Такое сильное слово - приказ

Приказ – основа жизни любого армейского организма, его нерв, его мускул. Приказ всегда остается приказом, чего бы ни касался этот самый нерв и этот самый мускул. И так было всегда и это было везде. В любой формализованной, военной структуре, даже в конвойной страже.
Середина 1980-х годов. О новых веяниях еще ни чего слыхом не слыхивали в отдаленных уголках нашей страны. В ее крохотных коллективах воинских, и не только, текла привычная жизнь, изредка омрачаемая небольшими происшествиями. Такими стали события, стремительно развернувшиеся в отдельной роте охраны, где-то среди бесконечных лесных просторов Коми края. Стояло это крохотное подразделение в ста двадцати километрах от небольшого городка Микунь в глухой тайге. Довлатовские места.
Почти сотня военнослужащих внутренних войск со своими командирами выполняли обязанности по охране небольшого лагерного пункта. Его контингент по традиции валили себе лес, живя привычной жизнью обитателей «мест не столь отдаленных». Но даже не они или их нравы, всегда крутые и непокорные стали причиной происшествия, заслужившего нашего внимания. Предметом нашего рассказа, стало вообще, стыдно сказать, что, но приказ…
Это почти сакральное слово делало из любой самой завалящей вещи объект достойный памяти потомков.
В период осенней непогоды, в самый противный и безнадежный отрезок года, солдаты этой роты умудрились подхватить дизентерию. Хотя чему удивляться. Пора самая подходящая – дожди и непогода – много ли надо. Один воин попил водицы из копытца и перепортил все стадо. Два дня и после первого случая обращения в медпункт животами маялась уже почти вся рота.
Командир роты майор Фомичев принимает правильное, но уже запаздывающее решение.
«Чтобы выявить источник заразы, а еще больше, чтобы обезопасить себя от любой беды, надо сдать анализы всему личному составу роты», – разумно решает Фомичев.
С предосторожностями по старой советской традиции знакомой многим, солдаты подготовили предмет анализов в спичечные коробки. Искал ли коробок каждый себе сам или это было сделано организованно, история умалчивает.
Но вот доставка многоценных коробков была организована по всем законам военной администрации. Был издан приказ, согласно которому командир взвода материально-технического обеспечения старший лейтенант Галатынюк был командирован в город для сдачи в лабораторию районной больницы всего исследуемого материала.
Для транспортировки всего добра Галатынюк нашел в своем небольшом хозяйстве два новых эмалированных ведра, поражавших своим блеском и целомудрием. В них со всеми доступными мерами сохранности и санитарии была уложена вся батарея из почти ста коробков с солдатскими какашками.
Добираться до Микуни надо было на крохотном всегда грязном поезде, который состоял из двух, иногда трех вагонов. Весь путь от места дислокации роты до городка составлял около 10 часов. А дальше больница и лаборатория.
Это если все нормально и ни чего не происходит. Но на этот раз что-то, да и произошло. Галатынюк запил. К этому он приступил еще в поезде, и так натурально и самозабвенно, как может это делать человек, стремящийся к свободе, прослуживший в глухой и мрачной, даже по таежным меркам, точке уже более двенадцати лет.
Еще в вагоне мотовоза он начал пить, закончив злоупотребление в убогом здании железнодорожного вокзала станции назначения. В буфете вокзала Галатынюк и был задержан нарядом милиции в непотребном виде.
Фомичев старался быть предельно сдержанным, когда ему позвонили из районного отделения милиции.
– Да, проходит службу такой офицер… Да, убыл в служебную командировку по моему приказу… Как задержан… Принял, с-с-с-с, – нервно прошипел Фомичев в конце разговора, бросая телефонную трубу на рычаги допотопного аппарата.
– Дежурный! Старшего лейтенанта Смирнова ко мне, – уже почти прокричал он в приоткрытую дверь кабинета.
Через несколько минут в кабинет командира роты вбежал замполит роты старший лейтенант Смирнов. Приказав своему заместителю закончить все порученное ранее Галатынюку, он поставил задачу доставить этого … Не стеснялся в выражениях разъяренный командир.
В установленное время Смирнов прибыл в дежурное отделение милиции. Забрал оттуда старшего лейтенанта Галатынюка, но самого ценного с ним уже не было.
Во время своего загула Галатынюк потерял самое важное – цель всей своей командировки – два ведра бережно уложенных и обернутых марлей коробков. Последний раз он их видел в вагоне поезда. В милиции его приняли уже без этих ведер, которые, по всему видно, стали объектом чьего-то злого умысла, а если учесть содержимое ведер, то можно сказать даже и диверсии, направленной на подрыв боеготовности родных вооруженных сил.
Мрачнее тучи, окончательно протрезвевший возвращался он в сопровождении Смирнова назад в расположение своей роты.
Ярости и праведному гневу майора Фомичева не было предела. Отругав Галатынюка за закрытыми дверьми своего кабинета, да так, что стекла над дверью натужено гудели все полтора часа пока шел этот разговор, командир решил устроить своему подчиненному разнос по всей строгости армейских законов.
Начат был этот стропотный и многоэтапный процесс с суда чести офицеров. В «Ленинской комнате» собрался весь офицерский состав роты. Какими-то особенно серьезными казались даже портреты членов Политбюро ЦК КПСС и самого В.И. Ленина.
«Не ожидали мы от тебя, Галатынюк, такого», – было написано на их офсетных лицах.
Майор Фомичев говорил первым. Слова его монолога словно пудовые гири падали на досчатый пол комнаты. Командир, казалось, пытался задеть все струны души, или что там есть у этого Галатынюка, находя одновременно самые возвышеннее и самые понятные и привычные аргументы.
– Здоровье подчиненных было поручено офицеру! Чего еще больше! Самое главное, что есть у нас – люди! – почти цитировал он призывы партии к 68-й годовщине Великого Октября, только что напечатанные в газете «Правда». Но и это не останавливало Фомичева. В своем выступлении то, повышая эмоциональный накал, то понижая его, командир, утюжил офицеров бесспорными аргументами и выводами.
– Офицер, командир подразделения, не выполнил, что? – приказ, святая святых, приказ! – увлекшись, пару раз переходил на диалог с самим собой командир.
Подустав к концу монолога Фомичев, почти безнадежно махнув рукой, закончил:
– Галатынюк, ну что тебе еще доверить? С солдатским г… не смог справиться! Ну, кто ты после этого?
Выступил и заместитель командира роты, но его выступление растворилось в эмоциональности и искренности слов майора Фомичева. Галатынюк молчал. По его виду нельзя было понять, осознает он или еще нет всю глубину своего падения.
Но нет худа, без добра. Как это иногда бывает, наказание Галатынюку – стало почти наградой. Через некоторое время он был назначен на новое место службы. И по его заверениям, это была уже не такая «дыра», как точка дислокации их роты, столь вовремя подцепившей дизентерию.
– Как можно служить с офицером, которому даже … Ничего нельзя поручить…, – майор Фомичев несколько раз объяснял остальным офицерам роты решение вышестоящего командования о переводе Галатынюка к новому месту службы.
А анализы солдатам роты все же были сделаны. Увозили их, уже не привлекая особого внимания, в простых картонных ящиках.