Баловень судьбы

  Без десяти десять я встаю. В этот июньский день мне ничего не надобно делать... пока, конечно, не "прибудет" новая грязная посуда, но это такая мелочь, что и заикаться нет смысла. Однако ж солнце встало ужо как четыре часа тому, отчего комната вся залита светом его ясным. Интересно, кто же открыл мои шторы? Такие красивые, богатые, в цветки благородные на ткани оливкового оттенка... Давно висят тут, ужо как лет... Много, конечно, лет им, но нравятся семье всей. Все-таки иду, затворяю их неловкими движениями, не привыкли рученьки мои к труду какому-никакому, а к тому, чтобы шторы задвигать, и подавно. Но дело (коряво) сделано. Комната темна стала, да все равно хороша! Потолки высокие; как руце мои, стены белые, с таким же цветками благородными, розовыми, как ланиты мои во время бурных волнений.  Справа стоит – не шелохается мой стол для занятий бессмысленных, ведь, как знает каждый мыслящий человек, школьные задания- чушь и чепуха; меж ним и входной дверью диван кожаный, над которым милейший светильник. Слева- моя койка. Конечно, замечательная белая мягкая кровать, находящаяся на каком-то светлом паркете, но мой мозг воспринимает её только в качестве койки. Такова жизь! Разные шкафы в моей милой комнате, но это не столь важно, день идёт и идёт! Мысли спутаны, в мыслях, как всегда на каникулах летних, ничего нет, окромя сладостной пустоты...
  Ах, надобе откушать все-таки, надобе! Выхожу из комнаты, сворачиваю налево и сразу же попадаю в довольно просторную кухню. Холодильник полон всяческой пищею, но не хочется мне, надоело. Колбаса эта, консервы да суп вчерашний. Единственный деликатес виднеется с верхней полки- сливочное масло. Аккуратно, чтобы никто на шорох этой особенной упаковки не пришёл, достаю. Отрезаю ломоть белого мягчайшего хлеба и тонким (по обычным меркам, наверное, толстым) слоем намазываю на него прекраснейшее изобретение человека вкупе с природою, дающей нам коровушек. Спрятав упаковку, в кружку наливаю какой-то заграничный зелёный чай и наслаждаюсь трапезой. Но недолго длится она, эта счастливая минута счастия телесного, от которого образуется и счастие более высшее, меня прерывает ОН. Мой телефон, уже немного тёплый. Я спокойно задаю код "четыре четверки", и блокировка снята. Вхожу в социальную сеть, поражаясь мыслию: да зачем оно мне всё? Но от первого сурового, но такого тёплого сообщения, понимание приходит. Страдания очищают, а как же! И этот путь, предначертанный Свыше, мне тоже по силам. Ну, или смерть, неизбежная, но ранняя. Но кто же о таком думает за вкуснейший завтраком? Да, надобе прекращать эту философию, а то как говорили товарищи в Советском-то Союзе:"Увлечение философией ведёт к шизофрении". А нам, почему-то таким здоровым подросткам, это ни к чему... Делаю звонок, всё ещё сидя за столом.
-Да-да, привет... М.. Как самочувствие?.... У меня неплохо, а нет, плохо, ночью слево болело... Всё нормально...,- после получаса этой болтовни, встаю, гляжу на часы: 11:04. Мда. Засиделась, а тороплюсь-то куда? Потянулась. И тут напала на меня хандра или тоска. Включаю "Чёрную Речку", "Химеру", "Матросскую Тишину". Пишу сообщение московскому знакомому:"Здравствуйте! Вчера вечером, не хотела Вас тревожить, нашла группу 90-х «Матросская тишина». А Вы мне письмо оттуда отправили, разве не прелесть, скажите-ка, пожалуйста?" Без робости отправляю, заваливаю своё неплохое тело на койку и гляжу в потолок белесый. Утопаю в подушках и одеялах. Тепло, не жарко, кондиционер замечательно работает, а их у нас, прошу заметить, в квартире целых три. Вот и моя комната охлаждается, чуть ли не морозно бывает, если переусердствовать. Ах, тяжело рассчитать грань! Мозги ведь совсем заплыли мыслями о полном покое... Вдруг снова телефон, ответ от знакомого мово:"Здравствуйте! Я такую в юные годы не слушал. А сейчас уже и не до этого. Да и сижу не в Матросской Тишине. Возможно, совсем скоро мы не сможем с Вами общаться. Всего хорошего! Будьте благоразумны!" Да какое ещё благоразумие в наши дни? Укрываюсь с головою шерстяным пледом, бросает меня то в жар, то в холод. Пойду на балкон. Выхожу. Вот он, простор! Ковры на полу лежат, ящики по углам со всякой мелочью расставлены, окна широкие, дорогие. Открываю одно из них с огромнейшим трудом, через "не могу", и сразу веет на меня жарою да городской суматохаю. Но жаловаться не на что, конечно. Вид из окна очень "привлекательный": общежитие техникума. Ах, как по вечерам, а некоторые и засветло, и по ночам, выглядывают из убогих окон, чтобы покурить. Я курение не осуждаю, а призываю курить хороший табак, заморский, как говорится. Приятнее ведь. Мужички там интересные личности попадаются, как кажется мне; по лицам вижу.. Напротив окон моих, а лучше выразиться "покоев", кухонька их, что ли. Ходят они из одной двери в другую, свет то горит в одной комнатушке, то в иной, соседней, а мне-то всё и видно. Любуюсь их жизнью... Бывает, в выходной день никого, пустота, тишина. И даже загрустит душа моя, как-то слишком покойно буде. Но вот раз- и проходит кто, милейший. Но бывают дни, когда ненавистью наполняется моё юное сердце: шумят, кричат, по телефону балякать не дают, черти! Вот такая жизнь разнообразная, а кажутся они такими погаными.. В крайнем случае, родители их не любят. Да что и говорить, родственнички!..
  Резко поворачиваю голову налево, немного наклонив вниз: вижу полицаев. Едут, наверное, в наркологический диспАнсер, их там заждались небось. Всегда мимо идёшь, а там, если машины серебристой с синим нет, толпа людей разно-всяких, в одежке неказистой, да внешности отчего-то не русской, но воткою пропахших, а вокруг них и детишки вредные бегают. Кстати говоря, сегодня на улице- вторник, вот и стоят товарищи полицейские под окнами моими, покуривают, пепел из окон машин падает на проезжую часть, отлетая и на тротуар. Гляжу на них, душа аж ноет. Но вдруг звук материного голоса выводит из оцепенения- посуда, посуда, посуда. Закрыв все окна да двери, вбегаю в уже известное помещение. Рядом с раковиною открытый блок новеньких сигарет "Malboro". Красота. Хорошо живём. И посуда сразу от осознания сего моется живенько. А мне ничего и не остаётся как принять эту сладость и тосковать по "прекрасному далёку", заедая всё шоколадными вкусностями.


Рецензии
Наконец таки в свет вышло новое произведение моего любимого автора! Не могу не отметить как увеличение языкового инструментария Валерии, так и повышения её авторского уровня и выработки своего оригинального стиля. "Баловень Судьбы" можно рассматривать не только как литературное, но также и психологическое, историческое и социальное произведение. "Баловень" - это не столько малый автобиографический эпизод, сколько слепок восприятия автором объективной реальности, своего рода "феодальная лирика" и бичевание финансового неравенства в капиталистическом обществе. Начнём по порядку. Психологическая сторона "Баловня" посвящена взаимоотношению мужчин и женщин. А конкретнее, простых работяг из общежития техникума, полицейских и околокриминальных элементов возле наркодиспансера с одной стороны и автора с другой. Так называемые "детишки вредные" ни при чём, так как их пол и возраст не указан либо потому что они слишком малы, чтобы попасть в систему отношений между полами, либо потому что автор хочет вычеркнуть их из этой системы (в пользу чего может говорить определение "вредные"). Валерия живописует нам три типа мужчин, одни из которых именуются "интересными личностями" напрямую, а остальные являются таковыми для автора косвенно, что подтверждает их упоминание в произведении. Итак, эти мужчины: обычные граждане, служители правопорядка и его нарушители. Очевидно, что Валерия расположила очерёдность их описания с умыслом. Рабочие - это зрелые мужчины, "серьёзные парни", они курят, скорее всего пьют и могут "дать в морду". Полицейские - это "парни со стволами", насилие и опасность является естественными элементами их ремесла. А "люди разно-всякие, в одежке неказистой, да внешности отчего-то не русской, но воткою пропахшие" - это почти что преступники, "плохие парни". В итоге, налицо повышение "градуса" опасности наблюдаемых Валерией мужчин. Рост уровня их витальности и запретной же притягательности достигает вершины в лице друга по переписке, отбывавшего (или отбывающего) срок в местах заключения. Автор, как принцесса в высокой башне, наблюдает за крепкими "крестьянами", отважными "рыцарями" и лихими "разбойниками". Для неё эти три вида мужественности - самое интересное что есть на улице. И за пределами её "башни" вообще. Здесь мы переходим к "феодальной лирике" Валерии Мельник. Она, с одной стороны живописует комфортный быт и хорошие условия жизни, подобно Кристине Пизанской и Бертрану де Борну. А с другой, легонько бичует себя за леность и праздность, подобно Савонароле. Эта дихотомия не имеет ни логического, ни причинно - следственного объяснения. Однако, имеет одно оправдание: "...эта счастливая минута счастия телесного, от которого образуется и счастие более высшее...". То есть, либо автор считает что её комфортная жизнь искупается творчеством (что по моему мнению, несомненно!), либо таким образом Валерия рисует портрет баловня, а не себя самой. За сим мы переходим к последней, социальной стороне данного произведения. Автор рисует нам картину истинного эпикурейства, удовлетворения своих потребностей и пресыщения актами удовлетворения. Бессмысленность бытия в подобных условия толкает баловня в объятия мыслей о смерти. Здесь все заняты каким - либо делом, кроме главной героини, которая выдаёт за "дела" задёргивание штор, потребление пищи и так далее. Что это? Реальное самобичевание или надуманная реальность - остаётся загадкой. В конце автор (или её персонаж) хочет курить и есть сладости, а нужно помыть посуду. С'est la vie! Мои овации автору!

Александр Карабут   07.11.2016 19:43     Заявить о нарушении