Море, еда, любовь

Летом 1977 года я отдыхал в  Хосте. Хоста  - район Большого Сочи.  Так что под постулат из фильма «Москва слезам не верит»:  «каждый советский человек хотя бы раз отдыхал в Сочи», попадаю.
 Отдыхать мы поехали с приятелем. Вернее, приятель поехал  с невестой, студенткой кулинарного техникума, которая  проходила в хостинском  кафе практику.  Меня же прихватил  за компанию, я как раз искал возможность побывать на море.  Приятель устроился неплохо.  Спал с невестой в одной кровати (N.B. никакого секса, только петтинг!) в комнате  с еще  двумя практикантками. Практикантки питались в кафе  бесплатно. Жениху шеф-повар дядя Саша  тоже дал добро на дармовоё харчевание, а в качестве компенсации ущерба заведению донимал невесту во время работы шуточками типа:
-Тась, а, Тась. Ты Пете дала?
-Дядя Саша, отвяжись! – прикрикивает невеста. Звали ее Тася, а жениха Петром.
- Та-ась! Ну, так нет или да?...А?
- Нет!!!
- Тась, да-а-ай. Не мучь парнишку.
 
В  отличие от друга, я за все платил.  За койку,  в, обтянутом полиэтиленовой пленкой,  четырехместном сарайчике.  За еду в кафе.  А после похода в ресторан  сочинского морвакзала,  где за  белокаменной балюстрадой   веранды  видно было, как  швартуются настоящие  морские   корабли,  угрожающе забрезжило дно моих финансов.
Спасительную  установку приятеля  - перебраться в бесплатную  койку к одной из сокурсниц-соседок невесты,  а затем дерзнуть  и на  нелегальное   довольствие в кафе,  я выполнить не смог. У девиц после дня работы в столовой  от кожи так разило луком, хлоркой и грязной посудой, что не помогали, ни душ, ни польские духи «Быть может», которыми пользовались тогда все  девушки СССР…     А мне хотелось необычного. То есть того, чего никогда не пробовал,  и по моему представлению,  должно было пахнуть морем, солнцем и тайной…


С утра я уходил к морю. Море это  - лучшее, что можно было получить в режиме admission free т.е. свободного доступа. Хотя доступ к морю был не прост. В районе Хосты  узкая полоска берега отгорожена высоченной бетонной подпорной стеной, переходящей в железнодорожную насыпь, по которой мчались поезда.
 Пережидая  грохочущие составы,  заметил,  что от них исходит разный дух. От трудяг товарняков пахло   отцовской заводской спецовкой.  От пассажирских, идущих в сторону Абхазии, веяло радостным нетерпением в вперемежку с кислым пивом и яйцами в крутую, а  от  следующих в сторону Краснодара - грустью закончившегося отпуска. Но,   куда бы не шли поезда, в воздухе возле путей  непременно чувствовался  креозот с примесью, возможно кажущейся, фекалий.  Молодому путешественнику, любопытно будет узнать, что раньше (а может и сейчас?) при приближении к станции проводники закрывали в вагонах  туалеты. Дело в  том, что  поездные унитазы тогда (а может и сейчас?! Как давно я не ездил в российских поездах!)  монтировались просто на дырку в  дне вагона.   Однако наличие техногенного загрязнения не отнимало у меня ощущения кристальной чистоты того моря и пляжа.

По нынешним понятиям на этом участке моря никакого пляжа не было, просто за отвесной стеной лежала узкая полоска  берега, заваленная камнями  всех размеров и форм и разделенная через каждые  50-70 метров волнорезами. Но  тогда я не то что  не знал, а  просто не задумывался, какими должны быть пляжи. Эти  участки  берега были  для меня   первым пляжем  и первым морем. Уу мужчины   бывает не только первая женщина, но и первое море. И они хороши уже просто по тому, что первые. Наверное,  поэтому и теперь, имея завидный «послужной список» ничегонеделания на морских курортах планеты, слово «море» у меня  чаще всего ассоциируется с  накатом волн на каменистые береговые неудобья  Хосты.


В те далекие времена я не знал многих, сейчас очевидных вещей.  К примеру,   не знал вкуса Кока-колы, которую герои любимых мной американских романов пили почем зря.  Не знал, что мидии, облепившие на  глубине стенки волнорезов, не только съедобны, но и вкусны. Но главное, не знал, законов жанра единственно,  по настоящему,  интересного романа, который  называется «Собственная жизнь».  Согласно  одному  из этих законов,  если ты встретился с морем, непременно должна появиться женщина.


С кока-колой я разобрался скоро.   В Новороссийске американцы только что  построили  нам завод по  производству Пепси-колы,  и в Сочи напиток продавался практически свободно. Факт для тогдашнего СССР аномальный, т.к. даже в Москве  за чудо-напитком нужно было ехать в специализированный магазин на Ленинском проспекте, да  еще и отстоять длиннющую очередь.  Правда, мне хотелось попробовать Кока-колы, но к тому времени газета «Правда» уже объяснила, что напитки схожи по вкусу и свойствам, зато компания Пепси, в отличие от компании Кока, с симпатией относится к факту неизбежной победы коммунизма в Советском Союзе.

Коммунизм  это – общество,  в котором у всех есть всё. Объясняю это, опять же,  для молодых читателей, лишенных ныне возможности быть обученным  научному коммунизму.

Спускаясь к морю я думал о коммунизме. Мысли были такие. «Только что пообедал, но вон из сада под обрывом так головокружительно пахнет шашлыком. При коммунизме  сейчас съел бы шашлыка непременно…» Чуть позже,  ход моих мыслей поменял направление. Впереди замаячила изящная женская фигурка.  Мечта о коммунизме померкла, так как стал думать: «Что важнее в женской привлекательности, попка или глазки?»  Девушка шла к морю, уже в купальнике. Попка у нее была чудо как хороша.  Сердечком. Обгонять незнакомку, чтобы взглянуть ей в глаза  не стал,  тем самым, как бы придя к заключению, что на первом этапе встречи попка все же важнее… Я просто следовал за незнакомкой, предоставив ей выбрать место на берегу.
Познакомиться с девушкой в Сочи дело не хитрое.  Город-курорт своим статусом располагает к курортным романам. Это в суровом Челябинске, или огнедышащем Магнитогорске  сказать где-нибудь у проходной девице   что-то игривое,  нельзя без риска быть посланным куда подальше в ответ. Иное дело берег  моря.

- Девушка, можно я буду идти за вами следом? Фигурка у вас – глаз не оторвать!
Девушка оборачивается и, замедлив шаг, осматривает меня с ног до головы. Потом отвечает:
- Купаться идешь? Давай, шагай за мной. Нужна будет твоя помощь…
 Она хороша и  лицом. Вот только уже не очень то и девушка. Лет тридцати пяти. Её обращение «на ты» не совсем мне понятно. То ли подчеркивало разницу в возрасте, то ли означало мгновенный переход к доверительному общению.
Впрочем,  женщина уже шла дальше,  и мне ничего не оставалось, как двинуться за ней.  Скоро мы подошли к участку берега, доступ к которому  преграждала довольно широкая  траншея, а из её забетонированного дна   частыми рядами торчала арматура. Преодолеть  такую канаву  нельзя без риска свалиться и уподобиться странному шашлыку, когда кусок мяса один, а шампуров много. Видимо, поэтому этот  участок берега был пуст,  несмотря на хороший вход в воду.
-Ну, любитель женской красоты, иди вон в те кусты и принеси деревянный настил,-  обращается ко мне незнакомка.
 
Охотно выполняю команду. Нахожу в кустах и укладываю над торчащей арматурой щит, по которому  мы легко форсируем преграду, после чего, следуя дальнейшему указанию женщины, демонтирую «переправу» и прячу её в кустах с другой стороны канавы.  Чувствую волнение и некоторое замешательство.  Несмотря на отсутствие стен,  возникла ситуация, будто спутница завела меня в комнату и велела запереть дверь. Впрочем, что делать дальше  решительно не знаю.
Женщина расстелила полотенце, села на него и стала мазать загорелую кожу кремом.  У меня ни полотенца, ни крема не было. Зато были ласты и маска.  Я их надел и уплыл в море. Нырял долго, часа полтора. Вернуться раньше мешала мысль, что сказать незнакомке в «закрытой комнате». Мысли, которые навязчиво лезли в голову,   не поддавались устной вербализации из-за их аморальности и перспективы получить по физиономии.


Наконец, я подплыл к берегу. Женщина стояла в пене легкого наката волн, смотрела на меня и ела яблоко. Я снова вспомнил коммунизм. В смысле, что при коммунизме   сейчас бы яблоко  тоже  съел…  Но  в слух  произнёс витиеватое:

- Ты прямо одна в двух лицах:  и Афродита в пене волн и Ева, надкусывающая плод познания.
Женщина посмотрела на меня немного недоуменно и ответила ассиметрично.
- Вообще-то меня Галей зовут. А ты яблока хочешь? У меня только это, одно. Будешь?

Она протягивает мне крупный надкушенный плод. 
Яблоко  оказалось ужасно вкусным.  Мне даже показалось, что оно и впрямь с древа познания. Потому что я вдруг понял:  Галя, похоже, не очень знает,  кто такие Афродита и Ева, зато легко узнала, что я хочу яблока. А значит она и другие мои желания, которые отсутствием коммунизмом не блокируются, знает?

-Ты почему не купаешься? – спрашиваю я Галю.
-Окунулась, когда ты уплыл. Одна боюсь. Я плохо плаваю.
Тут мне на ум приходит гениальное и как все гениальное, простое:
- Так давай я тебя поучу плавать! За одно,   искупаешься…


Научил ли я чему-нибудь Галю? Сомневаюсь. Скорее она меня. С таким же успехом я мог бы учить плавать нерпу. С той лишь разницей, что нерпы, даже если их учат плавать, не начинают с повизгивания и фраз, навроде:  «Ой,  я так не умею». «Держи меня крепче!», «Перестань, лифчик расстегнулся»….
Купались мы долго. Потом лежали в полосе прибоя и снова купались. Потом Галя попросила меня:

-Слушай, у тебя  же   ласты. Здесь на волнорезах, где глубоко колонии мидий, Можешь понырять, набрать килограмма два?
- А что их едят?!
- Местные не очень. А мы, когда  муж во Вьетнаме работал, стали есть. Здешние вкуснее вьетнамских.

На глубине  метров  в пять  на бетонных стенках  волнореза я действительно обнаружил  колонии раковин. Отдирать их от стены без ножа, голыми руками было непросто.  Руки скоро покрылись множеством микропорезов, а ногти побелели, исцарапанные о перламутр раковин. Но я, чувствуя себя Ихтиандром, встревшим  свою Анастасию Вертинскую,  все нырял и нырял. Складывал мидий в плавки, потом подплывал  к  берегу и отдавал добычу Гале.  Набрался почти полный клеенчатый пакет.

-А как их готовят? Сырые они какие-то не аппетитные.
-Едят и сырыми, замариновав лимонным соком, но обычно отваривают. Можно и запекать.
Я снова начинаю думать о необходимости ускорения прихода коммунизма, т.к. не вижу возможности попробовать мидии в данный момент.  Но для Галя  недостроенный коммунизм не препятствие. Она велит мне развести костер. И найти какой-нибудь железный лист. Сделать это не сложно. Канава, через которую мы перебирались - часть стройки. А советская стройка это разбросанный строительный мусор и материалы… Скоро,  между двумя камнями весело пылают обломки деревянного ящика, над которым греется кусок кровельного листа. Галя кладет на лист несколько пригоршней мидий и через пять минут они, потрескивая начинают раскрывать свои створки,  с шипением выпуская жидкость. На глазах студенисто-белёсые внутренности раковин превращаются в небольшие ярко-желтые фигушки. Их Галя и предлагает есть. Первой показав пример.  Я принимаюсь есть тоже. Вкуса, а вернее, ощущений от первого вкуса, не помню. Помню только, что съев мидий, очень захотел снова учить Галю плавать. Но Галя купаться отказалась. Снова легла на полотенце загорать, а я примостился рядом на голые камни. Уткнулся носом в её загорелое  плечо и не заметил,  как уснул. Я спал и чувствовал, что кожа Гали пахнет морем, солнцем и тайной.


Когда проснулся,  Гали  не было.  Исчезло полотенце, пакет с мидиями. В кустах не было щита, с помощью которого мы перебрались на пляж.
Вначале, в горячке внезапной утраты я хотел перепрыгнуть канаву и отправиться догонять Галю. Но ухабы не позволял разбежаться, а для прыжка с места траншея  была слишком широка.  У меня все же хватило ума надеть ласты и, взяв одежду в руки, переплыть на ближайший пляж с нормальным выходом на «большую землю».

               
                Эпилог


Летом на Черном море с тех пор более не бывал.


                ***

Второй раз попытался попробовать мидий через двадцать  лет в немецком   Мёнхенгла;дбахе.  Город этот известен разве  что футбольной командой Баруссия, да, как место рождения Геббельса. Мидии в нем не водятся по причине отдаленности моря. Но именно там,  в ресторане  отеля, куда я спустился поужинать,  за несколькими столиками немцы с большим аппетитом поедали кастрюльками  черных, лоснящихся (как я сейчас знаю, новозеландских) мидий. Мне почему-то захотелось тоже. Как заказать   их  по-немецки, я не знал.  Тыкать пальцем, показывая официанту, принимавшему заказ, на пирующих   немцев-мидоедов, видимо не позволила гордость представителя народа-победителя.  Я пошел иным путем. Выбрал в меню самый дорогой раздел и ткнул пальцем в самое дорогое блюдо, умом экономиста-аналитика полагая, что раз немцы ходят сюда есть мидий, значит это специалитет ресторана.  В общем,  дорого, да мило… Мне принесли огромную рубленную паровую котлету-шар  с тушеной квашенной капустой…

                ***

Песи-колу сейчас пробую крайне редко и исключительно потому, что вкус ее напоминает мне Сочи, примерно таким, как я его выше описал.

                ***

Ну, а что же Галя? Галю  я так и не нашел, хотя искал.  Правда, недолго. Потому что уже, когда плыл, выбираясь из «закрытой комнаты», вспомнил. Она обмолвилась, что следующим вечером уезжает. Но самое главное,  скоро на том же хостинском берегу я встретил другую женщину…. С той другой у меня все было по настоящему и по-другому, но ее тоже звали Галя.
Она послужила моделью для другого рассказа с точно такой же сюжетной схемой. Сегодня капризная моя память уже не может воспроизвести  реальные лица героинь, зато две Гали живут в моих рассказах, первая здесь, а вторая в рассказе «Едок цитрусов», написанном много раньше. http://www.proza.ru/2011/12/14/505