На краю мира. часть1

На краю мира.
« Яко Ангелам Своим заповесть о тебе – сохранити тя во всех путех твоих»
Библия. Псалом 90.
НАЧАЛО ИСХОДА.
Егор со щемящей болью в сердце и со слезами на глазах с дальней опушки смотрел на полыхавший неумолимым огромным факелом некогда величавый храм, стоявший посреди его сельбища. Зорким глазам его даже с такого дальнего расстояния он был виден сквозь густые ветви столетней ели, за которой он сберегался от постороннего взора. Возвратился Егор за тем, чтобы забрать с собой родителей жены и её сестру Дарью, но опоздал. И теперь беспомощно смотрел на пожар, а перед ним всплывали страшные картины из далёкого детства: лютая казнь старого и добрейшего диакона Александра, зверское в своей беспощадности избиение батогами его сподвижников и последователей, а после безвременная ссылка всех, кто остался в живых и не пожелал подчиниться реформам патриарха – мучителя Никона. Кого определили на Урал, а кого и дальше -  в Сибирь. Прах самого патриарха давно уж был предан земле и истлел, но семена посеянных им деяний его собирали свою кровавую жатву и поныне. Над самим Егором по малости лет расправу в ту пору не учинили, но принудили смотреть на муки и унижение родных. Место для проживания им определили  под Тобольском, где вскоре и умерли, один за другим, его родители, не выдержав последствий экзекуции и мытарств в нелёгком дальнем пути. На новом месте его земляки прозвались «кержаками» в память о речке Керженец, вольно текущей на родных просторах. Егор был тогда слишком мал, чтобы понять весь ужас происходившего, но теперь, глядя, как его сородичи поддались на уговоры новоприбывших фанатичных наставников, чтобы  предаться самосожжению, только теперь начал понимать насколько может быть бессмысленна и слепа неистовость, несущая не благодать Божию, но страх. С того места, где он находился, крики горящих живьём людей не могли быть ему слышны, но показалось Егору будто сама земля тяжёлым стоном отозвалась на них, заставив содрогнуться его всем телом в ответ. В этот солнечный  день синевы неба уже не было видно из - за чёрного дыма, поднявшегося вверх, и чудилось, что весь воздух наполнился его смрадным запахом горелого мяса. Егора  вывернуло наизнанку так, что он упал без чувств у подножья дерева. Сколько прошло времени, пока окончательно пришёл в себя, Егор толком не мог определить. Наконец, собрался с силами и, словно хмельной, вернулся вглубь чащи, где спрятал своё семейство: жену, недавно родившую их четвёртого ребёнка, и остальных троих детей. Они ждали Егора на двух повозках, нагруженных только самым необходимым скарбом. Софья вскинула ожидающе на него покрасневшие от слёз глаза, а он нашёл в себе силы лишь кивнуть ей в ответ и хрипло выдавил из себя:
- Всё…Кончено…
Она судорожно захватила воздух ртом и припала к свёртку с дитём, который держала на руках. Беззвучно рыдала Софья, оплакивая родителей и семью сестры своей, погибших в пламени неистовой веры. За ней закатился и младенец, его плач горьким эхом отозвался среди тишины леса, нарушая его беззвучие. Егор сел на телегу рядом с ней и хлестнул вожжами лошадей, понужая их трогаться с места. Второй парой управлял один из старших сыновей Пётр, гордый сознанием доверенного ему дела. Вместе с ним ехал его брат – близнец Михаил и их сестра, шестилетняя Варюшка, непривычно притихшая в этот наполненный горестными событиями день. От участи односельчан их спас живший в их деревне юродивый Васенька. Он шепнул на ухо всегда доброму к нему купцу Егору Ютову, что – де дом его со всеми домочадцами собираются зажечь самым первым, когда учинится на днях у них в сельбище «великая гарь», дабы никто не остался в живых из их края. После этого он внезапно исчез, и более его никто уж не видел. Никого из своих сородичей и знакомцев, в том числе и родню Софьи, жены его, не удалось Егору  убедить не совершать богопротивного  деяния, и теперь в живых остались только он и его семья. Молча, он правил твёрдой рукой телегу на восток по бездорожью. От тряски немилосердной сморились и жена, и младенец. Наконец,  они дали возможность Ютову обдумать, как дальше им жить – поживать. Егор не страшился грозящих на их пути трудностей и опасностей, он слишком рано осиротел и привык рассчитывать только на самого себя, его природный талант негоцианта способствовал его удаче даже в самых тяжёлых условиях. И сейчас, разменяв четвёртый десяток, он по - прежнему был ещё достаточно крепок и наполнен жизненной силой. Но сейчас, обременённый семьёй,  беспокоился купец прежде всего за неё, в особицу тревожась за Софью. Как она, совсем недавно родившая ребёнка, сможет перенести тяжёлую дорогу? Ведь положил он ни много, ни мало, а доехать до самого Иркута - дальней сибирской окраины там, где, как говорили пришлые люди, вольготней будет жить. И, где  не прижимают староверов, как надеялось Егору. Сквозь пелену тягостных дум он слышал, как сзади понукал лошадей Петька, стараясь, голос свой подлаживать под взрослого, но тот всё ж срывался на ребячий фальцет. Им предстояло проделать неблизкий путь прежде, чем сделать остановку, но Егор был спокоен за ребят – Мишаня только и ждал своей  очереди, чтобы показать отцу, что он не хуже брата справится с лошадьми. К вечеру, как и предполагал Егор, они доехали до заброшенной землянки в лесу. Это было глухое, забытое Богом место, до него добирались лишь редкие охотники. Убогое пристанище представляло собой глубокую яму с накатом из толстых брёвен сверху, оконца были просто вырублены в стене. Самому Егору здесь пришлось побывать только однажды, и он едва не пропустил это место. Но тут впереди зашевелился ворох листьев, напугав лошадей. С трудом сдерживая их, Егор потянулся рукой за старенькой, но верной фузеей, гладкий ствол которой всегда находился рядом с ним для защиты больше от лихих людей, чем от дикого зверья, которое летом отъедалось и не нападало на зазевавшихся путников. Его движение остановил знакомый голос:
- Егорушка, али не признал меня? Это ж я - Васенька.
 От неожиданной радости у купца голова пошла кругом:
- Прости, Бога ради! Как же ты, Васенька, здесь – то оказался?
- Потом, потом расскажу.…  Давай, сначала помогу устроиться вам. Скоро совсем стемнеет, а надо ещё и поесть. Эх, как вас дорога – то помотала,- покачал Васенька головой и принялся помогать разгружаться странникам.
Егор с удивлением следил за карликом, который сноровисто взялся за дело. От бывшего юродивого из родного сельбища ничего не осталось в этом странном человечке. Вскоре все были накормлены, напоены, умыты и разместились на полатях вдоль земляных стен, застланных свежескошенной травой. Её пьянящий аромат плыл в густой непроглядной темноте ночи. Ужас прошедшего дня оставил измученных дорогой путников, отдав их во временную власть сна. Егор сидел около огня, заворожено глядя на его мерцающие медленно угасающие всполохи и отмахиваясь от надоедливой мошкары. Васенька примостился рядом и печально вздохнул:
- Ну, вот, кажись, все устроились, утолкалися… Значит, окромя вас никого и не осталось?
Егор утвердительно кивнул и эхом тихо повторил:
- Не осталось.
- Чего дальше делать думаешь?
- Сам знаешь, поедем до Иркута, а там видно будет… А ты чего надумал? Так и будешь по лесам мыкаться, аки зверь неприкаянный?
- Нет. Зачем? Вас вот дождался и поеду вслед, коли возьмёте.
Он выжидательно поглядел купцу прямо в глаза, на что тот лишь радостно закивал в ответ:
- С радостью, Васенька! Ты теперь нам роднее всех самых родных сродственников. Кабы не ты… - Егор  смахнул с глаз накатившуюся слезу и через силу докончил, - Горели бы со всеми вместе. Ты теперь мне, яко брат родной.
Ночной разговор их долго не затянулся, Васеньку вскоре сморил сон. Но Егора одолевали тягостные мысли, и он бессонно глядел в едва освещённую темноту леса. Лошади сторожко фыркали, пугаясь каждого шороха и чувствуя присутствие лесных обитателей, невидимых в кромешной темноте. Но купца это мало беспокоило, он знал, что сытый хищник крутился рядом не ради поживы, а из любопытства. Егору вспомнился его старый наставник - диакон Александр. По его учению люди должны быть добрыми и любить себе подобных, а на деле получалось наоборот. Перед глазами купца, словно, по волшебству возникла просторная и почти пустая ризница  наставника, наполненная светом полуденного солнца, скрывшего собой его высокую и сухопарую фигуру. Искрящиеся пылинки кружились в тёплом воздухе, раздавался в невесомой тиши негромкий, но внятный и раскатистый голос отца Александра:
- Яко аще бы восхотел еси жертвы, дал бых убо: всесожжения не благоволивши, - он помолчал немного и продолжил, - Запомни, милый отрок, Бог наш всемилостивый никогда не приимет человеческой жертвы. И не слушай того, кто говорит обратное – это есть ересь и морок от диавола.
Егор даже явственно ощутил на своей голове тяжесть натруженной и ласковой руки старца. Видение исчезло также внезапно, как и пришло, оставив в душе Ютова светлую печаль.
« Разве то доброе дело, чтобы гореть  на костре, как в геенне огненной, из - за веры?» - думалось Егору - « Никто их не понуждал к тому, токмо Козьма да Феодор  - пришлые, и впрямь заморочили их. Есть ли в том истина?» - мучительные вопросы не давали ему покоя. Наконец, глаза сомкнулись и у него. Он так и заснул, привалившись на завалинку.
Солнце уже стояло высоко, когда его лучи, с трудом пробившись сквозь плотную лесную завесу, разбудили Егора, нагрев своим теплом ему щеку. Софья, равнодушно глядя перед собой, монотонно  качала на руках маленького, пока остальная детвора  помогала  Васеньке готовить еду. Больше мешали, конечно, но тот лишь ласково ухмылялся и поправлял, если в том была нужда. Так прошла их первая ночёвка в долгом пути. День своей суетой разогнал ночные думы и возникшие с ними опасения. Заботы нынешнего перехода заполнили всё их время.
В дороге к ним пристало ещё несколько семей и, когда они добрались до глубины сибирских земель, то составили  уже значительный обоз. За всё время их следования Егор не переставал с тревогой следить за своей женой.  Прежде весёлая и работящая, теперь Софья стала похожа на тень прежней себя, словно, с тем пожаром сгорела её душа. Даже дети не отвлекали её от горестных мыслей, и опеку над ними незаметно взял на себя Васенька. Дальняя сторона встретила их уже осенними дождями и бурными  речными разливами. На одной из переправ их лодчонку чуть было не разбило о пороги, но вовремя заметив их, они с Божьей помощью обошли стороной злополучное место.  Однако, следующий поворот принес им нежданную беду. От слабого удара о подводный камень выкинуло за борт Софью в ледяную реку, которая в то самое  время зачем – то нагнулась к самой воде. Егору, прыгнувшему за ней, с трудом удалось её вытащить на берег. Она тяжело дышала, лицо её было в синяках и ссадинах от ушибов, а в глазах вдруг промелькнула непонятная ненависть, когда она посмотрела на мужа, заботливо склонившегося к ней.  Но  выражение тут же  сменилось на прежнее - безразличное, и Ютов подумал, что ему помстилось. Несмотря на принятые меры,  лихорадка успела проникнуть в её тело и, казалось, Софья только крепилась изо всех сил, чтобы  не быть обузой в дороге родным, но дни были её на исходе.
В конце сентября показалось им поселение, где проживали смирные люди, поборники их веры. Среди них оказалось много прежних знакомцев, перебравшихся давно в эти места на житие. Нашлось для измученных дорогой путников и временный кров, но радость была их недолгой. Спустя два дня Софья покинула земную юдоль, где не нашла приюта своей неприкаянной душе. На короткий момент она пришла в себя, чтобы проститься с мужем и детьми, но после неожиданно для всех позвала и Васеньку, на которого прежде почти не обращала внимания.
- Васенька, прости меня за мою гордыню. И прошу тебя, береги Егора и деток наших, как берёг меня, - жарко зашептала она ему на ухо, близко притянув к себе горячей дланью.
Тот стоял в слезах на коленях перед её ветхим ложем:
- Плохо берёг, Сонюшка… Не доглядел вот, кровинушка моя…
- То мой выбор был, ты тут ни причём… Невмоготу мне на этом свете, ты же видишь сам… Но клянись памятью родителей, что выполнишь мой наказ.
-  Клянусь, милая, клянусь… Ты могла бы об этом и не просить, - шептал ей Васенька, целуя протянутый ему её крест и истончавшую за болезнь руку.
- Так вернее будет, - и она отвернула от него измученное лицо, впав в прежнее забытьё. Егор слышал почти весь их странный разговор, стоя под закрытой дверью, но решил до поры не выведывать у них разгадки тайны. До последнего вздоха Софьи он надеялся, что она выживет. Лишь, увидев, крест над её могилой, он понял, что потерял навсегда. Потерял ещё в тот день, когда её родичи добровольно сгорели на кострище. Отчаянно превозмогая свою душевную маяту, Ютов после похорон жены занялся неотложными делами. Впереди их ждала суровая зима в незнакомом таёжном краю, и он срочно обустраивал их времянку. Васенька стал ему незаменимым помощником. Он без лишних слов принялся за хозяйство и доглядывал за детьми. Даже козу нашёл для маленького Тимошки, что спасло младенца от неминуемой голодной смерти. Петруша, Мишаня и Варенька помогали ему по мере своих сил. Но, если девчушка старалась справлять работу не только быстро, а и прилежно, то шалопаи – близнецы относились к назначенным Васенькой заданиям спустя рукава. Тот не жаловался на них отцу, переделывал за ними с доброй усмешкой безо всякого укора. Егор лишь, молча, наблюдал со стороны, но  до поры до времени не встревал. Однажды вечером они сидели после ужина вдвоём перед комельком, когда ребятня, набегавшись за день, уже десятый сон видела. Тут – то Ютов и вспомнил давний разговор, подслушанный им невольно:
- Васенька, скажи… Ты, что моей Софье сродником доводился?
Маленький человечек повернул к нему своё лицо и не сразу ответил, тщательно подбирая слова:
- Она… Она была моя сестра, - выдохнул он, наконец. Егор удовлетворённо кивнул, словно подтверждая былую догадку:
- Чего же вы скрытничали?
- Тятенька не признавал меня своим сыном, остальные боялись его ослушаться. Крутенёк он был, царство ему небесное, - перекрестился Васенька, - А, что касаемо до Софьи и Дарьи, то я и вовсе не был уверен в том, что они ведали о нашем родстве. Только перед смертью Сонюшки понял – знали. А коли они не хотели считать меня за брата, то я подумал, что тебе и вовсе это знать ни к чему.
Васенька глядел печально на огонь, полыхавший в печке и жарким румянцем отливавший на их лицах, и не спешил продолжать свой рассказ. Егор не торопил его. Наконец, тот снова подал голос:
- Когда я родился, то мать с тятенькой пришли в ужас от моего вида: я был необычайно мал ростом и горбат. И почти сразу же, как только отняли от матерьней груди, отдали меня в монастырь. Там я и вырос, многому научился, когда в пору вошёл: читать, писать, работать…Только семьи у меня не было никогда. Такой, как сейчас. Потом, когда мне стукнуло лет тринадцать, приехала мать и рассказала обо всём, она просила у меня прощения. Поведала, что появились ещё две сестрички, они родились нормальными. С того дня она втай от тятеньки навещала меня, привозила новости из дома.
Он смахнул с лица слёзы, проступившие на глаза:
- Тогда она и попросила меня защищать сестёр, не говоря им, однако, кем я им прихожусь. Но Дарья всегда чуралась меня, никакой помощи не принимала. Сонюшка во много раз добрей и ласковей была со мной… А ты и вовсе другой.
Егор положил тяжёлую ладонь на его плечо:
- Ну, да ладно это дело прошлое… Только теперича ты мне, что брат кровный, запомни.
Васенька повернул к нему заплаканное лицо и порывисто обнял. Ютов похлопал ободряюще его по плечу. Карлик вскинул на него просветлённые и подёрнутые влагой глаза:
- Коли ты признал меня за своего, так обменяемся крестами, как полагается названным братьям.
Егор с готовностью снял с себя золотой нательник и передал Васеньке, взамен получив от него медный. Поцеловав святыни, они надели их на шеи и обнялись вновь.
- Теперича мы – одна семья, Васенька. Ты на деле доказал, что нам ближе и надёжней всякого другого.
С этой ночи незаметно изменилось отношение к Васеньке всех окружающих, после Егора он стал вторым человеком в их семье. Его слово было столь же весомо, как и того. Жизнь входила в привычное русло, горечь утрат притуплялась, но Егора не покидало неопределённое и тревожное ощущение. И  предчувствие его не обмануло. В конце весны по половодью в их медвежий угол забрела троица Божьих странников. Одного взгляда Егору было достаточно, чтобы опознать двоих из них. То были Козьма и Феодор, вполне живые и здоровые. Даже на смертном одре Егор не смог бы забыть лисьих глаз первого и одутловатого лица другого. Только третий из них, молодой здоровенный детина с взглядом малоумного простака, был совсем незнаком Егору. По  внезапно побледневшим лицам оживших «покойников» купец понял, что тоже был узнан. Гнев багровой пеленой затмил сознание, когда его обхватил своими слабыми ручками за пояс, едва сдерживая, Васенька:
- Не надо, Егорушка… Люди не поймут… Для них они - люди Божьи. Им поверят, а не тебе… Подумают, что тебя тож лихоманка одолела,  - бормотал он скороговоркой, из последних сил заталкивая Ютова во времянку. Чтобы прийти в себя, Егор сунул голову в бадью с водой в сенцах и долго стоял над ней, бездумно глядя перед собой. Водные капли вперемежку со слезами стекали с его лица и падали в неё обратно.
- Зачем ты меня остановил? –  спросил он охриплым голосом Васеньку, устало притулившегося подле него.
- Ты, давай без глупостей,  - строго отвечал тот, - У тебя ребятишки на руках. Если уж мать их покинула, то теперича ты один за них в ответе, с тебя строже спросится.
На следующий день странники из селения уже исчезли. На вопрос Егора, куда они подевались, деревенский староста – степенный мужик по имени Матвей, его сверстник, ответил:
- Кажись чего – то не понравилось им у нас. Но, да Бог, с ними. Только мне они тоже не больно – то приглянулись. Скользкие какие – то, что рыба в реке. Наговорили всякого, ажно на душе муторно стало. Одно плохо, по их следу царские служки притить могут за податью, от соседей слыхивал.  Вроде ходят такие вот, за наших себя выдают, а сами всё вынюхивают и выглядывают… А тебя коим боком они задели?
Егор, как на духу, ему всё и выложил. Тот, задумчиво почесав в своей бороде, поднял глаза на Ютова:
- Я кумекаю, что эдак всё разом не закончится, свидетели их злодейства вряд ли им нужны. Уходить вам, однако, надо отсюдова.
Егор с отчаянием простонал:
- Да куда ж мне податься? Со мной ведь дети малые. Тимоха совсем кроха, ещё даже ходить не начал, не вынесет он дороги, уйдёт за мамкой…
Матвей, ещё немного поразмыслив, добавил:
- Что же! Живите пока, мне – то что! Коли чего, поди, отстоим всем миром от напасти, - и коротко глянул Егору в глаза из - под кустистых бровей.
Но его предсказание сбылось куда, как раньше, чем они думали. На полях начали уж сеять рожь, и работали весь световой день, домой уходя лишь на закате. Усталые в один из таких вечеров Егор с Васенькой возвращались с деляны, отослав вперёд Петрушу с Мишаней на лошадях предупредить Вареньку, оставшуюся дома с Тимошкой на хозяйстве. Шли они перелеском, и Васенька на минутку отвлёкся в сторону, соблазнившись спелой ягодой, мелькнувшей в траве, как на Егора напали сразу двое. Сбросив с себя более тощего и оглушив слегка, Ютов обернулся к другому злодею, чтобы разобраться и с ним. Васенька вернулся в тот момент, когда первый собирался ударить ножом Егора со спины. Не раздумывая, карлик бросился на защиту своего названного брата. На его крик подоспели их односельчане, шедшие за ними вслед, и схватили супостатов. Но роковой удар, предназначенный Егору, принял на себя Васенька. Его синие глаза, так напоминавшие сестринские, очарованно смотрели в бездонное небо, словно, открыли для себя там необыкновенную красоту. Егор склонился над ним, чувствуя, как из его груди рвётся звериный крик. Но превозмогая себя, лишь прошептал:
- Теперича ты свободен от всех клятв, брат мой. Спи спокойно.
Слёз у него уже не было, лишь чувство глубокого отчаянья и одиночества охватило Егора, когда он глядел на мёртвое тело своего побратима.
Похоронили Васеньку рядом с сестрой, а его убийц судили всем селением. Третьего бывшего с ними не нашли, да пуще и не искали. Зачинщиков злодеяния для праведного гнева хватило сполна. Но даже вид их казни не смогла утишить боль в душе Ютова от потери двух близких ему людей. Решившись, он снова пришёл к Матвею на разговор:
- Ты был прав, нам надо было ещё в прошлый раз уехать. Я потерял слишком много, чтобы ещё рисковать. Мы уедем, как только соберёмся.
Староста согласно кивнул ему всё также немногословно:
- Хорошо, Егор. Это твой выбор. Мы тебе поможем, чем сможем.
Настало утро отъезда. Дети сидели притихшие и напуганные на телегах среди тюков, дорога их уже совсем не прельщала, как прежде. Тимошку держала на своих коленях Варюша. Все вышли проститься с ними, Матвей напоследок обнял Егора. А тот на прощанье поясно поклонился остальным:
- Не поминайте нас лихом, люди добрые.
Восходящее солнце озарило их дорогу, лошади двинулись вперёд, и телеги с путниками бодро затряслись по пыльным колдобинам прямо на восток. Они удалялись всё дальше и дальше, вслед им на погосте берёзка над двумя крепко срубленными крестами тянулась ветвями, погоняемая ветром.

продолжение следует.