Скучно

      Разругались сосед с соседом.
      –Ты чё у меня снег берёшь – Высокий сосед похожий на заострённый усохший бастрык спрашивает у низенького соседа, который как отполированный пестик сияет улыбкой.
      – Так он же не твой.
      – Как не мой Он же в моём огороде.
      – Но он ведь с неба упал.
      – А это, уже, не твого ума дело. Он, стало быть, мне больше сыплется, чем тебе. И не трошь.
И, правда, углядел сосед. Ему больше снега сыпет. Сыпет и сыпет. Почему? Неужто он в любимчиках у неба ходит
      – А воздух в твоём огороде тоже твой?
      – Тоже мой. Что в моём огороде, всё моё.
      – Ну ладно, в следующую зиму я тебе снежный должок отсыплю.
      – Отсыпай. Да не грязного, а чистого.
Тут высокий сосед выложил мысль.
       – Давай вот што сделаем. Поставим забор, да и только. И мне будет незавидно и тебе будет не сердито.
Ударили по рукам, и соорудили высокий забор между своими огородами. И как водрузился забор, то тут их повязала дружба и такая ахальница, что они стали угощать друг друга бражкой. Стали угощаться, не выходя из огорода, прямо  через забор.
      Как встанут утром, – Добряг утро! – поздоровается сосед.
Другой отвечает. – Добряг, добряг!
 Высокий сосед льёт бражку из ковша поверх забора низенькому соседу струйкой в открытый рот, приговаривая.
     – Ты соседушка рот-то ширше держи, да не вихляйся, а то она сугревница мимо тебя плещется. Не дергайся пугливой овцой. Смирно стой.
      – А ты на меня вину не клади. Сам лить неспособный, в рот попасть мастерства не хватает. А то смотри-ка, бузой на меня насел. 
После перепалки высоченный в рот себе вольёт ковш бражки и так по очереди, то соседу то себе. И упившись, замертво валятся у забора, по разные стороны, и засыпают.
      Проспавшись, низенький сосед спрашивает высокого.
      – Ты, на какой крепе бражку настаиваешь?
       – На табаке.
       – То я и думаю. Злая она больно у тебя, меня сразу свалила. Вся в тебя смотрю.
       – А эт, чтоб ты лучше меня любил. Когда крепче дуреешь, лучше любится.
       – Не, я не согласный. Твоя злодейка бражонка с твоей любовью мне все кишки проела. Надо что-то другое думать и по-другому дружить.
       – А  чё тут думать. Давай тогда по дружбе в хорчевне, ну как её, в столовой по культурному хорчеваться будем. Там и интерес ядрёней, чем на земле таскаться.
       – Пойдёт, конешно на тако дело.
       – Смотри кака здесь польза. Сугреваться в харчевне, сразу два зайца будем бить, сугреваться и хорчеваться.
      Так и решили. Хорчеваться, так хорчеваться.
      Сидят в столовой разогретые выпивкой, длинный сосед даже песню затянул.
               
                – Ехали казаки,
                Из дому до Дону.
                Посадили Галю,
                Увезли с собой.

 Низенький сосед тоже запел, запел свою.

                – Зять на тёще
                Капусту возил.
                Молоду жену
                В упряжке водил.

       – Да, много времён ушло. – Продолжал высокий. – Ты знаешь, ох и бабулька у нас была. Была, я тебе дам. Нагрянули к нам коммуняки чтобы с землёю нас разлучить. Дак, бабка  давай отбиваться от этой нехристи – саранчи. Стала из ковшика кипятком в них плескать.
      – Ну и как, отбила?
      – Отбила бы, дак я бы счас не страдал бы здесь с тобой. И земля бы в запустении не мучилась. Бабку коммунары кончали, а нас выслали, вот и ошиваемся сдесь. А бабка крепкая была, насмерть обороной стояла за землю, за крестьянскую жизнь.
       – Слушай, соседушка, а не убиваем ли мы свои деньки в таком застолье?
       – А они, эти дни нам уже предписаны быть сокращены. Нам их начертили вон те. – Указал высокий сосед пальцем вверх. – Они за нас постарались. Дак, хоть остатки дни мы с тобой весело проведём. Давай веселиться, будем, да и всё. У них и у нас разные жизни. В креслах сидящие уже всё разделили и живут в наслаждении, а нам оставили с тобой снег делить.
       – А ладно, чёрт с ними, не будем им, завидовать. Наша жизнь простотой сильней их жизни. Они богатством себя захоронили, а мы с тобой налегке и на тот свет запросто вспорхнём. А им не взлететь, тяжестью золотой прикованы к аду. Эх, не жито и не житушки. Лишь братушки да пирушки, а мы свободны от клетушки. Зато нашей жизни с тобой никто не завидует.