Красный подполковник. Ч3. гл5

                Генерал - майор Игнатьев.
       
             При всех своих великих и малых
         недостатках, офицерство превосходило все    
         другие русские организации способностью
         и желанием  жертвенного подвига.
                Антон Иванович Деникин
   
      Две недели на пассажирском пароходе, от Буэнос-Айреса до  французского Гавра, показались Джиму целой вечностью, и он очень обрадовался, когда, наконец, ступил на твёрдую французскую землю.
     Он не был во Франции почти восемь лет, и с радостью отметил, что в Гавре, в котором он был несколько раз по заданию графа Алексея Алексеевича Игнатьева, к которому он сейчас и направлялся, ничего не изменилось.
  Также многолюдно,  шумно, на рейде много судов под разными флагами и в том числе одно  торговое судно под названием «Москва», под красным флагом – судно из Советской России.
   У  Джима от его вида защемило сердце, и он сразу превратился из американского бизнесмена в русского офицера, очень тоскующего по родине.
  Он несколько минут стоял на причале, наблюдая за  матросами, копошившимися на палубе российского парохода, потом развернулся и пошёл на площадь перед морским портом, где можно было взять такси до железнодорожного вокзала.
    По дороге, он вертел головой, разглядывая витрины магазинов, улицы,  и людей, в первую очередь, конечно женщин, заметив про себя, что русские женщины там, в Аргентине, одеваются совсем не хуже парижанок.
  Джим видел весёлых и улыбчивых людей, туристов  толпящихся на  площади, красивые витрины магазинов,  множество детей, гуляющих по улице, словно пять лет назад не было никакой войны, и Франция не была на краю гибели. 
  Это подняло у него настроение, и всю дорогу в поезде от Гавра до Парижа, он провёл в беседе с пожилой парижанкой, возвращающейся  в Париж, после встречи с недавно родившейся внучкой Антуанеттой.
   Мадам Клаудиа, так звали  пожилую даму, по его акценту, сразу поняла, что Джим иностранец, а, узнав, что он американец,  и сейчас живёт с семьёй в Аргентине, начала расспрашивать его об этой стране, о её людях, и о том, как они там живут.
    Она пожаловалась, что после войны,  всё очень подорожало, не стало многих немецких товаров и даже хорошего кофе. Рассказала мадам Клаудиа и о том, как  сейчас живут люди в Париже. О том, что в городе появилось больше нищих и бездомных, что хорошего хлеба и булок, сейчас очень трудно найти, потому что Россия, которая до войны поставляла во Францию пшеницу, сей-час сама, еле сводит концы с концами. Пожаловалась мадам и на русских иммигрантов, которые ведут себя очень нагло и цинично, словно они хозяева во Франции.
   -  Знаете, господин  Джим, я не ханжа, но скажу что с появлением  большого  количества русских женщин из России, парижские мужчины словно сошли с ума. Они бросают своих жён и детей, и женятся на этих, пардон - женщинах лёгкого поведения. Это же просто кошмар, какой-то! Я уже не говорю, о количестве вновь открывшихся публичных домов, которые содержат бывшие российские  чиновники, и даже офицеры, и в которых «работают» сплошь одни русские девицы. Я всегда была высокого мнения о русских аристократках, но то, что вижу сейчас, меня просто приводит в ужас. Куда катится мир? – и женщина горестно вздохнула.
   «Ну, допустим, насчёт русских женщин я не знаю, но все годы перед войной и даже во время войны, парижанки никогда не отличались скромным нравом. Проституток в Париже, всегда было больше, чем в любом из городов Европы, ну разве, что ещё с Берлином и Гамбургом, он может сравниться. Так, что тут мадам, Вы не правы. Когда увижу всё своими глазами, тогда и поверю».
   Эти мысли промелькнули в голове Джима, и он снова, начал расспрашивать спутницу по купе, о жизни в Париже.
   Расстались, они очень довольные друг другом, и Джим, даже любезно подвёз мадам Клаудиу до дома на нанятом им  такси.
   А потом поехал, на старый адрес, где жил генерал Игнатьев, на улицу Бурбонов, 19.
   Совершая поездку во Францию, Джим преследовал ещё одну цель. Он хотел, через графа Игнатьева, узнать хоть что-то, о судьбе своих родных и родных Кати, за которых она очень переживала.
    Когда он позвонил, дверь ему открыл сам граф Алексей Алексеевич Игнатьев, заметно похудевший, но по-прежнему по-военному подтянутый. Он сразу узнал Джима, и тут же пригласил его в дом.
   - Заходи дорогой американец, очень рад тебя видеть! Я сегодня дома один, жена в театре, у неё скоро премьера, - и хозяин радушно пригласил его в дом.
   Потом, прямо в прихожей, крепко обнял его, троекратно поцеловал и тут же спросил:
  - Значит, ты жив?
 - Жив, как видите, Ваше Превосходительство, - чётко, по-военному ответил Джим, внимательно рассматривая обстановку в  прихожей.
  - Да, какое  уж теперь Превосходительство? Я теперь «товарищ», и кажется уже гражданский чиновник. Служу писарем в российском торгпредстве, получаю жалование, как обыкновенный чиновник, и чтобы не умереть с голода и прокормить себя и жену, при нынешних ценах в Париже, выращиваю у себя в подвале дома грибы и торгую ими. Ну, а ты, как, мой друг? Кажется Джим Саймс? Так? Я не ошибся? – и граф улыбаясь, посмотрел в лицо гостю.
  - Так точно, Ваше Превосходительство, Джим Эдвард Саймс, - также улыбнувшись, в ответ ответил Джим, и прошёл вслед за графом в светлую, просторную гостиную с красивой мебелью и старинными картинами на стенах.
   - Значит, я не забыл. Слава богу, память, пока не подводит. Садись, в кресло, и давай рассказывай, - и граф указал Джиму на  одно  из  кожаных кресел стоящих у окна, а сам сел, напротив, в другое кресло.
  - Мне Павел в конце 1916 года, сказал, что тебя срочно вызвали в Петроград, и потом, кто-то ему сказал, что ты погиб на фронте. Очень рад, что это оказалось неправдой. Так, откуда ты сейчас? – и граф приготовился слушать Джима.
       Не зная, насколько можно быть откровенным с человеком, которого очень недолго знал, хоть и служил под его началом, Джим, коротко рассказал графу, о своей военной судьбе, и  поделился своими сомнениями, о дальнейшей жизни и службе.
   - Значит, новая Советская власть, уже добралась и до тебя, да? Аргентина, это конечно очень далеко от России, да и дипломатических отношений между этими странами, насколько я знаю, нет. Но, несмотря на это, по договорённости с правительством Аргентины, в Буэнос- Айресе, а это, как раз там, где ты живёшь,  по моим сведениям,  уже четыре года действует советское акционерное общество      « Южамторг», которым руководит  Денисов.
   - Денисов? Семён Александрович? – изумлённо спросил Савва. – Так я же его хорошо знаю, мы дружили семьями до  октября 1918 года, пока Денисов жил с семьёй в Аргентине, а потом не вернулся в Россию. А теперь он снова в Буэнос- Айресе? Интересно, почему же он тогда меня не нашёл?
   - Всё дело в том, что главная контора «Южамторга», находится в Бразилии, в городе Рио-де-Жанейро, а в Аргентине работают только представители этой компании. И живёт Денисов, постоянно в Рио, поэтому,  вы и не встретились с ним.
   Дело в том, что мы с  Семёном Денисовым и его кузеном Николаем Раша, давно знакомы, практически с самого детства. Он, когда  возвращался в Россию в 1918 году,  по дороге из Аргентины, вместе с Ольгой, останавливался у меня. Мы тогда долго говорили с ним, о нашей дальнейшей жизни, и пришли к выводу, что будем служить России, кто бы ей не правил. Ведь, правители приходят и уходят, а Россия - матушка, остаётся.
    Да, я много не люблю в русской ментальности и всегда честно говорю об этом. Ненавижу русскую лень, нерешительность, тугодумие, раболепие, стремление брать пример с Европы, даже, если эти примеры и не совсем удачные. Но, я всё равно люблю Россию. Люблю её реки, горы, леса,  огромные просторы, охоту, рыбалку и русские песни.
  Люблю, наконец, русских женщин, самых красивых в мире, наших художников и композиторов. И болею за Россию… Поэтому и согласился продолжать ей служить.
    Ты, наверное, не знаешь, но ещё с 1917 года, на моих счетах в Париже осталось большое количество царских денег, которые предполагалось использовать на закупку военного имущества и вооружения для России. Но, произошла революция, и заказы повисли в воздухе.
   Союзники пытались получить средства, оставшиеся на моих счетах себе, но я своевременно перевёл их на свой личный счёт, и тем самым сохранил, уже для Советской России – 225 миллионов  золотых франков, это около двух миллиардов долларов.
   Сейчас, я собираюсь, передать все эти деньги советскому правительству, а самому спокойно доживать здесь, в Париже. Хотя, если, честно сказать, меня очень тянет в Россию, и правительство гарантирует мне и моей жене безопасность. Посмотрим, что будет дальше, а пока, я работаю на советскую власть здесь в Париже, вот так, то…
   Граф, на секунду замолчал, а потом спохватился:
  - Господи, да что это я? Совсем забыл. Ты же с дороги мой друг. Иди в ванную, умойся с дороги, а я пока, приготовлю чай, и что-нибудь перекусить. Теперь приходится всё самому делать,  на содержание служанки,  просто не хватает средств.
   Граф, встал с кресла и любезно пригласил Джима в ванную комнату, отделанную розовой мраморной плиткой.
   Умываясь, Джим посмотрел на себя в зеркало и подумал:
« Надо же, я в Париже. И в доме у графа Игнатьева, на счету которого сумма в  размере более двух миллиардов долларов,  но даже нет денег, чтобы нанять служанку или кухарку. Нет, мир, в Европе видимо совсем перевернулся. И ещё Денисов, оказывается сейчас в Бразилии, недалеко от меня. Интересно, только откуда граф знает про это.
  Семён Александрович кадровый разведчик, имевший в Аргентине свою агентурную сеть, теперь перебрался в Рио-де-Жанейро и продолжает служить России и, скорее всего снова в разведке. Значит…
   А это значит, что и граф Игнатьев, тоже связан с русской разведкой. Когда я служил под его началом, к нему  тогда обращались многие провалившиеся в Германии и Австро - Венгрии разведчики за деньгами, и они тогда вели строгий учёт этих людей, чтобы доказать, что  российские деньги потрачены не зря.
  Теперь граф, по решению нового Советского правительства, видимо восстановил связи с этими агентами и, скорее всего сам ими и руководит. А, что? Всё логично. Хотя, за то, время пока я служил под командованием сначала одного брата  - Алексея,  а потом и у Павла,  то никогда не слышал, от них, про большую любовь к России и к русскому народу…»
    - Джим, ну где ты там запропастился? Стол накрыт и самовар давно на столе! Прошу, - раздался из гостиной голос графа, и Джим поспешил на зов хозяина.
    На большом расписном подносе стоял блестящий золотом самовар, рядом стоял чайник с чашками, вазочка с конфетами, другая с печеньем и бубликами, и ещё две тарелки, на которых лежала красиво пожаренная яичница с беконом. И ещё бутылка красного вина и два хрустальных бокала.
   При виде, этого блюда, у Джима сразу разгорелся аппетит, и он с удовольствием принялся уплетать «графскую яичницу», думая о том, что будет, что рассказать Кате при возвращении в Буэнос-Айрес.
   Граф предложил тост за благополучный приезд, потом за гостя, ну и конечно за Россию. И они с удовольствием выпили ароматное вино, и продолжили разговор.
    Когда пришла хозяйка, и Джим впервые увидел  красавицу, Наталью Труханову, про которую много слышал, ещё служа в Париже во время войны, он понял графа, потому что в такую женщину, нельзя было не влюбиться.
   В ней всё было красиво: и лицо, и тёмные курчавые волосы, и чудесные изгибы кисти, которые бывают только у танцовщиц и хрупкие нежные плечи. Очаровывала её строгая и божественная красота, нежная, добрая улыбка, плывущая лебедем походка и простота в общении.
    Выглядела  графиня Наталья Игнатьева-Труханова лет на тридцать, тридцать пять и была шаловлива, как девчонка.
   Невольно сравнивая её с Катей, Джим признался самому себе, что, несмотря на лоск и шарм знаменитой танцовщицы, его жена чем-то выигрывала у этой красавицы. Только вот чем, он сначала не мог понять, а понял это только к концу  ужина.
   Вновь испечённую графиню губило тщеславие. Вырвавшись из средних слоёв населения, и став графиней, женщина сразу изменила своё поведение, чтобы соответствовать этому званию. Она гордилась тем, что Алексей Алексеевич ради неё, простой танцовщицы, бросил свою жену, даже не смотря на то, что его осуждали в офицерских кругах и потому, повелевала мужем, как госпожа.
   И глядя на неё, Джим сразу вспомнил, всё, что говорила ему о новой пассии графа Игнатьева, Бертина, когда они вместе служили под руководством  его младшего брата Павла Игнатьева в 1915 – 1916 году.
  - Знаешь Джим, я всё понимаю. Ну, там мелкая интрижка, любовная связь, это ещё, куда не шло, но граф Алексей Алексеевич Игнатьев, сразу после отъезда жены в Москву, буквально на другой день переселился в квартиру своей любовницы Натальи Трухановой и даже дал телефон её дома, как служебный представляешь? А ты знаешь, что из себя, представляет, эта особа – Труханова? Нет? Так слушай. Это та ещё штучка.
  Наталья – внучка цыгана, дочь провинциального русского актёра Владимира Бастунова и француженки, родилась в 1885 году в Киеве.
  В 15 лет, то есть в 1900 году она, чтобы избавиться от отцовской опеки, решила выйти замуж за офицера – поручика Труханова, но через два года развелась с ним и уехала в Москву и там поступила в Театрально-Филармоническое училище в класс Владимира Ивановича Немировича-Данченко и начала там учиться.
  Однако внезапная болезнь горла сделала невозможной карьеру драматической актрисы и тогда, Наталья, как она сама говорила не раз, самозабвенно любя искусство, занялась танцами. Частные уроки ей давал балетмейстер Большого театра Иван Николаевич Хлюстин.
  И, несмотря на возраст, ей было тогда уже 18 лет, а в таком возрасте балерины и танцовщицы обычно уже заканчивают многолетнюю учёбу и выходят на сцену, Наталья стала профессиональной балериной и вышла на сцену.
   Иван Николаевич поражался её упорству и настойчивости, потому что Наталья занималась у него по четыре часа в день и учила, какой-то новый балет.
  В России  артистическая карьера Натальи сложилась неудачно, и в 1904 году, она вместе с матерью - француженкой решили уехать в Париж.
  Именно в Париже Наталья начала свои выступления на сцене парижского театра «Скала» и в разных мьюзик-холлах Европы, начинающих входить в моду.
   В театре «Казино» она поставила балет «Снегурочка», использовав для этого, музыку русских песен. Балет имел успех и о ней заговорили. А исполнение главной роли в балете-пантомиме «Маришка», с которым артистка объездила многие города Франции, уже принесло ей широкую известность и кучу поклонников.
   С 1905 года, Наталья стала любовницей барона Анри Ротшильда, не пропускавшего ни одного её выступления, и  оплачивавшего все её  и  матери расходы.
   Он снял для Натальи и её матери шикарную квартиру в центре Парижа, потом апартаменты под студию, где Наталья, не стесняясь, принимала любовников.
  В 1907 году барон снял для неё новые шикарные апартаменты на бульваре Лани, купил соей любовнице два автомобиля, выписал из России мебель старого стиля и обставил все комнаты исходя из желания Натальи, а потом, по её просьбе сделал  двойной пол в зале для её занятий танцами. Барон не жалел денег на рекламу и «новая звезда» шла от успеха к успеху.
     Особенно страстная любовь, случилась у Натальи с известным автогонщиком Книффом, с которым она часто появлялась на публике.
  Весь 1909 год Наталья проживала на вилле в Монте-Карло, которую снял для неё барон. Там она с большим успехом выступала в театре  принца Монако, куда её пригласили. И там, она тоже не блистала скромностью.
  Но однажды застав её с  очередным любовником на вилле, барон очень разозлился, устроил скандал и сразу выгнал её.
  Возвратившись в Париж, Наталья тут же завела любовную интрижку с Ван дер-Хайденом, руководителем «Астурийской королевской компании», который тут же снял для любовницы квартиру с годовой платой в семь тысяч франков  и неоднократно ездил с ней за границу.
   Однако после того как Ван дер-Хейден узнал про её любовные отношения с художником, которому Труханова позировала, он тут же порвал с ней. Но чтобы избежать скандала, перед тем, как расстаться, он вручил Наталье весьма крупную сумму денег.
   Во время гастролей Трухановой в Берлине, она получила от кайзера царственные подарки в виде драгоценностей и роскошное колье, в котором сфотографировалась, и потом дарила поклонникам эту фотографию, хотя  сама об этих гастролях вспоминать не любит.   
    Но, именно после этих гастролей в Берлине, русская разведка взяла её на заметку, и внимательно следила за её деятельностью.
  Это удивительно мудрая и хитрая женщина, уж поверь мне. Наталья Труханова была первой артисткой балета, которая привлекла к сотрудничеству крупнейших французских композиторов – М. Равеля и Ж. Масснэ. На премьерах она дирижировала своими сочинениями. Композитор П. Дюка, посвятил ей хореографическую поэму «Лери», а Жорж Масснэ – балет «Эспада». Выступала она и в главной  роли – Монахини, в балете-пантомиме «Чудо», поставленном известным режиссёром М. Рейнградтом.
   За вклад в искусство Франции, Наталья Труханова была даже награждена орденом офицера Академии.
 Некоторое время она работала в группе Анны Павловой, с которой её связывали дружеские отношения, дружила она и с Маргаретой Гертрудой Зелле, голландкой, известной потом под псевдонимом Мата Хари. Эта самая  Маргарета - славилась своими танцами «восточного стиля» и была довольно известной танцовщицей в Париже.
   Через неё, Наталья, могла очень многое узнать о пикантных подробностях личной жизни некоторых французских чиновников.
  В 1913 году Наталья Труханова решила дать несколько своих концертов в Москве, но российская публика встретила её довольно холодно. Она вернулась в Париж очень расстроенная, и решила, что только здесь, в этой стране её любят и понимают.
  Она загорелась поставить танец «Пляска смерти», и написала письмо знаменитому маэстро Сен-Сансу, с просьбой разрешить использовать музыку его симфонической поэмы «Пляска со смертью».
   Маэстро сначала, категорически отказался, но когда пришёл по её приглашению на репетицию, и увидел её танец, то после его окончания бросился к ней, поцеловал и сказал:
   - Вот как надо работать! Это и есть «Пляска смерти». Она сама не понимает, что она сделала!». И… выбежал из зала.
   Я не думаю, что полковник Игнатьев, опытный военный агент и разведчик, не знает всю подноготную личной жизни Трухановой но, судя по всему, безумно любит её, не считаясь ни с какими пересудами и разговорами,   - и Бертина лукаво и внимательно посмотрела на Джима
  Да уж! Пути господни - неисповедимы!
Джим мгновенно вспомнил всё, что говорила ему Бертина, и стал внимательно наблюдать за хозяйкой дома.
  Рассказала ему тогда Бертина, ещё про одну знакомую Натальи, русскую девушку Марию Никифорову.
  Родилась Мария в 1885 году, в семье штабс-капитана Григория Никифорова, прославившегося в последней русско-турецкой войне. Ей было 16 лет, когда она без памяти влюбилась в проходимца и, бросив мать-вдову, ушла из дома. Из «золотой клетки» родительского дома, она оказалась выброшенной на самое дно городских трущоб города Александровска и Екатиринослава. Работала нянькой, торговкой, мойщицей посуды на водочном заводе.
  В 18 лет Мария сошлась с боевиками из партии социалистов-революционеров, которые обещали «светлое завтра», путём выборочного кровопускания. В 1904 году она познакомилась с молодым человеком, которого все звали «дядя Ваня». Это был Николай Музель, чех по происхождению и анархист, по убеждениям.
  Анархизм привлёк Марусю ощущением безграничной свободы мечты и возможности творить новый мир с помощью героических поступков. И с 1905 года, она стала анархисткой-террористкой. Во времена «восшествия» Марии Никифоровой в круг террористов – оправдание террора стало знаменем революции.
  После ареста,  на суде 1908 года, она обвинялась в безмотивных политических убийствах, в частности в убийстве исправника и в участии в экспроприациях, по четырём пунктам.
   Спас её от виселицы юный возраст и принадлежность к «слабому полу». Она получила тогда двадцать лет каторги, сначала в Петропавловской крепости, а затем в Московской женской каторжной тюрьме.
  Через год, в 1909 году, при следовании этапом из Москвы в Сибирь, она совершила побег, вместе с тринадцатью политкаторжанками. Добралась до Владивостока, тайком пробралась на японский корабль и оказалась в Японии.
   Из Японии, на деньги китайских студентов-анархистов, она на корабле перебра-лась в США, в город Чикаго, где встретилась с анархистами Ароном и Фаней Бароном. Но, Америка Марусе не понравилась. В 1913 году, за год до начала войны, она отправилась сначала в Испанию, а потом оттуда перебралась в Париж.
   По словам Маруси, Париж её просто очаровал. Осенью 1913 года, её видели в богемных кафе парижского Монпарнаса «Куполь», «Ротонда» и «Дом». Мария в восторге от общения с поэтами и художниками, на одной из выставок она и познакомилась с Натальей Трухановой и Анной Павловой. Мироощущение художников, поэтов и артистов, как ей показалось, так походило на бытовой анархизм.
  Это был мир Модильяни и Кокошки, Сутина и Элюара. Именно в Париже, Мария открывает у себя талант скульптора и живописца, и она с удовольствием посещает школу живописи и скульптуры, открытую стариком Роденом у самого подножья Эйфелевой башни.
  Ей уже 28 лет, и она часто говорит своим знакомым, что подумывает о замужестве и французском гражданстве. Но, война, всё перевернула в её жизни. В сентябре 1914 года, Маруся поступила в офицерскую школу под Парижем и была единственной женщиной-эмигранткой, которая в 1916 году её окончила и получила направление на фронт в Грецию.
   Молва об этой необыкновенной русской девушке, обошла всех русских офицеров, служивших в это время в Париже, и военный агент, полковник граф Игнатьев, дал указание Джиму и двум своим помощникам, выяснить всю «подноготную» жизни, этой Жанны де Арк, особенно про её жизнь в Париже.
   Джим поручил это дело Бертине, и она, через некоторое время дала  ему полную информацию о российской анархистке Марии Никифоровой. Он доложил, о том, что узнал, о её жизни графу, о её осуждении, побеге с каторги, и они решили, что она просто авантюристка и при общении с ней нужно держать «ухо остро».
  Так и получилось. Уже в начале  весны 1917 года, французское командование сообщило Игнатьеву, что лейтенант Мария Никифорова, дезертировала с фронта и направилась в революционную российскую республику.
   Сегодня Джим уже знал, как бесславно окончили свою жизнь эти молодые женщины из окружения Трухановой. Мария Никифорова - Маруся, как она любила себя называть, здесь в Париже успела выйти замуж за польского анархиста Витольда Бржостека, и стала Марией Бржостска.
   В  конце августа 1919 года, её с мужем в Одессе выследила контрразведка белых, и они были арестованы. И  через полмесяца допросов и избиений, суд приговорил их к смерти  через повешение.
  А Мата Хари (Маргарета Гертруда Зелле) - немецкая шпионка, 13 февраля 1917 года была арестована в Париже французской разведкой и обвинена в шпионаже в пользу противника в военное время. Ей инкриминировалась передача противнику сведений приведших к гибели нескольких дивизий солдат. Суд приговорил её к смертной казни, и она была расстреляна,  15 октября 1917 года...
      Увидев гостя, и познакомившись с ним, Наталья сначала  забросала  его вопросами, потом быстро пошла на кухню, и  снова накрыла стол, приготовила бутерброды с ветчиной и сыром, салат, и тут же заставила мужа, ради гостя из далёкой Америки, достать из своего «загашника» ещё одну бутылку её любимого бургундского вина.
    За столом продолжился вечер вопросов и ответов, и Джим почувствовал себя как дома, в кругу семьи и друзей.
   Потом они вдвоём с графом прошли  в его кабинет, и Джим, наконец, смог продолжить разговор, на волнующую его тему.
   И из разговора графа, он понял, что решение генерала служить России, вернее теперь Советской стране, окончательное и бесповоротное. И  это его немного успокоило.
  Когда граф рассказал ему про Владимира Ильича Ульянова – Ленина, который  возглавлял Советское правительство и недавно умер, и о том, что ещё в 1914 году этот самый Ленин, с самого начала войны, обосновавшийся в Швейцарии, где в своих выступлениях и статьях в газете, разоблачал великодержавный шовинизм и грабительский характер войны, и там же выдвинул лозунг  -превращения империалистической войны в гражданскую, считая, что только пролетариат сможет «сделать решительные шаги по пути к действительной свободе народов и на пути к социализму».
 -  И, к чему это привело, в конце концов, уважаемый Алексей Алексеевич? К двум переворотам, к позорному Брестскому миру, а потом  к гражданской войне и разрухе. Ну, как же можно было верить этому человеку, а? Ведь он же сам и партия, которую он создал, была по сути дела вскормлена германским правительством, и по моим сведениям, Парвус, тоже ближайший соратник Ленина, был агентом полковника Николаи.
   Выслушав его, граф нахмурился, а потом сказал:
  - О том, что российские социал-демократы во главе с Ульяновым находятся на денежном довольствии немцев, я неоднократно докладывал Государю Императору ещё в 1912 году, потом посылал донесение в 1913, и потом ещё во время начала войны. А когда узнал, что Ульянов стал во главе правительства России, очень расстроился, и даже решил вначале не отдавать деньги такому правительству…
  Но меня уговорил Иосиф Виссарионович Сталин, секретарь ЦК ВКП (б), передав мне письмо через Красина. И я, решился.
    Ещё Джим  узнал, что граф вместе с женой, купили себе  небольшое поместье в пригороде Париже, городке Сен-Жермен и вскоре собираются туда переехать жить.
   Решение графа и его уверенность, в том, что они, бывшие разведчики, ещё обязательно понадобятся России, просто время ещё не пришло, внесло в его душу  сначала некоторую уверенность, а потом и кучу сомнений.
   Не забыл он и про своих  родителей и родителей жены. Написав  в  тетради с  графским вензелем на обложке фамилии, имена и адреса, где жили или живут сейчас его родные и родные жены, он распрощался, решив пойти в город, и заглянув в магазины, купить к вечернему столу, что-нибудь вкусненького, чтобы побаловать графа и его жену, так любезно  принявших его.
    В кассе пароходства, на улице Ле Круи, он купил себе билет на обратную дорогу до Буэнос-Айреса.  Пароход отплывал из Гавра только через три дня, и у Джима было  много времени, чтобы побродить по Парижу.
  Конечно же, первым делом он посетил Эйфелеву башню, потом несколько музеев, и после этого решил поискать подарки для детей и жены.
    Джим обошёл несколько магазинов, обратив внимание на скудность товаров, по сравнению с тем изобилием и разнообразием, которое царило здесь  до 1914 года.
   В магазине игрушек,  он купил сыну замечательную игрушку -  яркий пожарный автомобильчик с заводом и  детскую железную дорогу,  а дочке два платьица и туфельки, всё по совету милой продавщицы Людмилы - иммигрантки из России, а Кате решил найти и купить  модную шляпку, она их безумно любила.
  Разыскивая магазин или салон, где продаются шляпки, он неожиданно увидел вывеску со знакомой фамилией, и просто замер на месте.
   Над, красивой дверью, с витринами слева и справа от неё, заполненными разнообразными шляпками и шарфиками, висела вывеска «Салон модных шляпок, мадам Северниной».
   Это был  салон Веры Александровны, той самой Веры, которую он много лет безумно любил, и которую не видел почти одиннадцать лет.
   « Интересно, какая она стала? Такая же красивая, как и была?» - все эти мысли мгновенно промелькнули в его голове, и он быстро сделал шаг по направлению к двери салона, словно его подтолкнула, какая-то неведомая сила.
   За прилавком стояла молодая женщина, с удивительно знакомым ему лицом,  очень похожая на Веру. Когда она увидела вошедшего мужчину, на лице женщины, тут же появилась дежурная улыбка.
  Она вышла из-за прилавка, сделала два шага   навстречу покупателю, потом неожиданно остановилась, и громко крикнула:
 - Господи! Это же Савва! Мама, это Савва! – она повернулась и произнесла эти слова назад, кому-то невидимому, видимо находящемуся в другой комнате.
  Оттуда послышался стук падающего стула, и через секунду за её спиной появилась женщина, в которой Джим – Савва, сразу узнал Веру Александровну, которая, несмотря на прошедшие годы, была также  стройна и удивительно красива.
   Теперь  Савва, узнал  и молодую женщину.
   Это была та самая Полина, с которой он дружил в годы учёбы в кадетском корпусе и, кажется, даже был в неё немного влюблён.
   - Здравствуйте милые женщины: Полина и Вера Александровна, - засмеялся Савва, и на душе у него сразу потеплело, словно он вернулся на много лет назад, туда в Симбирск, во времена своей  учёбы в кадетском корпусе.
   – Как видите, я жив и здоров. Правда, теперь меня зовут не Савва Кулешов, а Джим Эдвард Саймс. Я теперь  американец, но сейчас живу и работаю в Аргентине, в городе Буэнос-Айресе, -  Савва выпалил эти слова быстро, быстро, а потом  с бьющимся от чувств сердцем, бросился к женщинам и крепко обнял их, получив в ответ на это, кучу поцелуев и счастливых слёз.