Королева ливонии новелла

               
 КОРОЛЕВА   ЛИВОНИИ
(историческая новелла из сборника "На все Твоя воля").



Мало кто знает о том, что в числе забытых и потерявшихся во времени  исторических женских персонажей, есть одна, которая, будучи жертвой политических интересов Ивана Грозного, носила корону и громкое звание  королева Ливонии. Ею была русская княжна  Мария Владимировна Старицкая.
Род  удельных князей Старицких вел свое летоисчисление  с 1490 года, с того самого дня, когда в великокняжеской семье Ивана III и Софьи Палеолог родился  сын Андрей. Получив в 1519 году по духовной грамоте отца город Старицу, и  сам  князь Андрей Иванович, и его потомки  стали прозываться Старицкими.   
Борьба  князя Андрея  Старицкого – младшего брата Василия III - с племянником – сыном Василия III - за право наследовать престол началась сразу  после смерти великого Московского князя Василия III Ивановича.  И причин, обостривших эту борьбу, было немало.
Первая и главная из них состояла в том, что князь Андрей Иванович считал  своего родного племянника   Ивана IV – старшего сына Василия III, рожденного в браке с Еленой Глинской, незаконнорожденным. Это широко распространенное при дворе   мнение,  служило для Андрея  основанием для того, чтобы не признавать за Иваном прав престолонаследования. 
История личной жизни Василия III полна драматизма. Первой женой великого Московского князя была Соломония  Сабурова, с которой в любви и согласии князь прожил долгие годы. Омрачало этот брак лишь то, что у супружеской пары не было детей. А Василий, не желая отдавать престол братьям, нуждался в наследниках. В отчаянии он принял сложное для себя решение о расторжении бездетного брака. Но Церковь в лице Константинопольского патриарха воспротивилась воле князя и добро на развод не дала. По действующему на ту пору церковному уставу, развод между супругами был возможен лишь в том случае, если один из них уличал другого в прелюбодеянии. Но  Соломония целомудренно любила своего мужа и не желала развода. Выручил князя Московский митрополит Даниил и в 1525 году, огульно обвинив Соломонию в том, что она пользовалась услугами «колдуний» и «знахарок», добился того, что княгиня была насильно пострижена в московском Рождественском монастыре. Брак Василия и Соломонии был расторгнут.  Но, с точки зрения церковного права,  процедура развода де-юре  не отвечала каноническим уложениям Русской Православной Церкви, а значит, не имела законной силы.
Сторонники Соломонии осуждали князя, но, дело было сделано и, менее чем через два месяца, Василий в возрасте 42 лет женился во второй раз на Елене Глинской, которой накануне свадьбы исполнилось 16 лет.

                ***
 Однако и  второй  брак Василия  долгое время  оставался бездетным. Перед Еленой возникла реальная угроза повторения судьбы Соломонии, чего Глинские не могли допустить.  И  тогда в окружении Елены  появился  молодой, здоровый и красивый боярин Овчина-Телепнев-Оболенский Иван Федорович.  Вот тут-то дела Елены быстро пошли на лад. И через семь лет бездетного супружества у великокняжеской четы наконец-то родился сын Иван, а за ним и второй сын Юрий, оказавшийся глухонемым. Не мог похвастаться крепким здоровьем и  старший ребенок в семье – Иван, который был подвержен эпилепсии. Этим недугом  страдал и князь Оболенский.  Вот почему факт отцовства великого князя вызывал у придворных большое сомнение!
Впрочем, сам князь Василий III в своем отцовстве не сомневался и теперь, имея наследников, снял запрет и позволил своим младшим братьям жениться. Своей княжеской волей он благословил и союз брата Андрея Ивановича с княжной Ефросиньей Хованской.
Но  счастливая семейная жизнь Василия  с молодой женой продлилась недолго.  Будучи бодрым и духом, и телом 54-летний Василий III неожиданно скончался от пустяшной болячки величиной с булавочную головку, вручив царство трехлетнему  сыну Ивану. Опекуном великого князя Ивана IV Васильевича по достижению им совершеннолетнего возраста  по закону  стала его мать Елена Глинская.
 Но прошло совсем немного времени и безутешная вдова, как того и следовало ожидать, стала открыто жить со своим молодым любовником.  И постепенно  князь Овчина-Телепнев  не только занял место Василия III в спальне Елены, но и на троне. Будучи первым лицом в государстве, он позаботился и о своей сестре, назначив ее  мамкой Ивана IV.
Однако уютное семейное  гнездышко Глинских-Телепневых, свитое в стенах Кремля на виду у всех, возмущало многих, но более всех оно раздражало потомственных Рюриковичей - князей Старицких. На их стороне были и те, кто, осуждая привольное поведение Елены и сильно сомневаясь  в великокняжеском происхождении ее сыновей, полагали, что первенец  князя Андрея Ивановича Старицкого – Владимир  более Рюрикович, чем Иван. А значит,  имеет  больше законных  прав на престол.
  Однако, ни самому князю Андрею, ни его сыну Владимиру  не суждено было, употребив во благо отечества все свои таланты и дарования, править и княжить землей русской.    
Спустя четыре года после смерти мужа, Елена, оставаясь регентшей при своем малолетнем сыне Иване, пригласила Андрея Ивановича в Москву на совет по делам внешней политики,  пообещав ему полную безопасность. Однако слова своего не сдержала. Выманив под благовидным предлогом  Старицких из их родового имения,  Елена  приказала немедленно арестовать  князя  вместе с его молодой женой и годовалым сыном. 
В  1537 году Алексей Иванович был казнен. 
Но иной для себя участи князь Андрей  и не ожидал.
Быть родным  братом царя на Руси всегда было опасно!
Жена князя, княгиня Ефросинья Старицкая и ее четырехлетний сын Владимир вышли из тюрьмы на свободу только спустя пять лет в 1542 году, вскоре  после смерти Глинской и ареста ее соправителя Овчины-Телепнева.
 Новыми временщиками, вдове и сыну Андрея Ивановича, было возвращено  Старицкое княжество, где они и прибывали до тех пор, пока пятнадцатилетний князь Владимир Андреевич не был призван в 1548 году на службу к государю Ивану IV Васильевичу. Владимир и Иван приходились друг другу двоюродными братьями.
Казалось, что жестокая несправедливость, допущенная властью в отношении высокородных князей  Старицких, исправлена, что материальные ценности им возвращены, гражданский статус  восстановлен, былые привилегии дарованы вновь, а значит, прошлые обиды  должно забыть.
Но обиды не забывались и подобно пене морской поднималось со дна души на поверхность.

                ***
Впрочем, на первых порах взаимоотношения двоюродных братьев Ивана IV и Владимира Старицкого складывались неплохо. Пытаясь отстраниться от тех ошибок, которые были допущены их отцами, они вместе вершили важные государственные дела, вместе участвовали в военных походах и, появляясь повсюду вместе,  держались, как члены одной большой и дружной царской семьи. Так продолжалось вплоть до 1553 года, до той самой поры, когда  молодой царь Иван тяжело и, как многим думалось, безнадежно  заболел.
Воспользовавшись беспомощным состоянием Ивана, группа сторонников  Владимира Старицкого выступила против законного наследника престола  малолетнего царевича Дмитрия. О том, насколько серьезны были намерения мятежников совершить государственный переворот,  можно судить по тому, как  умирающий царь сам, своей волей прямо в спальне принуждал бояр к присяге сыну. Владимир Старицкий   поцеловал крест наследнику, но не сразу, а только после страшной  угрозы царя, что без присяги Дмитрию,  он - Старицкий из дворца живым не выйдет.
А вскоре, вопреки ожиданиям и прогнозам лекарей,  царь Иван  выздоровел и вернулся к власти.
Изменники, а факт государственной измены был налицо, со дня на день ожидали неминуемой расправы. Но время шло, а государь, демонстрируя всему двору  лояльность и  забывчивость, никаких жестких мер в отношении смутьянов не предпринимал. Напротив, спустя год после описываемых событий, он объявил  Владимира Старицкого, на случай, если он снова окажется при смерти, правителем государства до совершеннолетия наследника. А спустя еще год, в конце апреля 1555 года, позволил Владимиру Андреевичу, вопреки общепринятой практике, развестись с первой женой  Евдокией Александровной Нагой и сочетаться вторым браком с юной красавицей княжной Евдокией Романовной Одоевской.
Либерализм царя, проявленный им в отношении брата, не имел объяснений.
Но, как известно, цари измены и предательства не прощают! Положение Старицких, внешне вполне благополучное,  пошатнулось в один из дней  1564 года,  вскоре после того, как Андрей Курбский -  двоюродный брат жены князя Владимира сбежал в Литву. Поступок Курбского, расцененный Иваном Грозным, как предательство, обострило в душе царя старые раны.  Страдая тяжелым душевным недугом, который сопровождался  маниакальной подозрительностью, Грозный, не доверяя более никому из своего близкого окружения,  убирал каждого, в ком  видел врага или соперника.
Так в течение последующих пяти лет, род Старицких был практически полностью  уничтожен, изведен  под самый корень.
Первой из семьи Старицких в немилость царю попала  мать князя Владимира - старая княгиня Ефросинья, которую Иван Грозный терпеть не мог и видел в ней главный источник смуты и грязных распускаемых о нем слухов. По приказу царя княгиня  была схвачена и насильно пострижена в монахини под именем Евдокия.
Расправу над князем Владимиром, который в это время находился в Нижнем Новгороде и занимался формированием войск для защиты Астрахани от турок, Грозный готовил исподволь. Он представил дело так, будто один из дворцовых поваров, ездивших в Нижний за рыбой для царского стола, заявил о том, что князь, заплатив  немалые деньги  за  убийство царя, дал ему в придачу для этих целей еще и смертельный яд.  Грозный учинил  дознание. Но следователям удалось разжиться немногим, всего лишь  одним  документом –  доносом  заявителя. Однако, вспомнив, что царица Мария Темрюковна умерла в свое время от отравления неизвестным ядом, следователи, действуя по указке царя, обвинили в ее смерти  князя Владимира.
Питая определенную слабость к дешевым театральным эффектам, царь не смог отказать себе в удовольствие еще раз унизить своего брата и  соперника. Пригласив Владимира Андреевича вместе с семьей к себе  в Александровскую слободу,  Грозный выслал им навстречу своего верного слугу и палача Малюту Скуратова. Задержав Старицких на станции Болонь, Малюта, после недолгого разбирательства, принудил князя Владимира, его жену Евдокию и старшую дочь Марию выпить смертельное снадобье  добровольно.
Но этой крови царю оказалось недостаточно. Считая борьбу со своим соперником незавершенной, он повторно вернулся к судьбе его старой матери Евдокии Старицкой, приказав утопить ее в речке Шексне.
Так из некогда большого и славного рода Старицких в живых остались только младший сын князя – Василий, 17 лет от роду, умерший бездетным в 1571 году и две малолетние дочери: Евдокия 13 лет и Мария Младшая 9 лет.
Эта Мария Владимировна Старицкая и стала в 1573 году королевой Ливонии.

                ***
Первоначально Ливонией, а это было в ХII веке, немцы называли земли, расположенные  на восточном берегу Балтийского моря в низовьях рек Даугавы и Гауи.  Но в ХIII веке германские крестоносцы, захватив  эти земли, а в придачу к ним еще и Эстонию с Латвией, образовали на завоеванных территориях новое государство – Ливонский орден.  А Ливонией  стала называться конфедерация, состоящая из пяти государств, в которую входили земли Ливонского ордена, Рижского архиепископства  и еще трех – Курляндского, Дерптского и Эзельского. Номинально все эти территории находились под властью Папы Римского.
Испытывая крайнюю необходимость в северном торговом порте, Иван Грозный, следуя семейной традиции, мечтал о завоевании восточного побережья Балтийского моря. Имелся у него для объявления войны и подходящий повод.  Орден уже давно задолжал Москве старинную (Юрьевскую) дань, которую он должен был платить за аренду земли, принадлежащую полоцким князьям.
Военные действия царь начал в январе 1558 года.
Одержав в самом ее начале сокрушительную победу над Орденом, Грозный не смог осуществить главного - удержать завоеванные территории под  контролем, так как к третьему году войны заимел  вместо слабой Ливонии  сразу трех сильных противников – Данию, Швецию и Польшу.
Положение России на северном фронте, ставшее достаточно сложным, усугублялось еще и тем, что ее южные границы постоянно подвергались внезапным набегам татар Османской империи и Крымского ханства.
К концу 1564 года стало ясно, что первоначальный успех в Ливонской войне оказался временным и что война, не оправдывая затраченных на нее средств, обещает в ближайшем будущем превратиться в затяжную и вялотекущую военную компанию.
Понимая бесперспективность дальнейших военных действий, Иван Грозный, в тщетной попытке оставить завоеванные  в Прибалтике земли в составе России, переходит с языка военной силы на язык дипломатии. Дважды предлагает он гроссмейстеру Ливонского ордена титул короля Ливонии. Но сначала в 1559 году  Фирстенбург  вежливо отклоняет предложение русского царя,  а годом позже  его приемник Кетлер отвечает Ивану Грозному категорическим отказом и заключает подобное соглашение с польским королем Сигизмундом Августом.
Проходит еще несколько лет, прежде чем Грозный останавливает свой взор на брате датского короля Фридрихе II, бедном владельце острова Эзель - герцоге  Магнусе.

                ***
Герцог Магнус – принц датский 1540 года рождения был вторым сыном короля Христиана II. Пройдя в девятнадцатилетнем возрасте  сложный обряд посвящения, герцог был произведен в рыцари Ливонского ордена. Но когда  после смерти отца его брат Фредерик II унаследовал датский престол, то Магнус в обмен на должность епископа в  Эзельском герцогстве  отказался в пользу брата от своей доли владений в герцогствах Шлезвиге, Гольштейне и в ряде других.
Как королю, Фредерику это было сделать не сложно! Еще за четыре года до появления на свет будущего Эзельского епископа Магнуса, их отцом  Христианом II в Дании была проведена королевская лютеранская Реформация, по которой в собственность королю отошли все изъятые у духовенства земельные владения церквей и монастырей. Желание младшего брата Фредерик исполнил  весной 1560 года и тот в сопровождении нескольких сот кнехтов величественно проследовал в свое епископство на острове Эзель.
Небольшой по площади остров Балтийского моря – Эзель при весьма незначительных габаритах имел очень выгодное географическое расположение. Его каменистые берега лежали прямо при входе в Рижский залив. При правильном использовании этого обстоятельства Магнус мог не только существенно поправить  свое материальное положение, но и распространить   влияние на всю Эстонию.
Однако если родители своевременно позаботились о том, чтобы дать своему младшему сыну достойное образование, то природа, выпустив принца из вида, обошла его глубоким государственным умом. Плохо разбираясь в политике и дипломатии, делая одну ошибку за другой, Магнус очень скоро настроил против себя все местное дворянство.  В итоге он был вынужден  бежать из Эзеля и искать убежища во дворце брата.  Только через год, когда возмущение эзельской знати улеглось, Магнус смог вернуться на остров, но уже не один, а на пару с королевским наместником, которому было поручено управление островом. Казалось, что жизнь герцога, наконец-то, наладилась. Но нет! Порядок  в ней сохранялся недолго.
Заключив в 1563 году вечный мир с Россией, Фредерик II, вопреки мнению большинства членов ригсдага,  объявил войну Швеции. Однако его расчет  на ее скорое и победоносное  завершение оказался неверным и Дания, увязнув в войне на семь долгих лет, с большим трудом смогла в последствие  урегулировать прерванные с  северным соседом отношения.
Промотав за годы войны почти все свое состояние, Магнус  готов был служить кому угодно, лишь бы служба приносила хороший доход, что позволило бы ему вырваться из  хронического безденежья.
Предложение, которого незадачливый герцог и несостоявшийся епископ так долго ждал,  в конце концов, пришло к нему из далекой Московии от русского царя Ивана IV Васильевича. Обращаясь к Магнусу  через своих послов, Грозный  предложил ему не так уж и мало -   корону Ливонии!  Был, правда, в этом  прелестном  предложении один маленький нюанс, который сильно искажал общую благолепную картину – корона, предлагаемая  датскому принцу,  была не монаршей, а вассальной. 
Но поскольку иных предложений  у Магнуса на тот момент не имелось, то и от этого отказываться он не рискнул. Тем более что  в целом это предложении его вполне устраивало. Царь оказался щедрым и  пообещал, помимо «рухла» всякого, пять бочек золота и  невесту в придачу - свою двоюродную племянницу Евдокию Старицкую.
Обрадованный счастливым поворотом судьбы,  Магнус, готов был  в угоду своему новому покровителю совершить любые безумства.  Авантюрист и проходимец по натуре, герцог за долгие годы своих мытарств с успехом освоил только одно мастерство – пускать в глаза пыль! Вот и на этот раз, стараясь оправдать оказанное ему высокое  доверие, Магнус, не имея ни малейшего представления о тактике и стратегии военных действий, принял на себя командование русскими войсками. Однако задача, поставленная перед ним Иваном Грозным - взять шведский город-крепость Ревель (современный Таллинн), оказалась для датского искателя приключений  совершенно невыполнимой.
В итоге, шесть месяцев осады крепости завершились в марте 1571 года не только позорным отступлением царских войск, но и огромными потерями. Провал военной операции  под Ревелем привел Ивана Грозного в бешенство.  По времени сдача крепости совпала с окончанием войны между Данией и Швецией. Сопоставив два этих события,  царь заподозрил вассала в измене.
Дознание, проведенное Грозным с особым усердием, лишило  Магнуса многих иллюзий. Его брак с Евдокией Старицкой расстроился, а потом и вовсе не состоялся.  Заразившись во время  эпидемии чумы смертельной болезнью, Евдокия Старицкая  умерла.
Впрочем, на практике факт измены ливонского короля материалами следствия не подтвердился. А потом и сам  король датский Фредерик II, публично  обвинив своего брата в чрезмерном легкомыслии и даже глупости,  выставил его посмешищем пред всем светом. Репутация Магнуса была настолько подмочена, что, казалось,  его дни в звании короля Ливонии  сочтены.
Но прошло совсем немного времени и настроение царя заметно  улучшилось.  И причиной тому стала смерть польского короля Сигизмунда II Августа  в 1572 году. Переключив свое внимание с театра военных действий на внутренние проблемы,  Польша  дала России шанс поправить свои дела и взять реванш за проигранные сражения.
За шесть последующих лет, пока Литва и Польша выбирали нового короля,  русские войска, одерживая одну победу за другой, заняли целый ряд крупных городов и в том числе крепость Венден – бывшую резиденцию магистра Ливонского ордена. Теперь,  за исключением Риги и Ревеля,  Московскому самодержцу принадлежало почти все побережье Балтики!
Это был настоящий успех!
Однако вновь завоеванные земли, которые вошли в состав государства Российского, нуждались в административном и политическом управлении. Так в апреле 1573 года тема о вассальном Ливонском королевстве обрела прежнюю остроту.
За не имением другой, более подходящей на роль ливонского короля кандидатуры, фигура Магнуса была извлечена из политического небытия на свет. Все обещания царя снова вступили в силу, только вместо Евдокии Владимировны, в жены герцогу была предложена ее сестра - тринадцатилетняя Мария.  Герцог царю не перечил! Мария? Так Мария! Он снова был полон надежд и  готов на любые подвиги!   
История заходила на второй круг!               
Свадьбу молодые  справляли  в Новгороде целую неделю. Столы ломились от яств, вино лилось рекой, подарки гостей были щедрыми, а блеск золота застил воспрявшему духом герцогу глаза.
С большим изяществом разрешил  Иван Грозный и вопрос вероисповедания новобрачных: невесту венчали по православному обычаю, а жениха – согласно лютеранской вере. Не обманул царь своего зятя и с приданым,  выделив ему  «сотню богато украшенных добрых лошадей, 200 тысяч рублей, сосуды золотые и серебряные, утварь, драгоценные камни и украшения».
Погостив в Новгороде несколько дней,  молодые уехали в Ливонию в подаренный им по случаю свадьбы город Каркус.

                ***
Новые осложнения на северном фронте начались для русских войск в 1577 году, когда польская шляхта, после  трех лет безвластия,  избрала  нового короля. Им стал трансильванский князь Стефан Баторий.
Князь Трансильвании, венгр по национальности Стефан Баторий имел прекрасное образование. Он  окончил университет в итальянском городе Падуе. Долгое пребывание в Италии, где даже ветер с моря пропитан духом католицизма, превратило Батория не только в пылкого католика, но и в друга иезуитов. Истории доподлинно известно, что даже  исповедник Батория  и его придворный проповедник были иезуитами. Нужно ли говорить о том, что его религиозная политика проводилась в духе польской контрреформации, а сама Польша стала «бастионом римского католицизма». Исходя из этого, становится понятным, почему Римская папская курия активно поддерживала неприязненные отношения короля Стефана Батория к православной Москве.
Будучи прирожденным и самодержавным  государем, Иван IV всегда пренебрежительно относился к убогой власти выборных монархов и когда Баторий прислал в Москву послов, Грозный, в нарушении установленного регламента, спрашивал их о здоровье короля сидя, не пригласив к столу. Помнил царь и о том, что Баторий - бывший вассал турецкого султана, проводил достаточно лояльную политику в отношении мусульманской агрессии Турции ко всему христианскому миру. А то, что Баторий был женат на сестре польского короля Анне Ягеллонке, и этим браком улучшал свою породу,  для Ивана Грозного ровным счетом ничего не значило.
Мало этот факт значил и для самого короля. Анна была  на целых десять лет старше Стефана, ей было пятьдесят четыре, когда усилиями всей Польши ее наконец-то выдали замуж. Естественно, что стареющая и некрасивая жена не пробуждала  в Батории никаких желаний. Папский нунций при дворе короля  доносил в Ватикан: «Госпожа инфанта страшно недовольна, так как не получает удовлетворения от общества законного мужа», - и добавлял, - «всякий раз при попытке навестить мужа в его спальне, тот убегал от нее через потайной ход».
Но прошло совсем немного времени и первое представление Ивана Грозного о своем противнике развеялось.
Умный, смелый, обладающий отменным физическим и психическим здоровьем Стефан Баторий предпочитал устанавливать свою власть не словом, а оружием. Талантливый полководец сорока трех лет от роду, легкий на подъем,  не мучимый тяжкими угрызениями совести и вязкими меланхолическими переживаниями,  Баторий жестоко пресекал любые, даже самые робкие попытки соперников лишить его короны.
Борьба с внутренними мятежами  отнимала у Батория немало сил, средств и времени. Почти три года затратил он на установление порядка в государстве и одновременно на подготовку к большой войне с Москвой.
 В конце 1578 года, предусмотрительно усилив свою армию венгерской пехотой, шведским флотом и немецкой артиллерией, Стефан Баторий лично возглавил польско-литовские войска. Перейдя в наступление, он свел на нет почти все завоевания Ивана Грозного.
Не имея сил противостоять грозному противнику и вместе с тем, опасаясь расправы со стороны царя, Магнус взамен на гарантированную охрану передал польской короне в вечное пользование все свои земли.
Так в 1579 году после более двадцати лет войны за выход в Балтийское море Иван Грозный лишился всех Ливонских земель, которые у него имелись.

                ***
Ничего не приобрел от союза с Баторием и Магнус. Под видом обещанной  защиты  от внешних врагов,  поляки, взяв управление его землями в свои руки, оставили королю Ливонии лишь один город Пильтен, расположенный  на берегу реки Виндавы, где некогда находилась резеденция курляндских епископов. Здесь в январе 1581 года у него в браке с Марией Старицкой родилась  дочь Евдокия.
В 1582 году, вскоре после окончании Ливонской войны, Магнус обратился к Стефану Батория с просьбой выделить ему лен – земельное владение, которое вассал получал от синьора на условиях несения службы. Король любезно пояснил принцу, что без предварительного согласования с сеймом он одной только своей волей не может удовлетворить его ходатайство. Сейм, отложив решение этого вопроса на неопределенное время,  в итоге оставил его без рассмотрения, поскольку заявитель сего прошения – Ливонский король Магнус скончался в марте 1583 года  в своем замке в Пильтоне,  оставив молодую вдову и маленькую  дочь без средств к существованию.
Следует заметить, что супружескую чету Магнус нельзя было назвать счастливой семейной парой. Да и строился этот брак не на любви, а на политическом расчете. Соблюдая  внешние приличия,  каждый из них жил своей собственной жизнью.
“Достаточно яблока и немного сахару, чтобы она оставалась спокойной", -писал  тогда о юной Марии датский король Фредерик II - брат ее мужа.
Но со временем  западный стиль жизни сделал свое дело и из застенчивой и полудикой  девочки, воспитанной в жестком режиме домостроя, Мария превратилась в великолепную светскую  красавицу. Способная ученица, она быстро усвоила придворный этикет, приобрела изысканные королевские манеры и, почувствовав роскошную  красоту и своеобразие европейской моды, научилась одеваться со вкусом.
Но ничто: ни красота Марии, ни ее ум, ни покладистый характер не пробудили в Магнусе сердечной привязанности к жене.  Оставаясь заядлым холостяком, он все свободное от военных походов время  проводил, как и до брака, в попойках, дурных компаниях и карточной игре. Предоставленная самой себе, маясь от тоски и одиночества в большом и холодном замке Каркуса, Мария  «взяла на себя заботливое попечение о двух малютках-приемышах, оставшихся круглыми сиротами после одного знатного и трагически погибшего ливонского семейства».
Появление в замке Пильтон малолетних детей породило вокруг юной королевы много толков, которые приписывали отцовство этих малышей польскому королю Стефану Батория.  Возможно, что близкие отношения между Марией и Стефаном, на что указывают многие косвенные доказательства, существовали на самом деле, но в какое время они могли возникнуть, остается неясным.
И, тем не менее, встреча ливонской королевы Марии Владимировны Старицкой и польского короля Стефана Батория предположительно могла состояться  в тот период ее жизни,  когда Магнус вел переговоры  с Батория о переходе Ливонии в вассальное подчинение Речи Посполитой. Переговоры длились не один год и за это время всякое могло случиться.
Очарованный грацией, умом и благородством русской красавицы большой ценитель женских прелестей Стефан Батория просто не мог не одарить ее своим вниманием. И хоть никаких прямых подтверждений их  откровенно любовных отношений не существует, но потому как Баторий  опекал  Марию и заботился о ней  все последующие годы, можно допустить, что они  все-таки  имели место быть.
В пользу этого допущения свидетельствует и тот факт, что Баторий, высоко ценя  знатность и родовитость Марии, видел в ней единственную законную претендентку на русский престол, при условии, что Федор  не оставит государству наследника. Мысль о завоевании Московии для Марии особенно живо стала волновать  Батория после  4 июля 1578 года, когда  между Польшей и Швецией был заключен мир.  Обретя в лице шведского короля сильного и опытного союзника, Стефан Батория открыл в истории  Ливонской войны новую страницу, лишив к концу 1579 года русского царя или, как его называли на Западе, московского князя практически  всех завоеванных им территорий.
Но польский король не думал останавливаться на достигнутом.  Его планы простирались далеко за пределы Прибалтийского севера и включали в себя  всю территорию Московского княжества.  Завоевать Москву и подарить ее своей прекрасной королеве - Марии Владимировне Старицкой-Магнус - вот о чем мечтал последний рыцарь средневековья и польский король Стефан Батория.

                ***

Действуя в рамках задуманного им проекта, Баторий очень скоро перенес театр военных действий с освобожденных им ливонских территорий на земли  противника, завоевав Полоцк, Великие Луки, и  в августе 1579 года приступил к осаде  Пскова.
Но, несмотря на отличную подготовку к войне и военную выучку, под Псковом польско-литовская армия потерпела первое крупное поражение.  Мужество и героизм русских защитников крепости вызывал искреннее восхищение даже у самих поляков. Быть может, здесь под Псковом Стефан Баторий впервые понял, что значит вести войну на территории такого опасного противника, как русские. Имея определенную  склонность  к партизанщине,  русские  не владели искусством  открытого  боя.
Переосмыслил свое отношение к войне и Иван Грозный. Терзаемый тяжелыми физическими и душевными недугами он все чаще задумывался о мире, но перед угрозой вторжения польских войск, запросить мира  у Батория  значило обнаружить перед ним  свою слабость. И эта слабость могла стоить  России больших потерь - сдачи Пскова и иных захваченных поляками русских городов!
Такого позорного и унизительного для Москвы мира Грозный не мог допустить! Движимый главной заботой о сохранности государства Иван прибегает  к содействию третьих лиц. Правнук византийской униатки Софьи Палеолог, сын польской католички Елены Глинской - Грозный поступает как истинный иезуит, привлекая на свою сторону не  друзей, а  самого ярого врага Москвы – Римского папу Григория XIII.
В Европе Папа был известен, как коварный интриган, который мечтал распространить иезуитскую ересь по всему белому свету. В сферу его интересов входила и православная Московия.
Зная об этом, Грозный написал Папе письмо, в котором, пеняя на чрезмерные военные аппетиты  польского короля  Батория, вместе с тем  использовал такие словесные обороты, которые, должны были, воздействуя на больную мозоль Папы о вселенском иезуитском мире, натолкнуть его на мысль о том,  что Москва, допускает возможность  объединения двух Церквей. Если бы только Папа  мог знать о том, что великий Московский князь, как титуловали Грозного за кордоном, был  профи в литературной казуистике.
Но Папа не знал и потому легко угодил в  уготованные для него  Иваном VI дипломатические сети. Недолго думая, в Москву с поручением от Григория III прибыл опытный иезуит переговорщик Антонио Пассивино, которого польский король Стефан Батория, не только  знал лично, но и  всемерно одобрял и поддерживал его миссионерскую деятельность.
Прошло еще два военных года.
Вопрос объединения Церквей пробуксовывал, топчась на одном  месте.
Следует заметить, что тему объединения Церквей Иван Грозный в своих сочинениях никогда  не поднимал, но она была настолько привлекательна для его оппонентов, что, придавая двусмысленным царским  текстам  желаемое звучание, они обсуждали эту возможность всерьез. Как, к примеру, можно было расшифровать вот эту, одну из многочисленных иезуитских фраз Ивана Грозно: «У папы и у всех римлян и латын то и слово, что, однако вера греческая (православная) и латинская (католическая)».
С исторической точки зрения эта фраза была истиной,  ведь каждому верующему известно, что и католический мир, и православный вышли от одного христианского корня, но применительно к теме унификации Русской Церкви, она была абсолютно  непреложна.  Непреложна, но необходима.
Просвещенный  московский  богослов, каковым Грозный и являлся, использовал эти  лишенные воинственной окраски и выдержанные в примирительном духе слова, лишь для того, чтобы  сбить Папу с толку  и тем самым склонить его на свою сторону.
Прибытие в  Россию Антонио Пассивино выглядело многообещающим. Но главная схватка с Папой была еще впереди.
Встреча Ивана Грозного с папским послом произошла не в столице земли русской, а в Старице, где царь в это время проживал с семьей.  Там   посланник Рима и вручил царю  вместе со Сводом установлений Флорентийского собора  частицу креста, на котором был распят Иисус Христос. Официальная аудиенция папского нунция с русским царем продолжилась, и это тоже являлось частью плана Ивана Грозного, за пиршественным столом. На пиру в привольной обстановке царь, произнеся чрезвычайно  важную речь, не только назвал Римского Папу главным пастырем христианского мира и  наместником Христа на земле, но и не преминул  добавить, что его подданные хотят  подчиняться папиной власти и вере.
Воодушевленный застольным выступлением царя, посол Ватикана окончательно уверился в том, что Москва склонна подчиниться Папе и принять католичество.  Спектакль, который Грозный разыграл перед  римским посланником, увенчался успехом.
Из Старицы Пассивино  отправился прямо в Вильно, где  горячо убеждает Стефана Батория в том, что союз Польши с Россией отвечает политическим и религиозным интересам Ватикана. Еще бы не отвечал! О воссоединения восточной и западной церквей Рим мечтал ни одно столетие. Призывая Батория осознать важность момента, папский посол, в конце концов,  склонят польского короля  к переговорам о мире.
Бедный, наивный папский легат! Разве мог он - иностранец, не знающий русского языка, понять, почувствовать, уловить те едва заметные нюансы, оттенки и  интонации, которыми изобиловала застольная  речь Ивана Грозного, и которые легко превращали ее из серьезного публичного заявления в шутку,  сказанную на потеху толпе.
Но если Пассивино еще и мог ошибиться, принимая все сказанное  Иваном Грозным за чистую монету, то Стефан и его окружение, неплохо осведомленные о склонности русского царя к юродству, отнеслись к его заявлениям с большим недоверием.
Наблюдая на мирных переговорах за тем, как Пассивино подобострастно отстаивает интересы русского царя, гетман Замойский, переговорщик с польской стороны,  написал Баторию: «Пассивино готов присягнуть, что великий князь к нему расположен и в угоду ему примет латинскую веру. А я уверен, что эти переговоры кончатся тем, что князь ударит его костылем и прогонит прочь».
Продолжая водить посланца Ватикана за нос,  Иван  добился того, что вопрос о мире, вопреки противодействию папы Григория ХIII, был решен  прежде, чем вопрос о воссоединении Церквей.
Это была абсолютная дипломатическая победа!
В январе 1582 года между Россией и Речью Посполитой было подписано Ям-Запольское перемирие. Уступив Московскому государству захваченные ранее Великие Луки, Заволочье, Невель, Холм и Себеж, Стефан Баторий закрепил за собой ливонские земли, а также Велиж и Полоцк. Цена потерь, понесенных Москвой в этой войне, оказалась минимальной.
Что же касается вопроса  о соединении  Церквей,  то демагогические диспуты на эту тему между Иваном Грозным и Пассивино еще какое-то время длились, но завершились так, как  польский гетман и предсказывал, за исключением, разве что, костыля.
Установление мира между Москвой и Польшей в 1582 году и потеря супруга в 1583, освобождали Марию Старицкую-Магнус от всех ранее принятых на себя обязательств. Теперь она была вправе оставить Ливонию и беспрепятственно возвратиться домой на родину.
 Узнав о смерти Магнуса, Стефан Баторий написал вдове сочувствующее письмо, в котором, выражая живейшую заинтересованность в  ее дальнейшей судьбе, пообещал Марии всячески способствовать ее отъезду в родные края  при условии, что она сама того пожелает. Однако, не доверяя деспотичному и скорому на расправу Ивану Грозному, слава о жестокостях которого распространилась далеко за пределами Москвы,  Мария Владимировна предпочла остаться жить и воспитывать детей в Речи Посполитой.
Согласный с доводами своей  возлюбленной, Баторий выделяет из королевской казны средства на содержание вдовствующей королевы Ливонии и определяет местом ее пребывания Рижскую крепость – бывшую резиденцию магистров Ливонского ордена.  Стены этого старинного замка, как полагал Баторий, гарантируют ей полную безопасность. Но содержание, выделенное сеймом, оказалось скромным, а  поселение в крепости – заключением. Главным тюремщиком королевы стал кардинал Ежи Радзивилл.
Впрочем, многие строгости, которыми было обставлено пребывание королевы в Рижском замке,  объяснялись исключительно интересами ее личной безопасности. Как бы там ни было, а Мария родом из клана Рюриковичей,  правнучка Ивана III, двоюродная сестра наследника - княжича Федора Ивановича представляла немалую угрозу для династических интересов  царского дома. И если одни видели в ней причину гибели престола, то другие, напротив, связывали с ней надежды на его упрочение.
Прошел еще один год.
Царь Иван IV Васильевич, прозванный Грозным и правивший Русью в течение долгих 37 лет, скончался в марте 1584 года. Смерть царя повлекла за собой большие перемены и перестановки при Московском дворе. Единственным законным наследником царя, названным им еще при жизни, был  сын Федор, прозванный в народе «блаженным». Он был  третьим сыном царя, рожденным в первом каноническом браке  с  Анастасией Захарьиной-Юрьевой.
По  многочисленным и единодушным отзывам современников в облике Федора  не было ничего царственного: ни подобающей его высокому положению сановитой наружности, ни обращающей на себя внимание красоты, ни  глубокого ума  государственного мужа.  Вступив в возрасте двадцати семи лет на престол, он - «постник и молчальник» более пригодный «для кельи, нежели для власти», был «росту малого, дрябл телом, лицом бледен, всегда улыбался, но без живости, двигался медленно, ходил неровным шагом от слабости в ногах.  Одним словом, изъявлял в себе преждевременное изнеможение сил естественных и душевных».
Впрочем, Федор и сам  был о себе невысокого мнения. Он  легко устранился от власти, переложив всю тяжесть управления обширным государственным хозяйством   на  людей достойных - членов Верховной думы, предусмотрительно выбранных умирающим  царем Иваном IV  из круга ближних бояр.
Естественно, что очень скоро между думцами развернулась отчаянная  борьба за влияние на слабовольного царя. Каждый хотел быть выше и могущественнее другого. Но на поверку победителей в этой жестокой схватке  за власть не оказалось вовсе.  Все лавры в этом многоборье достались шурину царя - Борису Годунову, не упомянутому Грозным в своей духовной грамоте ни единым словом.
Но для Годунова  такие мелочи, как завещание усопшего, ровным счетом ничего не значили! Ловко расправившись со всеми соперниками, Борис, пользуясь близким свойством и свободным доступом к Федору,  сосредоточил всю полноту действий в своих руках. Но все его усилия по узурпации власти могли бы иметь  оправдание, если бы царица Ирина – сестра Бориса произвела на свет наследника. Но брак царя Федора Ивановича и Ирины Годуновой, заключенный в 1580 году, хоть и продлился  четыре года, но по-прежнему оставался бездетным.   Личное горе царя и его супруги превратилось в большую проблему для государства. Ведь в случае несчастья с Федором, страна  оставалось без прямого династического наследника и ее будущее не поддавалось прогнозу. Бояре, опасаясь смуты, решили поискать достойных претендентов на престол  в среде побочных ветвей Рюриковичей
 И поиск показал, что из всех известных родственников Федора в живых стараниями Ивана Грозного остались только двое - малолетний царевич Дмитрий, сын Марии Нагой, да вдовая ливонская королева - Мария Владимировна Старицкая-Магнус.  Однако если фигура царевича Дмитрия в качестве престолонаследника была более чем сомнительной, так как рожден он был  в  седьмом, неканоническом браке Ивана Грозного, то королева Ливонии русских великокняжеских кровей  Мария Старицкая отвечала всем предъявляемым к ней требованиям.
Но что  для  бояр  было «хорошо и ладно», то для Бориса означало верную смерть! Воцарение Марии Старицкой и, как следствие, появление в ее окружении новых людей  привело бы Годунова к удалению от двора.  И не только к удалению, но и к неминуемому  наказанию за все те преступления, что он успел совершить, прокладывая себе дорогу к власти. Опасная для Годунова  в самой Москве, Мария была еще более опасной для него за границей.  Старицкую нужно было немедленно вернуть в страну!
В  феврале 1586 года легковерный царь Федор Иванович, не чувствуя в намерениях шурина подвоха, отправил кардиналу Ежи Радзивиллу официальную грамоту с просьбой оказать королеве Марии содействие в ее возвращении на родину. Царь видел в сестре надежду русского престола.  Однако в ответном послании от Ежи, полученным Годуновым в конце марта, сообщилось, что польский король Стефан Баторий готов отпустить «Марию Магнусовую» в царство Московское только при условии, что ей будет даровано подобающее по рождению и закону положение наследницы престола. Полагая, что со смертью бездетного Федора, Мария легко реализует свои права, Баторий согласился. Но согласился не только поэтому!  Присутствие Марии в Москве отвечало не только  ее   интересам, но и интересам Польши, королем которой он был.
Однако сама Мария собиралась в дорогу с большой неохотой.
Годунов спешил!  Годунов нервничал!
Желая поскорее выманить Старицкую в Москву, он посылает в Польшу своего тайного агента Джерома Горсея с заданием – уговорить Марию поторопиться и не затягивать более свой отъезд. В случае успеха Годунов обещал Горсею солидное  вознаграждение! Щедрость всесильного царедворца, усыпив «болящую» совесть пронырливого дельца, а вкупе еще и тайного агента английской королевы, сделала свое грязное дело. Он готов был рискнуть и послужить русскому царскому дому частным порядком!
И в одну из ночей, подкупив охрану Рижского замка, Горсей тайно проникает в покои королевы. Призвав на помощь все свое обаяние и умение кружить женщинам головы, он располагает к себе Марию настолько, что та, очарованная чувственной романтикой их отношений, проникается к нему безграничным доверием. Красивая, молодая и вдовая двадцатипятилетняя королева, потеряв от любви голову, готова была последовать за своим возлюбленным, хоть на край света.
7 августа 1586 года влюбленные прибыли в уже давно поджидающую их столицу. Москва встречала Марию Старицкую с большим почетом, а  царь, как и обещал, выделил своей вновь обретенной родственнице богатое содержание. Более того, уважая в  ней знатность большого и древнего рода,  Дума преподнесла Марии в подарок обширные земельные владения.
Однако, являя собой образец западной культуры, Мария манерами и всем своим внешним видом невольно обращала на себя внимание именитой столичной публики. Возбуждая  к себе интерес мужчин, она в то же самое время  вызывала к себе ревность  и  зависть женщин. Прожив большую часть своей сознательной жизни за границей, она чувствовала себя в Москве иностранкой – чужой среди своих. Единственный человек,  которому она доверяла и к которому  успела прикипеть душой, покинул ее сразу, как только выполнил свою миссию. Совсем непросто складывались отношения Марии и с членами царской семьи. Более всего они не ладили с Борисом Годуновым. Чувствуя исходящую от него угрозу, Мария  невольно сторонилась царского шурина и искала защиты у тех, кто считал Годунова выскочкой и злодеем.
В декабре 1586 случилось невероятное - умер польский король Стефан Баторий. Умер нелепо, в самом расцвете сил от  воспаления легких, подхваченного им во время охоты. Такова была официальная версия. Однако внезапная смерть Батория - молодого и физически крепкого польского короля заронила в головы многих участников описываемых событий смутные подозрения в том, что король был отравлен. Называлось и имя отравителя - Борис Годунов. Ведь только ему  эта смерть и была  выгодна. Убирая со своей дороги Батория, он оставался один на один с Марией. Но какой из нее был боец?  Лишенная  поддержки и защиты со стороны своего друга и покровителя, Мария, была скорее жертвой, нежели борцом. Одинокая, она не имела за собой никакой реальной силы.
Покинув этот мир бездетным, не позаботившись о наследнике престола при жизни, Баторий, как это было и до него, поверг Польшу в новую смуту.
Не осталась в стороне от этого события и Москва. Она выдвинула официальным претендентом на польский престол болящего и телом и духом  царя Федора Ивановича. Уж очень хотелось Борису Годунову царствовать! Впрочем, была у этого авантюрного по своему замыслу и другая, изнаночная сторона. Окажись попытка Москвы, посадить на польский престол  Федора, удачной и Прибалтика была бы завоевана Россией  без единого выстрела, мирным путем!
Понимали всю тонкость Годуновских маневров и  северные соседи. А потому, вежливо отклонив кандидатуру бедного Федора, партия сторонников старой королевской династии Ягеллонов привела к власти своего представителя.
Новым королем Речи Посполитой был избран Сигизмунд III – сын  шведского короля Иоанна III и Екатерины Ягеллонки. В немалой степени такому повороту событий способствовала и родная тетка Екатерины – Анна Ягеллонка,  вдова Стефана Батория.
Проиграв  королевские выборы в Польше, Годунов, которому  не нужно было более притворяться перед Западом, занялся собственными проблемами.  И главной проблемой для него на пути  к престолу оставалась  Мария  Старицкая.
И он решил ее в марте 1588 года.
В возрасте двадцати пяти лет последняя королева Ливонии, урожденная княжна Мария Владимировна Старицкая была насильно пострижена в монахини под именем Марфы и препровождена в уединенный Богородицкий Подсосненский монастырь, расположенный  неподалеку от Троицы. Вместе с княжной  под именем Марфы была пострижена и ее родная  дочь Евдокия, которая, не прожив в неволе и года, тихо угасла,  оставив о себе печальную память. После смерти дочери Мария–Марфа прожила в монастыре чуть более восьми лет и  покинула этот недобрый для нее мир  в 1597 году.
Приемная дочь Марии, происхождение которой так и осталось неясным,  прибыла  в Россию вместе с ней и под именем Марфы проживала в том же самом  монастыре. Она пережила Годунова, двух Самозванцев  и страшные годы Смуты,  умерев  в  1614 году, когда в стране  установилось царствование бояр Романовых.
Судьба приемного сына Марии Старицкой – Дмитрия покрыта тайной. Но если придерживаться одной из самых  распространенных версий, то это именно он и был тем  первым, объявившимся  в 1604 году на Москве  самозванцем Дмитрием, который жестоко поквитался с Годуновыми за смерть  своей матери. 
Но никаких косвенных или прямых доказательств данному предположению не осталось! Все они сгорели в пожарах смутных лет.


Книга «На все Твоя воля. Исторические новеллы» выставлена на продажу в интернет-магазинах Литрес, Ozon.ru, ТД "Москва" (moscowbooks.ru), Google Books (books.google.ru), Bookz.ru, Lib.aldebaran.ru, iknigi.net, Bookland.com, на витринах мобильных приложений Everbook, МТС, Билайн и др.
Купить печатную книгу можно в магазинах:
Ozon.ru