Все они солдаты... Киноповесть. Гл. 45

      КИНОПОВЕСТЬ  "ВСЕ  ОНИ  СОЛДАТЫ..."

      45.
      ТОТ   ЖЕ    ПОЗДНИЙ   ВЕЧЕР    В   ПЕТЕРБУРГЕ.   КОМНАТА
      БАРЫШНИ-НЕМОЧКИ  В  ОДНОМ  ИЗ  ДОХОДНЫХ  ДОМОВ.



      
      ... какое-то  тёмное  помещение...
      ...раздаётся  звук  проворачиваемого  в  замочной  скважине  ключа,  и  мы  с  трудом  различаем  переступившие  порог  три  смутные  женские  фигуры,  слабо  освещаемые  со  спины   неясным  светом  настенного  коридорного  канделябра.
      Приятный  молодой  женский  голос  произносит:
      --  Минуточку!  Сейчас  зажгу  свечи!
      Две  фигуры  так  и  остались  у  порога,  а  одна  задвигалась  по  комнате.
      Вспыхнула  спичка,  зажигая  сначала  свечи  в  пятисвечном  подсвечнике  на  столе,  а  потом  и  трёхсвечный  канделябр  на  стене  над  диваном.
     Мы  обнаруживаем  себя  в  просторной  комнате.
     Она  не  выглядит  особо  богатой,  но  кажется  довольно  большой  и  уютной.
     Помещение  обставлено  хоть  и  не  новой,  но  всё  ещё  хорошей  мебелью  из  светлого  ореха.  За  ширмами  --  удобная  широкая  кровать,  прекрасный  умывальник...  В  комнате  помимо  необходимых  шкафов,  полок…  обращают  на  себя  внимание  большой  удобный  уютный  диван  и  отличный  письменный  стол  с  начищенным  до  золотого  блеска  уже  упомянутым  пятисвечным  подсвечником  на  нём...
      Глаз  невольно  задерживается  на  красиво  обрамлённых  шторами  окнах  с  широкими  подоконниками  и  прелестными  симполиями  на  тех  подоконниках  произрастающими.
      И,  вообще,  в  комнате  много  всяких  приятных  мелочей : салфеток,  вышивок…  и  прочих  милых  вещиц,  указывающих  на  проживание  здесь  девушки,  любящей  жизнь  и  себя  в  этой  жизни,  умеющей  радоваться  окружающему  миру.
      Замечаем  и  очень  много  книг  на  полках.
      Молоденькая  немочка,  похожая  на  изящную  фарфоровую  статуэтку  в  элегантном  пальто-накидке,  милой  шляпке  на  прелестной  светло-русой  головке  легко  двигается  по  комнате,  занимаясь  её  освещением,  потом  поворачивается  к  двум  застывшим  на  пороге  фигурам,  приглашая:
      --  Проходите,  пожалуйста,  присаживайтесь.  Вот  здесь,  на диване,  удобно.
      И  мы,  обернувшись,  вместе  с  ней,  обнаруживаем  на  пороге  двух  знакомых  нам  носатых  стриженых  барышень-революционерок.  У  обеих  в  руках  видим  по  маленькому  старенькому  дамскому  саквояжу.
      Наши  знакомые  революционерки  в  очень  простых  и  далеко  не  новых,  каких-то  невнятных,  серых  накидках,  под  которыми  мы  позднее  обнаружим  и  столь  же  серые  юбки  и  кофты  без  каких-либо  украшений.  На  головах  у  барышень  такие  же   скучные  шляпки.
      Промаршировав  к  дивану  и  опустившись  на  него  практически  одновременно,  гостьи  сели,  поставив  у  ног  свою  ношу,  и  с  явным  упрёком  на  лицах  стали  осматривать  помещение.
      Юная  же  хозяйка  комнаты  радостно  объявляет:
      --  Я  разденусь,  и  вы  снимайте  своё  верхнее  платье.  И  вещи  свои  можете  сюда  же  в  шкаф  поставить.
      Она  открывает  красивый  платяной  шкаф,  стоящий  у  входной  двери,  снимает  своё  пальто,  шляпку  и,  оставшись  в  прелестном,  хоть  и  недорогом,  платьице,  делает  приглашающий  жест  гостьям:
      --  Пожалуйста!
      Те  подходят  к  шкафу  с  постными   лицами  и,  раздевшись,  определив  в  шкаф  саквояжи,  по-прежнему  маршевым  шагом  возвращаются  на  диван.
      А  в  это  время  хозяйка  комнаты  Ольга  Оттовна  Шмит,  поставив  самовар,  берёт  со  стола  маленький  подсвечник  с  наполовину  сгоревшей  свечёй,  зажигает  её  и  уходит  за  ширмы.  Там  ставит  подсвечник  на  прикроватную  тумбочку,  переодевается  в  домашний  халат,  моет  руки  и,  вернувшись,  накрывает  к  ужину  стоящий  сбоку  у  дивана  небольшой  круглый  обеденный  стол.
      Всё  это  время  она,  весело  сияя  глазами,  вполне  добродушным  тоном  ведёт  разговор  со  своими  гостями,  которые  только  молча  кивают  ей  или  невнятно  что-то  бормочут  в  ответ:
      --  Профессор  такой  смешной!  Привёл  к  вам  двух  совершенно  чужих  незнакомых  мужчин  и  предложил приютить  у  себя  на  пару  дней.  Как  приютить?  А  спать  где  и  как  вы  вчетвером  станете  при  наличии  всего  одной  комнаты  и  только  двух  кроватей  в  ней?  И  вообще…
      Она  развела  руками:
      --  Ещё  и  предложил  накормить  гостей.  Заставил  отдать  свой  ужин  и,  как  я  поняла,  последние   деньги.  Хорошо,  что  я  зашла  литературу  вам  вернуть  и  пригласила  к  себе,  а  иначе,  как  бы  вы  устраивались?
      Укоризненно  качая  головой,  но,  не  теряя  добродушия  в  голосе  и  юношеского  веселья в  глазах,  Ольга  Оттовна  начинает  вынимать  из  шкафчика  еду:
     --  Завтра  горничную  за  продуктами  пошлю.  А  на  сегодня  и  к  завтраку  нам  всего  хватит : и  холодная  телятина,  и  колбаса  и  масло,  и  хлеб,  и  половина  пирога  с  грибами.…  Вот  и  мармелад  к  чаю  ещё  остался.  Ну,  что  же  вы  притихли?  Устали,  наверное,  очень  за  день,  а  тут  ещё  и  ко  мне  перебираться  довелось.
      Ольгу  Оттовну  нисколько  не  смущает  молчание  гостей,  и  она  продолжает  планировать  их  совместную  жизнь  на  ближайшие  два  дня,  накрывая  стол:
     --  Я  попрошу  у  старшей  горничной  нашего  доходного  дома  ещё  два ключа,  скажу,  кузины  на  пару  дней  в  гости  заехали,  чтобы  вы  могли  уходить-приходить,  как  вам  будет  удобно,  не  оглядываясь  на  меня.  А  спать  будете  вдвоём  в  моей  кровати  за  ширмами,  я  же  устроюсь  здесь,  на  диванчике. Помойте  за  ширмами  руки  и  --  прошу  к  столу.
      Её  гостьи  с  лицами  недовольных  гусынь,  отправились  за  ширмы,  а  потом,  вымыв  там  руки  и  погасив  свечу,  стали  усаживаться  ужинать.
      Хозяйка  быстро  и  ловко  режет  холодное  мясо,  колбасу,  пирог,  хлеб,  пододвигает  поближе  к  ним  маслёнку:
      --  Приятного  аппетита,  кушайте  на  здоровье.
      --  Спасибо  за  гостеприимство.
      Все  едят  с  молодым  здоровым  аппетитом.
      Младшая  стриженая  барышня  говорит  с  нескрываемым  упрёком:
      --  Проживание  в  такой  хорошей  комнате  немалых  денег  стоит.
      Ольга  Оттовна  отвечает:
      --  Да  здесь  всё  моё  из  дома : и  мебель,  и  подсвечники,  и  шторы…  Папенька  с  оказией  провёз,  ещё  когда  я  на  курсах  только  начинала  заниматься.  Поэтому  за  использование  вещей  хозяева  с  меня  денег  не  берут,  папенька  сам  и  договаривался  о  проживании,  и  оплату  сейчас  регулярно  пересылает.  Он  по  служебной  надобности  почти  всегда  раз  в  два-три  месяца  в  столице  бывает  и  проведывать  сюда  меня  обязательно  заходит,  счета  проверяет.  Он  и  горничной  платит.  Не   будь  этого,  конечно,  пришлось  бы  жить  скромнее,  но  всё  равно  старалась  бы  как-то  сделать  более  уютной  свою  жизнь.
       Та  же  младшая  девица  с  нескрываемым  презрением  в  голосе:
      -- Пользоваться  услугами  горничной  --  унижать  рабочего  человека,  эксплуатировать  его  труд.
      Ольга  Оттовна  весело  протестует:
      --  А  вот  и  нет.  Пользоваться  услугами  горничной  --  помочь  ей  честно  заработать  деньги.  Откажись  все  от  услуг  горничных,  они  ведь  без  работы  останутся.  Что  же  им  делать  тогда?
     Старшая  девица,  со  смаком  поедая  бутерброд  с  телятиной,  укоризненно  качает  головой,  а,  прожевав,  заявляет:
      --  Но,  если  вы  так  щедры,  то  могли  бы  горничной  просто  так  давать  те  самые  деньги,  а  ухаживать  за  собой  и  своим  жильём  самостоятельно.
      --  Нет.  Так  нельзя.  Незаработанные  деньги  развращают  человека.  И  никакой  порядочный  человек  их  не  примет!  А  моя  горничная,  она  здесь  за  тремя  номерами  присматривает,  очень  порядочная  девушка  и  большая  чистюля.  Мы  с  ней  дружны.
      Младшая  гостья  заявляет  уверенно:
      --  Дружны?  С  человеком,  которого  эксплуатируете?  Не  дружба  это,  а  ложь!  Нет  дружбы  без  равноправия!  И  ещё,  простите,  считаю  некрасивым  вот  так  вот  заботится  о своём  благе  в  то  время,  когда  где-то  кто-то  умирает  с  голоду.  Тратить  деньги  на  себя,  когда  вокруг  тебя  люди  нуждаются  в  самом  необходимом… Нет … Это  не  по  мне.
      Хозяйка  комнатки  отвечает  весело:
      --  А  я,  действительно,  в  услугах  горничной  очень  нуждаюсь.  Она  экономит  моё  время,  я  ведь  не  только  на  курсах  учусь,  а  ещё  и  работаю  переписчицей,  уроков  несколько  имею…  И  читаю  много.  Да  и  общение  у  меня  большое.
      На  мгновенье  задумавшись,  обращается  к  собеседнице  с  новым  доводом:
      --  Кстати,  если  и  мой  труд  тоже  эксплуатировать  откажутся,  то  как  мне  быть?
      Ольга  Оттовна  весело  смеётся,  а  отсмеявшись,  продолжает:
      --  И  на  помощь  нуждающимся  я  всегда  в  нашу  с  вами общую  кассу  деньги  вношу.  Если  где-то  кто-то  голодает,  значит,  я  должна  помочь,  чем могу.  Но  совсем  не  обязательно  умирать  с  голоду  за  компанию  и  мне.
      Старшая  гостья:
      --  Ну,  умирать  с  голоду  рядом  с  голодающим …  Это,  разумеется,  слишком  образно  вы  заговорили.  Делать  всё  для  борьбы  за  справедливость  --  вот  что  мы  для  себя  должны  считать  обязательным.
      Помолчала,  сделала  несколько  глотков  чаю  и  продолжила:
      --  Мы,  например,  все  свои  заработанные  деньги,  абсолютно   все,  вкладываем  в  дело  борьбы.  В  необходимом  себе  отказываем,  частенько  полуголодными  ходим,  а  вы,  смотрю,  мясо  на  столе  каждый  день  имеете.  Непозволительная  для  борца  роскошь!
      Младшая  гостья:
      --  Ничего!  Крестьянские  бунты  по  губерниям  уже  начались.  Надеюсь,  не  только  народная,  а  и  барская  кровь  польётся  обильно.
      Ольга  Оттовна  удивлённо:
      --  А  почему  вас  радует  перспектива  потоков  крови?  Да,  жизнь  несправедлива.  За  справедливость  нужно  бороться,  перевоспитывать  культурную  часть  нашего  общества, поворачивать  её  лицом  к  народу, заставлять  думать  о  народном  благе.  Но  кровь…  Я  против  крови  и  грубого  насилия!
      Старшая  гостья  с  упрёком  в  голосе;
      --  И,  что?  Пожалеете  барина-эксплуататора,  поднятого  на  вилы  мужиками  во  время  бунта?
      Ольга  Оттовна  убеждённо:
      --  Да.  Пожалею.  Равно  как  пожалею  и  расстрелянного  во  время  подавления  мятежа  крестьянина.  Да,  впрочем,  как  и  солдата,  его  расстрелявшего,  а  потом  погибшего  во  время  столкновения  с  народом.
      Младшая  стриженая  барышня:
      --  Не  понимаю.  Что  же  вас  привело  в  наши  ряды?
      --  То  же,  что  и  вас : желание  блага  для  народа.  Мы  с  моим  женихом  до  его  отъезда  для  завершения  образования  в  Германию  много  об  этом  говорили  и  решили,  что  и  от  нас  с  ним  зависит  то,  сколько  людей  станет  разделять  наши  убеждения.  Мы,  помимо  того,  что  обязаны  стараться  нести  народу  благо,  быть  справедливыми  к  нему,  должны  и  агитацией  в  своей  среде  заниматься  активно.  Эдвард  убежден,  что  порядочные  люди  обязаны  помогать  борцам  за  народное  дело  всегда  и  во  всём.
      Старшая  гостья  злым  и  одновременно  насмешливым  тоном:
      --  Да  у  вас  и  жених  имеется?  И  замуж  собираетесь?  Детишек  рожать  планируете?
      --  Конечно,  собираюсь.  Конечно,  планирую.
      Младшая  стриженая  с  подковыркой:
      --  А  если  народное  дело  потребует  отказаться  от  этих  сборов  и  планов,  что  предпочтёте,  благо  народа  или  всё  же  воплощение  в  жизнь  этих  своих  намерений?
      --  Жизнь  у  разумного  человека  всегда  разумна  и  глупых  альтернатив  «или  --  или»  перед  ним  не  ставит.  Тем  более  что  от  своего  долга  продления  рода  женщина  отказываться  не  в  праве.  Она  тогда  просто  перестаёт  быть  женщиной.  Помню  наши  споры  обо  всём  этом  на  заседаниях.  И  тогда  не  соглашалась  с  необходимостью  такой  выбор  делать,  и  сейчас  не  соглашусь.
      Старшая  из  стриженых  барышень,  чувствуя  твердость  хозяйки  и  не  желая  с  ней  натягивать  отношения,  тем  более  сейчас,  находясь  в  зависимом  от  Ольги  Оттовны  положении,  решает  идти  на  попятную.
      Она  наступает  под  столом  на  ногу  своей  подружке  и  миролюбиво  говорит:
      --  Довольно  споров.  Сегодня  следует  ценить  то,  что  мы,  такие  разные,  помогаем  друг  другу  и  сидим  сейчас  за  одним  столом.  Вы  Ольга  Оттовна,  простите  уж  нам  чрезмерную  нашу  убеждённость  и  не  обижайтесь  на  резкость  ею  вызванную.
      --  Ну  что  вы,  дорогие  мои!  За  эту  убеждённость,  правдивость,  резкость  я  вас  и  уважаю.  Эта  откровенность,  готовность  идти  во  всём  до  конца  меня  в  вас  и  восхищает.  Ни  о  каких  обидах  и  речи  нет.  Если  мы  станем  обижаться  на  кого-то  за  мнение  своему  противоположное,  то  как  же  тогда  этими  мнениями  обмениваться  станем?