У стожара

Июнь был холодным. Июль залил водой. Потом резко стал жарить.  Лесные люди не привыкли к жаре. КУчились у горизонта  облака. Уставшим зверем рычало небо. Запахами разнотравья парило марево над дорогой. Кружило голову. Синяя дымка  дальних лесов по всему горизонту.

Редко сейчас увидишь, когда косят обычными косами на стог.
Да много ли надо на телёнка сена?
Немного. Стога три.
Последние два дня были особенно жаркими. В тени тридцать девять градусов.

У Татьяны сыновья накосили на пару стогов на горУшке, по которой всё ещё бежала тропинка к осиновой рощице. А травы поднимались по плечи взрослому человеку. Утрами пройдёшь по этой тропинке в травах и с ног до головы окунёшься в росу.

Татьяна  из породы молчаливых и сильных, работящих и выносливых.
Она и на коня живого, и  железного сядет. Любая работа в её руках спорится.

Я видела, как сохла трава. Вдыхала запах клевера и осота, горьковатый запах пижмы, что заполнили все обочины. И мне вдруг захотелось ещё раз ощутить себя в сенокосе.

Помогать пришли молодые ребята. Один из них в армию пойдёт.

Сначала сено пошевелили, переворачивая его граблями. А раньше делали это рогатками. Ими поднимали пласт сена над землёй, и, растрехнув немного, клали другой стороной к ветру и солнцу, чтобы обдуло и высушило.

Здесь уже не ромашки и колокольчики, не иван-чай и мышиный горошек. Просто сено, от которого исходит ни с чем несравнимый запах лета и безмятежности, родной запах земли.

Я добыла себе лёгкие деревянные грабли и стала  переворачивать валки.
- А ведь не забыла,- подумала  про себя.

Память рук. Руки помнят эти  лёгкие касания травинок деревянными зубьями грабель. Вычёсываешь эти травинки к другим травинкам. Потом набирается клочок сена, гонишь его граблями в общий валок.

Сколько стогов за сенокос ставили! Вспомнить страшно. И когда счёт подходил к шести стогам, думалось, что уже половину заготовили.
И в самые жаркие дни не помогал смоченный в воде платок. Я накидывала его на голову и снова в руки вилы или грабли. Казалось, что от усталости ты покачнёшься и поплывёшь вместе с белыми облаками в прохладу. Минуты отдыха,  и снова за работу.

А на лошадь надо было столько же  стогов,  что и на корову, по шесть на голову.

Изворотлив деревенский мужичок. Придумал конные грабли прицепить к маленькому, видавшему виды «Владимирцу».

Тот дохнул на меня недовольно чёрным дымом, как Змей-Горыныч.
- Солярка только так дымит, - подумала я, посторонившись.

А железные ржавые грабли, загребущие гигантские пальцы,  уже опущены и загребают валки, тащат их к стожару. По кругу идёт тракторок. И надо смотреть в оба, вовремя отойти в сторону. И вовремя опустить и поднять эти грабли, расслабить железные пальцы, чтобы собранный валок сена опустился там, где надо.
 За рулём кряжистый мужик, хозяин.

Сено положили крестом у стожара, чтобы стог не скособочился. Вот Татьяна мнёт его ногами, ходит вокруг прямой берёзки.
Но стог качнуло влево. Стожар повело в сторону.

И хозяин вышел из трактора,  матом кроет чью-то неловкость. Это у него поговорки такие. Иначе не поймут, иначе будет неинтересно. Вся соль этих слов понятна только таким, как он.

И тут я вставляю между делом:
- Так ведь можно кол поставить под бок. Выпрямится.

Хозяин берёт берёзовый  кол. Поднатужился, ткнул его под стог.
А Татьяне в это время надо с силой тянуть стожар на себя, чтобы прямо стоял стожар и  выправился стог.
 И так, бывало, не один кол ставили по бокам стога.

А стог всё выше и выше поднимается. Сейчас всё зависит от подавальщика, как подаст он на долгом  навильнике о трёх зубцах тяжёлую охапку сена, как Татьяна примет и уложит его.

А тут и ветер поднялся. И тучи стали роиться вокруг солнца. Первая капля упала на меня. Татьяне подают соль. И соль-то другая, не в бумажных пачках, а в полиэтиленовых пакетиках.
 Солят сено, чтобы оно не испортилось, не пошло чёрной гнилью. Такое скотина есть не станет.

Вот  в помощники подходит городской мужчина, внук Капы, со словами:
- Бог в помощь!
- Спасибо, - отвечаю.

По его уверенным  движениям я вижу, что усвоил он эту сенокосную науку на всю жизнь. Как умело  обчёсывает стог, как ловко выдёргивает из - под него  клочки сена.
- Зачем? – спрашиваю я.
- А чтобы стог снизу проветривало. Иначе сгниёт.

И ребята, словно всегда были в сенокосе.

Какие неуклюжие они были  мальчишками…
И как выровнялись их движения. Когда успели научиться?

И мне почему-то подумалось:
- Не смогут такие ребята сотворить что-то плохое. Кто от земли, от пота, от деревенской страды уйдёт в города, не сможет забыть эти пахнущие летом сухие травы.

 А деревня-то сиротеет без них.
Вон и девок ни одной нет. Все в городах маются, асфальтом дышат.  А ребята помнить будут  этот общий труд.

Всё во благо им. И мне во благо.
И я вместе с ними, самая старшая, сегодня вспомнила трудное, но доброе время.
Время взаимной помощи. Слова прадедов наших:
- Бог в помощь!


Рецензии
В глубинке ещё сметают стожки, а у нас уже не увидишь старой идиллической картины: в полях некоторое время красуются сенные или соломенные заготовки, упакованные машинами, с закруткой проволокой, в цилиндры, которые соберут, опять же механизмами, и отправят на фермы местного богатея Джона Кописки, англичанина, принявшего российское гражданство и христианство, предварительно отказавшегося от протестанства и своей семьи в туманном Альбионе (сын мой одно время работал у него ветеринаром на молочной ферме)...

Анатолий Бешенцев   30.07.2016 08:06     Заявить о нарушении
Спасибо, Анатолий, за отклик, понимание и отзывчивость.
А у нас пробовали приживить страусов и дорогих лошадей для экзотики.
На фото с этого сенокоса откликнулись многие, у кого душа болит за свою глубинку из детства и юности.

Татьяна Пороскова   30.07.2016 08:04   Заявить о нарушении