Общество и понимание. Глава 6

1. Когда мы имеем дело с конкретной исторической реальностью социальной идентичности мы должны прежде всего обозначить основные экзистенциальные кризисы социальной идентичности, динамика которых до большой степени определяет собой то, что мы называем мировой историей.

2. В первых главах книги Реальность Смысла я детально перечислил восемь таких экзистенциальных кризисов, начиная с древности и до наших дней (мы сейчас находимся в середине восьмого такого кризиса). Конечно их можно считать по разному и цифра 8 здесь весьма условна. Но сами эти кризисы вполне реальны и нередко приводят к трагическим событиям разного масштаба.

3. Лучшее (пока что) описание динамики такого кризиса в терминах матрицы идентичности можно найти в одной из начальных глав книги На переломе 1914г.,  где я пишу о событиях в России в конце 19-начале 20 века.

4. В самом общем виде здесь нужно говорить (фигурально выражаясь)о расколе матрицы на две половинки левую номотетическую (от номотетической левой вертикальной линии DA мир-принципы)связанную с ориентированной на перемены и абстрактные нормы транспозиционной модальностью и правую идиографическую (греческое идиос значит особый, собственный, частный от идиографической линии СВ, связывающей автономную личность С с конкретными жизненными формами В, такими как страна и народ), связанную с позиционной контекстной модальностью отвечающей за устойчивость, традицию и преемственность. Примерами здесь могут быть Французская революция, гражданская война между Севером и Югом в США(предпосылки которой я очень детально и конкретно рассматривал во втором томе книги Время Смыслов) и наконец гражданская война в России (которую я рассматривал очень сжато в заключительном десятке глав первого тома книги Время смыслов).

5. В пока только начатой книге На Переломе мы будем рассматривать идеи такого серьезного мыслителя, как Достоевский, который глубоко понимал проблему этого раскола идентичности за несколько десятилетий до самой Гражданской войны и даже предпринимал попытку (в первую очередь в Братьях Карамазовых)наметить пути творческого преодоления этого раскола. И интерес Достоевского в том, что он глубже чем кто либо еще в социальной мысли 19 века ставит проблему опосредования этих двух половинок.

6. Характерно что современные Достоевскому профессиональные философы неокантианцы, такие как Вильгельм Виндельбанд, не затрудняли себя такими усилиями, а построили всю свою теорию вокруг абсолютизации этого раскола между уникальными  историческими ценностями (идиографическая линия) и общими научными нормами (номотетическая линия). То есть они, в отличие от Ницше (с его трагическим антагонизмом между Жизнью и Истиной в Генеалогии Морали)  и  Достоевского (отчаянно стремившегося в Карамазовых перекинуть мост между Истиной/Справедливостью и Красотой/Жизнью) даже не поняли, что за этими философскими коллизиями, скрывается вполне конкретная социальная пропасть,которая, если дать ей развиться, похоронит их общество и культуру. Из немецких мыслителей конца 19 века кроме Ницше о серьезных социальных угрозах за этими философскими затруднениями догадывался пожалуй лишь Вильгельм Дильтей, да его рано умерший и мало кем замеченный (кроме Хайдеггера, в начале двадцатых годов читавшего его запоем) друг граф Пауль Йорк фон Вартенбург.

7. Но Дильтей, надо отдать ему должное, и выдвинул вперед, опираясь на герменевтику им любимого Шлейермахера, философский принцип "понимания". К этому удачному термину, впоследствии подхваченному и социологами ("понимающая социология" Зиммеля и Макса Вебера)однако не подобрали достаточно серьезной собственной теории, не выяснили по настоящему разницу между пониманием и специализированным познанием. Только Эдмунд Гуссерль в последних своих работах середины 1930х годов, начав применять феноменологический метод к истории мысли, заложил предпосылки нового подхода к пониманию. И прежде всего потому, что в своих усилиях осмыслить корни индивидуальной субьективности и общественной интерсубьективности он вернулся в иной терминологической оболочке(сам не подозревая того) к древней точке зрения аввы Дорофея и его принципу центрально кругового опосредования (см. предшествующую главу).