Вам здесь не вход в выход! my life experiments

(текст с конкурса упоротой миниатюры)

 - Икай, икай, сыночка, не стесняйся.
Медмама ласково хлопала Хрюгория по спинке и уходила, оставляя после себя запах котлет восьмого дня.
Хрюга и не стеснялся. Обычно он икал во всю прыть, стараясь наикаться до вечера, пока не вернулся с работы медпапа и не заикал всех домашних до умопомрачения. Наш медпапа такой - уж если что и делает, то во всю мочь.

А вообще наша семья обычная - медпапа, медмама, два медбрата и медсестра. Медпапа главврачит пока не наступили выходные, а медмама присматривает за меддетьми - старшеньким мной, Хрюгорием (вы уже слышали как он может задорно икать) и медсестрой Гамашей, а между делом ставит диагнозы. Понимаю, что ставить диагноз дело нехитрое - плюнуть и забыть, но мама так выматывается с нашей семейной икотой, что и такая нагрузка иногда сбивает ее с ног. Придет, бывает, медпапа наглаввраченный, а медмама в отключке лежит. Игла в вене, игла в ягодице, игла на пластинке в проигрывателе - никакая, короче. Мы, понятное дело, ее жалеем: котлеты не едим, кисель не пьем, в окно не смотрим, чтобы ее не расстраивать, а уткнемся в тупой с правого конца гад-джет и вермут потихоньку тянем - пусть родная наша порадуется. Ну и, конечно, дружно, по-семейному, икаем вслух.

Но в тот день Хрюгорий занемог, и ему не икалось так же как вчера и даже год назад. Он громко звал медмаму и просил две, а лучше три капельницы. Так просил, что медмама очередной пустячный диагноз поставила ребром, отчего ее клиент, не опомнясь от изумления, сразу переставился из этого мира в иной. Клиенты у медмамы вообще хитрые - рокируются каждый день: то одно им не так, то другое. Выкаблучиваются, в общем.
Вот из-за неблагодарного клиента медмама и бросила бразды правления семьей и отключилась. Пришлось звать Гамашу - она, как положено будущей медмаме, обязана знать, где зимуют раки и как ставят капельницы, особенно если их три. Но Гамаша застряла в принятии решения, как войти в новое положение, а потом выйти. Не простое это дело - войти в состояние медмамы. Вот войдешь туда, а потом как выйти - в вестибюль, в кабинет или на пенсию? А медпапа, как нарочно, заглавврачил куда-то с коллегами в медбаню или в медполе или медлесом пошел - спросить не у кого, медмама же в отключке.
Так что в семье нашей случился самый настоящий кризис, когда верхи, то есть медпапа и медмама, не могут, а низы то бишь меддети не знают. Да еще и застревают где ни попадя. Так что вся эта канитель свалилась на меня. Я ж старший медбрат, вошки-вматрешки, как-никак.
Пришел я к Хрюгу, а он лежит такой весь розовенький, круглыми глазоньками луп-луп. Жалко беднягу. Вот я и решил его подбодрить:
 - Ах ты малюсенький поросеночек, - говорю, - кому тут капельничку поставить надо, а? Какому пупусеньке? Кто у нас тут розовенький бегемотичка?
А он в ответ рукой машет, смеется, пузыри пускает - весело, мол. Даже ножкой поддрыгивает. Вот мы с ним так всегда - соберемся одни и давай друг дружке всякие умилительства говорить, а то возьмем и да и станем щекотаться - до слез, знаете ли. Вот и сейчас я принялся Хрюгорьюшку за пухлые бочка щипать, а он прихохатывать. Про капельницы и позабыли.
И тут Гамашка привалила.
 - Опять, - говорит, - за сопли взялись? Нет чтоб как мы, медсестры: плетку, каблук, фуражку с козырьком вострым, да по спине, да по заднице, да в рыло, а на другой день собрались, синяки посчитали - и хорошо, всем спокойно, все веселые. А вы сюсюкаетесь под одеялом. Тьфу! Ты медбрату капельницы ставить собираешься?
Тут я вспомнил зачем пришел. Еще бы не вспомнить - у Гамашки торчит плетка из кармашка.
 - Ой, - говорю, - а где вход-то для капельниц?
Гамашка брови нахмурила, смотрю - плеточку в кармане уже теребит:
 - Ищи, икотнище пупыркорылое, сам, тебе медмаман сто девяносто два с половиной и одной четвертинкой раза показывала.

А я послушный ведь. И не спорю. Но не помню. То ли тут вход, то ли здесь, то ли там. У медмамы все быстро - пих-пах, тырь-пырь. Вроде как и смотришь, а не успеваешь понять, что, куда и откуда.
Но Гамашка противная торопит еще:
 - Давай-давай, шнель-шнель, - смотрю, а она уже и фуражку напялила и на ноги черные сапоги натягивает. Ой, думаю, ой-ёй-ёй.
Ну и сгоряча воткнул первую иглу не глядя - одной рукой глаза закрыл, а другой воткнул. "А!" - крикнул Хрюгорий. "О!" - крикнула Гамаша. "Уф!" - отдулся я. Ну, думаю, была ни была, да и вторую тоже быстренько - тырь. "А-а!" - громче взвыл Хрюг. "Уф!" - отдулась медсестрица. Смотрю, фуражку даже сняла - пот со лба вытирает. А я ж не смотрю, куда чего идет, я уже и в настроение вошел, чувствую, азарт берет. И третью, конечно, запузырил. тут, слышу, Хрюгорий уже не своим голосом заорал, Гамашка меня плетью по заднице огрела. Я руку от глаз и отнял: Хрюг весь в красном в чем-то вымазался, иглы с трубочками торчат почему-то из задницы, из спины и из пухлого Хрюгорьина бочка. Орет медбратец, значит, на меня, гинекологически обзывает, а медсестрица все пытается до моего носа кулаком достать.
Все, думаю, светит мне патологоанатомичка с ее вонючими медбратьями. Но тут вернулся медпапа, стоит, икает, качается, глазами хлопает  - соображает. Главврачить тяжело, особенно если всю ночь до утра. Наконец, он свел концы с концами, плюсы с минусами, ум вывел из-за разума и как заорет:
 - Вы что, щукины меддети, вытворяете? Вошки-вматрешки, тудыть растудыть вашу стоматологию! Это вам не вход! Это вам выход! Тьфу! Это вам не вход в выход! Тьфу! Вынимать, твою ж медмать под кровать!
Так все мои жизненные эксперименты накрылись медтазом. Если бы медмама вовремя не очнулась и не утащила медпапу котлетами задабривать, не знаю, где бы я был. Но что не икалось бы мне - это точно.