо того, чтобы шлёпать босиком по полу, лучше бы завели лёгкий амур!
- Погодите со своей фрау, полковник. Необходимо прояснить один вопрос.
- Извольте, что вам угодно?
- Одна из дам предупреждала меня об опасности…
- На балу? Не смешите меня, подполковник!
- А мне не смешно. Сразу же после нашего разговора эта дама умерла. Точнее, её убили… Отравили, всыпав в бокал с шампанским яд. И последним, кого видели в её компании, были вы, полковник… Потрудитесь объяснить!
- Что за чушь вы несёте, подполковник! Я сам требую объяснений!
- Я поясню, - подошёл к офицерам капитан Тригуб. – Я лично видел, как вы беседовали с этой дамой, но, как только ей стало плохо, быстро покинули залу. Посему, у нас зародились подозрения…
- Оставьте ваши подозрения знаете кому? Вы, верно, не осведомлены, с кем имеете честь разговаривать? Я вам не какой-нибудь пехотный офицеришка!..
- А вот это уже оскорбление! – заметил Суворов. – Извольте объясниться!
- И не подумаю! Раз уж вы прикрываетесь здесь именем своего батюшки, то и ведите себя подобающим образом, дабы не бросить тень на честь генерал-губернатора!
- То есть, вы признаёте, что вы – убийца?
- Ну, знаете… Подобных обвинений я не прощу даже вам!
- Ну что ж, – Суворов был внешне спокоен. – Тогда обнажите здесь вашу шпагу, и пусть нас рассудит бог! Или вы умеете только подбрасывать яд в бокалы и заколдованные шпильки в манжеты?
- Вы забываетесь, сударь!
- Примите вызов от пехотного офицеришки, сударь! – Суворов стянул с руки перчатку и швырнул её в лицо Половинкину.
Между тем спорщиков  стали обступать со всех сторон любопытствующие.
- Господа, расходимся! – Непейцын и Болотов пытались их оттеснить от ссорящихся. – Недоразумение из-за дамы… с кем не бывает… Нехорошо совать нос в чужие дела…
- …И, если в вас есть хоть крупица чести, извольте защищаться! – С этими словами Суворов вытащил шпагу из ножен – Вы погубили даму, которая предупредила меня об опасности! Значит, вы – мой враг!
- В ложе не будут довольны вашим поступком! – прошипел Половинкин.
- Извольте отойти вон туда, дабы не мешать гостям, покидающим замок, - бросил Суворов, кивнув на пространство Внутреннего двора, огороженное от основного участка горой снега. – Там вы узнаете, что значит шага в руках пехотного офицера! Что касается ложи, то, думаю, мне не придётся с нею объясняться!
- Как хотите, подполковник, но, уверяю вас, этот поступок очень скверно отразится на вашей карьере! Боюсь, до полковника вам не дослужиться! Не лучше ли сейчас прекратить сию бессмысленную перепалку и разойтись с миром?
- Так вы не только прохвост, но ещё и трус?
- Чёрт с вами, задиристый вы петушок, извольте! Только не думайте, что штабные офицеры не держали в руках шпаги!.. Но у меня нет даже секундантов!
Они отошли немного в сторону, куда падало меньше света, и практически не было людей.
- Уж не хотите ли вы послать за Дибирье, сударь? Полноте, решим наш вопрос один на один… Так вы хотите сделать признание? Что это была за дама и почему вы её убили?
- По приказу ложи!
- Ну, что ж, теперь вы умрёте сами!
- Посмотрим! – Половинкин обнажил свою шпагу.
Звон клинков, раздавшийся в ночной тишине, свидетельствовал о том, что противники сошлись в бою.
Полковник, как более мощный и высокий, действовал быстро и размашисто. Его руки совершала более широкие взмахи, и шпага совершала пируэты по большой амплитуде. В свете факелов сталь клинков казалась тонкими молниями. Суворов был выдержан, он отвечал короткими выпадами после отражения каждого удара соперника.
- Вы так мне и не сказали, что это была за дама… - произнёс подполковник после кругового батмана, видимо, проверив мастерство противника и сделав для себя вывод.
- А я и сам не знаю! Мне, право, всё равно! Сдохла она, сдохнешь и ты… О-о-у-у!! – вдруг вскрикнул он, схватившись за плечо.
Шпага выпала из его рук, а сам он опустился на колено, склонив голову. Левой рукой Половинкин зажимал рану на плече, откуда хлынула алая кровь, окрашивая снег под ногами полковника.
- Честь имею, - ответил Суворов, вкладывая шпагу в ножны. – Друзья мои, - обратился он к Болотову, Непейцыну и Тригубу. - Позаботьтесь о том, чтобы сему офицеру немедленно оказали необходимую помощь!..
Снег, легко и непринуждённо кружась, продолжал неуклонно покрывать площадь Внутреннего двора Замка.


Глава 8. У Старого Фрица

«Если вечный жид существовал, он, верно, не вёл такой скитальческой жизни, как я. Мы начинаем походить на странствующих комедиантов... Мы кочуем по свету и разыгрываем наши кровавые трагедии только там, где неприятель дозволяет нам устроить театр... Мы можем назваться счастливцами, если к нам вдобавок не придёт чума. Развалины и нищета - вот презренные памятники наших громких подвигов!». Такие слова Фридрих II адресовал венецианскому учёному Альгаротти (45), подводя итоги происшедших кампаний в Семилетней войне.
За последние три года прусская армия потеряла более половины своего состава. В прошлом, 1760 году нужда в солдатах стала ощущаться наиболее остро. Фридриху пришлось пополнять свои войска за счёт пленных. Его вербовщики, действующие по всей Германии, посулами, обманом, деньгами и прямым насилием добавили ещё около 60 тысяч рекрутов. Кампанию он начал, имея под ружьём примерно 90 тысяч солдат. В этой разношёрстной армии, состоявшей в основном из неопытных новобранцев и военнопленных, всё держалось на  жесточайшей палочной дисциплине.
Весь прошлый год прусский король быстро и умело маневрировал. Ему удалось по одиночке разбить две армии австрийцев, которыми командовали Даун и Лаудон, они были предназначены для нанесения по Фридриху двух одновременных ударов. Русские в ответ двинулись в Силезию и захватили Кольберг. А осенью фельдмаршал Салтыков бросил на Берлин корпус генерала Чернышёва, который торжественно вступил в прусскую столицу уже 9 октября. Русские навели в городе образцовый порядок, однако потребовали с населения 2 млн. талеров контрибуции. Все оружейные заводы были разрушены. Фридрих бросился на выручку Берлина. Однако Чернышёв, не дожидаясь прусского короля, покинул город через неделю после его захвата. Тем временем, воспользовавшись отступлением армии Фридриха, союзники заняли всю Саксонию.
Единственное, что не могло не радовать Старого Фрица, - это то, что австрийская и русская армии до сих пор не соединились. Разногласия, существующие между Россией и Австрией, были настоящим спасением для прусского короля.
Уединившись в своём кабинете во дворце города Лейпциг, король Фридрих размышлял и строил планы на предстоящую кампанию. 
Честно говоря, ему было о чём задуматься. Состояние прусской армии после кампании 1760 года оказалось более чем плачевным. Несмотря на свои победы под Лигницем и Торгау в ноябре,  прусский король в наступившем, 1761 году находился даже в худшем положении, чем после Кунерсдорфа. Он уже был не в состоянии давать крупных сражений, а вынужден укрывать свою армию за полевыми укреплениями (46) и одну за другой терял свои крепости (47).
Фридрих требовал от окрестных немецких помещиков предоставить ему вновь завербованное «пушечное мясо», но никто больше не хотел иметь с ним дел. Сильнее всего короля удручало то, что некоторые немецкие князьки охотно сбывали «живой товар» более богатым покупателям. Так, например, ландграф Гессенский продал англичанам, воюющим с французами в Северной Америке, около 17 тысяч солдат за 3 миллиона фунтов! Куда там пруссакам, давно расплачивающимся простыми бумажками-квитанциями! В армии не хватало оружия и боеприпасов, дело дошло до того, что Фридриху пришлось разработать новый артиллерийский устав. Этим уставом предписывалось, в целях экономии пороха,  открывать картечный огонь по противнику только с расстояния в сто пятьдесят шагов, хотя раньше огонь открывался с шестисот!
Старому Фрицу было всего 48 лет, но за последние годы он сильно сдал. Фридрих сгорбился, похудел, на сером лице появилось множество морщин. Всё это, плюс выдающийся вперёд нос делали его похожим на старого нахохлившегося ворона. Это впечатление усиливал потёртый, посеревший, латанный-перелатанный мундир полководца.
Но король не был сломлен. В течение всей войны, он побеждал и терпел поражения, а, как говорят очевидцы, неудачи делали его сильнее. «Именно в его неудачах проявлялся его гений», - сказала о Фридрихе императрица Екатерина.
Итак, Фридрих зимовал в Лейпциге. Это был город знаменитых поэтов, писателей, учёных и художников. Не напрасно считался он оплотом германского просвещения и литературы. Здесь Фридрих мог чувствовать себя «в своей тарелке», его душу ждал отдых и живые беседы с лучшими умами Германии.
Для придворных концертов король выписал из Берлина всю свою капеллу, но сам брался за флейту изредка, и лишь для того, чтобы настроить внутренний, душевный «механизм». Ещё он возился со своими любимыми собаками, коих было у него множество.
Фридрих Великий много работал. Он вставал с первыми петухами, зимой и летом, обычно поднимал тонус игрой на флейте, просматривал почту, делая пометки в корреспонденции, которая нередко представляла собой целые связки бумаг. Позже, по его пометкам секретари составляли полный ответ или резолюцию.
В 11 часов – полковой смотр. Как и по всей Германии. Затем – обед.
В еде прусский король был так же не воздержан, как в атаке: ел много и жадно. Вилок на его обеденном столе не было, он брал еду руками, порой, не обращая внимания на то, что по мундиру течёт соус. Нередко проливал на скатерть вино, сыпал табак на стол и мундир… словом, место, на котором сидел Фридрих, всегда заметно отличалось от прочих. За своей одеждой он не следил – занашивал до неприличия. И штаны его, и рубаха – часто требовали немедленного ремонта. Что ж, у великих людей могут быть свои странности, а в том, что Фридрих велик, никто не сомневался. Он был полководцем и предводителем, философом и музыкантом, экономистом и поэтом.

Фридрих потёр большой палец ноги: как же некстати разыгралась его подагра... Он закрылся в кабинете, разложил на столе листы бумаги и перья. Вчера король изучал свежую информацию от своих тайных агентов: из дрезденской министерской канцелярии, от австрийских офицеров, от саксонского резидента в Петербурге - Функа. Порадовал добрым словом великий князь Пётр Фёдорович, передал сведения курляндский камергер Мирбах, получены донесения от русского посла в Нидерландах Головкина и голландского министра при русском Дворе Сварта, а также шведского посланника графа Горна. Кроме них у прусского короля было много и других шпионов. Прежде чем браться за стальное оружие, он всегда «пускал в ход золотое».
Из полученных документов следовало, что Австрия и Россия значительно истощили свои финансовые возможности, что же касается Франции, то она, ведущая к тому же войну с Англией в Новом Свете, уже готова начать переговоры о мире. Но Старый Фриц не собирался идти на «мировую». Российская императрица тоже была готова воевать до победного конца. Это означало одно: катастрофа неизбежна. Вот если бы каким-то образом вывести из войны могучего восточного соседа… Работу в этом направлении Фридрих уже вёл.
Сегодня к нему должен был прибыть один важный человек. Исключительность его заключалась в полномочиях, которыми своего посланника наделила Верховная Масонская Ложа. Эта загадочная личность не входила в число шпионов Фридриха, она была уполномочена выполнить особое поручение в отношении русской императрицы. Ибо такова была воля членов Верховной Ложи.
С самого утра работа отчего-то не клеилась, всё валилось из рук. Флейта издавала совсем не те звуки, которые Фридрих желал услышать, собаки раздражали своим лаем, табак потерял аромат, адъютанты были непонятливы и медлительны. Огонь в камине еле тлел, не согревая, хотя полководцу, привыкшему в походной солдатской жизни, много тепла и не требовалось. Вот ещё подагра замучила... Чем меньше оставалось времени до визита загадочного гостя, тем тяжелее становилось на душе короля.
Почувствовав, что ему становится тяжело дышать, Фридрих приоткрыл окно. Уже начало смеркаться. Шёл мелкий дождь, не совсем обычное явление в январе, даже для Лейпцига. Чёрные, тяжёлые тучи нависли так низко, что, казалось, они хотят вползти в окна церкви Святого Фомы. А птицы, пролетающие над Рыночной площадью, отчего-то напоминали сов. Покрытая снегом и льдом река за городской стеной местами почернела. По мосту через Вайсе Эльстер (48) тянулись вереницы повозок.
- Ваше величество, к вам посетитель, – доложил адъютант. – Весьма странная личность…
Это солдатам, своим «детям», король позволял обращаться к себе на «ты» и называть «Старым Фрицем». Адъютанты такой привилегией не пользовались.
- Зови, - приказал Фридрих, закрывая окно.
- Здравствуй, брат, - на пороге выросла фигура человека в чёрном плаще и шляпе. Был он очень высок, но сильно сутулился. Тень от шляпы скрывала почти всё его лицо, но Фридриху почудилось, что загадочный гость надел маску, лишённую каких-либо эмоций.
Они поприветствовали друг друга по-масонски.
- Я – маг Клермон. Великий Гроссмейстер уполномочил меня передать тебе своё доброе слово и готовность оказать посильную помощь, - он поклонился, но ни шляпы, ни плаща не снял. – Скажи, что тебя беспокоит в данный момент более всего?
- Крах моих надежд и уныние, - неожиданно ответил Фридрих. – Ты знаешь, брат, историю великих держав можно сравнить с человеческой жизнью. Им также присущи детство и молодость, зрелость и старость. Когда государство проживает все эти стадии, оно, подобно человеку, умирает…
- Верно. Но так же, как и человек, оно подвержено болезням, которые лечат, обычно, кровопусканием.
- Из Пруссии уже достаточно вылили крови, брат… Ещё капля, и она не выдержит. Враг силён и многочисленен. До сих пор Верховная Ложа молчаливо поддерживала меня. Сейчас наступил момент с её стороны приступить к непосредственным действиям…
Посланник в глубокой задумчивости подошел к окну… По ту сторону запотевшего стекла сгущались сумерки и, словно в гигантском аквариуме, проплывали фигуры постовых солдат…
- А ты любишь гулять, когда падает снег, брат? – неожиданно спросил он. – Без какого-нибудь дела просто так выйти на улицу, поднять голову, подставить белым хлопьям свои ладони и ловить небесную благодать? Непременно в такую минуту на твоём лице появится улыбка: смущённая, радостная, счастливая... А счастье — это ничто иное, как способность испытывать радость и, забывая все обиды и невзгоды, следовать выбранной цели.
Я сам часто так делаю… И наблюдаю, как самые любопытные и расторопные снежинки сразу устремляются к фонарям и окнам, стелятся под ноги прохожим и… погибают первыми. Другие, более дальновидные и практичные, укрывают одеялом не дорогу, а землю поодаль и так доживают до весны... Да, и вся-то наша жизнь – как след на снегу…
Маг пристально посмотрел на императора, глаза у него были чёрные, и бездонные…
- Наши неприятности, как камни: не копи их в себе, брат, иначе рухнешь под их тяжестью…
- Но мне порой становится так больно и стыдно…
- Стыд – это огонь, выжигающий грех из души! А любую боль можно вытерпеть…
- Но ты же поможешь мне, брат?
- Лучшее время, чтобы посадить дерево, было двадцать лет назад, - туманно ответил маг. - Следующее удачное время — сегодня… Все ещё можно исправить, брат.
- Но теперь, с помощью магии? – усмехнулся Фридрих. – Недавно Великий Гроссмейстер создал «Королевский орден» с великими капитулами — «Рыцарей Востока», «Императоров Востока и Запада»... И опять мы возвращаемся к магическому искусству?
- И не напрасно, брат. Сначала – удар магией. Потом всё завершит дипломатия. И, возможно, армия.
- Меня всегда беспокоил наш восточный сосед… Россия, - признался Фридрих. – Вот, где настоящая мощь! Но, пока она сокрыта и действует не в том направлении. Поэтому мы и создаём там масонские ложи, чтобы заставить действовать императоров этой страны в наших интересах.
Поначалу я делал ставку на свергнутого Елизаветой младенца Иоанна Антоновича (49), принадлежавшего Брауншвейгской династии, к которой, кстати, относился и герцог Фердинанд Брауншвейгский, мой доблестный генерал и брат по масонской ложе. В те времена я серьёзно планировал не только отстранение от власти Елизаветы, но и ввод в Россию своей армии.
- Елизавета, – кивнул головой маг. – Вот, кто твой истинный враг… Но масонство уже давно действует против России...
- Да, брат. Сначала под чары масона Вильямса, английского посла в России, попал граф Бестужев-Рюмин. Всё шло к тому, чтобы после кончины Елизаветы Пётр вёл политику, нужную Английской короне…
- И её союзникам, - добавил маг.
Он напомнил об Уайтхоллском договоре 1756 года между Англией и Пруссией, подорвавший сложившийся в мире баланс сил. Россия на некоторое время оказалась изолированной и вынуждена была выбирать между противостоящими группировками: Австрия — Франция и Англия — Пруссия. Было известно, что великий канцлер благоволил к Англии.
- Тогда масоны пытались присоединить Россию к чуждому ей блоку, поссорив со своими прежними союзниками, - добавил Клермон. – Что ж, государства враждуют, но масоны – всегда вместе!
- Всё-таки нам удалось усилить масонское влияние в России, – произнёс Фридрих, закуривая трубку. – Особенно, среди приближённых Елизаветы. Я имею в виду великого канцлера Воронцова и графов братьев Паниных.
- К этому следует добавить и брата мужа императрицы, Кирилла Разумовского, гетмана Украины, его любимого адъютанта Елагина, а также писателя Сумарокова, учёного Адодурова и управляющего Академией наук Теплова (50), - добавил маг. – А также графа Ивана Шувалова, фаворита императрицы. У которого имеется личный секретарь – барон Генрих Чуди, виднейший масон. И не стоит забывать великого князя Петра Фёдоровича. Но и во время настоящей войны, брат, тебе из ложи поступала помощь. Поэтому, победы русского оружия – не столь блистательны, какими они могли быть. Не забывай, брат, что много русских офицеров перешло в масонство, и служение своему Мастеру для них стало превыше долга перед отечеством!
Он поведал Фридриху о том, как много масонов служило в штабах фельдмаршала Апраксина, да и сам бывший главнокомандующий Вильям Фермор был масоном, братья генералы Ливены – масоны, Захар Чернышёв, генерал, взявший Берлин, – тоже масон.
- А в Кёнигсберге действует ложа «Три короны», которая подчиняется вашей ложе «Три глобуса». Возглавляет её прусский чиновник Шредер. В неё также входят многие русские офицеры!
- Ох, не напоминай мне, брат, о Кёнигсберге, - поморщился, как от зубной боли, Фридрих. – Он слишком поспешно присягнул русской императрице! Лучше бы весь город превратился в руины, но дал бы русским отпор!..
- И это возможно, брат, - усмехнулся Клермон. – Пока там губернатором поставлен Суворов, жизнь в городе спокойна. Но если его сменит другой человек, то весьма возможны… недовольства, бунты, диверсии…
- Суворова нужно… убрать, - резко произнёс Фридрих.
- И его, и… императрицу. Я правильно понял тебя, брат? – маг снова поклонился.
- Если это в ваших силах…
- Да, в наших силах. Суворовым уже занимаются люди, в число которых входит и русский офицер. А насчёт Елизаветы…, то мы можем начать прямо сейчас!
- Что начать? – не понял Фридрих.
- Магический обряд. Считайте, что русская императрица уже проглотила нашу пилюлю. Теперь нужно сделать эту пилюлю смертельно ядовитой! Ты позволишь, брат, мне тут немного… поколдовать?
- Будь любезен, брат, - Фридрих рухнул в кресло, взял в руку бокал с мадерой и с любопытством стал наблюдать за действиями мага.
Тот зажёг свечу от огня камина и установил её на столе, чуть сдвинув бумаги короля. Затем встал на колени, одну руку положил на стол, другую – приложил к сердцу и начал читать заклинание. Фридрих знал несколько языков. Но тот, на котором произносились слова заклинания, он никогда не слышал. Вполне возможно, что иврит. Древний иврит…
Четыре крупные чёрные крысы с горящими бусинками глаз неожиданно вылезли из-под плаща мага и уселись на задние лапки на паркетном полу кабинета. Задрав вверх свои острые мордочки с подрагивающими носами, и ничего не замечая вокруг себя, они начали плавно раскачиваться в такт произносимому заклинанию.
Старый вояка почувствовал себя неловко. Он никогда никого не боялся, разве что поражений. Но этот таинственный посланник Верховной Масонской Ложи, определённо, внушал страх. Пламя в камине вдруг вспыхнуло с необычайной силой, в трубе что-то загудело и завыло… А отсветы огня устроили страшную пляску на маскообразном лице неведомого гостя…


Глава 9. Главный подозреваемый

На следующий после бала день, поздним вечером, за профессором Майбахом вновь был отправлен посыльный. Бравый гренадёр с лихо закрученными усами и палашом на боку снял шляпу, поклонился и учтиво предложил учёному проехаться к «вашему доброму знакомому и покровителю, его высокопревосходительству генерал-губернатору». Узнав, что его вновь зовёт к себе Суворов, доктор быстро собрался, захватил с собой медицинские принадлежности и выехал в Королевский замок.
Василий Иванович встретил врача в своём кабинете. Неяркий свет свечей «старил» и без того нездоровое лицо Суворова. Обложившись бумагами, он в глубокой задумчивости сидел за своим столом, но работать, видимо, не мог. Его блуждающий взгляд был рассеян и тревожен. Высокопоставленного чиновника, несомненно, что-то сильно беспокоило. Увидев Майбаха, генерал-губернатор, резко поднявшись, устремился навстречу гостю, словно своему спасителю, и тут же заключил прибывшего профессора в свои объятия. В его глазах сверкнула искорка надежды, а на губах появилась страдальческая улыбка.
- Неужели опять началось?.. – озабоченно поинтересовался профессор, снимая с себя тёплый плащ и передавая его в руки заботливого Захара. – Всё те же видения? Одежду свою проверяли? А то я и сам недавно испытал зрительные обманы, подобные тем, которые мучали вас. И тоже нашёл у себя одну любопытную шпильку. Как видите, масоны развили здесь бурную деятельность…
- Проверяли, - кивнул головой Суворов. – Но ничего не обнаружили. И посему вновь хочу вас спросить… Вдруг я на самом деле болен, профессор?
Майбах взял Василия Ивановича за руку и исследовал его пульс, затем заглянул ему в глаза, попросил показать язык, помял пальцами живот. Захар с любопытством глядел на учёного человека, разбирающегося как в медицине, так и в других «премудростях жизни». Минуты три тот продолжал осмотр его хозяина, иногда покачивая головой и что-то бормоча себе под нос.
- Я не нахожу у вас ничего серьёзного, кроме неопасного застоя желчи, - наконец, объявил свой вердикт доктор. – Но, будет лучше, если вы сами расскажете мне о своих недомоганиях, ваше высокопревосходительство.
- Ох, – мотнул головой Василий Иванович. – Присаживайтесь к столу, уважаемый профессор. Сейчас Захар принесёт чай и калачи. А я постараюсь вам всё объяснить. Хотя, уверяю вас, эти воспоминания вызывают у меня физическую боль…
- Тогда, выплесните всё это из себя, и вам сразу же станет легче…
- Конечно, я поведаю обо всём без утайки, а уж вы сделайте выводы…
Захар водрузил на стол самовар, затем принёс чашки и блюдо с калачами.
Грустный взгляд Суворова несколько посветлел, и он неторопливо начал:
- Я возвратился в свои покои уже под утро, когда бал закончился, и открыл окно, чтобы освежиться… Затем повесил камзол на спинку кресла. Вновь повернулся к окну и увидел совершенно необычную, просто феерическую картину: на фоне чёрного неба с мерцающими звёздами в комнате парили яркие шары, размером, верно, с тарелку, очень похожие на переливающиеся всеми цветами радуги мыльные пузыри. Меня словно молотом ударили по голове… Такого просто не могло быть! Я присел на кровать и с тревогой, ничего не понимая, стал за ними наблюдать…
Майбах внимательно слушал, прищурив глаза и кивая головой. Его пальцы гладили румяную поверхность калача.
- Вначале незваные гости, - продолжал рассказ Суворов, – не обращали на меня никакого внимания и вели себя спокойно и вполне учтиво. Медленно двигаясь по комнате, исследуя книжный шкаф от нижней полки доверхней, они чем-то напоминали мне вынюхивающих что-то собак. Несколько красивых шаров, подрагивая, тихо проплыли вдоль окна. Я глазам своим не верил… А эти великолепные - синие, малиновые и изумрудные шарики спокойно реяли в воздухе. Вскоре я с интересом отметил, что внутри моих визитёров просматриваются… как бы полупрозрачные детские личики – эдакие милые ангелочки... Они казались более яркими и излучали мягкий свет. Я невольно залюбовался необычной картиной. Несколько ангелов витало возле книг, как будто читая названия на их корешках. Помнится, что среди томиков был Сервантес… Один шарик долго висел у этой книжки…
- Очень любопытно, - произнёс Майбах. – Продолжайте, ваше высокопревосходительство.
Губернатор порывисто встал и начал расхаживать по кабинету взад-вперёд, его волнение было настолько велико, что он едва сдерживал слёзы. Лицо сделалось бледным, плечи ещё более поникли. Переживая всё заново, он шагал от стола к старому скрипучему стулу, то садился на него, то вскакивал... Захар с болью в глазах следил за мучениями своего господина. В комнате повисла кричащая тишина…
- Успокойтесь, ваше высокопревосходительство, - негромко обратился к нему Майбах, - если воспоминания столь тяжелы для вас, то мы можем сделать паузу и продолжить разговор в следующий раз…
 - Нет, нет, - проговорил губернатор. - Нечего тянуть кота за хвост. С этим необходимо покончить как можно быстрее… Итак, прошло, пожалуй, не менее четверти часа, и всякое волнение внутри меня, будто бы улеглось. Мало-помалу я начал успокаиваться и приходить в себя… Но вдруг невинные выражения на лицах парящих ангелов резко изменилось: их глаза злобно сощурились, а рты безобразно оскалились хищными клыками! Раздалось свирепое змеиное шипение, грозное невнятное бормотание и дьявольские сущности с каким-то гоготом и диким визгом ринулись на меня… В моих глазах всё стало ярко-алым и мигающим, затем черным. Меня всего затрясло, а в голове стало твориться просто невообразимое. Я почувствовал свою полную беспомощность. Через мгновение мелькнула мысль, что мне конец, затем сознание померкло…
Он говорил, словно переживал всё заново, обнажая перед врачом свою изболевшуюся душу. Боль и страдание были на его лице. Но доктор понимал, что пациенту очень важно выговориться и поэтому, не перебивая, внимательно слушал.
- …Когда же я очнулся, мои руки и сам я всё ещё продолжали дрожать, как осенний лист на ветру. Оказавшись у зеркала, увидел в нём своё бледное лицо с расширенными от ужаса зрачками. Тогда-то в голове и появились невесёлые мысли по поводу моего здоровья, которое, как мне кажется, было непоправимо испорчено…
 - Страшен сон, но милостив бог… - после некоторой паузы изрёк доктор. – Возможно, вы будете удивлены, но с подобными симптомами я уже сталкивался. И это, уверяю вас, - не болезнь!
- А что же? – еле слышно спросил Суворов.
- Отравление. Вероятнее всего, на балу вам что-то подсыпали в бокал с вином…. Есть такие грибы, растущие на окраине Кёнигсберга, которыми издавна пользуются местные ведьмы. Они обычно вызывают подобные галлюцинации, а при случае, могут привести и к смерти… Вам надо строже следить за тем, что вы пьёте, ваше высокопревосходительство, особенно, если находитесь на балу или банкете, где много людей и очень легко незаметно от всех… подсунуть вам бокал с зельем.
- Значит, отравление! – эта весть пришлась ветерану по душе. Он облегченно вздохнул, как будто избавился от тяжкого груза переживаний.
- Несомненно, - подтвердил Майбах. – Некоторое время его симптомы ещё могут докучать вам, но уже не столь ярко и сильно… Но вскоре они прекратятся, если вы не примете следующую дозу отравы.
- А я догадываюсь, кто мог подсунуть мне эту гадость! Что ж, кое-кому скоро не поздоровится! Захар! Есть ли у нас хорошее вино из моих личных запасов?
- Медовуха, ваше высокопревосходительство…
- Что ж, неси. Сейчас, дорогой профессор, вы отведаете старинный русский напиток из тульского мёда! Захар, подай нам солёных грибочков-огурчиков и ветчину не забудь! Да приготовь один хороший кусок, который доктор отнесёт домой…

- Саша, как ты объяснишь своё очередное чудачество? Это же надо додуматься – разуться во время бала и шлёпать по паркету босиком, словно пастух по полю!
- Увы, батюшка. Новые башмаки нестерпимо жали, а мне требовалось танцевать с барышней. Я так понял, это именно вы подыскали мне невесту? Очень сожалею, что оказался несколько… смешон в таком виде, но… Вы уж простите меня, батюшка!
- Пойми, сын, тебе давно пора жениться! – нахмурил брови отец. – И обзавестись детьми. А мне – увидеть внуков на старости лет…
- Я подумаю, батюшка, - Александр улыбался, и трудно было понять, что у него на уме.
Захар, поставив на стол поднос с пирогами, произнёс с укором:
- А ведь и вправду, вам жениться пора, барин.
- Захар, - тут же ответил Суворов-младший, - вот ты всё норовишь меня сосватать, а сам-то был женат?
- Был, Ляксандр Василич. Только того, что на свадьбе со мной приключилось, я никак не мог ни придумать, ни пригадать, – вздохнул старый солдат.
- А ну-ка, расскажи, – оживился подполковник.
- Лет двадцать мне тогда было. И вот как-то решил отец меня женить, и сговорился о том с одним зажиточным соседом. На смотринах мне глянулась младшая дочка хозяина: работящая, ладная и лицом пригожая. Вот, думаю, счастье-то привалило с любой пожить! – Слуга замолчал, прикусив верхнюю губу, потом продолжил: - Только надежда меня дюже подманула и все мои ожидания да смотрения оказались напрасными…
- Так что же произошло, любезный?
- То, что привели мне не мою любую, а её старшую сестрицу, уже не такую статную…
- Ну, а ты куда глядел? – рассмеялся Александр.
- Так она же в фате была! Вот я лица её и не приметил… Да и что тут увидишь, когда от счастья голова кругом пошла… А признал я её только в церкви после службы. Меня словно варом из ведра окатили. А что прикажете делать?  - Захар снова умолк. – Пришлось с нею жить…
- Вот так история, – хлопнул ладонью по колену Суворов. – И что дальше?
- А больше ничего… Через пару лет я к ней уже совсем попривык, да только она померла, голубушка, а детишек мне так и не родила…

К концу января опять запуржило-заметелило. В городе росли сугробы, а власти едва справлялись с очисткой улиц от снега. Проведённые следственные действия в отношении подозреваемых людей, дали свои результаты. О некоторых из них прибыл доложить генерал-губернатору обер-полицмейстер Кёнигсберга Иоахим Заммель с двумя своими помощниками.
Василий Иванович ждал их в своём рабочем кабинете. Был он одет в свой обычный сюртук, на столе высилась кипа бумаг, перья и чернильница. Несмотря на ранее утро, он уже вовсю работал.
- Присаживайтесь, господа, - встретил Суворов вошедших. – Хотите чаю? – Он с интересом всмотрелся в лица полицейских чиновников, пытаясь угадать, хорошие ли вести они принесли. – О чём хотите рассказать?
- Осмелюсь доложить, ваше высокопревосходительство, - начал доклад Заммель. – Мы учинили сыск в отношении двух господ, на которых вы указали нам лично. Первый из них, Леон Дибирье, уже арестован и отправлен в Голубую башню. Надеюсь, после следствия и суда его будет ждать палач на Фиалковой горе (51).
- Что, всё так серьёзно? – удивился Василий Иванович.
- Да, ваше высокопревосходительство. Посудите сами. Дибирье распространял среди горожан средства для «людского душегубства на расстоянии». Этакие штучки, заговоренные им на определённую пакость или болезнь. Поначалу мы подразумевали, что он – обычный шарлатан, коих бродит по нашему городу, особенно по рынкам, множество. Но, как оказалось…, - он развернул лист бумаги, - госпожа Зеелихт применила такое средство против своего законного мужа, содержателя трактира в Кнайпхофе, и тот умер…
- Француз использовал яды? – поинтересовался Суворов.
- Не только. В его ассортименте находились «заколдованные» шпильки и булавки, которые втыкались в верхнюю одежду. Обладатель таких «украшений» постепенно сходил с ума или умирал…
- Так произошло с господином Кесселем, - добавил другой полицейский чиновник, худощавый мужчина средних лет. – Он дал в долг господину Мюллеру некоторую сумму, а тот, чтобы не возвращать её, решил применить «колдовскую» пряжку Дибирье, которую и подарил Кесселю. Она и свела того в могилу в течение недели.
- В общем, ваше высокопревосходительство, имеющиеся подозрения полностью подтвердились, - промолвил другой чиновник, что пониже ростом и поплотнее.
- Так вы всерьёз считаете, что Дибирье – колдун? – усомнился Суворов.
- Ваше высокопревосходительство, колдовство у нас, в Кёнигсберге, совсем не редкое явление, - ответил Заммель. -  Мы с ним сталкиваемся постоянно. В старые добрые времена за подобные дела людей вели на костёр. А теперь, в наш век просвещения,… их вешают… или колесуют.
- Так вы уверены, что француз виновен?
- В его доме был произведён обыск, - доложил Заммель. – Были обнаружены «бесовские» изделия, список покупателей и некоторые записи, полностью изобличающие деятельность сего господина.
- А что это за записи?
- Колдовские заклинания, ваше высокопревосходительство, - ответил худощавый чиновник. – На нанесение порчи со смертельным исходом. Плюс – детальное описание всех манипуляций…
- Выполнение ритуала, - пояснил второй чиновник.
- Осмелюсь доложить, ваше высокопревосходительство, - продолжал Заммель, - что среди покупателей подобных «колдовских штучек» находился офицер русской армии полковник Половинкин!
«Ну вот, круг и замкнулся» - подумал Суворов. Вслух же сказал:
- Благодарю вас, господин обер-полицмейстер. Ваши сотрудники действительно - мастера в своём деле!
Генерал-губернатор промолчал, что очень похожие сведения о деятельности Дибирье накануне доложили ему офицеры, которых он определил для сыска. Главное он уже знал: француз, конечно, преступник, но к подготовке убийства Елизаветы Петровны отношения не имеет.
- Пришлось развязывать целый клубок, ваше высокопревосходительство. Мы пошли исследовать всю цепочку покупателей у Дибирье и столкнулись с… большим количеством преступлений и умышленных убийств, которые, на первый взгляд, никаких подозрений у нас не вызывали, - Заммель усмехнулся. – По правде говоря, гнусное дело. Я буду рад, когда проклятым французом займётся палач!
- Ну, а что вы поведаете о господине Хельке, герр обер-полицмейстер?
- Это весьма подозрительная личность, ваше высокопревосходительство. Вполне возможно, что он и есть шпион Фридриха, но прямых доказательств у нас пока нет. Он живёт одиноко, ему прислуживает молодая вдова, соседка Магда Таль. Мы допросили и её, но единственное, что она сказала, так это то, что Хельке иногда встречается с неизвестными людьми и беседует с ними, тщательно соблюдая все меры предосторожности.
- Сам он – ветеран многих баталий, обласканный лично прусским королём, - добавил худощавый чиновник. – А шпионов у Старого Фрица – словно кильки в Остзее (52). Офицер, артиллерист. Весьма подходящая кандидатура для шпионажа, ваше высокопревосходительство.
- Если прикажете, мы его схватим! – закончил Заммель, сверкнув очами. – Под пыткой он расскажет всё!
- Нет, - поморщился Суворов. – Хватать не надо. Но ваши сведения довольно интересные… Его ведь можно заставить служить и нашей императрице… Например, снабжать Фридриха ложной информацией…
- Осмелюсь доложить, ваше высокопревосходительство, - проговорил приземистый чиновник, - Магда Таль сообщила нам, что собирается замуж за Хельке. Но поставила тому условие: пусть найдёт своего сына и докажет, что он – любящий отец.
- У Хельке есть сын?
- Да, пока тот воевал, у него умерла жена от тяжёлой лихорадки, а сына отдали в Сиротский приют, что в Закхайме. Его сынок оттуда сбежал и сейчас, скорее всего, проходит обучение на должность кёнигсбергского карманника где-нибудь в заброшенных тоннелях под городом, коих у нас предостаточно… 
- Его имя - Гент, возраст - девять лет.
- Если мы отыщем его сына, то взамен Хельке может перейти на службу Елизавете? – задумчиво произнёс Суворов.
- Скорее всего, да, – ответил Заммель. – Что хорошего Фридрих принёс Пруссии? Города опустели, деревни – без крестьян… Кругом – нищета, голод и смерть… Хельке и думать долго не будет, ваше высокопревосходительство…
- Но отыскать парнишку– нелёгкое дело…
- Совершенно верно. Количество домов в городе достигает почти четырёх тысяч, а жителей – до сорока тысяч. Семь мостов только в Кнайпхофе. Восемнадцать церквей… Кроме этого, в Кёнигсберге есть несколько больших ветряных мельниц, достаточно хорошо устроенных, а кроме них –  и прекрасная водяная. Словом, мальчишкам есть, где спрятаться. Поэтому старый вояка до сих пор не нашёл своего наследника, хотя, видно, что старается…
- Вот как, - задумчиво произнёс Суворов. – Придётся заняться поисками этого мальчишки и нам…
- Но, ваше высокопревосходительство, - добавил Заммель. – Его легче будет найти, если связаться с Мохнатым Мартином…
- А это ещё кто такой? – удивился Василий Иванович.
- Глава кёнигсбергского преступного мира. Подземный владыка. Проще говоря, – король нищих… Такие есть в каждом немецком городе, - пояснил Заммель. – Наверное, и в России тоже.

Ближе к вечеру Василий Иванович встретил в своём кабинете сына Александра Васильевича и Андрея Болотова. Он тут же усадил обоих за стол и дал команду Захару позаботиться о чае.
- Ваши сведения, господа, блестяще подтвердились. Полицейские арестовали Дибирье. За ним тянется целая череда преступлений, но к покушению на императрицу он отношения, я полагаю, не имеет. Что же касается Половинкина, то он тоже - клиент колдуна-француза. Я уверен, что отрава в бокале и заколдованная шпилька в моём парадном мундире - его рук дело. Но насколько тесно он связан с людьми, готовящими это злодейское покушение, пока неизвестно....
- Думаю, он тоже не сведущ в их делах, батюшка, - ответил Александр. - Он слишком прост. Таким людям подобные поручения обычно не доверяют. Для таких дел существуют более толковые агенты, проверенные, знающие, скрытные...
Василий Иванович вопросительно взглянул на Болотова.
- Что скажете, Андрей Тимофеевич?
- Я согласен с Александром Васильевичем. Половинкин, конечно, порядочная свинья, даже хуже того - скрытый враг и предатель. Но, у него всё написано на лице... Такой человек вряд ли заинтересовал бы тех, кто озабочен скорейшей гибелью нашей государыни. Подсунуть заговорённую шпильку, подсыпать яду в бокал - да, а совершить что-то более серьёзное, это - увы, нет...
- М-да..., – губернатор вздохнул. Захар принёс самовар и пироги. - Угощайтесь, братцы... Что же получается, - начал размышлять генерал вслух. - Остаётся один Хельке?
- Он, батюшка. Больше некому.
- Ваше высокопревосходительство, - обратился к Суворову Болотов. - Хельке - наиболее подходящая кандидатура. Хорошо бы подобрать к нему хитрый ключик... Так, нахрапом, думаю, его не возьмёшь!
- Ты прав, Андрей Тимофеевич, - ответил Суворов-старший. - Нахрапом действовать мы не будем... Но подобрать ключик к Хельке, думаю, возможно.
Болотов и Суворов-младший встрепенулись.
- Что же это за ключик такой, батюшка?
Генерал-губернатор с удовольствием отхлебнул чаю из чашки.
- У Хельке есть сынишка, которого он ищет уже почти два года. Скорее всего, мальчишка находится среди нищих и попрошаек. Возможно, учится на карманного воришку... За такими ребятами внимательно следит король нищих, некто Мохнатый Мартин. Было бы хорошо поинтересоваться насчёт молодого Хельке у самого Мартина... Но, как?.. - Василий Иванович хитро прищурил глаза и взглянул на офицеров.
- Но я же говорил вам, - ответил Александр, - что у меня есть хорошие знакомцы среди казаков-пластунов. Они проникнут к самому королю Фридриху, если понадобится, а уж к королю нищих - тем более!
- Пластуны, - задумчиво повторил Василий Иванович. - А знаешь что, Саша?.. Зови-ка ко мне этих казачков! Нечего им рассиживать по кабакам и бездельничать!


Глава 10. Король нищих и пластуны

Из густой темноты, которую снег делал ещё более плотной и даже вязкой, выплыла фигура пошатывающегося человека.
- Похоже, это он, – шепнул своим пятерым спутникам, слившимся со стеной дома,  мужчина, закутанный в плащ, и произнёс уже более громко: - Это ты, Томас?
- К твоим услугам, Герберт! – ответил тот и пошёл на голос своего приятеля. – О, да ты не один? Что за дело у тебя ко мне, старина?
- Томас, познакомься с моими друзьями. Это - русские казаки. А перед вами, господа, – обратился он к спутникам,– Томас Хеллер по прозвищу Крысиный нос. В детстве он пел в капелле при церкви св. Николая, но тамошние монахи, беря пример с итальянских святых отцов, попытались парня совратить… Эта попытка закончилась тем, что наш Хеллер зарезал одну похотливую свинью… Ха-ха! Но, боясь расплаты за содеянное, был вынужден бежать и примкнуть к бедолагам, которые живут преимущественно под землёй, а наверх поднимаются лишь за тем, чтобы избавить того или иного господина от лишних монет…
- Всё верно, Герберт. Верно, как и то, что ты, служа в полиции Кёнигсберга, частенько собираешь сведения у этих бедолаг, правда, и помощь им ты тоже иногда оказываешь. Поэтому с тобой не все остерегаются иметь дело. А откуда здесь русские казаки и что их заинтересовало в наших владениях?
- Мы разыскиваем одного мальчишку. Его имя – Гент Хельке. Сорванцу девять лет. Мы думаем, что он скрывается у Мохнатого Мартина. Не слышал ли ты чего-нибудь о нём?
- У нашего короля около полусотни мальчишек, которые обучаются «карманной тяге» в Академии воровских наук. Возможно, там и ваш Гент. Ума не приложу, зачем русским казакам понадобился нищий мальчишка-сирота?
- Это не твоего ума дело, Крысиный нос. И даже не моего… Отведи нас к королю нищих, Томас, и получишь десять талеров, причём пять из них – прямо сейчас…
Бледная, в полупрозрачных прожилках луна несколько раз сверкнула в прорехах облаков, словно незагорелая задница какого-нибудь голодранца…
Чёрная фигура постепенно обрела человеческий облик и стала похожа на тщедушного мужичка, лет тридцати пяти, с красными, слезящимися глазами и одутловатым лицом,  нечёсаными волосами и всклокоченной бородой. Хеллер был одет в потрёпанный камзол, которому, как казалось, на Рождество исполнилось не менее двухсот лет, и обутого в такого же возраста башмаки. От него исходил резкий запах дыма и нечистот.
- Я надеюсь, что с вашей стороны по отношению к королю и его приближённым не будет никаких поползновений? А то, у нас с этим строго. Вас, может, и сразу убьют, а меня будут долго мучить…
- Пусть это тебя не волнует, Крысиный нос. Мои приятели даже не вооружены, если хочешь, можешь каждого обыскать. Нам неприятности не нужны. Мы хотим только найти мальчишку.
- За один только разговор  со своей персоной Мохнатый Мартин потребует от вас не менее сотни талеров!
- Мы разберёмся с этим. Ты, главное, отведи нас к нему и обеспечь охрану от вашего сброда!
- За охрану придётся доплатить ещё десять талеров…
- Ты их получишь!
- Эхе-хе-х… Может, зря я ввязываюсь в это дело?..
- Не хочешь – не надо. Мы найдём другого проводника. Например, Ганса Кривоносого.
- Ганс сломал ногу и не может ходить…
- Значит, кого-нибудь другого. Подумай, десять талеров – очень неплохие деньги для такой грязной дыры, как ваша.
Примерно так же голодной и битой собаке протягивают руку с кормом… Для неё было бы лучше, если б кость бросили на землю и отвернулись, а тут приходится пересиливать страх и подходить… А чем всё закончится неизвестно…
- Хорошо, я подумал, - ковыряя в носу, ответил Томас Хеллер. – Я отведу вас к его величеству… Только… - Тут чья-то тяжёлая ладонь опустилась ему на плечо. Крысиный нос не на шутку перепугался: кто-то из приятелей Герберта очутился у него за спиной, а он этого даже не заметил!
- Подумал, и - славно. Но не вздумай, братец, шутки шутить. Иначе – шкуру спустим!
Сказано было на ломаном немецком, но Хеллер всё понял. Тут он почувствовал, что, несмотря на вечерний морозец, довольно сильно вспотел. Тот же голос произнёс уже на русском языке и поэтому Крысиный нос ничего не уразумел:
- Порфирий, будешь держаться за его спиной. При попытке бежать сверни ему шею!
Несколько человек зашли за дом, спустились по извилистой тропе к огороженному стеной городскому кладбищу. Обойдя его с западной стороны, они наткнулись на развалины дома, стены которого горожане уже начали разбирать на кирпичи. От внутренностей здания в снегу была протоптана тропинка прямо к брусчатке, что выводила на улицу Аптекарских весов. Видимо, по каким-то надобностям заброшенное жилище ещё кто-то посещал. Зайдя внутрь, зажгли факелы…
Крысиный нос, переступив через кучу мусора, подошёл к дальней стене и с большим трудом отодвинул от неё гранитную плиту, под которой оказалась нора.
- Придётся идти этим путём. Король сейчас находится в Гостиной весельчаков, отсюда – самый близкий путь.
- Степан, - скомандовал один из казаков. – Лезь первым.
Невысокого роста казак сбросил, как змея кожу, свой плащ, осветил внутренности ямы факелом, затем, передав последний в руки старшего, спрыгнул вниз. Тотчас послышался его голос:
- Факел сюда! Спускайтесь!
Вторым полез Томас, за ним – Порфирий. Через минуту вся группа скрылась в глубокой яме.
- Этот ход мы прорыли на случай спешного… отхода, - пояснил Томас. – Во время облав, которые иногда случаются… Дальше будет старый тоннель, там гораздо чище и сам он пошире будет.
- И куда ведёт эта нора? – спросил Герберт.
- Мимо Дворца калек в Гостиную весельчаков. Это у нас такие названия мест сбора попрошаек, где они могут отдохнуть, провести свой совет или как следует гульнуть по поводу удачного дела. Только сейчас нам не до веселья, еле концы с концами сводим. Известное дело – война… Есть у нас Кладбище дырявых барабанов – пристанище, как вы поняли, для отставных музыкантов – хромых, слепых, убогих, словом, тоже калек. Иногда они поигрывают что-то для души… А есть Дворец призрака, но туда лучше не ходить…
- А имеется ли у вас госпиталь? – поинтересовался Герберт.
- Нет. Зачем? Лечить-то всё равно некому. Было тут у нас пару знахарей, ставили примочки, давали целебные настои, смазывали раны, да ушли они. Ведь, если их схватят, поди, докажи, что ты врач, а не грабитель! Вздёрнут без лишних разговоров – таков у бургомистра суд...
Подземный ход и правда, скоро изменился. Теперь справа и слева были различимы кирпичные стены, заканчивающиеся вверху сводчатым потолком, до которого было не менее четырёх локтей. Справа возник ещё один тоннель.
- Эта дорога ведёт под реку, - пояснил Томас. – Дворец призрака – там.
- Почему «призрака»? – поинтересовался полицейский. – Там что, обитают призраки?
- Известное дело, - ответил Хеллер. – Поэтому я и сказал, что туда лучше не соваться. Живым оттуда не выберешься...
- Стоять! – послышался голос впереди. – Кто такие?
- Клаус, это я, Крысиный нос.
- Кто с тобой?
- Эти люди жаждут встречи с нашим королём…
- Ты что, сдурел? Разве ты не знаешь наших законов? Никто не смеет искать встречи с королём. Он сам её назначит, если понадобится!
- Успокойся, Клаус! Мохнатый Мартин ждёт их, - соврал Томас. – Дело пахнет звонкой монетой, а наш король никогда не откажется от своей кучки талеров!
- Они вооружены?
- Нет! Ты можешь сам убедиться в этом!
- Господа, - наконец, вышел на свет Клаус. Был он похож на гнома – приземист, широк в плечах, косматые брови нависли на глаза. В руках он держал боевой топор, лезвие которого поблёскивало в свете факелов. – Я вынужден вас обыскать. Никто не смеет приближаться к королю с оружием в руках!
Вслед за Клаусом из темноты вышел второй «стражник». У этого в руках был настоящий мушкет.
- Не очень-то мне верится, чтобы такие господа не захватили с собой хотя бы ножа, - проворчал Клаус, оглядывая странную процессию. – Давайте-ка, не спеша… По очереди.
Через несколько минут, Клаус удовлетворённо хмыкнул:
- Действительно, ни у кого ни пистолета, ни шпаги, ни ножа… Одни лишь плётки…
- Это - всадники. Они оставили лошадей в стойле у пивоварни Кунца, – объяснил Томас. – А всаднику без плётки нельзя.
Ни тот ни другой не знали, что в руках пластуна нагайка – мощное оружие.
- Чёрт с вами, проходите! Но мы вас будем сопровождать!
Старший из казаков сделал знак Томасу и тот вытащил из кармана несколько монет.
- Вот, - сказал он, подавая деньги «стражнику». – Чтобы ты не думал, что мы – какие-нибудь злодеи. Это - наша пошлина за вход.
Клаус принял талеры и сделал приглашающий знак следовать дальше.
Дворец калек представлял собой обширное помещение, освещаемое вставленными в стену факелами, и напоминал свалку мебельной рухляди, из которой местные обитатели соорудили подобия столов, кроватей и стульев. На лежаках валялось несколько «придворных», которых «покалечило» большое количество выпитого ими вина, о чём свидетельствовало обилие раскиданных по полу бутылок. Судя по их количеству, можно было предположить, что горячительные напитки являются основным продуктом питания местной братии. Вперемежку с пустой посудой на полу валялись игральные карты. Тут и там шныряли крысы, привлечённые запахом съестного. Однако собутыльники ничего не оставили своим хвостатым соседям.
Никто не окликнул проходящих через Дворец калек людей, ибо присутствующие здесь обитатели не были в силах даже пошевелить языком.
Когда шедший впереди Томас уже свернул в очередной тоннель, старший из пластунов коротко бросил:
- Братцы, эскорт…
Хеллер лишь услышал короткие щелчки нагаек, но поинтересоваться, что там произошло, сзади, не смог. Только он попытался оглянуться, как тяжёлая рука Порфирия грубо толкнула его в спину.
- Не оглядываться!
И вновь процессия пошла по узкому коридору со сводчатым потолком. Сопровождавшие их «стражники» Клауса, да и сам он, лежали со свёрнутыми шеями среди славной компании загулявших попрошаек во Дворце калек.
Казаки прошли по коридору ещё четверть часа, распугивая снующих под ногами крыс. Некоторые из них вели себя очень необычно: присев на задние лапки и возбуждённо попискивая, передними они словно указывали направление дальнейшего движения. Вскоре путники обнаружили ещё два ответвления.
- Этот путь – к альтштадскому порту, – пояснил Томас, - и к рынку. А это – дорога на Хаберберг, к кирхе «Тринитатис» (53).
- Я смотрю, по этим ходам можно очутиться в любом районе Кёнигсберга, - пробормотал Герберт.
- Так оно и есть. Мы идём этим коридором, но есть ещё и другие… Кстати, мы уже подходим… Слышите, звучит музыка? Король всегда трапезничает под музыку придворной капеллы. Возможно, у него хорошее настроение и он решит вопрос в вашу пользу. А мне нужно уходить. Если он узнает, что я привёл вас сюда без предварительного его одобрения, меня ждут неприятности… Поэтому, я удаляюсь, обо мне – ни слова… Идите вперёд, и да помогут вам небеса!..
Впереди виднелось освещённое пространство, видимо, это и была Гостиная весельчаков, резиденция короля нищих. Оттуда доносились звуки скрипиц и громкие голоса людей. Томас, получив деньги, крысой метнулся в тень и исчез – Порфирий выпустил его.
- Что ж, господа, - прошептал Герберт. – Мы пришли… Скорее всего, нас тут всех убьют, но… начатое нужно продолжать…
- Не бойся, братишка, – тихо ответил ему Порфирий. – Не убьют. Господь сохранит…
Они бесшумно двинулись вперёд и вскоре оказались в очередном зале, заставленном всевозможной рухлядью, подобно той, что видели во Дворце калек. Но Гостиная весельчаков выглядела более пристойно. В центре был сооружён высокий постамент, на котором располагался дубовый стол со стулом. Вокруг него в беспорядке теснились другие столы и скамьи, на которых сидели люди. Вдоль стен  стояли, лежали и ползали обитатели этого подземного королевства, видимо, рангом пониже. Кто-то пил вино, другие играли в карты, иные грызли сухари, а некоторые спали.
За столом на пьедестале восседало существо, заросшее рыжей шерстью. Почти всё его лицо было спрятано в густых волосах, копна на голове, грива на подбородке. Шея, грудь и руки тоже были покрыты волосами. Мохнатый Мартин «трапезничал», если так можно было назвать яростное пожирание копчёной свиной рульки. Он раздирал её зубами, жир стекал на подбородок, в густую бороду. При этом король нищих громко чавкал, порою заглушая звуки скрипок, которые держали в руках два пожилых музыканта. Время от времени он запивал свою еду вином.
Едва группа шагнула в Гостиную весельчаков, как её обступили два десятка вооружённых людей. Тут и Мартин, громко рыгнув, обратил внимание на вошедших.
- Это что за второе пришествие Спасителя, клянусь небесами? Как посмели появиться здесь, в моём королевстве без особого приглашения? Шпионы бургомистра?
Кольцо вокруг Герберта и казаков сжалось ещё теснее.
- Ваше величество, позвольте объяснить, – подал голос кёнигсбергский полицейский. – Нас привела к вам нужда. Мы просим прощения за столь невежливый визит, но выслушайте нас пожалуйста!
- Что? Как узнали про ход в Гостиную? Кто провёл?
- Мы…
- Их провёл Томас Хеллер по прозвищу Крысиный нос, ваше величество, -  раздался голос позади казаков. – И за это получил кругленькую сумму…
- Где этот предатель?
- Мы схватили его, ваше величество… Ему не удалось сбежать!
- Крысиный нос? – Мохнатый Мартин злобно ощерился. – Вот пусть и отправляется к крысам! Бросить его в яму им на съедение!  Немедленно!
Отчаянные вопли бывшего проводника свидетельствовали о том, что Хеллера действительно потащили к месту страшной казни.
- Что вам надо? – наконец, обратил внимание на группу незваных гостей король нищих. – И кто вы такие, чёрт бы вас побрал!.. Постой, тебя я знаю, - указал он пальцем на Герберта. – Ты - полицейский, верно? Наверное, тоже хочешь отправиться в яму к крысам? - Он отрывисто бросал свои фразы, чередуя их с отборной бранью.
- Выпустить им кишки! – раздался чей-то вопль. Толпа нищих заволновалась, зашумела…
- Да, я полицейский, ваше величество, - поклонился Мартину Герберт. – По долгу службы я немало общался с вашими подданными, некоторым помогал, а кое-кого даже спас от виселицы… Нас привело к вам важное государственное дело. Мы одни, с нами никого нет, и о вашем убежище мы никому не расскажем. Мне ещё поддерживать с вами отношения, а это, – Герберт кивнул на спутников, – русские казаки. Им нет дела до наших нищих, весной они вновь отправятся на войну. Мы пришли к вам без оружия...
- Ну, - казалось, король нищих немного успокоился. – Что у вас за дело? Учтите, если я решу, что вы напрасно меня потревожили, вам несдобровать!
Кольцо вокруг гостей короля зазвенело оружием.
- Ваше величество, нас интересует мальчик по имени Гент Хельке. Он исчез из Сиротского дома три года назад, когда умерла его мать, а отец воевал. Сейчас отец вернулся с войны, и разыскивает своего сына.… Мы действуем по его просьбе… И надеемся, что мальчик не забыл своё имя…
- Гент? – усмехнулся Мохнатый Мартин. – Есть у меня такой. Чрезвычайно смышлёный мальчишка. Пожалуй, самый талантливый из моих учеников. Он – наша надежда! В будущем моё королевство рассчитывает, что он будет приносить в казну немалый доход, верно, братья мои и подданные?
В зале зашумели ещё больше.
- Мы согласны, что королевство с потерей такого… подданного понесёт некоторые убытки. И готовы возместить их! – громогласно произнёс Герберт, перекрывая шум пьяной толпы.
- Тысяча талеров! – назвал свою цену Мохнатый Мартин. В волосатой роже хитро и алчно блеснули его глаза.
- Вы получите их, – ответил Герберт и, судя по тому, что полицейский не стал торговаться, король нищих сразу понял, что он продешевил.
- И ещё столько же, для того, чтобы вы могли беспрепятственно выйти отсюда, - продолжал, ухмыляясь, Мартин. Он наблюдал за реакцией гостей. Те, конечно, посовещались.
- Мы согласны, ваше величество.
- И пятьсот за то, чтобы я вас простил за вероломное вторжение на мою территорию…
Нищие в зале возбуждённо загалдели, поддерживая своего наглого короля.
- Ваше величество, но у нас только две тысячи триста… - развёл руками Герберт. – И с собой – никаких ценных вещей…
Мохнатый Мартин обвёл взглядом гостей, затем обратился к залу.
- Как думаете, братья мои и подданные, выгодная ли это сделка? – и ухмыльнулся.
В большинстве своём подданные выразили согласие.
- Тогда приведите ко мне Гента! – крикнул король нищих. – Он сейчас со своими молодыми братьями отдыхает в Академии… А вы, приготовьте денежки, господа!
Через несколько минут в Гостиную весельчаков привели щупленького мальчика. Тот выглядел, отнюдь, совсем не испуганно, а взирал на происходящее даже с каким-то вызовом. Был он одет в грязные лохмотья, платье, сшитое из бог весть каких кусков материи. Голодные глаза с надеждой смотрели то на короля, то на группу незнакомцев, окружённых кольцом из вооружённых людей. Герберт засомневался, того ли мальчишку ему привели. Этому, на вид было чуть больше семи лет.
- Как тебя зовут, парнишка? – спросил он у маленького воришки. – И сколько тебе лет?
- Отвечай, - со своего места приказал мальцу король нищих.
- Я – Гент Хельке, – чётко ответил паренёк. – Мне девять лет. Я – сирота. Моя мать умерла, а отец, похоже, погиб на войне.
- Чем ты докажешь, что и есть Гент? Ты не выглядишь на девять лет, больно маловат.
Мальчишка сунул под нос Герберту маленький чумазый и крепко сжатый кулачок.
- Вот моё доказательство. Других не имеется.
Зал грохнул от хохота.
- Мордашка, вроде, схожа с папашиной, - обескуражено промолвил полицейский. – Думаю, что это на самом деле Гент.
- Дружище, - обратился он к мальчишке. – Твой отец, оказывается, жив. Он повсюду ищет тебя. Мы отведём тебя к нему.
- Отец? – удивился Гент. – А он добрый? У него достаточно еды? Он не будет меня колотить?
- Не будет, если ты не начнёшь шалить. Жить будешь в просторном, светлом доме, питаться будешь хорошо, быстро вырастешь и окрепнешь.
- Что ж, если его величество отпустит меня, я пойду жить к своему отцу.
- Он отпускает тебя.
- Если мне заплатят! – рявкнул со своего места Мохнатый Мартин.
Герберт достал из кармана кошельки и встряхнул ими. Монеты дружно звякнули.
- Передайте деньги его величеству. Здесь две тысячи триста талеров.
Пока король нищих пересчитывал деньги, старший из казаков еле слышно проговорил Герберту:
- Я не верю, что нас отсюда выпустят.
- Будьте готовы к внезапной атаке, – ответил тот так же тихо.
- Платон, - подозвал старший  одного из казаков и что-то шепнул ему на ухо.
- А может, Бог милует, - пробормотал Герберт.
Наконец, Мохнатый Мартин пересчитал деньги и, видимо, остался доволен.
- Ладно, - сказал он, махнув рукой. - Забирайте парня и валите отсюда. Мои люди вас проводят. - Он шепнул несколько слов одному из вооружённых оборванцев. - И позабудьте дорогу сюда. В следующий раз я прикажу убить каждого, кто появится тут без моего ведома!
- Оставайтесь с миром, - поклонился Герберт, взял мальчишку за руку и направился к выходу. За ним двинулись казаки, которых было четверо. За ними тронулись в путь восемь вооружённых людей из числа нищих. Но, если бы кто-то был понаблюдательней, то припомнил бы, что казаков с господином Гербертом пришло пятеро. Пятый же словно растворился во мраке коридора. Впрочем, он вскоре вышел из чёрной мглы и, никем не замеченный, пристроился к арьергарду общей колонны. После него в мрачном коридоре не было никого.
- Во Дворец калек, - бросил старший казак своим товарищам.
Расправиться восьми вооружённым людям с пятью безоружными - дело нетрудное, особенно, если нападающие атакуют сзади и внезапно. Но это когда речь идёт о ком угодно, но не о казаках. Пластуны приучены действовать скрытно, часто в тылу врага, умеют в качестве оружия использовать любой подручный предмет, они сильны и выносливы, бесстрашны и очень расчётливы. Пока вооружённые конвоиры следовали гуськом друг за другом, выбирая свои будущие жертвы и предвкушая дополнительную добычу, а намеревались напасть они во Дворце калек, поскольку там было, где развернуться, казаки уже начали действовать.
Платон, шедший сзади, бесшумно приблизился к последнему из эскорта нищих, здоровенному парню с палашом в руке и натренированным движением свернул последнему шею. Придержал, чтобы он не рухнул, поднимая шум, и аккуратно положил его на каменный пол. Палаш взял с собой.
- Как думаешь, Гюнтер, осталось ли у них ещё золотишко? - спросил один из вооружённой своры другого.
- А как же! Думаю, ещё тысяча талеров у них имеется. Мохнатый Мартин не такой дурак, чтобы упускать такой куш!
В этот момент второй из их «войска» распрощался с жизнью: Платон расправился с ним, используя трофейный палаш. Чтобы громила не издал никакого звука, казак зажал ему рот рукой. Всё опять произошло бесшумно.
Когда процессия подходила к Дворцу калек, вооружённый отряд Мохнатого Мартина уменьшился вдвое. Едва Герберт с казаками вошли во Дворец, старший из казаков приказал всем рассыпаться и готовиться к схватке. Он коротко бросил:
- К бою!
Вооружённые подземные разбойники тут же бросились на казаков, не заметив, что их стало уже четверо. Но тут - грянул выстрел (Платон у одного из обезвреженных им врагов изъял заряженный мушкет), и оглушительный грохот заложил всем уши звенящими пробками, а воздух наполнился едкими пороховыми газами, вызвав у нападавших судорожный кашель.
Так от войска Мохнатого Мартина осталось всего трое бойцов.
- Проклятье! – закричал предводитель отряда нищих. – Где остальные?
Он этого так и не узнал. Зато перед кончиной смог убедиться, что нагайки пластунов способны вырвать любое оружие из рук противника, удар же ею по лицу может ослепить на длительное время, а рукоять такой плётки, коль ею крепко приложить, легко вышибает из головы остатки мозгов...


Глава 11. Донесение в Санкт-Петербург

Во втором часу пополудни пегая лошадь, запряжённая в фургон тёмно-зелёного цвета, в котором обычно перевозят арестантов и заключённых, свернула на Кёнигштрассе. Прохожие равнодушно провожали взглядом унылый экипаж, оставляющий на снегу две полосы от санных полозьев. Кошка, оторвавшись от лакания из лужи, поскольку снег возле дома за ночь подтаял, тоже проводила повозку тяжёлым, настороженным взглядом, затем продолжила своё занятие.
- Н-но-о! – погонял лошадь возница, держа в рукавицах длинный кнут.
Несмотря на робкую оттепель, из ноздрей лошади вылетал густой пар, копыта скользили, подковы глухо стучали по мостовой, на которой сохранились остатки снега и льда.
Арестантский фургон приближался к Альтштадту. Проехав мимо Королевского замка, возница свернул к городской ратуше. Здесь, как обычно, было людно. Оживлённо беседовали между собой несколько господ, неподалёку скучали лошади, запряжённые в пару карет, тут же стояли в ожидании кого-то полдюжины человек в военных мундирах. Арестантский фургон проехал мимо главного входа и остановился возле торца здания. Тотчас к нему подошёл офицер в драгунском облачении с двумя солдатами.
- Открывай, живо!
Зазвенели ключи на связке, заскрежетал замок. Дверь распахнулась.
- Вылезай!
Из фургона показалась голова перевозимого арестанта. Тот огляделся по сторонам, глубоко вздохнул и неуклюже принялся спускаться на снег. Он сильно хромал и постоянно потирал больную ногу. Горожане, шедшие на альтштадский рынок, с любопытством глазели на конвоируемого. Офицер прикрикнул на них, чтобы проходили мимо, не задерживаясь.
С торцевой части городской ратуши было выстроено небольшое крылечко, ступени вели вниз. Поддерживая хромого под руки, хотя тот не пытался сопротивляться, солдаты повели его по ступеням.
- Я арестован, господин поручик? – спросил ведомый.
- Всё зависит от того, насколько правдиво вы будете отвечать на поставленные вопросы и сотрудничать со следствием. Весьма вероятно, что отсюда вы отправитесь прямиком в Тайную Канцелярию Санкт-Петербурга. А возможно, вас отпустят домой. Только не обольщайтесь, такое отношение ещё надо заслужить!
Лицо хромого скривилось в усмешке.
- Надеюсь, вопросы, которые мне зададут, не будут касаться тех сфер, от которых я весьма далёк…
В помещении, куда ввели задержанного, за столами сидели два офицера. Один был прусский полицейский, другой – русский в мундире драгуна. У того и у другого имелись на столе листы бумаги, перья и чернильница. Между этими столами поставили стул, на который и уселся подозреваемый. За ним встали солдаты.
Кабинет освещался свечами, было тепло и даже уютно.
- Итак, вы и есть Зигфрид Хельке, подозреваемый в шпионаже в пользу Фридриха II?  - произнёс прусский полицейский. – Отпираться бессмысленно, в вашем доме был произведён обыск, и обнаружены документы, некоторые из оных написаны вашей рукой. Полковник русского штата Половинкин, действуя по приказам масонской цепочки, поставлял вам сведения военного характера: замыслы русского командования, количество частей, расквартированных в городе, наличие на складах вооружения и фуража… Кроме того, вы замешаны в подготовке мятежа. Ваше масонское руководство, как, впрочем, и военное, заинтересовано в том, чтобы в Кёнигсберге вспыхнуло восстание против русской администрации. Лица, с которыми вы поддерживали связь, пока не арестованы, поскольку они выводят нас на след ваших руководителей. Но, в скором времени, и они будут схвачены и преданы суду.
В разговоре возникла пауза. Видимо, следователь дал возможность Хельке прочувствовать всю тяжесть и безвыходность своего положения. Но тот изучал взглядом потолок, оштукатуренные стены и откровенно зевал.
- Раз уж у вас собраны все доказательства моей вины, то отпираться действительно бесполезно. Можете повесить на меня всех чертей и вздёрнуть, как шпиона, хотя, я предпочёл бы другую смерть, - ответил он.
- Это только одна сторона медали, - продолжил русский офицер в чине полковника. – А вот и другая. По нашим сведениям, ваши злодеяния зашли слишком далеко. Вам показалось мало передавать сведения и разжигать вражду между прусским населением и русским правительством, тогда вы вознамерились нанести удар по нашей императрице Елизавете Петровне!
Ни один мускул не дрогнул на лице капитана прусской артиллерии.
- С этой целью вы решили выехать в Санкт-Петербург. Вы и поедете туда, только в арестантском фургоне в гости к самому главе Тайной Канцелярии Александру Шувалову. Что вас там ждёт, вы можете догадываться. Поверьте, там сумеют вырвать из вас всю правду, даже если для этого понадобятся раскалённые клещи.
- Не сомневаюсь, - процедил сквозь зубы Хельке. – И что же вы намереваетесь от меня узнать?
- Прежде всего, всё, что касается покушения на императрицу. В первую очередь, имена. Кто руководит этим преступлением здесь и в России, его детали, непосредственные исполнители? Сомневаюсь, чтобы это были вы. Вы хорошо проявили себя у орудия, но яд или колдовство – не ваш метод…
Русский полковник смотрел на Хельке так, словно всё уже знал о нём. Предвидел, что он ответит, как станет отпираться и оправдываться. Его уверенный взгляд и тон свидетельствовал о том, что ему всё известно и без признания прусского капитана.
- По поводу русской императрицы мне нечего вам сказать… Я собрался в Санкт-Петербург исключительно по коммерческим делам. Что же касается лиц, заинтересованных в её кончине, то, думаю, при Дворе таких найдётся немало. Например, из молодой знати… Возможно, великий князь… Или великая княгиня. Кто-то из них уж точно, готов спровадить императрицу на тот свет. Не говоря уже о придворных…
- А вы, значит, не имеете к этому никакого отношения? – полицейский закурил трубку и, хитро улыбаясь, смотрел на Хельке. Весь его взгляд как бы говорил: «Знаем мы вас, «невинных овечек»
- Советую вам подумать, прежде чем ответить. На некоторые ваши грехи мы могли бы закрыть глаза… Служба Фридриху? Да и бог с ним! Пошлёте ему через своих людей несколько ложных донесений и… будете прощены. Тем более, что войне скоро конец. С заговорщиками мы сами разберёмся… Но попытка убиения нашей государыни вам дорого обернётся. Прямо отсюда вы попадёте в лапы Тайной канцелярии и там уж пощады не ждите… Впрочем, у вас есть выбор… - полковник взмахнул рукой. – Приведите мальчишку.
Отворилась дверь, расположенная в противоположном от входа конце. В помещение вошёл щупленький паренёк на вид лет семи-восьми. Озираясь по сторонам, он сделал в направлении Хельке несколько шажков. Его сопровождал русский унтер-офицер.
- Подойди сюда, малыш, – подозвал мальчишку русский полковник.
Тот подошёл, кинув любопытный, но осторожный взгляд на Хельке.
- Назови своё имя.
- Гент Хельке, господин…
- Кто твои родители?
- Отец ушёл на войну, а мама умерла.
- Помнишь ли ты своего отца?
- Нет, я тогда был совсем маленький.
- А сейчас сколько тебе лет?
- Полных девять. Это я просто ростом не вышел…
Изумлённый Зигфрид Хельке смотрел на мальчишку и не мог произнести ни слова.
- В подвалах, наверное, неважная была кормёжка?
- Это уж точно…
- А зачем ты сбежал из Сиротского приюта, Гент? Неужто там было так плохо?
Тот пожал худенькими плечами.
- Мальчишки подговорили. Пойдём, говорят, с нами. Там – свобода, делай что хочешь! Вот я и сбежал…
- И что было дальше?
- Бродили по городу, попрошайничали… Потом, Михаэля сбила лошадь…
На глаза Хельке навернулись слёзы. Но губы его по-прежнему оставались плотно сжаты.
- Что было потом?
- Потом нас приютил король нищих Мохнатый Мартин. И мы стали учиться в его академии…
- На кого вы учились?
- На карманных воришек, господин. Нам втолковывали, что если вора поймают с поличным, его запросто могут убить. Поэтому работать мы должны… как это?.. Ю..ве…
- Ювелирно?
- Да. А для этого нужно много учиться… Вот мы и учились. Я уже в совершенстве освоил некоторые премудрости профессии…
- Пусть… - начал говорить Хельке, да поперхнулся.
- Что вы хотели сказать? – спросил его полицейский.
- Пусть обнажит спину… У моего сына на лопатках было две родинки, расположенные почти симметрично…, - его дыхание участилось, как после длительного бега.
- Пусть мальчик покажет спину, – разрешил полковник. – Ты согласен, Гент?
- Охотно, господин. Правда, там имеются следы побоев… Это наказание за невыученный урок…
Он задрал рубаху (его грязные обноски накануне заменили на более приличную одежду) и продемонстрировал прусскому капитану свои лопатки.
Хельке побледнел.
- Вы ещё сомневаетесь, что перед вами ваш сын? – прямо спросил полковник ветерана войны.
- Н-н-ет…, - мотнул головой Хельке. – Но, как… Зачем?..
Мальчик изумлённо смотрел то на своего вновь обретённого отца, то на русского полковника, то на опирающихся на мушкеты солдат.
- Лучше обнимите друг друга, - сказал офицер, а сам полез за трубкой. – Во имя Господа всемогущего…
- Сынок, - вскочил со стула и распахнул объятия Хельке. – Гент!... Я – твой отец… Иди скорее ко мне! Я обниму тебя…
- Папа! – воскликнул малыш, бросаясь к Хельке. – Так это ты забрал меня от Мохнатого Мартина? Я больше никогда не вернусь к нему! Как же хорошо, что ты жив! Теперь мы будем вместе? Я стану послушным сыном и никогда не покину тебя!
Прусский капитан, прижав сына к своей груди, уже рыдал и не скрывал своих слёз. Он обхватил маленькое тельце сына, словно это был самая большая драгоценность на свете, но держал его бережно, боясь причинить ненароком боль тому, кто и так испытал её на этом свете больше, чем надо.
- …Все эти годы я верил и не терял надежды… - шептал растроганный отец, - Надежда, сынок, словно тоненький фитилёк в толстой свече повседневных забот, освещала мою дорогу, прогоняя грустные мысли и страшные тени отчаянья..., – Хельке похлопал себя по карманам в поисках трубки и кисета, которых так и не нашёл. – Теперь у тебя, сынок, снова появится свой дом, семья и любящие родители… С нами будет жить хорошая женщина… добрая и любящая. Она очень хочет стать твоей матерью. Но только и ты постарайся не огорчать её дурными поступками…
Мальчик уткнул своё лицо в несвежую отцовскую рубаху и тоже захлюпал носом.
- …Скоро закончится зима, - нараспев говорил капитан, не обращая внимания ни на кого, кроме Гента, - и мы обязательно сходим с тобой в сад господина Сатургуса (52) Знаешь, хотя тот сад и не очень велик, но считается лучшим во всём Кёнигсберге. – Заскорузлой рукой отец нежно гладил сына по непослушным вихрам. - Его хозяин, будучи весьма любознательным, образованным и богатым человеком, наполнил своё детище диковинными вещами... Там находится богатая оранжерея с чужестранными растениями. Есть птичник и зверинец, в котором содержится множество редких животных, – мечтательно перечислял Хельке. - Что же касается самого сада, то в нём изобилие цветов и фруктовых деревьев, тут и там стоят фигуры из искусно остриженных кустов и журчат фонтаны. А вода в них подаётся насосами из канала и сначала поступает в большой свинцовый бассейн, скрытый от глаз в башне, подле которой стоит резная беседка, в которой можно насладиться мелодичным колокольным перезвоном, производимым стекающими струями… Говорят, что там живут настоящие гномы… В одном из домиков находится маленькая кунсткамера. Нигде больше ты не увидишь такого количества минералов, древних окаменелых животных и морских раковин, птичьих яиц и чучел… Там, под стеклом разложены яркие, разноцветные бабочки. Но более всего, думаю, ты удивишься собранию янтарных самородков с находящимися внутри их мушками да козявками…
Оба офицера, военный и полицейский, посветлели лицом и сочувственно улыбались, не пытаясь прервать эту умилительную сцену.
- Не правда ли, счастье похоже на радугу после грозы, – заметил, вздохнув, полицейский чин. – Оно, словно нежная детская улыбка, дарящая нам надежду на то, что в жизни не всё так уж скверно... Отчего же так редко случаются у нас такие славные минуты?… Ведь, подобная радость в душе не зависит от количества денег. Последние, правда, делают человека счастливее, если помогают вырваться из нищеты. В случае, когда такой необходимости нет, они не имеют большого значения…
- Полностью с вами согласен, – вторил ему русский офицер. - Счастье – это, прежде всего, семья и дети, глядя в глаза которых начинаешь понимать, для чего тебя создал Бог! Меня самого в Смоленске ждут две дочери…
Наконец, Зигфрид Хельке вытер слёзы, как свои, так и сынишки, размазав их ладонью по щекам и подбородку, и уселся на стул, не выпуская Гента из рук.
- Теперь мы с тобой не расстанемся, сынок, – шептал он  на ухо своему отпрыску.
- А вот об этом мы сейчас и поговорим, - полковник обмакнул перо в чернильницу. – Как вы догадались, перед вами выбор. Или вы уходите с мальчиком домой, спокойно женитесь на Магде Таль и живёте своей жизнью, как захотите, или… сейчас вас посадят в арестантский фургон, и вы… сюда уже никогда не вернётесь. Вам следует только сказать несколько слов, которых мы от вас ждём!
- Скажи им, папа, – испуганно произнёс малыш. – Я не хочу, чтобы ты куда-то уезжал…
- Я никуда не уеду, сынок… Слушайте же, господин полковник. Да, на государыню готовится покушение. Но не здесь, в Кёнигсберге. Тот, кто выполняет эту задачу, уже там, в Санкт-Петербурге! Он прибыл туда ещё в конце осени. Этот человек – доверенное лицо короля Фридриха, граф Герман фон Бок! Но там он действует под другим именем. Под именем французского парфюмера и ювелира мэтра Боку!

Вечером того же дня, из Кёнисберга в столицу выехал посыльный с письмом. В нём было написано:
«Милостивый государь, граф Александр Иванович!
Надеюсь, Вы в добром здравии и настроении.
Спешу сообщить Вам, что с Божьей помощью, провели мы своё расследование, здесь, в Кёнигсберге. Для сего и задействовано нами было из полицейских чинов и собственных казачьих и офицерских немалое количество. Позвольте доложить: в Кёнигсберге на самом деле разоблачена масонская ложа, подчиняющаяся той, которой руководит небезызвестный Фридрих II. Целью её является взращивание бунта среди местного населения супротив русской администрации.
Основные зачинщики нами уже выявлены и не избегут наказания.
Но более всего мы возмущены тем, что на нашу Государыню действительно готовится покушение. Наши офицеры, проникнув в масонскую ложу и выявив основных подозреваемых, провели большую работу по сбору доказательств и установлению имени основного злодея, который теперь пребывает у вас, сударь, в Санкт-Петербурге. Имя его – мэтр Боку (граф Герман фон Бок). Он является парфюмером, а также ювелиром Ея Величества.
Милостивый государь Александр Иванович! Проявите всю свою волю, но добейтесь изъятия у Государыни всех купленных по Её указу вещиц, будь то золотые украшения, краски для волос, кремы, мази, помады или наряды. Все эти предметы необходимо уничтожить, ибо они могут быть заражены страшной болезнью!
Если Вам дорога жизнь и здоровье нашей Государыни, немедля займитесь этим делом!
За сим, остаюсь Вашим верным слугой и рабом Императрицы,
Граф Василий Иванович Суворов, генерал-губернатор Восточной Пруссии.
28 генваря 1761 года от Рождества Христова».


Глава 12. Послесловие к первой части

Александр Шувалов получил послание из Кёнигсберга уже в феврале. «Ай, да Василий Иванович, - подумал он. - Вот, хитрец, всё сумел разузнать!» А сам, прочитав письмо, крепко задумался. Схватить Боку? Это - всегда успеется. Спасать Елизавету?.. А стоит ли торопиться...? Государыня что-то уж слишком закусила удила... Да и так ли нам страшен Фридрих?.. Брат Иван, что в фаворитах у императрицы, гоголем ходит, важничает. И не поступись к нему... Пускай, так всегда было: дураки умничают, а умные дурачатся…
Но Пётр Фёдорович? Коль вступит он на престол, то останется ли таким же податливым и послушным? Пожалуй, да... А кто тогда будет за всем следить, всеми руководить, карать и миловать? Всё перепадёт ему, Александру Ивановичу, больше некому. Он станет полновластным господином в империи... Так есть ли смысл немедленно бросаться на спасение государыни?
Чем дольше размышлял Шувалов над этим вопросом, тем более он склонялся к мысли о том, что ничего предпринимать не надо. Ложась в мягкую постель, граф задул свечу, которая на удивление долго ещё коптила… «Пусть всё идёт своим чередом...» - решил он.

А Елизавете становилось всё хуже. За всю текущую зиму она лишь раз была на большом выходе. При этом на её груди и шее сверкали драгоценности, купленные у ювелира Боку.
Неизвестная, непонятная болезнь постепенно брала верх над императрицей. Обычно властная и требовательная, бескомпромиссная и решительная, она всё чаще пребывала в меланхолии, и не покидала свою спальню в Царскосельском дворце, запершись в ней. Елизавета Петровна подурнела, у неё стали отекать ноги и лицо. Пытаясь хоть как-то отвлечься, дочь Петра пристрастилась к крепкой наливке. Болезнь, между тем, прогрессировала.
Война продолжалась и требовала огромных средств. Франция воевать уже не могла. Она первой предложила условия мирных переговоров, началось их обсуждение. Фридрих II попал в ещё более тяжёлое положение. Последний союзник - Англия покинула его. После ряда сокрушительных поражений Старый Фриц уже не мог оправиться. Его страна была истощена, войско потеряло боевой дух, лучшие офицеры погибли на полях сражений... Фридрих Великий не мог примириться с поражением, для него это было хуже смерти, но ничего изменить уже не мог. 
В течение всего 1761 года состояние Елизаветы ухудшалось. Императрица по-прежнему избегала людей, её мучили кошмары и видения. Она говорила что-то об оживающих картинах и гобеленах, о раскачивающихся ветвях деревьев на полотнах европейских художников, о том, что её платья сами разгуливают по коридорам дворца... От былой красоты императрицы не осталось и следа.
17 ноября 1761 г. Елизавете сделалось очень дурно. У неё появилась лихорадка, сопровождавшаяся рвотой, сильным кашлем и кровохарканьем… Затем болезнь возобновилась 12 декабря. Через десять дней, после нового обильного кровотечения лейб-медики Монсей, Шилинг и Круз объявили, что положение императрицы безнадёжно. Она исповедовалась и причастилась. Но агония продолжалась ещё несколько дней. Смерть наступила 25 декабря 1761 (7 января 1762) года в день Рождества Христова, на 53 году её жизни. Умерла государыня от горлового кровотечения. Оно стало результатом какого-то непонятного хронического заболевания, так и не установленного придворными медиками.
Всё, что произошло далее, хорошо известно людям, интересующимся историей своего государства. На российский престол взошёл племянник почившей императрицы – Пётр III. Об этом государе сложилось двоякое мнение. С одной стороны, о нём известно, как о недалёком, не любящем Россию человеке, преклоняющимся перед Фридрихом и ненавидящем свою супругу Екатерину… С другой стороны, будучи ещё великим князем, Пётр внёс весомый вклад в русскую музыку. Будучи прекрасным скрипачом, он создал в Ораниенбауме собственный музыкальный театр, к работе в котором привлек знаменитых итальянских композиторов и либреттистов. Находясь в должности директора Шляхетского корпуса, великий князь оказывал поддержку наукам и учёным. Много сделал Пётр для развития картографии России, он организовал экспедиции учёных географов и этнографов в отдалённые регионы страны. Став императором, Пётр III начал энергично заниматься государственными делами. Как и его дед, Пётр I, он предполагал провести серию реформ. За весьма короткий срок своего царствования он упразднил Тайную канцелярию (обрушив надежды Александра Шувалова), начал процесс секуляризации церковных земель, создал Государственный банк и выпустил ассигнации, указал на необходимость бережного отношения к лесам как одному из важнейших богатств России. Он издал указ, разрешающий строить фабрики по производству полотна для парусов в Сибири. Другой указ, изданный им, квалифицировал убийство помещиками крестьян как «тиранское мучение» и предусматривал за это пожизненную ссылку. Кроме этого, Пётр III прекратил преследование старообрядцев и других иноверцев, таким образом, провозгласив свободу вероисповедания. Важнейшим документов являлся «Манифест о вольности дворянства» (55), благодаря которому дворянство стало исключительным привилегированным сословием Российской империи. Он освободил дворян от обязательной службы, наделил привилегией беспрепятственного выезда из страны. Дворяне могли свободно распоряжаться своими земельными владениями, вне зависимости от службы в армии.
В то же время, вступив на престол, Пётр III сразу же прекратил военные действия против Пруссии и заключил с Фридрихом II Петербургский мир на абсолютно невыгодных для России условиях. Он вернул завоёванную Восточную Пруссию, уже четыре года являвшуюся составной частью Российской империи, отказался от всех приобретений в ходе фактически выигранной Семилетней войны. Выход России из войны несомненно спас Пруссию от полного поражения. За это Фридрих Великий наградил Петра III самым почётным орденом Пруссии – орденом «Чёрного Орла».
Заключённый мир вызвал недоумение и бурю негодования среди патриотов России, они назвали этот шаг предательством интересов империи и национальным унижением. Продолжительная и затратная война закончилась ничем. Никаких выгод Россия-победительница для себя не извлекла. В результате поднялась волна возмущения, гвардейцы, направляемые твёрдой рукой противников Петра III, арестовали государя и увезли его в Ропшу, где тот и умер. Убийство ли было это или смерть от болезни - ещё одна тайна, которую предстоит разгадать нашим историкам.
На престол взошла Екатерина II и для России началась новая эпоха – эпоха побед, как на полях сражений, так и на политическом поприще. Но, то, что сотворил её бывший супруг, изменить было уже невозможно. 6 августа 1762 года императрица вернула Кёнигсберг пруссам.
Затем наступил «Золотой век Екатерины».
Героев нашего повествования судьба вскоре развела. В январе 1762 г. Пётр III назначил Суворова-старшего сибирским губернатором, но почему-то он туда не поехал, а в июне того же года принял участие в низложении своего императора. В 1771 году он, наконец, дождался женитьбы сына, и ему таки посчастливилось понянчить внуков.
Заблистало имя Александра Суворова, как полководца, не знающего поражений. Это имя стало гордостью русской армии. Хотя, некоторые историки и «записали» его в масоны, но они просто не знали, какую роль играл тогда ещё подполковник в кёнигсбергской ложе. Спасти императрицу ему не удалось, однако со своей задачей он справился блестяще.
Андрей Болотов вышел в отставку, стал писателем и опубликовал воспоминания о своей жизни в Кёнигсберге. Он плодотворно трудился в агрономии и помологии (56), увлекался философией, прожил долгую насыщенную жизнь и умер в 94 года. О своей службе с Александром Суворовым и миссии по спасению императрицы он, давший клятву, так никому и не поведал.
О капитане Василии Тригубе и поручике Сергее Непейцыне известно лишь то, что они служили Отечеству верой и правдой. Оба вышли в отставку в чине полковника и дожили до преклонных лет.
Полковник Половинкин, поправившись от ранения, избежал наказания за предательство, поскольку имел хорошие связи в высших слоях общества, но, немногим позже, погиб на другой уже дуэли от руки неизвестного, невоенного человека.
Доктор Майбах продолжил жизнь в Кёнигсберге. Он искусно лечил горожан и не менее успешно читал лекции студентам-медикам. Профессор никогда не изменял врачебной науке, ставшей главной частью его жизни.
Иммануил Кант признан во всём мире как величайший мыслитель и философ. До конца своих дней он читал лекции студентам. Умер в 80 лет и был похоронен в Кафедральном соборе. Место его захоронения охраняется государством, оно и по сей день открыто для посетителей.
Зигфрид Хельке женился на Магде Таль, у них появилось ещё двое детей. Сын Хельке, Гент, впоследствии стал мореходом. Некоторое время он еще пытался пользоваться навыками, полученными в академии воровских наук, но потом оставил их, поняв, что этим пятнает честь отца и семьи.
А Кёнигсберг, вернувшийся в лоно Пруссии, вновь стал российским только спустя 183 года. В его жизни тоже было немало как счастливых, так и трагичных периодов...

Сноски:
37 – сливки и творог (нем.)
38 – крупные женские платья с очень широкой колоколообразной юбкой,  фижмы – каркас из ивовых или стальных прутьев, используемый для придания пышности женской юбке.
39 – бальная записная книжечка
40 – Работа Канта «О мыслях по поводу истинной оценке живых сил» – 1746 г.
41 – Работа Канта «О применении связанной с геометрией метафизики в философии природы» - 1756 г.
42 – от фр. menu — маленький, точнее — pas menu — короткий шаг
43 – прекрасно! Отлично (нем.)
44 – женщина (нем.)
45 – Франческо Альгаротти (1712 – 1764) – венецианский философ.
46 – ещё одно местечко, под которым Фридрих Великий был спасён из-за разногласий между русским и австрийским командованиями.
47 – Глац, Швейдниц, Кольберг – прусские крепости
48 – река в Лейпциге
49 – (1740-1764) – российский император из Браушвейгской династии Романовых.  5
 октября 1740 года объявлен наследником российского престола. После смерти Анны Иоанновны (17 октября 1740 года) был возведён на престол. Регентом был Эрнст Иоганн Бирон. В результате дворцового переворота в 1741 году был свергнут и увезён в Соловецкий монастырь. Затем содержался в Шлиссельбурге. При попытке его освобождения в 1764 году поручиком Мировичем, был убит.
50 – Васи;лий Евдоки;мович Ададу;ров (Адоду;ров) (15 (26) марта 1709, Новгород — 5 (16) ноября 1780, Москва) — российский учёный (математик и филолог-русист), педагог, адъюнкт и почётный член Санкт-Петербургской академии наук, куратор Московского университета. Григорий Николаевич Теплов (20 ноября 1717[, Псков, Русское царство — 30 марта 1779, Санкт-Петербург, Российская империя) — русский философ-энциклопедист, писатель, поэт, переводчик, композитор, живописец и государственный деятель. Сенатор, действительный тайный советник, противник Петра III, ближайший сподвижник Екатерины Великой, близкий друг и наставник графа Кирилла Разумовского, глава гетманской канцелярии в Малороссии с 1741 года и фактический инициатор её упразднения. Действительный член Академии наук и художеств, адъюнкт по ботанике (с 1742 года), почётный член Императорской Академии наук и художеств (с 1747), фактический руководитель Академии с 1746 по 1762 год. Создатель устава Московского университета и «Проекта к учреждению университета Батуринского».
51 – Место казней в Кёнигсберге
52 – Балтийское море
53 – Протестантская кирха в кёнигсбергском районе Хаберберг
54 – Парк кенигсбергского купца-мецената Сатургуса. Часть парка сохранилась до 1811 г. и на его основе был создан Ботанический сад Кенигсбергского университета. Сейчас там расположилась Станция юных натуралистов.
55 – Манифест от 18 (29) февраля 1762 года
56 – научная дисциплина в агрономии, занимающаяся плодовыми деревьями и ягодными кустарниками