Розвита

Розвите было шестьдесят шесть, мне тридцать восемь, когда мы подружились. Она живет в домике на горе, в райцентре Швельм, домик построил её дедушка после войны, взяв кредит, который Розвитина мама, по её, мамы, словам, до сих пор потихонечку выплачивала. Когда мы подружились, маме было девяносто три, она занимала собственную половину с отдельным входом.
Розвита у мамы одна, а у самой Розвиты имеются дочь и сын, Клавдия и Петер. Розвита приносила маме в её половину горячие супы, вызывала ей врачей. Мама же больше любила Петера, чем Розвиту и Клавдию, и постоянно сувала внуку деньги. Розвита с Клавдией боялись,что бабка таким образом сольет Петеру всё наследство.

Лет десять назад бабка умерла и оказалось, что так оно с наследством и получилось. Мало того, бабка ещё при жизни тайно оформила на внука свою половину дома. С тех пор ни Розвита, ни Клавдия, с сыном и братом Петером не общались. Дочка Петера, с которой когда-то играли и мои дети, никогда после этого не видела бабушку Розвиту. Петер сдал свою новообретенную половину жильцам, обиженная Розвита с жильцами первые года не разговаривала.

У Розвиты есть бойфренд, Михаель. Он младше её на десять лет, вполне еще бодр, работает за двести пятьдесят км., во Франкфурте, инженером, приезжает к ней в Швельм на выходные. Розвита говаривала мне за сигареткой, что он мог бы и вообще не приезжать, ну его, у него там любовница во Франкфурте, и в штанах у него уже давным давно toter Hahn, мертвый петух. Розвите было уже побольше, чем шестьдесят шесть, когда она мне это говаривала, но она считала себя еще вполне ничего.

Она ко мне сильно привязалась, я к ней, наверное, меньше. Она рассказывает много о своей жизни, я внимательно слушаю. Возможно, другие собеседники слушали не так внимательно и поэтому она привязалась именно ко мне. Я часто прихожу к ней с собакой, лабрадоршей Норой; у Розвиты живет  ньюфаундленд, она называет его Dicker, Толстяк, наши собаки играют в саду перед домом. Нора не знает, что в саду нельзя какать, а Толстяк в курсе. Толстяк весит раза в два больше, чем маленькая Розвита, когда он проходил мимо неё, она держится за что-нибудь из мебели. В доме всегда грязновато, грязь приносит из сада  Толстяк. Розвита смотрит на это сквозь пальцы, как и на то,что моя Нора гадит под её рододендронами, Розвита сидит себе за столом с сигареткой и что-то рассказывает.

Все вместе мы ходим гулять в лесопарк, рядом - у них хороший район, частные дома, чисто и без турков. Иногда к нам присоединяется болтливая Габи, живущая через дом. Габи рассказывает, что ее муж оказался трансвеститом, она как-то пришла к нему по какому-то делу, уже после развода, квартира его была переполнена женскими туфлями и платьями, и сам он вышел к Габи в платье и туфлях. Потом выяснилось, что старший сын Габи тоже гей, все это ужасно. Я замечаю, что трансвестит не обязательно гей, но Габи с печалью в голосе говорит, что мол не волнуйся, гей он тоже.

К сигаретке у нас с Розвитой полагается рюмочка, Розвита любит выпить. В доме всегда есть водка и даже у кровати стоит маленький холодильничек типа морозко, с холодной бутылкой, к которой Розвита прикладывается, просыпаясь ночью по нужде. Она рассказывает мне о своем романе с горячим итальянцем лет сорок назад, о жизни в Америке, где она работала когда-то несколько лет, о Клавдии, которая вдруг  уехала из Кёльна жить в Аликанте, с мужем и двумя детьми, в Германии модно эмигрировать в Испанию. Клавдины дети пошли в испанский детский садик, стали совсем билингвами, но у Грегора, Клавдиного мужа, так и не заладилось с работой и они лет через пять вернулись назад в Кёльн. Розвита часто ставит своего любимого Хулио Иглесиаса и учит меня танцевать латинские танцы.

В Аликанте у Розвиты дача, которую ей когда-то давно подарила одинокая соседка. Соседка в то время была старенькая, а Розвита молодая, Розвита за соседкой немножко ухаживала в её последние годы, заходила после работы, уделяла внимание, и та отписала ей свою дачу. Весной и осенью Михаель берет небольшой отпуск, приезжал в Швельм из Франкфурта и везет свою пенсионерку герлфренд в Аликанте. Летом Розвита сидит у себя в Швельме, потому что в Испании слишком жарко, в особенности для Толстяка - они же не могут поехать без него. Крепкий Михаель едет целые сутки без остановки, через пол-Германии, всю Францию и пол-Испании, проводит с Розвитой и Толстяком  пару дней и улетает назад во Франкфурт, работать. А потом, через несколько недель,прилетает и отвозит их на машине назад в Швельм. Дочка Розвиты поселилась тогда в Аликанте недалеко от Розвиты, её дети часто сидели в гостях у бабушки и, по словам последней, несколько заябывали.

Бабушка Розвита гуляет голышом по широким километровым пляжам, вместе с Толстяком и дедушкой Михаелем. Они с Михаелем убежденные нудисты, дома тоже часто ходят обнаженными и никогда не носят нижнего белья. И при детях своих ходили, ничего, выросли нормальными. Розвита стоит иногда голая перед зеркалом, щупает свои длинные вялые груди, тряпочный живот, щеки с сосудиками и говорит, что вполне довольна собой, многие в её возрасте выглядят гораздо хуже.

Когда я собрался в отпуск на родину, в Питер, Розвита решила поехать со мной. Она вызвалась заплатить за мой билет, а в качестве компенсации мы остановились в пустой квартире моих родственников и ей не нужно было тратиться на гостиницу. Если честно, я бы не взял её с собой, если бы она не заплатила.
С Розвитой мы не ходили по музеям, просто гуляли по центру, заходя каждые полчаса в какое-нибудь заведение, чтобы выпить грамм двести. Она никогда не напивалась, но никогда не была трезва. Еще в самолете мы начали купленную в дьюти фри бутылку Смирнова. В сумке у Розвиты, на дне, под духами и гигиеническими салфетками, всегда лежит бутылка ноль пять.

Розвита старалась мне не надоедать, твердила, что я могу пойти встретиться со своими русскими друзьями, она совершенно спокойно посидит дома с книгой. Я, как воспитанный человек, старался уделять ей достаточно внимания, только в гей-клуб с собой, конечно, не взял.
В гей-клуб я пошел с другом Лешкой и его тогдашней женой Машкой. Машка страшно интересовалась геями, услышала, что я называю сладких мальчиков лялями и спрашивала на всю улицу, показывая на какого-нибудь симпатичного паренька: Вовка, смотри, вот этот - ляля? Лешка очень смущался.

 В гей-клубе пьяная Машка кривлялась, хохотала и совала деньги в трусы пиджею, Лешка пил и злился, что вообще согласился сюда пойти, что друг его оказался пидором. А я прыгал напротив пиджея и пытался повторять его движения, пару раз он даже повторил мои. Был понедельник, кроме нас в клубе почти никого не было, Лешка всё просился домой, мы с Машкой всё не унимались, в конце концов Лёшка вытащил из кошелька все деньги и кинул ими в Машку со словами: засунь ему это всё в яйца. Потом мы курили в коридоре с пиджеем, уже одетым, и он сказал, что, он, вообще-то, натурал, так что Лёшка ревновал не зря. С Лёшкой мы дружили уже давным давно, он молодец, не отказался от меня, когда узнал про мою испорченную ориентацию.

На выходе из клуба я снял себе, наконец, ляльку. Лялька была жеманная и еле дышала от выпитого, мы купили с ним еще, продавщица загадочно улыбалась, я притащил ляльку в квартиру к Розвите, трахать. Розвита спала в другой комнате.
Лялька проснулась утром на моей подушке и запела, объяснив, что учится на вокальном отделении. Пела он так себе и ни за что не хотела верить, что у нас с ним было накануне. “И что, я даже кончил?? Ужас какой.”
Мы попили втроем чай, лялька спела ещё и я попросил его уже наконец уйти. 
У Розвиты было очень недовольное лицо. Я понял, что обидел её. Мне стало стыдно, я поверил наконец, что ей нужен не Питер, не вся эта Русланд, а именно я.

А давай поедем в Москву! -предложил я Розвите. В Москве у меня жил бывший, Димка, он снимал двушку, и даже не в самых еbенях. Перед отъездом мы успели побывать на дне рождения моего одноклассника, в кубинском ресторанчике на Петроградской, там была живая музыка, мы танцевали с Розвитой всякие пасадобли и ей явно нравилось, что на нас смотрели. Все напились, кроме Розвиты.

Они сразу как будто нашли друг друга, Розвита и Димка. Общались о чем-то по-английски, пошли сразу с вокзала за водкой, долго обсуждали рецепты салатов. Ночью мы, голые, курили на кухне. Если бы не Розвита, мы с Димкой были бы, конечно, в трусах. Розвита, трогательная, простоволосая, с жиденьким лобком и сизым носом, смотрела из окна на новостройки, на грязь, на чахлые деревца и молчала, наслаждаясь моментом. У себя дома, в Швельме, она сидела по большей части одна, читала книжки, перебирала каталоги, принимала в гостях глупую Габи, а уж ночью там покурить было уже совершенно не с кем.

Днем мы ходили по Тверской, забредая каждые полчаса в заведения, заказывая теперь уже по триста грамм. Димка был в восторге, клевая старуха. Платила за водку, естественно, она. В Храме Христа-Спасителя Розвите не понравилось, азиатчина и неестественность. Особенно её раздражали женщины в норковых шапках. В подземном переходе русский бог покарал Розвиту, она споткнулась на лестнице и упала, прокатившись попой по нескольким ступеням. Нас окружили люди, любопытствуя, предлагая помощь. Розвита сидела на гранитной плитке и плакала. Она больно ударилась и не хотела стареть. Ей было уже семьдесят.

В аэропорту Домодедово Розвита забыла, что водку в ручной клади в самолет не пропустят. Бутылку, наполовину початую, потребовали выкинуть, Розвита встала посреди очереди и выпила остатки жидкости из горла, под одобрительные возгласы других пассажиров. Guten Morgen, сказала она, я ещё в Москве буду выкидывать водку в помойное ведро, аhа.

В последние годы Розвита поглупела, стала повторяться, рассказывает без конца одно и тоже, про Италию, про Америку, про Аликанте. Она заметно уменьшилась в росте и вообще, занимает всё меньше пространства, ослабела, уже не может ходить с Толстяком в лес, наняла ему студентку. Глаза Розвиты по-прежнему светятся, когда я захожу её навестить.
Михаель оформил над ней опекунство, он по прежнему приезжает на выходные из Франкфурта, а прошлым летом выяснилось, что он получил, как опекун, доступ к Розвитиному счёту в банке и почти всё потратил, несколько десятков тысяч. Розвитина дочка через суд переоформила опекунствао на себя и перестала разговаривать с Михаелем.

 В апреле Розвита перестала ходить, её пришлось отдать в дом престарелых, довольно приличный, но Розвита всё равно кричала и упиралась, как могла. Не знаю, что они решили с собакой. Позавчера Розвита там умерла, ночью, я как раз собрался к ней и уже нашел адрес на карте, но мне сообщили, что уже не надо. Михаель плакал по телефону, сказал, что хоронить Розвиту будут в тесном семейном кругу, мне не нужно туда идти. Надеюсь, хоть его туда позвали.

Димка, если ты читаешь это, налей себе рюмку, помяни бабушку Розвиту,которая так не хотела стареть, и задумайся о вечном.
Я уже задумался.