Отрывок из романа Медвежья нора. Легенда

      Праздничное утро по случаю коронации и свадьбы гирсера Ригана началось с того, что медведь, которого с малолетства приютили на королевской кухне, взял, и помер от болезни. Это был плохой знак, недаром на всех потомков Великого Асбьёрна было наложено проклятье, когда тот казнил колдунью из северного леса. Рассказывали предки: старуха умирала долго и мучительно. Её старшая дочь умоляла прекратить мучения матери, но Асбьёрн был глух к её рыданиям. За всё в этой жизни надо платить: тот, кто наслал порчу и мучительную смерть его ребёнку должен умирать так же. После того, как тело солнцеподобного юного наследника было предано огню, и он ушёл к предкам, основатель династии и владелец всех земель королевства Линдкальн быстро нашёл виновных, благо осведомителей за бочку пива и четыре оленьи шкуры у него хватало. Разобравшись со всеми мужчинами рода Кеннунгов, потомственных магов и колдунов, бывших владельцев этих мест, Асбьорн, не отличаясь благородством, принялся за женщин. И что с того, что когда-то Кеннунги были сами гирсерами, то есть хозяевами бескрайних скандинавских лесов? Теперь он здесь гирсер. Он один! И вся власть будет принадлежать ему и его сыновьям, которых, хвала Одину, будет много! Для того у него и есть четыре жены, и двадцать наложниц.
      С тех пор уже сменилось три поколения Асбьорнов, но пока в королевстве никто на жизнь не жаловался. А то, что медведь – «Король» взял, да и помер, так на всё воля богов.
      Главный повар Ульвар вынес тело несчастного животного и с достоинством похоронил. Всё-таки символ королевства. Пришлось срочно искать другого, такого же. Нельзя, чтобы об этом стало известно будущему королю, гирсеру Ригану. Незачем омрачать ему радость. Сын великого Ордунга, скончавшегося на заре своего шестидесятилетия – достойный возраст для ухода в лучший  мир, был уже не мальчик. Старшему отпрыску великой династии сравнялось около тридцати. Пора на трон, народу нужна жёсткая, но справедливая рука. Именно поэтому, с целью, объединить два враждующих соседних королевства, ему сегодня привезут невесту. Красавицу Гертруд, дочь гирсера Альдена. От её смоляных волос сходят с ума все мужчины близлежащих территорий. Правда, поговаривают, что девица не первой свежести и пыталась сбежать с каким-то безродным, но кого это волнует? Женят-то его не на ней, а на огромном государстве, которое займёт почти всю территорию Скандинавии. О великий Один! Пошли нам всем благополучный год, а то за прошлый были съедены почти все запасы, может начаться голод, а это совсем ни к чему.
 С этими мыслями старый повар отправился в подвал за свиными ножками для свадебного пира.
     Солнце уже было в зените, когда возбужденный народ радостно встречал свадебную процессию. Молодой король Линкальда, королевства северных гор, ехал впереди свадебного кортежа на громадном белом коне, окружённый двадцатью всадниками на гнедых жеребцах. Его длинные тёмно - пепельные волосы были повязаны сзади в хвост, выдавая в нём потомка древней королевской династии. Из толпы то и дело раздавались возгласы приветствия и пожелания здравствовать новому правителю. Однако гирсера знали все, с самого детства. И, потому, народ с любопытством и нетерпением ждал появления кортежа невесты.
 Наконец, прибыли открытые повозки, устланные оленьими шкурами, в которых сидели самые красивые девушки двух соседних королевств, в толпе началась сумятица. Зеваки орали, пытаясь залезть друг другу на плечи, чтобы полюбоваться на главное сокровище Андгальта – дочь гирсера Альдена, Гертруд. На этот раз, вопреки всем правилам, лицо невесты было открытым.  Потому что обряд бракосочетания должен быть проведён на чёрном кресте. Так пожелали предки. Так пожелал покойный король. А значит, так нужно всему королевству. Линдкальд, вот уже который год, раздирали войны и неурожаи. Если брак на чёрном кресте окажется благополучным, наступит, наконец, спокойствие.
     Невеста, в пурпурно алом платье, ехала в сопровождении ближайших наперсниц – Бордхильд Зеи и Астерид, по кличке Луна. Лицо её было бледным, а взгляд был устремлён куда-то вдаль. Она была красива необычной, абсолютно не северной красотой: огромные карие глаза светились, точно озеро ночной порой, кожа была золотисто смуглой, а на лице её была печать ума и власти, - то, что выделяло её из других женщин королевства. Прибыв на место священнодействия – огромную площадку, вымощенную брусом, неподалёку от пропасти в горах, свадебная процессия спешилась. Две дамы, выйдя первыми, помогли сойти вниз дочери Великого гирсера. Зазвучал мощный хор воинов, возвестивший о начале церемонии. Затем женщины запели весёлую свадебную песню. Риган и его будущая супруга прошли к чёрному кресту первопредков по разным дорожкам. Он, как и полагается мужчине, с правой столоны. Все смотрели, затаив дыхание, как начинается обряд. Верховный жрец взял жениха и невесту за руки и подвёл друг к другу, несколько рослых и самых сильных мужчин вывели медведя. Громко забили барабаны и женский хор плакальщиц запел тоскливую песню: медведя провожали в последний путь. Несчастный зверь, прирученный и привыкший к человеку, ни о чём не подозревал. Он умер, даже не успев зарычать.
     Окропив медвежьей кровью крест, жрец совершил обряд бракосочетания. Когда изрезанное ритуальным ножом тело медведя принесли в жертву Одину, спустив его на воду в реку, водоворот подхватил его. На какое – то мгновение он исчез под толщей воды. Возбуждённый народ ждал праздника. Однако случилось то, отчего вся толпа, наблюдавшая ритуал, в ужасе замолкла. Спустя пять минут река вернула дар богам обратно, выбросив медведя всплывшего животом кверху. Это было явно не к добру. Стоявший неподалёку от королевской свиты повар Ульвар схватился за сердце. Он один понял истинную суть происходящего: Одину не нужна была подделка, ему нужен был тот самый медведь, медведь – король, который умер от болезни. Главный жрец Золдмунг, глядя на происходящее, в недоумении вскинул брови. Затем, воздев руки к небу, истолковал волю Одина: "Сегодня властитель не захотел крови! Так принесём же ему пива, зерна и фруктов!"
      Воля Одина  - закон! А жрецы существуют для того, чтобы передавать эту волю и правильно её истолковывать. Успокоившийся народ после принесения второй жертвы, уже бескровной, пошёл напиваться пивом и наполнять свои желудки лакомством в честь молодожёнов.
      Уже стемнело и молодую луну накрыло тучей. Кругом то и дело раздавались пьяные песни развеселившихся королевских дружинников. Молодой правитель Линдкальда повёл суженную в опочивальню, вся его дружина с шутками и пьяными песнями провожала его до самых дверей. У входа внутри спальни караулили приближённые молодой королевы, чтобы помочь ей раздеться.
      Наутро, как только едва забрезжил рассвет, а упившиеся хмельным гости ещё не легли в постели, Риган собственноручно выставил перед всеми окровавленные простыни, чтобы не было потом пересудов о невинности королевской избранницы. Хвала Одину, не пришлось резать гуся для этой цели: невеста оказалась девственницей. Раздались одобрительные вопли верноподданных, и по этому поводу все снова пошли пьянствовать.
    С этого момента у королевы было уже два имени, второе было дано ей вместе с замужеством. Гертруд – Луйса, так её звали теперь в народе, потому что Луйса на языке предков означало Светлая, Сияющая, Чистая.
     Спустя четыре года совместной жизни, сплетни о королевской чете окончательно умолкли. А через десять лет об этом никто уже и не помнил. Супруги вели себя соответственно званию, и каждый прославил себя на своём поприще. Гертруд родила гирсеру двух дочерей и сына-наследника. Старшая, Ребекль, была вылитая мать, такая же красавица и ангельской доброты. Когда королева вместе с дочерями выходила помогать неимущим, посмотреть на них сбегался весь Линдкальд. Уж больно необычно выглядела эта черноволосая и кареглазая женщина с её старшей дочерью. Младшенькая была тоже прехорошенькая: пухлые щечки, голубые глаза и рыжие кудряшки делали её похожей на маленькую лисичку.
    Положение дел в королевстве было вполне благополучным. Гирсер Риган регулярно воевал и побеждал соседей, присоединяя к себе лишние территории. Кого-то он оставлял в покое, если ему платили дань. Налаживались ремёсла и торговые отношения, народ богател. Всем было, за что славить своего правителя. Меч воина принёс ему заслуженную славу.
   Только двое в Линдкальде не могли спать спокойно. Повар Улвар жил в постоянном ожидании кошмаров и заслуженной кары богов. Он один осознавал зыбкость этого благополучия, понимая, что это всего лишь отсрочка. И ещё один человек в королевстве знал другую тайну, это была женщина.
    Борхильд Зея единственная видела, что Гертруд– Луйса не любит короля. Потому что сама любила его больше жизни. По ночам она тихо прокрадывалась к королевской опочивальне и слушала. Слушала всё, что там происходило. И понимала: их брак, освящённый на чёрном кресте первопредков, основан скорее на дружбе, чем на страсти между мужчиной и женщиной. С того дня, как Гертруд прибыла в Линдкальд, её сердце было заморожено, а душа мертва: тот, кому она должна была принадлежать навеки, был убит по приказу её грозного отца, гирсера Альдена, которого народ в ужасе прозвал кровопийцей, ибо во всей Скандинавии не было человека, свирепее его. Бедняга Ингвар, красивый молодой музыкант с мечтательными серыми глазами, каждый день приходил к замку, и, стоя возле башни, где была её комната с видом на море, играл на систре. Его голос, звучный и золотистый как солнечный поток, не давал покоя ни одной девушке их королевства. Три месяца продолжалось их счастье, три месяца они смотрели друг на друга: он с берега моря, она из окна башни, пока гирсер Альден не объявил свою старшую дочь невестой. Договор между двумя соседними королевствами был скреплён кровью, и нарушить его было никак нельзя. Юная принцесса рыдала дни и ночи напролёт, пока ей не принесли кольцо. То самое, которое она кинула возлюбленному из окна. То, которое он надел и никогда не снимал с пальца.
- Он мёртв! – сказала ей королева-мать, когда положила перед дочерью кольцо, - Он уже не воскреснет, а ты должна выполнить полю богов! Мы не можем сейчас воевать с гирсером Ордунгом, нам нужен мир. И ты его нам добудешь, во имя королевства! Ты должна стать женой его сына!
      Гирсер Ордунг не дожил до дня свадьбы сына ровно  месяц. Его жена, мать Ригана и ещё пятерых сыновей, умерших в раннем возрасте от болезни, пожелала уйти вслед за ним: она отправилась в мир теней на погребальном костре. Такова была её последняя воля. А волю королевы в Линдкальне принято исполнять.
    Бедняжка Гертуд сначала хотела сброситься с той самой башни, где сидела раньше, ожидая любимого, но её отец приставил охрану, как снаружи, так и внутри замка. После чего местная колдунья регулярно опаивала её зельем, чтобы та забылась. За день до бракосочетания её, как и положено невесте, повели причёсывать волосы у священного озера. Вода отражала прекрасное, но мёртвое лицо, окаймлённое тёмными локонами. В какой-то момент она встрепенулась, и глаза ожили: на водной глади показалось лицо её возлюбленного, он, нежно улыбнувшись, помахал ей рукой. Затем видение исчезло.
     С тех самых пор и в течение всего замужества,  королева Гертуд не знала страсти. Она жила, точно сомнамбула, в полусне. Её глаза всё время мечтательно смотрели куда-то вдаль, она была нежна и добродетельна с супругом, её считали хорошей матерью, а все бедняки каждый день славили её имя, потому что именно благодаря ей имели бесплатную миску с кашей, в которой плавали кусочки мяса. Однако любовные муки были не для неё, но зато этого с избытком хватало у Борхильд Зеи. Мешало только одно: брак на чёрном кресте предполагал супружескую верность с обеих сторон, иначе на королевство обрушатся беды. И за измену полагается смертная казнь, будь ты королева или простая смертная. То же самое грозит и мужчине. И Борхильд Зея ждала. Ждала долго. Уже старшая дочь королевской четы, Ребекль, стала невестой, невероятно похорошев.  Сама Борхильд, за эти годы не потеряла свою женскую привлекательность, да и король почти не изменился, разве что став ещё мужественнее от морщин, только украшавших его. Больше всех поражала Гертруд-Луйса, - время точно шло не для неё, она была молода и походила скорее на старшую сестру своих дочерей.  Народ её обожал, зная, что всегда в её лице будет иметь свою покровительницу. Женщины приносили показать ей своих новорождённых дочерей, а собаки лизали руки. Даже волчица, пойманная Риганом когда-то на охоте и не подпускавшая к себе никого, возле Гертруд становилась ручной. Сама же она, по-прежнему была мечтательно отстранённой, всё с тем же взглядом, устремлённым куда-то вдаль.
      Беда была в том, что гирсер Риган, несмотря на нежную привязанность к жене, скучал. И уже, время от времени, посматривал на других женщин. Однако каждый раз ему приходилось помнить о клятве, данной на чёрном кресте. После такого бракосочетания второй брак возможен  лишь в одном случае: вдовство и смерть наследника. Борхильд Зея это хорошо знала. В один прекрасный день, не выдержав, она пошла к колдуну.
     Старый Фенрир – Волк, из рода потомственных чёрных магов, встретил её, как было уговорено, возле трёх высохших грабов в лесу. Внимательно посмотрев на её лицо, он сразу всё понял и коротко сказал: «Это невозможно!».
     По лицу Борхильд потекли слёзы, бросившись на колени, она умоляюще простёрла руки перед колдуном.
- Помоги мне, служитель тьмы! Я умираю от любви, это сильнее меня!
- Женщина! Я знаю, кого ты любишь и кому ты хочешь навредить! И потому говорю тебе: это невозможно! – голос Фенрира звучал непреклонно, - почему ты не хочешь выйти замуж за жезлоносца Арнульфа? Тебя ведь сватают за него который год? Он красив и, вдобавок, любимец короля!
Борхильд истерически зарыдала.
- Я не могу! Я не могу никого любить, кроме Ригана! Если ты не поможешь мне, я лучше убью себя, но не пойду ни за кого замуж! Возьми у меня что хочешь, я готова отдать всё, даже душу, только не отказывай мне, служитель тьмы!
- Душу? – ухмыльнулся тот, - Что ж, душа – товар неплохой! Значит ты готова быть у меня в вечном услужении во всех своих жизнях?
- Да, да, да! – вскричала она, - Я готова быть твоей рабой вечно, только бы он стал моим!
- Хорошо! – ответил Волк, сверкнув зелёными, как у хищника глазами, - Придёшь с новой луной ко мне в жилище, я приготовлю для тебя одно средство, только учти: Риган хоть и станет твоим, но ты не должна ни его, ни своих рук обагрять чужой кровью, иначе всё потеряет силу, и он возненавидит тебя!
     Время шло, и с наступлением осени начался сезон охоты на кабана, вся королевская дружина вместе с гирсером  отправились пополнять мясные запасы для дворца. Ничто не предвещало катастрофы, и по всем знакам жрецов, день обещал быть удачным.
     Тем не менее, всё не заладилось с самого начала: лошадь под Риганом обронила подкову с левой ноги, постоянно разбегались собаки, возбуждённо лая, а потом ещё и пропал куда-то младший копьеносец. Мало кому пришло бы в голову, что дело пахнет колдовством.
     Когда в самом разгаре охоты гирсер подвернул ногу и упал прямо под кабана, он был готов встретить достойный конец. Кабаньи челюсти уже вот-вот должны были сомкнуться на его шее, как вдруг чья-то тень, появившись сзади, метнула копьё и чудовище, оскалив пасть, застыло в последнем поцелуе смерти.
     Освободившись из под туши зверя, Риган попытался отыскать глазами своего спасителя, но серый силуэт скрылся за деревьями. Увлечённый неведомой силой, гирсер побежал. Он бежал недолго: ему удалось нагнать беглеца. Схватив его, он сорвал серый плащ с капюшоном и обомлел: перед ним была Борхильд Зея. Глаза ее возбужденно сверкали, пепельные волосы распустившись обвили плечи, точно змеи, а дыхание было обжигающим, точно тысячи огненных змей. Она что-то хрипло шепнула, но Риган не расслышал, что именно. Ему было уже всё равно.
     Поздно вечером король со своей спутницей вдвоём на лошадях вернулись в лагерь, то все сразу поняли: в королевстве Линдкальн грядут большие перемены и ни к чему хорошему они не приведут. Гертруд, по приезде мужа, на его странное поведение почти никак не отреагировала, списав всё на усталость после пережитой опасности. Она все силы отдавала детям, думая о будущем дочерей и наследника, которому уже подоспел срок для посвящения: в четырнадцать лет ты уже не мальчик, а мужчина. Ещё немного, и надо будет искать для него невесту.
      Сам гирсер в последнее время был не похож на себя: зрачки его были всё время расширены, взгляд отстранён, он стал нервно разгорячённым, разговаривая со всеми, точно в бреду. Единственным человеком, с которым он становился вменяемым, была Борхильд Зея. Риган стал осыпать милостями наперсницу жены, то и дело, одаривая её привилегиями и подарками, невзирая на попытки окружения его убедить, что этого делать не следует. Как только кто-нибудь из близких пытался его урезонить, гирсер становился невменяемым и устраивал истерику. Любая неосторожная фраза в адрес новой приближённой могла стоить безумцу жизни. В тот момент, когда  Гертруд поняла, что случилось непоправимое, было уже поздно. Муж перестал посещать их супружескую спальню. Или, что ещё хуже, приходил под утро, мертвецки пьяный, и падал на ложе, засыпая с храпом. Правда, упрекать его было не в чем - он не изменял жене. Но был готов к этому каждую минуту. Призрак Борхильд Зеи неотступно преследовал его. Поговаривали добрые люди, что здесь не обошлось без колдовства, поминая при этом Фенрира- Волка. Но, не пойман – не вор! В королевстве всё пока было спокойно, а потому сплетни оставались сплетнями.
      Беда, которую ждали, пришла совсем с другой стороны. Не война с соседями, не голод и не болезни появились в Линдкальне. Очередное лето выдалось знойным, и однажды ночью на окраине, где жили бедняки, загорелось целое поселение. Ещё через неделю жара усилилась и пожары участились. Королевская семья оказалась под угрозой. Пока что никто из супругов не был уличён в нарушении клятвы, но Борхильд Зея, точно паук уже плела паутину из интриг, и замысел её был ясен.
     Жезлоносец Арнульф прибыл к приближённой гирсера прямо в спальню. Она сидела на ложе, устланном лучшими шкурами, в одной холщовой рубашке, в которых принято было отходить ко сну, и причёсывала свои волосы. Её глаза, в которых сверкал весь холод севера, поблёскивали от пламени горевшей свечи. Лёгким кивком Борхильд приветствовала его.
- Ты знаешь, что тебя хотят на мне женить? – спросила она.
- Знаю! – ответил тот хриплым от страсти голосом.
- Так вот, не видать тебе меня как своих ушей! – произнеся эти слова, Борхильд захохотала. Грудь её заколыхалась под рубашкой, а на лице жезлоносца желваки заходили ходуном. Кулаки его сжались, а глаза налились кровью.
- Не думай, что ты выше всех, женщина! Если королю вздумалось кинуть взгляд на твой круглый зад, то это не значит, что он спросит тебя, хочешь ты за меня замуж или нет! После обряда на кресте первопредков, Ригану вряд ли взбредёт в голову до тебя даже дотронуться. Так или иначе, но наша свадьба всё равно состоится!
- Не сердись, храбрый воин! – голос Зеи на этот раз был ласковым, - Если ты так хочешь на мне жениться, то выполни одну мою просьбу! Всего одну, и ты получишь меня в жёны!
    О чём беседовали всю ночь эти двое не слышал никто. Но через месяц стали происходить события, которые настораживали всех, кроме Ригана и Гертруд.
    В окружении королевы появился молодой бард. Красивый, точно юный бог, с солнечным голосом, затмевающим пение птиц и журчание ручья. Звали его Ингвар, как и её погибшего возлюбленного. Хуже всего было не то, что сразу же начались пересуды, несмотря на то, что музыкант годился Гертруд в сыновья, а совсем другое: королева благоволила ему, хотя и в пределах разумного. Спустя некоторое время, пока гирсер Риган бегал за юбкой Борхильд Зеи, усиленно дразнившей его, королева привязалась к юнцу, взгляд её становился всё ласковее, а руки иногда невольно прикасались к шёлку его каштановых кудрявых волос. Никто даже не догадывался, что это была всего лишь материнская нежность, замешанная на тоске по утраченному.
      Тем временем, королевство всё чаще полыхало в огне. Жрецы и барды уже устали взывать к богам с мольбами о пощаде. Никакие жертвы не помогали. Предел терпению народа наступил после очередного пожара: загорелось капище для жертвоприношений Одину. Это был предупреждающий знак, в королевстве поняли: быть беде.
     В ночь седьмой луны следующего месяца, с наступлением лёгких заморозков, лес становился страшным и неприступным, люди боялись туда ходить. Именно в эту ночь, когда луна ещё не стала круглой, как раздобревшая баба, в жилище Фенрира – Волка проскочила чья-то тёмная тень. Затем ещё одна. И осталось бы всё это тайной, если бы не слабость к пиву одного из королевских дружинников. Бедняга Трувер, перебрав хмельного, вышел за ограду дворца по надобности, но тут же позабыл по какой. Глаза его широко раскрылись, потому что он увидел впотьмах, как королевский любимчик с женщиной, закутанной в плащ, крадучись идёт в сторону леса.
- Не иначе как решили уединиться, голубки! – подумалось Труверу, - Вот завтра расскажу всё Борхильд Зее и гирсеру, то-то будет потеха!
     Спьяну, дурачок решил проследить за парочкой и пошёл следом. Увидев жилище известного на всю округу колдуна, он чуть не умер от страха. Однако любопытство взяло над ним верх. А потому, пока Арнульф и Борхильд, сняв плащи, разговаривали со служителем тьмы, за ними в окне следила пара испуганных глаз.
     Спустя девять дней король вновь отправился на охоту. Взяв с собой как всегда Борхильд Зею и Арнульфа. Он уже объявил королевскую наперсницу невестой, но большинство из королевского окружения на жениха поглядывало с усмешкой, его имя ещё не было названо.
      Дурная весть прибыла вместе с гонцом в неподходящий момент: охота была в самом разгаре. Часть  пойманной дичи уже разделывали, чтобы привести мясо во дворец, когда гирсер Риган узнал о том, что королева заболела. Бросив всё, он поспешил домой, к жене. Войдя в спальню, он увидел Гертруд и Ингвара , спящих друг у друга в объятиях.
     Подошедшие сзади, вместе с остальными, Борхильд и Арнульф, смогли убедиться: сонное зелье Фенрира – Волка подействовало сразу, а подосланные слуги уже потом положили этих несчастных в одну постель. Однако картина выглядела слишком правдоподобно. Когда же королева во сне прошептала: "Ингвар, милый! Возьми меня к себе!", назвав имя прежнего возлюбленного, уже никто не сомневался в супружеской измене.
     Бриден Зея прекрасно знала о привычке Гертруд разговаривать во сне и звать погибшего возлюбленного, потому что королева родилась сомнамбулой. Именно поэтому всё планировалось на полнолуние. Участь этих двоих теперь была одна – смерть!
      Риган не хотел гибели жены, но, увы! Он был не в состоянии что-либо сделать. Событие стало очевидным для слишком большого количества свидетелей. А пожары участились. Трон под ним зашатался, нельзя было ждать народного гнева.
      После долгого заседания совета старейшин объявили день казни. Узнав о нарушенной клятве на чёрном кресте, большинство жителей в это не поверило. Они слишком любили свою Гертруд – Луйсу и верили ей. Однако факт измены был подтверждён свидетелями, всплыла история с первым возлюбленным королевы, к тому же всё было слишком похоже на правду. Торжествующая Борхильд уже не стеснялась всюду появляться под руку с королём, считая себя его невестой. Глядя на неё люди тихонько плевали в левую сторону, отпугивая злого духа и, шёпотом произнося ей в спину проклятия. При этом потешались над Арнульфом: ещё не став мужем он уже превратился в предмет для насмешек. Какой-то шутник ночью вымазал калитку его дома птичьим помётом: знак того, что его невеста – блудница.
      Самой Борхильд было всё равно. Главное уже сделано: она убрала соперницу. Теперь оставалось уничтожить наследника и избавиться от влюблённого оруженосца.
    Юный принц Олаф был очень похож на своего отца. Но, в отличие от него, обладал слишком добрым и жалостливым сердцем. Сколько раз, когда Риган брал его с собой на охоту, тот просил пощадить пойманных животных. Волчица, которая прижилась потом у матери, стала его любимицей. Он называл её Эйса за зелёные глаза.
     Когда гирсер начал обходить стороной супружескую постель, Олаф со свойственным его возрасту максимализмом, охладел к отцу, приняв сторону матери. Он жалел её и сестёр, понимая, чего добивается интриганка Борхильд. Теперь же,  его мать должны были казнить, и ему оставалось только одно: бежать из королевства, чтобы спасти свою жизнь и жизнь своих сестёр. У него до казни оставалось в запасе две недели: медлить нельзя.
    Ранним утром, собрав свои вещи, Олаф разбудил своего наперсника и слугу, Альгиса - хромоножку. Вдвоём они покинули Линдкальн. Когда последний раз за ними хлопнула дворцовая калитка, раздался тоскливый волчий вой. Это плакала Эйса, чувствуя беду.
     В день казни,  все жители собрались на деревянной площади, той самой, где много лет назад проходил обряд бракосочетания на чёрном кресте, светило яркое солнце. Пение птиц, на этот раз пронзительно-тревожное, резало слух. На дне зияющей неподалёку горной пропасти шумела река. Толпа безмолвно встретила гирсера Ригана с приближёнными и Борхильд Зеей под руку. Снова раздались плевки и тихий шёпот проклятий. Король, развернув голову в сторону зевак, так сверкнул глазами, что все тут же умолкли. Они с Борхильд прошли к месту казни и сели на свои места.
      Когда вывели обреченную на казнь Гертуд, а затем и беднягу Ингвара, народ приветствовал её восторженными криками. Король раздражённо махнул рукой жезлоносцу, чтобы тот приказал унять толпу. Тот взмахнул рукой и  лучники приняли позу готовности, натянув тетиву. Снова воцарилась тишина, но ненадолго. Не успел главный жрец вознести руки с мольбою к Одину, как вдруг маленький мальчик, сидевший на плечах у отца, протянув ручонку в сторону Борхильд Зеи, закричал: "Это она! Она погубила нашу королеву! Казнить надо её! Она плохая! Плохая!".
     Это был сынишка кузнеца Дагмара. Все знали, что он обладает даром ясновидения. Вновь раздавшийся ропот толпы был подавлен пущенными в ход стрелами, вонзившимися пока только в стоящие полукругом деревья вокруг площади.
     После того как первоначальный обряд перед казнью был совершён жрецами, взялись за несчастного музыканта. Тот, подняв на короля красивые голубые как небо глаза, закричал: "Клянусь, я никогда…", но договорить ему не дали. Король взмахнул рукой, и ритуальный меч отсёк самую красивую голову в королевстве. Тело его было брошено в пропасть.
     Королева Гертруд-Луйса молча ждала своей участи, с абсолютно спокойным лицом, потому что она знала: её сын уже далеко от этих мест, а дочерям теперь ничто не грозит, их всего лишь выдадут замуж. Когда палач занёс над ней ритуальный меч, она не проронила ни слова. В этот момент раздался шум крыльев, и прилетевшая неизвестно откуда белая голубка, очарованная блеском металла, села на плечо королевскому убийце. Как ни в чем не бывало, птица смотрела на меч, наклонив головку. Толпа снова загудела.
- Это знак! Знак богов! Королева невиновна, это ясно!
    Палач в растерянности развёл руками, посмотрев на короля. Тот в недоумении искал взглядом главного жреца, чтобы получить ответ, но в этот момент вмешалась Борхильд Зея. Вскинув руку, она взглянула в глаза палачу и громко крикнула: "Что ты медлишь? Именем Великого гирсера! Делай своё дело!". Палач, точно заколдованный, взмахнул мечом. Толпа закричала.
      Голова Гертруд, отделившись от тела, покатилась к ногам Ригана и остановилась, глядя прямо на него, тот зачем-то взял и поднял её. Как заворожённый, пристально глядя на невыразимо прекрасное лицо, он поцеловал ещё недавно такие живые губы в последний раз. Все, кто это видел, помертвели от ужаса. Наступила гробовая тишина. Нарушил эту тишину прибежавший гонец.
- Великий гирсер! Прости, что в такую минуту я должен сказать тебе…
- Не тяни время, простой смертный! – король в ярости тряхнул своими наполовину седыми волосами, - Хуже уже не будет!
      В этом как раз потомок Асбьорнов ошибался. Гонец продолжил: "Твой сын, солнцеподобный принц Олаф, погиб! На него напали люди племени сетунгов, он сражался как настоящий воин, один против десятерых, но вражеская стрела сразила его! Вот его вещи!"
От этой вести Риган застыл, точно поражённый громом Одина. В тишине вдруг раздался вой. Это выл и катался по земле старик Ульвар.
- Убей меня, великий гирсер! Убей! Я не могу жить с этой тяжестью на шее! Это я… по моей вине королевство постигли беды!
      И Ульвар рассказал всё с самого начала. После чего опять повторил: "Убей меня, пожалей старика!".
"Хорошо! – тихо произнёс Риган, - Я пожалею тебя!"- и, взмахнув мечом, он отрубил седую голову.
     Как только вечером толпа разошлась, к месту казни прибежала вырвавшаяся из запертой комнаты волчица. Обнюхав лужу крови, она подбежала к пропасти, на дне которой лежало два тела. Подняв морду вверх, она истошно завыла. После чего, бросилась в пропасть вслед за своей хозяйкой.
      Прошёл месяц. Борхильд Зея торжествовала и потихоньку готовилась к свадьбе. Но не с Арнульфом. Тот же, вёл себя подозрительно тихо, не докучая ей. Она же собиралась всерьёз заняться королём. Правда, сейчас Риган в ярости. Он ищет убийц своего сына и его не следует раздражать. Через неделю, после того, как закончится совет старейшин, всё затихнет. Выяснения, как погиб принц Олаф, завершатся тем, что всё покроется ещё большей тайной. То, что его зарезали в лесу подосланные люди, открыться не может. Свидетелей тому нет. Подкупленный Альгис - хромоножка и двое других исполнителей уже давно в царстве теней благодаря Арнульфу. Тому же выгоднее будет молчать. Главное, успеть подсыпать горе-женишку нужный порошок в питьё.
     Ранним утром, Борхильд, ещё не встав, нежилась в постели, думая о том, что станет женою Ригана, а его дочерям придётся называть её матушкой. Эта мысль вызывала у неё бурное веселье. Радость её была прервана шумом, раздавшимся в передней, после чего в комнату ворвались несколько королевских дружинников.
- Как вы смеете врываться ко мне, болваны? – закричала она, но в сердце уже успел прокрасться страх. Сердце её бешено заколотилось.
- Великий Гирсер приказал привести тебя, женщина по имени Борхильд Зея для установления истины! – так обычно звучал приказ, когда человека уличали в проступке. И никакие вопли, ругательства и угрозы не помогли. Её схватили и силой приволокли туда, где недавно держали Гертруд перед казнью, - в башню.
   Там внизу, в подвале её подвели, со связанными руками к королю. И это было полбеды. Оглядевшись, она столкнулась взглядом со стоявшим напротив Арнульфом. Поймав её взгляд, он побледнел и отвернулся. Жезлоносца трясло. И немудрено: на допрос был приглашён жрец богини Фриг. В Линдкальне всем известно, что, если дать выпить зелье, приготовленное им, то человек не сможет скрыть правду и проговорится о чём угодно. В том числе и о поджоге капища, а за это – верная смерть. Борхильд Зея поняла: отпираться бесполезно. Заговор был раскрыт, виновники найдены. И всё благодаря кому? Труверу – пьянице!
      Когда Борхильд в одной рубашке, на глазах у жрецов и старейшин, рыдала в ногах Ригана, умоляя его о пощаде, у того на лице не дрогнул ни единый мускул, только глаза сверкали злобной мстительной яростью. Он ненавидел эту женщину также сильно, как раньше любил. После совета старейшин решающее слово было за королём. Арнульф вдруг весь изогнулся, и упал перед ним на пол, губы его стали исторгать синюю пену.
-Убей меня, потомок Асбьорнов! Убей и прекрати мои мучения! Я предал тебя! Я клятвопреступник!
Гирсер махнул рукой, и мощный кулак охранника успокоил бывшего фаворита. Наступила напряжённая тишина.
      Последние слова прозвучали леденящим шепотом, но все их хорошо услышали.
- Казней у нас уже было достаточно. Да, и к тому же, смерть – слишком мягкое наказание для этих двоих. Я, кажется, недавно объявил её невестой? Но, не сказал, чьей! Так вот, тот, кому она была суждена, тому и достанется! Бракосочетание завтра, с клятвой на чёрном кресте! Арнульф, забирай свою жену, и вон из королевства! Оба! Я проклинаю вас именем Одина и именем всех живущих в Асгаарде!
    После самой странной свадьбы на свете, на которой не прозвучало ни единой песни и всё прошло в тягостном молчании, молодых посадили в повозку и отправили восвояси. Теперь эти двое были соединены навеки. Проезжая мимо горного озера, лошадь вдруг остановилась, не захотев идти.
      Сойдя с повозки, Арнульф подошёл к лошади и начал её хлестать. Та захрипела, но не сделала ни одного шага. Плюнув, жезлоносец сел на лежавший неподалёку камень, опираясь локтями о колени.
      Борхильд посмотрела на него и произнесла, сначала тихо, затем громче, после чего её голос перешёл в истошный истерический визг, отдавшийся эхом в горах: "Я ненавижу тебя Арнульф Синглен! Ненавижу! Ненавижу и буду ненавидеть всегда!" Вскочив с повозки, бывшая королевская фаворитка побежала. Она не знала, куда она бежит и зачем, но продолжала бежать, пока не упала в траву, лицом вниз. Раздавшийся в тишине голос поразил её, как гром среди ясного неба.
- Борхильд Зея! Удача не вечна, особенно когда не прислушиваешься к чужим словам!
    Подняв лицо, она увидела Фенрира – Волка. Лицо его было таким страшным, что у неё всё похолодело внутри. Ноги её застыли, став ватными. Продолжая смотреть на слугу тьмы, она поняла, что не может пошевелиться.
- Ты обещала мне свою душу, не так ли?
- Да, но ты не выполнил своё обещание, Риган не стал мне мужем!
- Ты решила спорить с силами тьмы, женщина? – колдун захохотал, - Я говорил тебе, что он будет твоим, если ты не обагришь ни его, ни своих рук чужой кровью, а если ты это сделаешь, то он возненавидит тебя! Так всё и произошло! Договор между нами состоялся, и пора выполнить его вторую часть! Ты теперь моя вечная раба во всех своих жизнях и воплощениях! Ты вечно будешь служить злу, хочешь ты этого или нет! И запомни простую истину, Борхильд: нельзя любовь купить чужой кровью, особенно, если этой любви нет! Этому тебе придётся учиться во всех твоих жизнях: нельзя любовь купить чужой кровью, особенно если её нет!
    С этими последними словами, Фенрир - волк взял свою жертву за руку.
- Великий Один и вы, все жители Асгарда! Вы свидетели, я был честен, и теперь забираю своё!
    В небе в ответ сверкнуло три молнии: белая, красная и голубая. Две огромных чёрных тени, держась за руки, взлетев в небо, растворились в воздухе. Грянул гром, началась гроза, невиданная до сих пор в Линдкальне.
   Арнульф – жезлоносец спал, лёжа на шкуре оленя, в дальней пещере, куда он поспешил укрыться от дождя. После всего произошедшего ему уже ничего не было нужно. На его совести было семь смертей: несчастной Гертруд, Ингвара, принца Олафа, Альгиса – хромоножки, двух, подкупленных им же головорезов, и бедняжки Бергны, младшей королевской дочери. Она не смогла перенести смерть матери и брата. Столько усилий ради проклятой бабы, которой он был нужен, как листва осеннему дереву. Использовала его, а потом бросила, как тряпку.
    И теперь, предоставленный богам и самому себе, Арнульф наконец-то понял: никакая любовь не стоит крови невинных. Когда жуткий грохот от падения огромного дерева, стоявшего посреди огромной поляны, заставил  его упасть ниц, жезлоносец понял: всё кончено!
 Стоя на коленях под громыхавшим небом со сверкающими молниями, он, раздирая в отчаянии рубаху, крикнул: "Великий Один! Все, что я натворил, я делал, будучи слепым! Накажи меня за это и отпусти! Я раскаиваюсь, и, если ты мне позволишь, я искуплю свою вину, клянусь!".
     Как он попал в пещеру, уже не помнил. Сразу же повалившись на шкуры, уснул. И вот уже пять часов кряду он спал, как убитый. Чей-то голос разбудил его. Поднявшись, жезлоносец увидел красивого рослого старика в белом одеянии.
- Арнульф! Велики твои преступления, но твоё раскаяние спасло тебя! Ты страдал от неразделённой любви, так знай: теперь во всех твоих жизнях и воплощениях эта женщина будет любить тебя! И она будет всегда унижена перед тобой! Но за все свои дела ты должен будешь ответить, а потому и тебе придётся любить женщину, которая никогда не станет твоей! Поскольку ты помогал злым силам, от них тебя тоже ждёт награда: ты во всех своих жизнях будешь наделён даром колдовства и магии. Но, запомни: если будешь употреблять их во зло, попадёшь туда же, куда и Борхильд Зея! Помни, Арнульф, никакая любовь не стоит крови невинных, это ведь твои слова!
      Произнеся эти слова, старик растворился в воздухе, а Арнульф, выйдя из пещеры, увидел, что дождь, наконец, прошёл.

      Гирсер Риган, после казни жены и смерти двоих детей, сильно постарел. Его стали одолевать болезни. Во сне он видел кошмары. Единственная оставшаяся дочь, Ребекль, ненавидела его. Она не могла простить ему ни измены, ни смерти близких людей. Всё чаще рука короля тянулась к кубку с хмельным, всё чаще он, не помня себя, ночевал где попало. Королевство хирело: пожары, бедствия и войны истощили его. Нужна была поддержка сильного правителя. Шанс выжить был только один: отдать Ребекль за правителя соседней державы, чтобы тот помог ему справиться с остальными врагами. С этими мыслями Риган и вошёл в комнату дочери, чтобы поговорить с ней.
     У Ребекль в спальне было тихо. В полумраке горела свеча. Девушка сидела, точно призрак, и смотрела куда-то вдаль, в одну точку.
- Великий Один! Как же ты похожа на свою мать!
Услышав его голос, она вскочила и с ненавистью сжала кулаки.
- Не надо поминать мою мать! Она умерла невиновной, в то время как ты…
- Прошу тебя, давай не будем упрекать меня в том, что случилось! Я сам был, точно в наваждении! Ребекль, девочка моя, нам надо поговорить!
- О чём? – голос её был холодно отстранённым.
- О твоём будущем, и будущем королевства.
- Моё будущее уже определено. А что до королевства, то оно меня больше не интересует! – Сказав это, девушка отвернулась, тряхнув волосами.
- Начнём с того, что определять будущее – дар жрецов, нам оно не дано. А судьба детей в руках их родителей. И твоё будущее буду решать я, Великий гирсер!
- И как же ты собираешься её решить, Великий гирсер? – язвительно спросила Ребекль.
- Не дерзи отцу! – голос Ригана стал раздражительным, а лицо покрылось нехарактерной краснотой, - Нам необходим мир с соседним королевством. У гирсера Торвара старший сын Хельмунд вошёл в лета брачного периода, ему почти двадцать, это лучший жених…
- Никаких женихов не будет, никогда и ни за что! – перебила его дочь, - Я сама решила свою судьбу: через неделю у меня посвящение, я стану жрицей Фреи и никогда не выйду замуж!
- Не бывать этому! Я не допущу позора! – закричал Риган и стукнул кулаком по столу. Деревянный столик треснул напополам. Гирсер попытался взять себя в руки.
- Девочка моя, ведь ты умна и красива! Зачем тебе прозябание в безбрачии и бездетности? Ты же можешь дать хорошее потомство! Хельмунд тебя уже видел, ты ему нравишься, вы полюбите друг друга!
     В ответ на увещевания, Ребекль забилась в крике, точно птица в клетке.
- Благодарю, Великий гирсер! Я уже хорошо знаю, что такое любовь! И что такое семья! И верность! Я не хочу повторить судьбу своей матери!
Лицо Ригана исказила гримаса боли, и, оно покраснело ещё больше. Он стиснул зубы.
- Повторяю ещё раз: у богини Фреи достаточно служительниц из бастардок полукоролевской крови, ты не станешь её жрицей и выйдешь замуж, как королевская дочь, а не безродная девка! За ослушание…
- И что ты со мной сделаешь? Убьёшь, как мою мать?
- Я сейчас прикажу удвоить охрану вокруг твоих покоев, как возле двери, так и возле окон, - Риган старался говорить как можно спокойнее, но проклятая хмельная ярость не давала ему покоя, руки предательски  дрожали, - И ты выйдешь отсюда женой Хельмунда или не выйдешь никогда!
- Конечно! Обряд будет проведён на чёрном кресте, как у вас с матерью! Это ведь необходимо для блага королевства, я успею наплодить для него пару-тройку ублюдочных наследников, потомков убийцы! – и Ребекль захохотала, глядя ему в лицо, - А потом мой муж будет бегать по девкам, а меня при первой же попытке стать свободной или любимой, казнят!  Тогда ты получишь покой в королевстве, Великий гирсер! Гирсер – развратник, клятвопреступник и убийца!
      Выкрикнув последние слова, она хотела развернуться и уйти, но громадный кулак нанёс сокрушительный удар ей в голову и свалил с ног. Её тело, упав на пол, лёгкое, как тростинка, обмякло. Дыхания не было, голова запрокинулась, а взгляд застыл в удивлении, точно она увидела наверху что-то очень интересное. Увидев, что Ребекль мертва, Великий гирсер Риган, потомок древнейшей династии Асбьорнов, впервые в жизни зарыдал, как ребёнок. Он понял, что убил не дочь, а самого себя. Точнее, то, что от него осталось, а королевству Линдкальн пришёл конец.