Худо и добро
Снега выпало много. Скребем, гребем, откидываем. Сначала тяжело, потом привыкаешь. Папа показывает мне, как получается намет. Рассказывает про то, что снег на Чукотке заносит дома до второго этажа, и про то, какие на Чукотке огромные собаки. Те собаки, которые работают в упряжке - небольшие, злые и дисциплинированные. А те, что уличные прикормыши - настоящие гиганты, но очень добрые и ласковые. Сколько не пытались этих дворняг вывозить, животные погибали.
Однажды отец с сослуживцем пошли в дом культуры посмотреть кино. Товарищ достал семечки. Через какое-то время отец заметил шевеление. Огромный пес, почуяв аромат подсолнечника, подобрался к его соседу и сел рядышком, выжидая гостинца. Но капитан был настолько увлечен просмотром, что собаку не заметил. Тогда пес, размером с медвежонка, с круглой лохматой головой и огромными лапами, встал и лизнул мужчину в щеку, обозначив тем самым свое отношение и некоторые гастрономические пожелания.
По словам папы, его товарищ сначала вздрогнул всем телом, а потом заорал так, что бедная собака с перепугу ринулась по проходу, а потом попыталась перескочить через ряды кресел. Визг, крик, беспорядочное передвижение в темноте. Во всеобщем хаосе малочисленные зрители покинули зал. Остался только мой папа. Он так смеялся, что не мог встать.
А потом я пошла убирать снег за воротами. Поздоровалась с рабочим. Напротив нашего дома идет стройка. Старый дом снесли. В нем когда-то жил мальчик Максимка - первый мальчик, который признался мне в любви. Это было летом 1982 года. Он бросил в наш почтовый ящик письмо. У Максимки были конкуренты - Вовка и младший Стешков, поэтому он действовал решительно. Вовкиного дома тоже нет, а Стешковы давно уже отстроились заново. Теперь и на месте Максимкиного дома, с застекленной верандой и небольшим окошком на втором этаже, будет стоять огромной особняк. Четыреста квадратных метров уюта и комфорта, плюс баня, гараж, пруд с лебедями и прочее.
Рабочего я не знаю, просто поздоровалась, а он подошел ко мне и говорит:
- А у нас паренек погиб...
- Как погиб? - растерялась я.
- Упал, поскользнулся, - сказал дядечка в старой ушанке. - Погода была плохая, балка обледенела. Мы там баню строим.
Я дядечку неумело порасспрашивала, посочувствовала. Наверное, он вышел, чтобы хоть с кем-то поговорить. Тяжко ему было сидеть одному. Стройку остановили, потому что завели уголовное дело.
- Мы его сразу отвезли, он живой был. На следующий день в больнице умер. Приезжие, - вздохнул рабочий, - никому не нужны.
- Там и местные никому не нужны, - сказала я. - Вас торопили? Зачем же вы работали в снегопад?
Дядечка очень тяжко вздохнул:
- Очень домой хочется. Надо строить, чтобы уехать домой поскорее. Двадцать лет пареньку. Что теперь родителям говорить...
Я не знала, что ответить. Просто подумала, сколько же таких банек, особняков, гаражей, замков и вилл, построенных людьми, которые, возводя чужие дома, мечтают вернуться в свои. Сколько тягот и бессовестного отношения. Сотни квадратных метров с вычурными, безвкусными названиями "Сан-Тропе", "Орловка-клаб", "Премиум-палас". Думают ли люди, покупающие такое жилье, что жить в отстроенном небезопасно? Вот замнут это дело, вернется бригада, с какой душой она будет строить? О чем думать? А потом туда заедет семья, чтобы жить-поживать, да добра наживать...
Раньше в нашем поселке было очень уютно. Здесь была такая атмосфера уникальная, такой непередаваемый колорит. А какой запах! Дикая малина, крапива, дерево, влажный мох, хвоя... А теперь ничего нет. Строят, строят, а нет ни-че-го. Нагромождения из кирпича, пеноблоков, бревен - кто во что горазд, страшные тюремные заборы и пустые окна.
Не живется в этом и не наживается. Потому что не простят их эти погибшие пареньки, не простят их родители, и не будет добра от этого худа.
Попробую завтра хорошо начать день. Главное, не смотреть на соседские баньки.
январь 2013 г.
Свидетельство о публикации №216072801325