Музыка ларьков

I
Как же паршиво просыпаться в кустах. После первых секунд отчуждения, ощущения себя вне этого мира, приходит неминуемое осознание того, что ты пока ещё здесь. Опять не дошёл до дома. Уснул в куче листвы, накрывшись грязным тряпьём и облокотившись на старое дерево с муравьями. Благодать! Лето же! А если зима? Если б была зима, то я был бы уже насильно облокочён на другое дерево. В гробок. Гробочек. В домовинушку. Деревянный тулуп. Медленно переворачиваюсь на правый бок и через секунду блюю. Надрывно, одной желчью, вовсе без воды. Вены на голове пульсируют, глаза залепил горячий пот. Шугнулся. Облокотившись на дерево, медленно поднимаюсь на ноги. Стою и дышу после долгого пути, одновременно отряхивая с лица остатки пота, муравьёв, землю, жухлые листья и песок, вытираю сопли рукавом.
Слава Богу, не забрали в обезьянник за ночь. В тридцати метрах от меня провонявший насквозь перегаром и ссаньём ларёк, в кармане звенит что-то в районе тридцати рублей, оставшихся со вчерашней недопропитой получки. Естественно, последней на этой работе, если язык повернётся назвать работой для парня двадцати с небольшим лет, далеко не дурака и не урода, прозябание сторожем на стройке за 9 тысяч рублей один раз в месяц. Без больничных. Без отпусков. Смешно говорить о пенсиях, потому что их не будет. Или нас. Ну так вот, казалось бы, для опохмелки созданы идеальные условия: я не в камере, ноги пока не отнялись, 30 рублей найдено. Беда лишь в том, чтоб пройти 30 метров и не скорчиться в эпилептическом припадке по дороге. Главное – прямо держать голову, не запрокидывать. Ровно дышать, ритмично, как течёт вода в батарее. Сердце колотит, как метроном, на одну сто двадцать восьмую такта, веки дрожат, из глаз текут слёзы. Я ничего не вижу. Пять, десять метров. Надо отдышаться. Я опять закашлялся и меня вывернуло наизнанку, я едва не потерял сознание, удержавшись за тощую берёзку. Подобрав палку, валяющуюся под ногами, я стал родвигаться немного быстрее, опираясь на неё. Сильно кружилась голова и трясла внутренняя и внешняя дрожь. Ничего, сейчас это пройдёт. Пятнадцать, двадцать, двадцать пять, ТРИДЦАТЬ МЕТРОВ. И я шваркнулся на бордюр около ларька, больно ****анувшись головой о его твёрдое железное тело...
II
Ай, бля... Больно как сука... В следующую секунду мне на плечо опустилась рука и меня ****ануло током. Не сказать, что сильно, примерно как от пресловутого "Шмеля". Слабенький шокер, их нам выдавали на работе. По одному на смену. Действует только в качестве пугалки, при неожиданном использовании. Дальше удар костяшкой указательного в висок и немедленный дозвон ГБРовцам, здоровенным амбалам  два на два метра, женатым, с детьми и зарплатой 11 тысяч рублей в месяц. Но это в прошлом Слава Богу. Сейчас свободный полёт.
"Жора, да тебя и не узнать! Откуда это ты такой нарядный? На улице спал что ли? - рядом со мной на холодном бордюре оказался Гена, мужик сам по себе спокойный, за полтинник, жил тем, что разбирал в гараже телеги на запчасти и потом продавал. "Я тебя чё-то давно не видел, смотрю только - окна горят, значит живой." От него несло свежим и он благостно щурился. Ну и хватит, подумал я, сам похмелился - не мешай другим. Я медленно поднялся, обнимаясь со стенкой, ввалился в провонявший спиртом и ссаньём шинок. Очередь оказалась невелика, двое малолеток пытались выбрать между чупа-чупсом и жвачкой. Долго выбирали. И выбирали бы ещё дольше, если б я страшно не заперхал и они не посторонились.
"Свет, мне дай разбавленного на 30. Сдыхаю бля" - язык не слушался и она не поняла. Мне пришлось повторять по слогам ещё раз.
"Куда я те налью-то? Иди ищи бутылку!" ****ь, даже похмелиться - катастрофа. Вышел, нашёл относительно чистую тару из-под Окского пива, втёк обратно, в ожидании того, что втеку щас конкретно. Я передумал. Взял на червонец стакан разбавленного, на двадцатку чистого около стакана. В ту же бутылку.
"Ну, быть добру!" Я медленно вдохнул, резко выдохнул половину воздуха и влил в себя отраву. Занюхал вонючим рукавом, так как на глоток сока уже не осталось. Щас рассосётся по крови, шептал я и ждал, пока уляжется. Улеглась. Я выдохнул, стирая трясущейся ручонкой пробивший пот. Фу бля. Денатурат вернул меня в чувство, обжёг пищевод и теплится сейчас где-то между желудком и двенадцатиперстной кишкой, всасывается в капилляры, подпитывая амброзией печень, сердце и мозг. Жисть началась. Надо закурить.
III
А много ли нам надо, псам помойным? Мы и так всегда либо нищие, либо миллиардеры. А то и хуже. Ноги вспотели, я пнул паршивую дверь и выкатился на остановку. Сразу же взгляд мой упал на лужу крови возле лавки. Метрах в трёх, непрерывно дохая, валялся Чистый и блевал одной кровью. Вернее, кровь шла струей из пасти. Гена и только что выползший Толик пытались его безуспешно поднять.
" Да бестолково бля, оставляй его тут, насквозь ****ул" - похмельно кряхтыхал Толя, не успевший ещё отведать.
" Чё за ***та тут?" - без интереса спросил я, чуть пошатываясь.
" Жженый сука объявился. Только ты вошёл в ларек, с другой стороны Толька его ведёт кровавого. А тут он ****анулся, уже глухо бля."
" Пошли за сараи помянем Чистого." - Тольке не терпелось и горели пятки. - " Щас один *** тут шакалить начнут, пойдём пить. "
Мы оставили Чистому чистого спирта с наперсток, он еле его проглотил, мы попрощались с ним и, как могли, быстро скрылись во дворах. Ушли поминать живого. Всё равно ****а. Он не жилец, так что можно и не ждать ещё минут 10...
IV
Паскудное дело – поминать живого.  Дошли до лавки за сараями молча. Вода оставалась с вечера, мы слили в полторашку весь спирт, который у нас остался, закрутили и стали бултыхать вверх-вниз, чтоб поскорее разошлось. Получилось около литра разведённого. Пластиковый стакан висел на исчахлом сучке какого-то дерева.
«Слабо разведёно бля. Компот» - Тольке всегда было слабо, он пил исключительно чистую гарь.
«Да вроде нормально. Песят на песят» - Гена оценивающе хлебнул вторым.
Третьим пил я. Налил себе грамм сто и произнёс тост -
«Ну чё… Упокой Господи душу раба твоего Чистого. Быть добру»
Вторая полетела ясным соколом над горой Арарат. У меня совершенно перестало всё болеть, в ногах появилась сила, голос мой становился уверенней с каждой новой дозой. Выпивая, я чувствовал, что начинаю лучше видеть, что меня не трясёт, и что я трезвею от выпитого.
Дальнейший разговор зашёл как всегда об одном и том же. Сначала мы ругали ментов за то, что те не работают, ловят только алкашей и малолеток, потом козлили пидоров на папиных иномарках с сопливыми рожами, потом дело дошло до обсуждения наших болячек и похмельных страданий. И только спустя пару часов мы вспомнили утренний случай с Чистым и Жжёным. Не было в нас особого сожаления о случившемся. Я не помню, как допивали, я помню, что засыпал, облокотившись на сухое дерево, где висел стакан. Проснулся я уже вечером. Темнело. Поднялся, дошёл в состоянии лёгкого похмелья до остановки, узнал время. Оказалось половина девятого, значит ларёк ещё открыт.
«Земляк, извини, выручи, сколько можешь, кореша помянуть» - обратился я к средних лет человеку, вышедшему из только что подъехавшего автобуса.
Он посмотрел на меня вскользь и бросил на асфальт рядом со скамейкой какую-то мелочь. Оказалось сорок рублей, это почти на бутылку разбавленного. На ночь хватит, довольно подумал я и потащился в ларёк. Взяв, что хотел, я отхлебнул несколько глотков из горла и вышел за ларёк покурить.
Чистый оставался там же, где мы его покинули. Он был жив и громко храпел.
Я пошёл домой.